Текст книги "Красавицы Бостона. Злодей"

Она оторвалась от моих губ, изо всех толкая меня в грудь и стуча зубами.

– Ты не притронешься к другой. – Она бросилась вперед и толкнула меня снова. – Ты этого не сделаешь.

– В самом деле? – Я поднял брови с притворным интересом. – С чего это ты взяла?

Достаточно и того, что я никак не смог выплюнуть слово «развод». А теперь мне придется стоять и слушать, почему же я, оказывается, состоял в моногамных отношениях.

Моя жизнь явно изменилась к худшему с тех пор, как мы познакомились интимными местами.

– Ты больше нигде не найдешь то, что есть у нас, – процедила она. – И ты самый глупый умник на свете, если думаешь, что сможешь это сделать.

– Ты закончила драматизировать? – Я прислонился плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди, словно разгневанный папаша.

– А ты закончил со своим бессердечием? – парировала она.

– Нет. И тем самым мы возвращаемся к единственной причине, по которой ты все еще здесь: ты до сих пор не забеременела.

– А ты не думал, что я, возможно, вообще не могу иметь детей? – Персефона начала одеваться. Сначала надела трусики, потом безразмерную футболку.

– Думал, – ответил я. – Как только придумал этот план, я составил список достоинств, недостатков и потенциальных трудностей. Возможное бесплодие было первым в этом списке.

– И?

– И всем можно найти замену.

Персефона застыла на месте.

– Понятно, – отчетливо произнесла она. – В таком случае, не позволяй мне отнимать твое время.

Она уже отняла у меня несколько месяцев, но подобное признание не поспособствовало бы скорому появлению наших потомков.

– Я продолжу работать с Эрроусмитами. Можешь искать себе другую кандидатку, подходящую на роль матери твоих драгоценных детей, – невозмутимо сказала она, взяла с тумбочки расческу и принялась водить ей по волосам.

Наверное, я ослышался. Никто не был настолько глуп, чтобы отказаться от богатства, потрясающего секса и свободы ради глупого принципа. Между нами все было по-другому. Это…

Что? – усмехнулся внутренний голос. – Ты только что сказал ей, что снова поедешь к своим проституткам, если она не подчинится, а потом добавил, что, кстати говоря, заменишь ее версией 2.0, если она не сможет забеременеть.

Я знал, что должен развернуться и уйти, но что-то подсказывало мне, что я не смогу нормально спать, если мы оставим все как есть, а это абсурд. Я всегда спал, как младенец. Что было результатом полного отсутствия сожалений, тревог и души.

– Ты все еще здесь. – Персефона перекинула свои роскошные волосы через плечо, разделила их на три части и стала заплетать в косу, готовясь ко сну. – Почему? Я озвучила тебе свое решение.

– Не глупи, – предостерег я.

– Единственная глупость, которую я совершила, это вышла за тебя замуж. – Она остановилась, заплетя волосы наполовину, бросилась ко мне, вытолкала из комнаты и захлопнула дверь прямо у меня перед носом.

Я поплелся в свою спальню, не в состоянии трезво мыслить от злости. Я говорил, что развод даже не рассматривается, и говорил это всерьез. Если Персефона хочет сбежать из этого брака, то сделать это придется через гроб. А кто в нем окажется: она или я, было настоящей загадкой.

Вернувшись в комнату, я заметил, как телефон мигает от новых текстовых сообщений.

Сэм:

Останови ее, пока не проиграл из-за нее этот гребаный суд.

Сэм:

Не допусти, чтобы что-то его запороло. Тем более женщина.

Я:

Установи за ней круглосуточную слежку, начиная с завтрашнего утра. Отслеживай ее звонки и сообщения. Я хочу, чтобы моя жена даже помочиться не могла без моего ведома.

Сэм:

А что же случилось с тем, что тебе насрать?

Я:

Бизнес превыше всего.

Сэм:

Наконец-то у тебя мозги встали на место. Считай, что все сделано.

На следующий день я опустошил все счета Эндрю Эрроусмита на Британских Виргинских островах. По словам Сэма, эти деньги Эндрю украл у своего тестя. Сумма составляла чуть меньше восьми миллионов долларов.

