Текст книги "Алмаз розенкрейцера"

Глава 15

Бал окончился в одиннадцать часов вечера. Гости расходились на протяжении ещё получаса. На прощание, Мария Ярославна Пожарская подарила Воротынскому свой платок, с вышитыми на нём буквами «М» и «П». Этот платок Владимир Александрович долго не мог выпустить из рук, прижимая его к лицу и вдыхая его запах, запах маленькой, хрупкой, кукольной княжны. Но потом, вдруг, он отчего-то начал испытывать к нему жуткое отвращение. И к нему, и к его хозяйке, и к себе самому. Воротынский не мог понять, что такого он нашёл в этой смазливой барышне, чем она лучше других? На этот вопрос князь ответил решительно:

– Ничем. Княжна Пожарская такая же, как все. Чем же она так меня зацепила?

И на этот вопрос Воротынский ответил быстро:

– Мордашкой. А значит, – рассудил он – не любовь. Показалось…

Но платок, что был подарен княжной, Владимир Александрович всё же положил во внутренний карман фрака.

Когда гости разъехались, князь отдал слугам последние указания, выписал дирижёру и каждому из музыкантов чек, а затем, вместе с Аркадием, поехал в Воротыновское.

На даче, как и было указано, дежурили уже в изнеможении актёры в костюмах жандармов. Завидев приближение кареты, один из них бросился к ней, в полной готовности упасть на колени. Карета остановилась, и из неё вышел Воротынский:

– Дорогие мои друзья! Я восхищён вашей стойкостью! Вы просто незаменимы! Я считаю, что необходимо вознаграждать такой труд. Не так ли, Аркадий?

Из-за спины князя показался Аркадий:

– Так, Ваша Светлость…

– Отведи-ка этих достопочтенных господ в дом, напои, накорми и уложи спать

Услышав это, четверо псевдожандармов заметно оживились, и один из них вспомнил про деньги:

– Сорок рублей обещали, Ваша светлость…

– Завтра, любезные друзья. Идите отдыхать – ответил Владимир Александрович и зашёл в дом.

На столике, стоявшем подле лестницы, лежали револьвер, конверт и коробочка с патронами. Из столовой, освещаемой догоравшими в канделябре семью свечами, доносился громкий храп. Сняв пальто, и пропустив вперёд себя Аркадия, ведущего в гостевые спальни, практически под руки, спящих на ходу актёров, Владимир Александрович вошёл в зал и тихонько подошёл к мирно спящему, сидя на стуле, Джо Макмиллану.

– Друг мой… – князь тихонько тронул его за плечо.

Макмиллан не реагировал и продолжал храпеть.

– Друг мой… – Воротынский похлопал Джо по руке.

Реакция оставалась прежней. Тогда князь взял из передней свою трость и легонько ткнул её концом Макмиллана в левый бок. Храп прекратился и Джо поднял голову, до сего момента покоившуюся на согнутой руке и представил Воротынскому своё отёкшее, с красным следом от рукава и трёх пуговиц на щеке лицо.

– Что такое? Вова? Ты вернулся? – спросил он.

– Да, Джо… – Воротынский сел за стол, вынул из внутреннего кармана платок, подаренный ему княжной, и протянул его Макмиллану.

– Что это? – спросил тот, потирая глаза.

– Это – платок. Разве не видно?

– Я догадался, Жорж. Чей он?

– Одной дамы…

– Какой?

– Княжны Марии Пожарской… ты будешь брать или нет?

– Зачем он мне? – спросил Джо, разводя руками.

– У нас, в России, такой обычай. Если мужчина отдаёт даме её потерянный платок, то та обязана выйти за него замуж. А Пожарская – невообразимая красавица. И по-французски свободно говорит. Воспринимай это, как мой тебе дружеский подарок. Ты можешь уехать в Инвернесс женатым.

– Не говори глупостей, Владимир. Не нужна мне эта твоя Поджурский…

– Пожарская – поправил его Воротынский.

– Всё равно. Оставь себе и сам на ней женись.

– Не хочу – ответил князь и бросил платок на стол.

– Как прошёл бал? Как Великий князь?

