Текст книги "Тот, кто меня вернул"

Молчание длится слишком долго.

И в этот нереальный момент я тянусь к его губам, неожиданно для самой себя.

Хотя почему неожиданно? Ад пробудил меня, и вот – я проснулась. Получите и распишитесь. Если он поцелует меня в ответ, это будет доказательством, что я кому-то нужна. Что я существую и однажды смогу создать из себя что-то новое и цельное.

Моя слабость тянется к силе Ада.

Тьма моего горя – к его свету.

А если учесть мою прошлую реакцию на близость Ада, то в моем порыве уж точно нет ничего неожиданного.

Провожу сомкнутыми губами по его подбородку, по нижней губе, потом примеряюсь к верхней. Неуверенно подаюсь ближе всем телом, предлагая себя.

Ад не отвечает на поцелуй. Наоборот, неодобрительно поджимает губы и отстраняется. С трудом сдерживается, чтобы не оттолкнуть меня. Еще бы, я только что видела себя в зеркале. Привидения и те выглядят привлекательнее. Все равно что выйти к Аду с плакатом: «Пожалуйста, переспи со мной из жалости». Молодец, Лера, дожила!

Вспоминаю нашу встречу в лифте, его пальцы, бегущие по голени. Ладонь, гладящую кожу через тонкий капрон. Тепло его прикосновения. Тогда я была другой – счастливой, цельной. Интересной. Достойной мужского внимания. А теперь осталась лишь шелуха.

Ад прижимает пальцы к моим губам, не позволяя себя целовать. Решительно, без грамма нежности.

– Я привез тебя в свой дом не для того, чтобы с тобой спать.

Он говорит это строго, категорично. Финально.

Меня захлестывает обида, хотя и непонятно почему. Минуту назад я вообще не думала об Аде, а потом посмотрелась в зеркало и почувствовала себя уязвимой. Можно сказать, что он попал под руку, и я отдалась внезапному порыву в попытке почувствовать себя живой. Предложила себя, а он отказался. Ада винить трудно. Представляю, какие дамочки его окружают. Я для него как питомец, вызывающий жалость. Хромой котенок, которого дети приносят в дом и прячут от родителей. Только Ад прячет меня от Седова. И от самой себя.

Обижаться не за что. Ад честен со мной, и это не может не радовать. Если я не устраиваю его как женщина… На правду не обижаются.

Улыбаюсь ему со всей искренностью, на которую способна полуголая женщина, которой только что отказали. Пытаюсь восстановить подобие нейтралитета.

– Спокойной ночи, Андрей!

– Меня зовут Ад, Лера. Не питай глупых иллюзий, я заработал это прозвище. У меня адский характер и адская жизнь. От того, что мы с тобой переспим, ничего не изменится.

Изменится. Обязательно изменится.

Например, я получу объяснение тому, что между нами происходит. Зачем он забрал меня к себе, какая ему разница, жива я или нет.

Точно изменится!

Уже изменилось, когда мы встретились в лифте. Изменилось, когда он привез меня на дачу. Когда взял на себя право управлять моей жизнью. Изменилось прямо сейчас, когда я коснулась его губ. Дело не в романтике, а в том, что его сила держит меня на плаву.

До сегодняшнего дня я не хотела плавать, я собиралась тонуть.

Но Ад пытается меня вернуть. Заставляет жить. Понемногу, от завтрака до обеда, разминать застывшие пальцы, массируя теплящуюся в них жизнь. Разгонять темные мысли и смотреть вперед и никуда больше.

Это очень сильно и рискованно, не каждый на такое решится.

Становясь врачом, ты с самого начала знаешь, что тебе дана лицензия спасать жизни. Нести ответственность настолько огромную, что ноют плечи. Помогать другим становится привычкой, потребностью, порой зависимостью. Ты знаешь, как это делать, тебя учат. Для этого имеются учебники и пособия.

У Ада пособий нет. Он забрал меня по наитию, назвал это причудой. Всего за один день смог вытолкнуть меня из колеи, ведущей к саморазрушению. Без учебников и лицензий он ведет меня к свету, лечит по собственному рецепту. Порой грубый и нелогичный, но сегодня его метод сработал. Расшатал меня, разбудил, а это начало. Многие старались, но только Аду удалось.