Не прошло и часа после того, как я перевел все деньги на счета многочисленных благотворительных организаций по всему свету в виде анонимных пожертвований, когда Эндрю появился на пороге моего кабинета.

– Значит, так ты решил все разыграть? – Он ворвался в мои владения, запустив пятерню в волосы и чуть не вырвав их с корнем.

Я развернулся в кресле, оторвав взгляд от ежемесячного отчета о новых буровых работах.

– Что именно? – невинно переспросил я.

– Тебе прекрасно известно, что пропало.

Эндрю подошел к моему столу и хлопнул по нему ладонью, ожидая реакции.

Ну ладно, он ее добился: я зевнул, размышляя, что же послужило причиной моего вчерашнего беспокойного помрачения сознания.

Наверное, это все лингвини. Мне вообще не стоило есть углеводы на ужин.

Другая возможная причина моего беспокойства была слишком нелепой, чтобы ее рассматривать.

– И где оно? – закипал он.

– Что?

– То, что ты у меня украл.

Разумеется, произнести эти слова вслух, означало признаться в своем преступлении.

Я почесал подбородок.

– Мне это по-прежнему ни о чем не говорит. Можно конкретнее?

– Хватит нести чушь, Фитцпатрик. Где мои деньги? – Он бросился на меня через стол и попытался схватить за ворот рубашки, но я оказался быстрее. Откинулся на спинку кресла, отчего он нырнул головой вперед и повалился на мой стол, а его взгляд упал прямо на лакомые суммы, которые значились в ежемесячном отчете.

Я встал, поправляя пуговицы рубашки.

– Что по большому счету значат деньги, друг мой Энди? Тебе еще Арктику спасать.

– С тебя вмиг слетит вся спесь, когда я загляну к ФБР и расскажу им, сколько денег ты у меня украл. – Он встал на ноги и разгладил галстук.

– Прошу, дай мне знать, когда сделаешь это, чтобы я мог нанести визит в налоговую и сообщить им о незадекларированных миллионах долларов, которые ты хранишь на оффшорных счетах. Верный способ вмиг покончить с твоей карьерой.

Он напрягся, прекрасно зная, что я прав. Эндрю придется принять финансовый удар на себя. Никто не должен знать, что он припрятал миллионы в никому не доступном месте.

Он с прищуром посмотрел на меня.

– Думаешь, мне есть до этого дело? – процедил он. – Думаешь, это помешает мне отправить Тиндера и Три в Эвон? Дать им все, что твоя семья украла у меня? Тебе никогда не добраться до моего личного состояния. Моя жена – миллионерша.

– Нет, не она, а ее родители, – отметил я, прохаживаясь вдоль панорамного окна и наблюдая, как похожие на точки людишки спешат по своим делам. – Недвижимость, верно? Ее папочка – магнат в сфере недвижимости? Готов поспорить, там тоже можно накопать целый ворох проблем, – охнул я. – Ни разу не встречал нью-йоркского строительного магната, который любил бы платить налоги.

Я уже так основательно влез в семейное состояние Жоэль Эрроусмит, пока искал какие-либо нарушения, что мог рассказать Эндрю о его родственниках такие истории, какие они вряд ли сами знали друг о друге.

Эндрю понял, что петля на его шее затягивается.

– Запомни одно, Фитцпатрик. Твоя жена частенько бывает у нас дома. Она не держит рот на замке.

Я мог только представить, что Персефона наговорила обо мне. Она была не в восторге от меня, кроме тех случаев, когда мы оказывались в постели. Я не представлял, зачем она так настойчиво пыталась пробиться сквозь мои стены лишь для того, чтобы разрушить мою защиту от Эндрю.

Для того, чтобы иметь над тобой власть.

Эрроусмит уже применял ко мне эту тактику. Почему бы и ей не сделать то же самое?

– Осторожнее, Киллиан. – Он указал на меня пальцем. – Я уже сломил тебя прежде. И намерен сделать это снова.

Я улыбнулся.

– Покажи все, на что ты способен, Энди. Я-то непременно сделаю то же самое.

Оставшаяся часть недели напоминала изощренную пытку.