– Бал прошёл просто чудесно. Правда, находясь под свежим впечатлением своей летней поездки в Гринёво, я сорвался и наговорил Великому князю всяких… противозаконных вещей. И, чтобы не попасть за свой язык на каторгу, мне пришлось унизиться и попросить прощенья… – ответил Воротынский, подперев подбородок кулаком.

– Что же ты ему сказал?

– Не важно, Джо. Иди спать

– Ты мне не хочешь ничего объяснить? Что это за констебли? Зачем билеты?

– Успокойся, Джо. Эти милые жандармы – мои друзья-артисты, из Александринского театра. Я вызвал их сюда, чтобы они создали иллюзию охраны дома. А через три часа мы едем на вокзал, садимся на поезд и уезжаем в Рождественское

– Зачем? Я ничего не понимаю…

– Ты сейчас в таком состоянии, что не поймёшь, как ни старайся. Иди, поспи чуток, а завтра я всё подробно объясню

Макмиллан махнул рукой, встал и вышел из столовой и направился в свою комнату. Владимир Александрович же поднялся в свой кабинет, приказав Аркадию в четыре часа утра запрячь экипаж, лёг на диван и до двух часов лежал, пытаясь заснуть. В два часа он подорвался, почувствовав еле уловимую вибрацию по стене, выбежал в переднюю, взял из кармана висевшего на спинке стула фрака Макмиллана ключ, отпер дверь подвала и спустился вниз с фонарём. На сухом островке пола, прямо подле ступеней, поблёскивал относительно свежий мокрый след. В подвал с улицы можно было попасть двумя способами – из леса за усадьбой, и на лодке через грот с Невы. Налево от лестницы, по которой спустился Воротынский, было небольшое углубление с маленькой дверью. Это и был вход в грот. Дверь сея, всегда была запечатана, так как с Невы дул жуткий ветер, из-за которого сквозняк не утихал во всём подземелье, издавая жуткие звуки. Но сейчас, печать была сорвана и валялась в луже под дверью. За револьвером возвращаться было опасно – если здесь кто-то есть, медлить нельзя, а не то уйдут. Владимир Александрович аккуратно приоткрыл дверь и вошёл в галерею, ведущую к небольшому причалу. В конце галереи слышался скрип уключины и неразборчивые, тихие голоса. Их было двое. Воротынский погасил фонарь, бесшумно подкрался к причалу и аккуратно выглянул из-за угла. Но лодка уже выплыла в Неву. От таинственных гостей остались лишь мокрые следы на каменном парапете и лёгкая рябь кильватерной струи на тёмной воде. Князь помчался наверх, поднялся на второй этаж, и выглянул из окна коридора, напротив библиотечной комнаты, в надежде различить преступников. Но в темноте ничего не было видно.

В половину четвёртого Макмиллана и Алису разбудил громкий хлопок, похожий на звук револьверного выстрела. Оба сразу выскочили из своих комнат, а с улицы прибежал запрягавший карету Аркадий. В общей комнате флигеля стоял князь Воротынский в своём халате и револьвером в руке:

– С добрым утром, друзья! – сказал он, как ни в чём не бывало, как только из дверей комнат показались ошеломлённые лица его гостей.

– Вова, какого чёрта?! – закричал Макмиллан, выходя из комнаты и натягивая рукава халата.

– Владимир Саныч, ты почто буянишь? – спросил по-русски Аркадий, державший в руке хлыст.

– Аркадий! Пошёл быстро запрягать! Ишь, мамку из себя строит… – Воротынский развернул аркадия и дал ему лёгкий пинок под зад – Ну что, леди и джентльмены, через полтора часа поезд. Вам следует поспешить…

– Какой поезд? Князь, о чём Вы? – спросила Алиса, жмурясь от света зажжённой в гостиной люстры.

– А! Так Джо не сказал, Вам, мисс Сатерленд? Я же написал тебе, чтобы ты поставил в известность достопочтенную графиню? – вступил с новой энергией Воротынский.

– В письме не было ни слова о том, что мы сегодня поедем куда-то, а когда ты меня вчера оповестил, Алиса уже спала… – возмущённо парировал Макмиллан.