Ад делится со мной силой, но рядом с ним я как никогда остро ощущаю свою слабость. Зависимость от его помощи. А это значит, что он прав: нам лучше не прикасаться друг к другу.

Я закрываюсь в спальне. Прислушиваюсь к звукам в коридоре, словно они могут выдать мысли Ада. Сейчас щелкнет замок ванной, Ад включит душ, и я засну под успокаивающий шум воды. Почему в коридоре так тихо? Ад мог уйти в спальню, мог спуститься вниз, чтобы запить мое непристойное предложение пивом.

Поддавшись любопытству, бесшумно приоткрываю дверь.

Ад так и стоит у двери ванной. Выглядит растерянным, озадаченным. Его пальцы касаются губ – там, где совсем недавно прижимались мои. Хмурясь, он проводит языком по нижней губе, пробуя на вкус след моего поцелуя.

Заметив меня, матерится и захлопывает за собой дверь ванной.

Внутри меня нарастает волнующий трепет. Не я одна озадачена нашим притяжением. Ад тоже сбит с толку. Когда мы встретились в лифте, он вел себя странно, как и я. Его попытка спрятать меня от Седова – это вообще разрыв шаблона. Узнав, что я в плохом состоянии, он забрал меня к себе и теперь… пытается сохранять дистанцию, отталкивает меня, но ему не все равно. Он чувствует то же самое, что и я. Притяжение. Волнение. Мы оба пытаемся разобраться в этой тяге, справиться с ней. В ней таится странная, опасная сила. В ней скрыто то, что однажды меня ранит. Сильно.

Глава 4

Когда я спускаюсь завтракать, Ад все еще дома, пьет кофе. Девять утра, а он вальяжно растянулся на диване, уставившись в телефон. Щадящая у него работка, мне бы такую! Не спешит по утрам, собирается возить меня в клинику, а при этом явно не бедствует.

– Я думала, ты уже уехал.

– Надеялась?

Да, я надеялась избежать неловкого утреннего взгляда. «Помнишь, как вчера вечером ты отказался со мной спать? Так вот я совсем не обиделась. Нисколько. Наоборот, я рада. Всю ночь прыгала от радости».

Я и в самом деле не обижаюсь, но вчерашний вечер нарушил наше хрупкое равновесие. Что-то должно щелкнуть, встать на место, чтобы мы смогли продолжить наше странное сосуществование. Нас надо вправить, как сустав.

– Ты позавтракал?

– Да.

Вполне достаточно для утренней беседы. Пусть скорее уедет, а я займусь делом. Не знаю каким, но дела найдутся.

Достав из холодильника яйца, смотрю на них, как альпинисты смотрят на Эверест. Хочется омлета с сыром. Для этого надо нарезать сыр, разбить яйца одной левой, отделить скорлупу, взбить с молоком, солью и перцем…

Лучше выпью молока. Я ж не в поход иду, зачем мне столько калорий? Молоко и банан – самое то, отличный женский завтрак.

Кладу банан на разделочную доску, ножом отсекаю концы и подцепляю край кожуры. Ногтем вскапываю белую мякоть.

Ад смотрит на меня, отложив телефон, и молчит.

– Рабочий день давно начался, – бурчу, слизывая сладкую мякоть с пальцев.

Он послушно поднимается на ноги. Поставив чашку в раковину, показывает на нее взглядом.

– Вымоешь посуду!

– Сам мой!

Покачав головой, Ад сжимает мое плечо.

– Ты на меня обиделась, – говорит с упреком.

– За что?

Отстраняюсь от него. Не собираюсь мыть его посуду, и это не имеет ничего общего с обидой.

– За то, что я не стал с тобой спать.

– Нет, не обиделась, – говорю честно, приложив ладонь к груди. – Вчера был тяжелый день, и я сорвалась. Не люблю чувствовать себя слабой. Прости. Это не повторится.