Сэм отправил следить за Персефоной двух своих людей с совокупным коэффициентом интеллекта, как у огурца. Он заверил, что они сделают все возможное, чтобы остаться незамеченными.

В течение нескольких дней после нашей ссоры, я каждый час получал сообщения о местонахождении моей жены. Мой пульс не подскакивал до потолка, лишь благодаря предсказуемому распорядку ее дня. Она была либо на работе, либо на занятиях йогой, либо занималась с детьми Эрроусмита, либо проводила время с подругами и сестрой.

Единственное место, где ее существенно не хватало, это моя постель. И хотя я не мог винить ее за то, что она не забиралась ко мне на колени по ночам, чтобы подарить свою ласку, мне в то же время претило, что она не пускала меня к себе.

На следующий вечер после ссоры я пришел к нашему дурацкому ужину как ни в чем не бывало и даже соизволил рассказать ей о том, как прошел мой день. Сказал, что тем утром уволил трех человек (разве она не говорила, что хочет, чтобы я рассказывал ей о своих делах?), но, когда вышел из душа и постучал в дверь ее комнаты, она не открыла.

Я постучал снова, решив, что она не услышала меня в первый раз.

Ничего.

– Я знаю, что ты там, – проворчал я, испытывая отвращение к самому себе за то, что продолжал настаивать.

Я еще никогда прежде не добивался внимания женщины. Все мои партнерши демонстрировали свое влечение еще до того, как я принимал их предложение. Я мог получить то, что они предлагали, бесплатно. Просто не желал обладать ими на их условиях – только на моих.

– Я этого и не скрываю, – ответила Персефона через дверь.

Похрустев костяшками и напомнив себе о том, что она имела полное право злиться после того, как я заявил, что заменю ее другой, я прижался лбом к двери.

– У тебя есть супружеские обязанности, которые ты должна исполнять.

– Если ты думаешь, что можешь войти сюда, то ты просто сухарь, Киллиан. Да к тому же тупой.

Киллиан. Не муженек или Килл.

А еще она назвала тебя тупым и сухарем. Возможно, стоит сосредоточиться на этом.

Я почувствовал, как ноздри раздуваются, а губы сжимаются в жесткую линию, и произнес:

– Я все сделаю быстро.

– Нет.

– Пожалуйста. – Слово имело паршивый привкус во рту. Я сумел произнести его всего несколько раз в жизни.

– Езжай в Европу, Киллиан. Развлекайся со своими подружками. Может, они подарят тебе ребенка, которого ты так страстно хочешь.

Теперь мой пульс зашкаливал.

Я чувствовал, как напряжение и давление удавкой обвиваются вокруг шеи, и впервые за многие годы знал, что они одержат верх.

Отказ жены был далеко не худшим, что случилось со мной за этот месяц, но от мысли о том, как она меня отвергла, мне хотелось содрать с себя кожу и разбросать ее по всему дому Сэма Бреннана.

Это он предложил, чтобы я продемонстрировал ей свою силу. Теперь у меня были проблемы не только с Эрроусмитом, но еще и с женой, которая отказывалась зачать ребенка.

Я развернулся, бросился по коридору, проносясь мимо хозяйской спальни, словно демон, и пошел в самую дальнюю комнату второго этажа. Кончики пальцев чесались. Веки дергались. Я больше не мог держать все в себе.

Не мог сдерживаться.

Впервые за многие годы я намеревался выпустить зверя на волю.

Я распахнул дверь.

За ней располагался старый кабинет, который я переоборудовал в спа. Придумал это бредовое объяснение для строителей, чтобы они сделали в комнате звукоизоляцию и наполнили ее мягкими, стойкими к разрушению предметами.

Я захлопнул за собой дверь и позволил внутреннему монстру овладеть мной.

Надеясь, что синяки и порезы, которые он непременно оставит, исчезнут к завтрашнему дню.

На седьмой день моего воздержания (но кто, черт побери, считал?), мы снова собрались за игрой в покер.

Сэм был бдителен, Хантер пребывал в привычном беспечном настроении, а Дэвон, казалось, пытался понять, какая муха меня укусила.

Прошла ровно неделя с того момента, когда я сказал Цветочнице, что она больше не может заниматься с детьми Эрроусмита, а она продолжала плевать на мои требования и жить своей жизнью, между делом выгнав меня из своей постели.