– В таком случае, объясняю – вы сейчас одеваетесь, мы садимся в карету и едем на вокзал, с которого мы отправимся на поезде в моё поместье в Рождественском. У Вас, драгоценнейшая мисс Алиса, полчаса на Ваш марафет. Жду вас обоих на улице – князь развернулся и зашагал по галерее в переднюю.

Через двадцать минут на крыльце появились одетый в дорожный клетчатый плащ-крылатку, с котелком на голове Джо, и Алиса, в сером жакете с мехом по кайме, чёрной перевязью и кружевными оборками на длинной юбке. Подле снаряжённой кареты стоял князь и изредка вставлял отрывистые фразы в довольно громкий и экспрессивный монолог итальянки Милы, сопровождаемый активной жестикуляцией. Владимир Александрович крикнул ей что-то, после чего она в момент замолчала, а Воротынский под локоть запихал её в дом и запер за ней дверь, а затем, шепнув что-то на ухо Аркадию, уселся в роскошный экипаж.

– Что произошло? – спросил Макмиллан у Воротынского, садясь в карету.

– Я отправляю Милу в Италию, против чего, она, естественно, высказывается – ответил князь, поправляя полы пальто.

– А где наш багаж?

– Его отдельным возом доставят на вокзал, сразу вслед за нами

– А завтрак? – спросила Алиса.

– Завтракать будем в поезде. Ехать до Рождественского не очень долго – полтора часа до Сиверской станции, и оттуда на коляске восемь вёрст до усадьбы. Не извольте беспокоиться, на еду времени хватит – Воротынский высунулся из окна кареты – Трогай, Родя!

– Простите, князь, а восемь вюрст – это сколько в милях? – немного смущённо поинтересовалась Алиса.

– Около пяти, любезная мисс – снисходительно, кивнув головой, ответил князь.

Макмиллан снял котелок:

– Я жду объяснений, Вова

– Всему своё время, Джо. Терпение – главная добродетель. Осталось совсем немного подождать…

Воротынский смотрел на Макмиллана, ёрзающего в нетерпении, с ироничной улыбкой, от чего последний постепенно выходил из себя.

– К чёрту, Вова, я не могу больше ждать! Я выгляжу идиотом! Расскажи всё сейчас! – закричал он, наконец, не выдержав.

Алиса рассмеялась.

– Ух ты! Кипит чайничек! Снимай скорей, мать, а то сбежит! – Сказал князь по-русски, с широкой улыбкой.

– Говори по-английски! – кричал Макмиллан.

– Родной мой! Английский – скуднейший язык, которым пользуются люди, коим ума только на бухгалтерскую арифметику может хватить – сказал князь, перейдя на родной для Джо и Алисы язык «Туманного Альбиона».

Больше Макмиллан ничего не добился от Воротынского за время пути до Царскосельского вокзала. Разве что Владимир Александрович теперь многозначно переглядывался с графиней. Макмиллану казалось, что князь заигрывает с Алисой, которая улыбалась, глядя на него. Ревность заставляла Джо как-то привлекать внимание Воротынского к себе и он задавал пустые вопросы, на которые не получал ответа. Князь даже не удостаивал Макмиллана взгляда. Это одна из черт князя – упорность. Иногда, она выводила его знакомых из себя, как в этом случае, а иногда вызывала восхищение. Характер Владимира Александровича с детства был твёрже гранита, и совершенно невыносим. В Пажеском корпусе, как и во всех закрытых лицеях для мальчиков, были распространены дедовщина и однополые связи, но после первой же попытки придраться к Воротынскому, который до того, как перенёс падучую болезнь, был не только высоким, но ещё и мощным, абсолютно у всех лицеистов отпало желание иметь с князем дело. Вова просто сломал нос и вывихнул руку одному юному графу, который отобрал у него дневник и читал его вслух своим дружкам.