«Это не повторится», – пообещала я Ярославу Игоревичу после опоздания. И сдержала слово, больше не опаздываю на работу, потому что на нее не хожу.

Видимо, воспоминания как-то отражаются на моем лице, какой-нибудь живописной, наверняка страдальческой гримасой, и Ад принимает ее на свой счет.

– Не драматизируй, ты не сделала ничего ужасного, всего лишь предложила секс. Расслабься!

– Я расслаблена.

Во мне нет ничего расслабленного. Хочется на чем-то выместить раздражение, и шкурке банана от меня достается. Оказывается, можно разорвать ее одной рукой. Левой. На мелкие кусочки. Может, для Ада предложение секса – ежедневное дело, но для меня – нет. Обычно я изучаю характер мужчины, его привычки и только потом решаюсь на близость. В прошлом я никогда не навязывалась мужчинам. Между нами нарастали чувства, доверие… медленно, постепенно…

А, хрен с ним, с прошлым! Пусть отправляется к дьяволу вместе с мечтами и правилами, по которым я жила. Вычистить бы банан из-под ногтей, вот задача.

Локтем выдавливаю жидкое мыло на здоровую руку и приказываю себе не думать. Вообще. Жить, ни о чем не задумываясь, как посоветовал Ад.

Прислонившись к холодильнику, он наблюдает за моими попытками вымыть руку.

– Я не собираюсь с тобой спать, Лера. Когда ты уберешься из моего дома, я вернусь к нормальной жизни, – говорит жестко и резко.

Такой грубости я не заслуживаю. Ад взял меня под опеку по собственной инициативе, а теперь намекает, что хочет от меня избавиться, что я – обуза.

Его слова противоречат его действиям.

– Могу убраться прямо сейчас! – сжимаю зубы так сильно, что ноют скулы.

– Уберешься, когда я тебе позволю.

Ад испытывает мое терпение, безжалостно меня провоцирует. Зачем?!

Не выключив воду, бегу к лестнице. Мыло капает с пальцев, оставляя на полу радужные кляксы.

– Сейчас же вызову такси и уеду!

– Удачи!

– Назови адрес!

– У этого места нет адреса.

– Не может быть! Здесь есть водопровод и электричество, это нормальный поселок.

– Раз ты такая умная, справишься без моей помощи.

Хлопнув дверью спальни, я плюхаюсь на постель. Ладно, признаюсь, мне немного обидно, что Ад отказался со мной спать. Мог хотя бы завернуть отказ в вежливую обертку. Даже если его и тянет ко мне, он этому явно не рад и будет бороться до последнего. Со мной и с собой. Доводит меня, провоцирует, причем нарочно. А я-то, наивная, разогнала фантазию…

– Лера! – зовет Ад от входной двери. – Я знаю, что ты меня слышишь. Я на работу. Когда закончится истерика, займись делом. Помой посуду, сделай себе нормальный завтрак. Хватит плющить бананы, поешь как следует. Не забудь упражнения. Если будет скучно, можешь погулять в саду. Только прошу, не вымещай свой нрав на Жене, дождись меня. На мне сможешь оторваться, но ужин все равно приготовь.

Так бы и швырнула в него вазу, как в фильмах. Имею право, я девушка, которая болеет. Жаль, на даче Ада спартанское убранство, швырнуть нечего. Поедем в город, куплю вазу. На будущее. Интуиция подсказывает, что она мне пригодится.

Дожидаюсь тишины и спускаюсь вниз. Игнорирую грязную посуду, делаю кофе. У Ада не получится водить меня по жизни, как марионетку. Его дурацкое расписание мне не поможет. Устроил тут мне адотерапию. Лезет со своей заботой, путает мои мысли. А я и размякла, дура! Он грубый до невозможности, а я расчувствовалась, вот и получила по заслугам, высокую дозу Ада. Внутривенно.

Бунтую, злюсь, а уехать не могу. С Адом плохо, а без него было хуже. Вообще никак, пустота.

Сижу на кухне, тупо смотрю в окно, пока не раздается скрип калитки. Осторожно ступая по глубокому снегу, Женя идет к дому, неся на руках закутанного ребенка. Ведь упадет же, не дай бог!