Всю неделю я был на взводе, направляя свой кипящий гнев на Эрроусмита. Каждый день я находил новый способ поиздеваться над ним.

Один раз отправил папарацци заснять, как Эндрю ковыряет в носу, сидя в ресторане. В другой – послал частного детектива всю ночь сидеть перед его домом, просто чтобы поморочить ему голову. А еще как-то раз попросил редактора одной из местных газет опубликовать историю о том, как святого Эндрю застукали на групповухе во время учебы в каком-то муниципальном колледже.

Сложность в ситуации с моей тайной заключалась в том, что, раскрыв ее, Эндрю навредил бы и себе тоже. Я хотел довести его до такого состояния, когда ему будет больше нечего терять. Чтобы он пошел к моему отцу и рассказал ему. Разоблачил меня. Превратил меня из любимчика в фальшивку, которой он меня считал.

Сегодня у меня было особенно поганое настроение. Настолько, что я даже не поехал на ранчо к лошадям. Все началось утром, когда меня осенило, что чего-то не хватает. А именно текстовых сообщений с фотографиями облаков, которые я получал (и оставлял без ответа) на протяжении нескольких месяцев.

Я не мог поверить, что мне не хватало тетушки Тильды.

Эта старая ведьма вечно создавала мне проблемы.

Персефона зашла слишком далеко.

Я знал, что у меня было два варианта: отступить и пойти жене навстречу – сказать ей, если выяснится, что она или я не можем иметь детей или оба бесплодны, то мы могли бы взять приемного ребенка, – на что я был искренне согласен.

Или же продемонстрировать силу и выгнать ее вон.

Пока мы играли, мне хватило порядочности делать вид, будто я выбираю между двумя вариантами, ради собственного эго.

Хантер то и дело проверял телефон. Сейлор еще было далеко до родов, она не отходила даже половину срока, но он вел себя так, будто она первый в мире человек, производящий на свет другого.

Сегодня в девять утра шпионы Сэма прислали мне сообщение о том, что Персефона приехала в дом Эрроусмитов. Она провела там целых шесть часов, а потом отправилась прямиком в дом престарелых на окраине Бостона, чтобы навестить бабушку бывшего мужа. Она все еще не вернулась домой – наверняка купала, одевала и укладывала Грету Вейтч в постель.

Должен признать, что моя жена была либо самым наивным, либо самым неблагонадежным человеком на свете. Возможно, верно и то и другое.

Одно можно сказать точно: несмотря на все ее особенности, она оказалась вовсе не такой простачкой, как я ожидал. Отнюдь.

Вокруг звучали обрывки разговоров, не способные проникнуть в мои мысли.

– …задать ему трепку. Тебе нужно успокоиться, Килл. Ты слишком жестко взялся за Эрроусмита. Повезло еще, что люди не заметили.

– Килл думает, что везение – упрощенная математика.

– Килл вообще не думает. Взгляни на его лицо. У него такой вид, будто он готов снова всех нас выгнать, чтобы пообжиматься со своей дражайшей женушкой.

Легка на помине. Дверь развлекательного зала распахнулась, и внутрь ворвался ураган по имени Персефона. Ее лицо и губы покрывали капли дождя, словно крошечные бриллианты, – верный признак того, что за окном шел проливной дождь.

Крошечные бриллианты.

Одна шикарная девка – и я повержен.

В последнее время на улице становилось теплее и приятнее, но на этой неделе лило, как из ведра.

Я уловил сходство между этой сценой и той, когда Персефона приняла мое предложение в присутствии моих друзей, и ухмыльнулся, глядя на нее с беззаботным видом.

Наконец она пришла в себя.

Моя жена сбавила шаг и остановилась. Едва я понял, что Персефона что-то сжимает в кулаке, она бросила предмет мне в грудь. Промокшая, тяжелая ткань сползла по моей рубашке.

Я едва не услышал, как Сэм, Дэвон и Хантер одновременно уронили челюсти от удивления.