К половине пятого экипаж прибыл на Царскосельский вокзал. Состав к тому времени был загружен углём до отказа, и посадка шла полным ходом. Несмотря на ранний час, на перроне было полно людей самых разных сословий – от прекрасных дам в цветастых дорожных платьях, шляпках с перьями и собачками на руках, до бородатых, грубых мужиков, в грязненьких тулупчиках и истоптанных сапогах. Вагоны первого класса располагались в середине состава, и имели входы с двух сторон: с одной стороны – напрямую в роскошное купе, а с другой – в общий длинный коридор.

– Багаж уже в наших купе. Ты займёшь восьмое, я – седьмое, а Алиса – шестое – говорил Воротынский, вышагивая по платформе, по-пижонски выкидывая трость вперёд.

– Доброе утро, Ваша Светлость! – кондуктор, мужчина средних лет с пышными усами, со знаками коллежского регистратора в петлице, отпер дверцу купе номер семь.

Воротынский вытащил из внутреннего кармана три билета, дав один из них кондуктору, который тут же пробил на нём дыру компостером.

– Мой багаж уже на месте? – спросил князь, принимая обратно пробитый билет.

– Не извольте беспокоиться, Ваша Светлость. Всё устроено в наилучшем виде-с – ответил кондуктор.

– Пробей билет этим господам, голубчик, и распорядись подать в моё купе кофе, хлеба с маслом и красной икры – сказал Воротынский, садясь в вагон.

– Слушаюсь, Ваша Светлость

Кондуктор пробил билеты Макмиллана и Алисы, после чего они заняли свои места в просторном, тёплом купе, куда также доставили их багаж.

В пять часов двери всех вагонов закрыли, а по коридору прошёл кондуктор, оповестивший пассажиров о начале движения. Зазвучал свисток, послышалось лязганье металла, стук колёс и шипение паровой машины. Сразу после этого в купе номер семь без стука вошёл Воротынский:

– Ты уже разместился, друг?

– Да, почти… – ответил Макмиллан, вешая на крючок перед дверью свой плащ.

– Отлично, тогда садись – с этими словами Владимир Александрович пропустил в купе Алису и вошёл сам.

Затем князь подал Макмиллану стул, согнав его с прежнего места, а сам сел напротив, на широкий кожаный диван, рядом с Алисой:

– Итак, начнём. Седьмого ноября мой дом в Воротынском был ограблен, а мой лакей Трифон был убит ударом ножа в грудь. Из того, что Трифон был довольно крепким мужиком, и из того, что удар был нанесён именно спереди, я делаю вывод, что убийца – молодой, здоровый мужчина, среднего роста, не ниже Трифона. Портрет загадочного брюссельского профессора Огюста Гуфье, представленный тобой, Джо, никак не представляется в моём сознании в роли убийцы. Щупленький, сухой, мелкий, болтливый, но скромный старикашка, в больших очках. Он ни за что не мог единолично всё это провернуть, тем более, если бы такой выдающийся субъект следовал бы за нами, то я бы его где-нибудь да заметил…

– Тогда как же он вышел на нас? – спросил Макмиллан.