Я спешу на помощь и чуть не задыхаюсь от холода. Как по горлу ножом.

– Давай мне Гришу, порог скользкий!

Страшно держать ребенка, но помочь надо.

Гриша вертится, кряхтит, прижатый гипсом. Одной рукой не справиться, он откормленный, да еще и одет в сто слоев.

– Сними с него комбинезон, Лер. Я в туалет.

Женин дом в пяти минутах ходьбы, а ей в туалет надо. Дома не могла сходить? Пусть ребенок подождет, авось не запарится.

На зимнем комбинезоне молния и пуговицы, темно-красные с белыми точками. Мухоморы из кошмаров. После операции я ношу спортивные брюки и свитера, никаких застежек.

Вздыхаю, кошусь на дверь туалета. Что она там, уснула, что ли?

– Привет, Гриша, меня зовут Лера. Сейчас я тебе помогу.

Снимаю капюшон с мехом, примеряюсь к пуговицам правой рукой. Никакого захвата, пальцы еле двигаются.

Женя застывает в дверях и начинает причитать.

– Я опять не подумала, прости меня, Лера! После беременности мозги вообще не включить, а тут еще недосыпание.

– Ничего страшного! Это я так правой рукой – попробовала ради интереса. Я лучше левой.

Без труда расстегиваю пуговицы и берусь за молнию. А вот снимать комбинезон одной рукой трудно. Гриша крутится на диване, смеется, считая это игрой. На нем еще куча одежды, но это уже не моя проблема. Пусть Женя разбирается.

– Ты хирург, да? – тихо спрашивает она, глядя, как я неловко катаю ребенка по дивану.

– Была.

Я ничем себя не выдаю. Ни всхлипом, ни печалью в голосе. Ничем, кроме одинокой слезинки на скуле, но кто считает слезинки? Если отвернуться, то никто.

– А теперь?

Вопрос на миллион долларов.

– А теперь я Лера Леонова.

– Твои родные знают?

– Пока что нет.

– А друзья?

– У меня нет… Знают.

Мои друзья – это коллеги. Рабочая дружба не пережила моего падения, моего разрушения. Им сказали, что я сорвалась, навредила себе, а я не стала делиться правдой. Коллеги пытались помочь, честно, в пределах возможного, но от сочувствия и понимания мне становилось только хуже. Мы вылеплены из одного хирургического теста и прочно сидим в одной колее. Только Ад смог вытащить меня из нее.

Звучит забавно, да? Для того, чтобы выжить, мне потребовался Ад.

– Хреново! – вздыхает Женя.

Нашла точное слово! Молодец, Женя, из тебя выйдет хороший психолог.

– И не говори, хреново. Кофе хочешь?

Женя забирает у меня Гришу. Мы садимся к столу и вместе играем детскими и моими игрушками. Рука ноет, но я честно заканчиваю упражнения.

– Слушай, Лера… Ад что, действительно купил тебе собачьи игрушки?

– Да, купил. Откуда им еще взяться?

– Обалдеть!

– Он хотел показать, что нельзя бездействовать и тонуть в собственном отчаянии. Надо хоть что-то делать. Собачьи или детские мячики, никакой разницы, все равно я пока что еле двигаю пальцами. Запустила руку, теперь придется разрабатывать с нуля. Завтра поедем к врачу, там посмотрим.

– Адику удалось тебе помочь?

– Сама видишь. Сижу вот, играю с мячиками. Ем. Сплю. Принимаю душ. Короче, живу, а это уже что-то.

– Знаешь, однажды я подарила ему кактус.

Позвякивая погремушкой, Женя вздыхает. Погружается глубоко в мысли, и мне хочется достать ее оттуда, чтобы снять налет горя с ее от природы улыбчивого лица. Хочется удержать ее на плаву, как Ад держит меня.

– И что там с кактусом?

– Да ничего. Ты видела в доме кактус?

– Нет.