– Ты следил за мной! – Персефона ударила ладонями по столу и одним махом снесла с него карты, бокалы и пепельницы – все это полетело на пол. – Я обнаружила твоих тупых головорезов, поджидающих возле моей машины, когда вышла из дома престарелых миссис Вейтч, так что решила броситься за ними. Сорвала шапку с одного из них. Второй оказался слишком шустрым.

– И которого ты сумела поймать? – непринужденно спросил Сэм. – Чтобы мне знать, кого уволить.

Взгляд Персефоны метнулся в его сторону. Она пригрозила ему пальцем.

– Заткнись, Бреннан! Просто захлопнись нахрен!

Я поднял теперь уже опознанную шапку с груди и с усмешкой бросил ее на пол. Я знал, что сейчас об извинениях не могло быть и речи.

Фитцпатрик никогда не кланяется и не лебезит перед своей женой.

Он берет в жены покладистую женщину, которая производит на свет других покладистых женщин и сыновей, что в равной мере невыносимы и охвачены благоговейным страхом перед своим отцом.

Вот, чему меня учили.

Вот, в согласии с чем я жил.

Вот, как я умру.

Возможно, Хантер стал исключением и женился по любви, но он и не старший сын. Не глава семейства. Не мужчина, на плечи которого легла обязанность сохранять семейные традиции.

К тому же мне нужно поддерживать репутацию.

– Опять истерики, ясно, – вкрадчиво отметил я, разглаживая рубашку. – Может, поведаешь мне что-нибудь новенькое? Я сообщил тебе о своих планах еще на прошлой неделе. Одним из них было установить за тобой слежку. Неужели ты думала, что я не исполню свои угрозы? Ты думала, что ты… особенная? – язвительно подчеркнул я с притворным огорчением.

У нее округлились глаза. Мы оба думали об одном и том же. Мои так называемые планы, помимо всего прочего, подразумевали встречи с любовницами и публичное унижение самой Персефоны.

– Значит, ты исполняешь все свои угрозы, – хрипло проговорила она.

В ее словах не слышалось вопроса. Я знал, что должен отступить. Все мое тело твердило мне так и поступить, но я должен был воспользоваться возможностью доказать самому себе, что она ничего для меня не значила. Что была всего лишь игрушкой.

Я ответил жестокой улыбкой.

– Все.

– Установление за мной слежки противоречит контракту, – напомнила она, слишком гордая, чтобы упоминать еще кое о чем, что я обещал не делать.

– Вообще-то, я нашел лазейку. Слежку вел Сэм. Я лишь отдал приказ. – Я подмигнул.

– Дьявол кроется в мелочах. – Сэм откинулся на спинку кресла, веселясь по полной.

– Что за манеры, Бреннан. Прояви немного уважения к хозяйке дома. – Я щелкнул пальцами в сторону Сэма, не сводя глаз с жены. – Извинись.

– Приношу искренние извинения. – Сэм наигранно склонил голову, хохоча и с удовольствием ее высмеивая. Он был неспособен любить женщину и не хотел, чтобы это делал я. – Мне так жаль, что сердце разбивается.

Весьма своеобразный выбор слов, учитывая, что я насмехался над Персефоной из-за ее разбитого сердца. Я никогда не рассказывал Сэму (вообще ни одной живой душе) о том времени, что провел с ней в номере для новобрачных.

О том дне, о котором я не мог перестать думать даже много лет спустя.

Но Цветочница об этом не знала.

Она покраснела и сжала подол платья в кулаках.

Сейчас самое время сказать ей о том, что я не рассказывал Сэму о случившемся.

О том, что он не знал, как она отравилась.

Но не успел сделать ни то ни другое, прежде чем Персефона развернулась и исчезла, словно стремительный луч.

Все взгляды были прикованы ко мне.

– Готовы к моей руке-монстру?[34]34
  Очень сильная комбинация в покере, которая имеет огромные шансы на победу к шоудауну и является самой сильной на текущем этапе.


[Закрыть] – Я наклонился над теперь уже пустым столом, размахивая картами, которые по-прежнему держал в руке.

Хантер застонал.

Дэвон закатил глаза.

А Сэм… Сэм понял.

Он смотрел на меня спокойным взглядом серых глаз, которые не упускали ничего – ни значительного, ни ничтожного. Ни важного, ни обыденного.