– Терпение, Джо. Очевидно, что у Гуфье, а сомнений в том, что это его рук дело нет никаких, так как кроме меня, Алисы, Джо и профессора Гуфье, которому наш любезный друг имел неосторожность довериться, никто не знал об истинной цели нашей поездки в Петербург. Так вот, у Гуфье есть сообщник, и, скорее всего, не один. Естественно, тема алмаза канцлера Воротынского, который, по некоторым слухам, был размером с куриное яйцо, тронула профессора Гуфье, и он решается на авантюру, в надежде заполучить сей ценный предмет. Он, «по доброте душевной», даёт Джо редкий справочник по тайным символам алхимиков-розенкрейцеров, и просит, чтобы тот выслал книгу обратно в Брюссель, когда прибудет в Петербург. Джо так и поступил. Он выслал книгу через Аркадия, который указал в графе «адрес отправителя» точные координаты моей дачи. На почтамте, наверняка, дежурил свой человек, который перехватил посылку, и тем самым проверил, не солгал ли Джо, сказав профессору в Брюсселе, что едет в Петербург, и заодно узнал адрес дачи. Только после этого Гуфье дал сигнал к действию. Его сообщники проникают в дом, чтобы выкрасть бумаги прадеда, попутно убивая несчастного Трифона. Они прибыли окольной дорогой через лес на экипаже, и проникли в дом через подземелье. Им было знакомо это место, или они откуда-то взяли карту ходов, которая есть всего в одном экземпляре – в моём кабинете во дворце, но, совершенно точно, она сейчас на месте. Следовательно, кто-то составил для них эту схему, или сами преступники бывали там раньше. Убегая из дома, а точнее, уже выбежав из галерей в лес и направляясь в сторону старой дороги, они теряют очень важный листок из папки документов прадеда – именно тот, который больше всего заинтриговал Джо. Но, увы, они похитили твой черновик, на котором ты начал расшифровывать послание Михаила Дмитриевича. На следующее утро мы с Джо едем в редакцию газеты «Вѣдомости» и просим, чтобы в сегодняшнем номере опубликовали заметку об ограблении моей дачи и добавили, что усадьба оцеплена полицией, а князь Воротынский до окончания расследования будет жить во дворце. Я знал, что грабители вернутся за потерянным документом, но, вечером я должен был принять бал во дворце, в рассуждении чего, приложил все усилия, чтобы обезопасить вас, друзья мои, от нового нападения. Я попросил своих друзей-актёров нарядиться в жандармов и подежурить у дачного дома до моего приезда. Это было необходимо для того, чтобы преступники, вознамерившись проникнуть в дом, отказались от этой затеи, из-за очевидной опасности оного предприятия, или подождали бы, пока караул уйдёт спать, что бывает, обычно, ближе к утру. В своей записке я небезосновательно попросил Джо запереть дверь в подвал, так как сегодня, в три часа утра, в дом действительно пытались проникнуть. Они выбрали именно это время, так как в три часа утра люди обычно спят самым крепким сном. Все, кроме меня. Я не спал всю ночь и услышал, как кто-то пытался отпереть дверь подвала. Подождав немного, я спустился туда, и обнаружил, что на сей раз, грабители прибыли на лодке. И, я могу совершенно уверенно заявить, что оба злоумышленника – русские

– Почему? – спросил Макмиллан с изумлённым лицом.

– Я слышал их разговор, Джо. И, хоть я почти ничего не разобрал, но уверен, что они говорили по-русски. В утренней газете они прочитают, что дачный дом будет оцеплен полицией до окончания следствия, и, совершенно очевидно, побоятся сунуться туда вновь. А из того факта, что этим искателям так хорошо знакома сеть подземных ходов в Воротынском, я вывожу твёрдую аксиому, согласно которой, следующим пунктом их остановки станет именно Рождественское

– Почему? – не унимался Макмиллан.

– Нет ничего проще, Джо. Помнишь, я тебе говорил о том, что недалеко от моей усадьбы в Рождественском есть сеть природных подземных ходов? На основе вышеизложенных фактов, можно вполне смело утверждать, что мы имеем дело не с обычными грабителями и охотниками за сокровищами, а с некой группировкой хорошо подготовленных людей, владеющих определённой информацией, касающейся виднейших деятелей русских масонских лож в XVIII столетии, а в особенности Михаила Дмитриевича Воротынского, так как с ним связана тайна розенкрейцеровского алмаза, используемого в алхимических опытах, как основа для философского камня. И верховодит этой шайкой твой знакомый, профессор Гуфье. Я уверен, что эти самые эксперты хорошо осведомлены и по части рождественских пещер, и, с учётом того, что в Петербурге им оставаться опасно, они начнут свои поиски именно с Рождественского. А там их уже будем ждать мы

– То есть мы едем прямо в лапы бандитам? – испуганно спросила Алиса.

– Не волнуйтесь, леди – князь взял графиню за руку – Я уверяю Вас, что нам ничего не грозит, если мы грамотно сыграем. Те, кого вы так боитесь, приедут в полной уверенности, что Ваш покорный слуга сейчас один в своём дворце, сами, фактически, спасаются от полиции, да ещё и одержимы страстным желанием найти огромный алмаз. Они будут совершенно не готовы к встрече с нами. Но, тем не менее, я прошу Вас, мисс Алиса, быть предельно осторожной…