– Вот и я о чем. Я поставила кактус посередине стола. С мая по октябрь Ад живет на даче. Сейчас-то он приезжает только из-за меня, а как потеплеет, переедет насовсем. Он завтракает за этим столом каждый день, поэтому я и поставила кактус там, где заметно. Так вот, сама видишь: нет кактуса, сдох. Вот ты мне скажи, что надо такое сделать, чтобы убить кактус? Только если утопить. Однако Ад умудрился. К чему я… Адик никогда ни о ком и ни о чем не заботился, он одиночка.

– А ты? – Я не успеваю сдержать вопрос и поспешно извиняюсь. Вчера Ад так и не представил нас друг другу, не объяснил, кто есть кто и почему здесь находится, а мне было не до расспросов. Однако очевидно, что Женя не просто соседка.

– Да ладно, резонный вопрос, – машет рукой Женя. – Адик тебе ничего не объяснил? Я болтаюсь у него, как камень на шее. Еще Гришка тут… У Ада не было выбора. Моего мужа, его брата, поездом сбило. Муж в Мурманске служил, мы привыкли там за эти годы. После его гибели я совсем пропала, еле с Гришкой справлялась. Кроме Адика, родни никакой. Он прилетел, провел с нами несколько недель, все устроил и забрал с собой. У нас давно здесь дача построена, даже машина есть. Собирались переехать поближе к Адику – родня все-таки. Переехали… Все так странно, я даже не распаковалась толком.

Кофеварка тихо насвистывает, и этот звук кажется чудовищным вторжением в тихое горе маленькой семьи. Вырвав штепсель из розетки, я закрываю глаза. Если сосредоточиться, задуматься, то слова придут. Не врачебные, не из вежливости, а настоящие, человеческие. Такие, которые удержат Женю на поверхности, не позволят погрузиться в горе.

Но пока я не знаю, что сказать. Не умею грубо и прямо, как Ад, или мягко и тонко, как Женя.

– Мне больно за тебя. За всех вас.

– Чего уж! – отмахивается она. – У меня Гришка есть. Тебе хуже. Я мужа потеряла, а ты – саму себя.

Какое-то время мы молчим. Я думаю о том, как точно Женя обозначила мою проблему.

– Если хочешь кофе, придется звонить Аду, – наконец говорит Женя. – Ты с испугу штепсель выдернула, а это сбивает программу. Надо ввести код, потом нажать на всякие кнопки. На днях Гришка дернул за провод, так Ад потом минут десять меня учил, а я все равно не запомнила.

– Не хочу его беспокоить, сварю на плите.

– Он как мальчишка, любит всякую сверхмодную технику. И меня пытается приучить, но я сопротивляюсь.

Женя почти смеется, без звука, одними губами, но тем не менее это смех. Еще не настоящий, но уже жизнь, прорастающая сквозь горе.

– Значит, Ад и о тебе заботится, – вздыхаю я.

– Родня для Адика святое. Он всегда заботился о брате, теперь о Гришке, ну и обо мне в придачу. А об остальных он… – Женя морщится, пытаясь найти слова потактичнее, – не особо печется. Как о том кактусе.

И снова смех. Уже резкий, прорвавшийся меж сомкнутых губ.

Похоже, Ад изменился. Раньше он плевал на окружающих, а теперь собирает нуждающихся в нем женщин в дачном поселке.

– Ладно уж, давай готовить!

Мы входим в приятный женский ритм. Постукивание ножей, кипящая вода в кастрюле, хныканье ребенка. До этого дня я и не знала, что во мне существуют зачатки женского начала, что запах еды и детский лепет могут вызвать улыбку. Искреннюю.

– Дай-ка погляжу на тебя с ножом! Режь! Покажи мне, как это делают профессионалы. Только потом не будем зашивать. – Женя подмигивает, раскладывая говядину на разделочной доске. Она все приготовила так, чтобы мне было легче одной рукой. Даже нож положила слева. – Пациент готов! Приступайте, доктор Леонова!

Опасная шутка, Женя рискует. Я могла бы сорваться, расплакаться, но мне почему-то смешно. Поднимаю нож, подмигиваю Грише и режу мясо левой рукой. Резать-то нетрудно, а вот удерживать мясо непослушными пальцами правой – пока не получается.