Я выложил своих королей на стол и откинулся на спинку кресла.

Хантер с Дэвоном поперхнулись.

– Черт подери. – Хантер ударил картами по дорогой дубовой столешнице. – Ты всегда побеждаешь.

Не всегда.

Я бросил взгляд в пустой дверной проем.

Не в этот раз.

Три часа спустя мои друзья наконец-то ушли.

Я поднялся на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Я стал на сорок пять тысяч долларов богаче и в миллион раз ближе к тому, чтобы врезать Сэму Бреннану по физиономии за его поганый совет.

Да что, черт побери, вынудило меня установить слежку за собственной женой? Я и так знал, что она будет поступать, как пожелает. Да и что Сэм вообще знал о женщинах? Ему претила сама мысль о них, за исключением мачехи и сестры.

Я даже не потрудился сделать вид, будто готовлюсь ко сну. Пошел прямиком в комнату Цветочницы и постучал в дверь.

После трех попыток, ответом на которые стала полная тишина, я приоткрыл дверь на пару сантиметров.

Комната была пуста.

– Петар!

Своим воплем я чуть не сорвал связки и, скорее всего, повредил пару окон. Управляющий моим поместьем примчался через считаные мгновения, ведь никогда прежде не слышал, чтобы я повышал голос.

Я копался в ее шкафу, пытаясь понять, оставила ли она что-то из предметов первой необходимости. Вещи, которые любила и берегла больше всего.

Не оставила.

Черт подери.

– Сэр, вам что-нибудь нужно? – спросил Петар с порога.

Я повернулся к нему.

– Да. Мне нужно знать, где, мать твою, моя жена?

Судя по выражению его лица, я до сих пор шокировал окружающих своей новой привычкой сквернословить. Он быстро пришел в себя и покачал головой.

– Я… ох… она… она не сказала. Я решил, что она собирается куда-то на выходные.

– И почему ты так решил? – спросил я сквозь стиснутые зубы.

– Потому что она взяла с собой несколько чемоданов и отказалась от моей помощи.

– Она сказала, куда направляется? – требовательно спросил я.

– Нет, сэр.

– Сколько чемоданов она с собой взяла?

– Порядочно.

– Петар, ты умеешь считать?

– Да, сэр.

– Самое время воспользоваться своими математическими способностями и назвать мне гребаное количество.

Он громко сглотнул, считая на пальцах.

– Семь. Она взяла семь чемоданов, сэр.

– И ты решил, что она уезжает на выходные, – сокрушался я.

Меня окружали идиоты. Петар громко сглотнул, собираясь что-то сказать, но я был не настроен его слушать. Я бросился в свою комнату. Отчасти мне хотелось помчаться за Персефоной и вернуть ее домой, где ей и положено быть, но другая часть меня признавала, что я оказывал на нее немало давления в угоду своим желаниям, и она вполне может принять решение свидетельствовать против меня по делу Эрроусмита, если я продолжу на нее давить.

Эта мысль потрясла меня.

От одной только мысли о том, как Персефона дает показания и рассказывает всем, как плохо я с ней обращался, мне становилось дурно.

Я схватился за дубовый стол, глядя в окно, и так сильно сжал его пальцами, что дерево разлетелось на щепки. Я сжимал поверхность, пока пальцы не покрылись кровью и не начали дрожать от усталости.

Пока не стихла дрожь в моем теле.

Не слетай с катушек.

Не слетай с катушек из-за женщины.

Вообще не слетай с катушек.

Я достал телефон из кармана, собираясь написать Сэму.

Он должен сказать своим людям, чтобы перестали за ней следить.

А потом я должен буду сказать ей, что не спал с другими.

Я провел пальцем по экрану как раз в тот момент, когда мне пришло новое сообщение.

Персефона:

Ты отказываешься меня отпускать, но и обладать мной не желаешь. Если ты не подашь на развод, значит, это сделаю я. Ты не можешь удерживать меня против воли. Не звони мне. Не пиши. Не приближайся ко мне. И не беспокойся. Я не подам заявление, пока не закончится судебное разбирательство против «Зеленой жизни». Я сохраню твою тайну. Ты хотел жениться на незнакомке. Поздравляю. Ею ты меня и сделал.