– Ни фига себе! – Женя удивленно качает головой. – Я в восьмом классе сломала правую руку, так маме пришлось меня одевать и мыть. А ты орудуешь левой как левша. Везет же!

– Мне везет?

Осознав сказанное, Женя ахает и в ужасе смотрит на меня.

– Вот я дура… как ляпну, потом уксусом не ототрешь!

– Повезло по полной программе… – Сглотнув боль, я улыбаюсь. – Знаешь, что смешно? В день, когда начался этот кошмар, я действительно думала, что мне повезло.

– Да ты что? – Женя смотрит на меня удивленно. – Кстати, Адик не сказал, что с твоей рукой.

Ого!..

Об этом я не подумала.

Сказать правду? «Работодатель Ада искалечил мою руку, чтобы отомстить судьбе за аварию сына». Одной фразой все будет испорчено, наши приятельские отношения с Женей сойдут на нет. Через такую правду уже не переступишь. Удивительно, что мы с Адом не спотыкаемся о нее каждую минуту.

– Я попала в аварию, но речь не об этом. Тем утром я опаздывала на работу и встретила Ада в лифте. Думала, что заведующий прибьет за опоздание, а он наоборот…

– Погоди, Лера! Расскажи, как вы с ним познакомились.

И что прикажете ей рассказать?

– Честно говоря, мы не знакомы.

– Как это?!

Женская болтовня больше не кажется мне интересной. Фактор новизны истощил себя, и хочется подняться наверх и забраться в постель. Но Женя не сдается.

– Погоди-погоди… Он же привез тебя на дачу. Поселил у себя… – Запутавшись в несоответствиях, она, похоже, подозревает меня во лжи. – Адик вроде как заботится о тебе, вон как завопил, когда я попросила тебя подержать Гришку!

Именно что «вроде как заботится».

– Ад стал свидетелем аварии и пожалел меня, – выдаю очередную ложь. – Когда он понял, что я не справляюсь одна, решил помочь.

– Не может быть! – уверенно протестует Женя. – Он даже с братом всегда держался на расстоянии – помогал, но особо не сближался. Нас с Гришкой забрал только потому, что не было другого выхода. Чтобы Ад незнакомку в дом приволок просто так… Что-то здесь не сходится.

Настроение резко портится, особенно после слов, что Ад приволок меня в дом. Как собака дохлого зайца в зубах.

Мы едим молча. После обеда Женя с Гришей уходят домой, я провожаю их до дверей.

– Слушай, Лера, а вы с Адом… ну… того…

Рассказать бы ей, что вчера вечером я предложила Аду «того», а он отказался.

– Нет, мы не того. Я правду сказала, мы едва знакомы.

– Поосторожнее с ним, Лер. Думаю, он сам не знает, что делает.

Глядя, как они пробираются сквозь сугробы, я гадаю, о ком Женя печется больше: обо мне или о своем девере. Потом одеваюсь потеплее, нахожу в кладовке лопату и отправляюсь разгребать снег. Нельзя Жене так ходить, а к тому времени, когда Ад вернется, уже стемнеет.

* * *

К вечеру я принимаю все возможные таблетки и мечусь по постели от боли. Тоже мне, врач, целый час махала лопатой, держа ее левой рукой и помогая больной правой, не думая о последствиях. Разошлась, устроила себе испытания, а теперь вгрызаюсь в подушку.

– Лера! – кричит Ад на кухне. Только что вернулся и ищет меня по всему дому. Хлопает дверьми, ругается, а мне не ответить. Горло перехватило от боли. Да и не хочу, чтобы он видел, как я плачу.

Взбегает по лестнице, врывается в мою комнату без стука и разражается такой бранью, что ушам больно.

– Неужели трудно ответить, когда тебя зовут?! Я решил, что ты сбежала, собирался в лесу искать. Лера?! Что с тобой? Что за хрень?

Смотрит на мое скрюченное тело на кровати, на заплаканное лицо и приправляет крики очередным разрядом брани.

– Ты снег сгребала, да? На даче нет нормальной лопаты, я зимой здесь почти не бываю. Совсем ненормальная? Я по пути купил большую лопату, приехал – а ты тут субботник устроила. А теперь воешь. Совсем ума нет?!

То, что Ад не привык заботиться о других, ясно как белый день. Терпения никакого. Я лежу, плачу, а он бесится. Не знает, что сказать, что сделать. Мои слезы выносят ему мозг. Напрочь.

Пнув ножку кровати, садится рядом.

– Уйди, Ад! Мне от твоей ругани только хуже.

– Лекарство принести?

– Уже приняла.

– Грелку? Воду? Бинты?

– Ничего не надо! Просто уйди!

– Не смей выгонять меня из моего дома!

Оба осипли от крика. Сидим на моей постели и пялимся на больную руку.

– Больно, – шепчу жалобно.

– Скажи, что сделать, и я сделаю! – Встает, отходит к окну, пинает батарею. Мучается, бедняга. Привык к действиям, не выносит болтовни и женских слез.

– Не знаю, что еще сделать, – признаюсь тихо.

Слезы никак не остановить. Очень больно.

– Кто из нас врач?!

– Я! Поэтому я не умею болеть!

– Тогда поднимайся, отвезу тебя в больницу. – Сгребает меня в охапку и тащит к двери.

– Отпусти! Там ничего не сделают.

– В больнице дадут лекарства посильнее.

– Грелка! – кричу я, вырываясь. – Мне нужна грелка погорячее!

Ад неохотно отпускает меня. Следит, как я отступаю, придерживая руку, и щурится.

– И все-таки в больницу!

– Нет, мне уже лучше. Сделай грелку, пожалуйста.

Вру, конечно, но очень не хочется ехать в больницу. Все дело в необычной нагрузке, рука болит от плеча до пальцев, и меня даже знобит от боли.

– Пойдем, посидишь у печки, а то у тебя руки холодные.

Спускаемся вниз. Ад придерживает меня за талию и тащит за нами одеяло.

– Когда таблетки подействуют?

– Минут через десять.

– Еще раз тронешь лопату…

Подбрасывая в руке полено, Ад планирует грядущее наказание, а я устраиваюсь на диване под одеялом и с грелкой в руках.

– Ужин в холодильнике.

Я оставила Аду щедрую порцию обеда. Знала ведь, что иначе будет ругаться. Тиран.

– Упражнения делала или сразу начала лопатой махать?

– Делала.

– Посуду сама мыла или Женю заставила?

– Женя сама вызвалась. Одной рукой трудно.

– Не болтай глупостей! Ты хирург, наверняка умеешь и узлы левой завязывать. Мой посуду сама, все делай сама. Не позволяй себе раскисать и лениться, но в пределах разумного. Лопату не трогай, мебель не двигай.

На полу я замечаю пакет из магазина медтехники.

– Купил мне полный ветеринарный набор?

Усмехаюсь, заглядывая внутрь. Чего там только нет! Эспандеры, массажеры разных видов и размеров…

– Завтра насмотришься! Сейчас просто сиди, не двигайся, – ворчит Ад. Растапливает печку, потягивается и устало потирает шею. – Как Женя?

– Нормально.

– Не цапались?

– С какой стати?

– Так вы женщины.

– Извини, забыла. Завтра обязательно поцапаемся, оправдаем твои ожидания.

Ад разогревает ужин. Вернее, остатки обеда, но ему-то откуда знать? Не овсянка, так уже праздник.

Устраивается за столом с тарелкой, ест, поглядывая на мою руку.

– Болит?

– Да.

Боль сопротивляется, то затихает, то пульсирует. Сгребая снег, я прижимала лопату всей рукой, поэтому боль отдает и в локоть, и выше.

– Где болит?

Небрежным жестом показываю на всю руку. Вздохнув, Ад пересаживается ко мне на диван, кладет ладонь на мое плечо. Тепло, приятно, лучше любой грелки. Устроившись поудобней, я прикрываю глаза.

Ад ест, устроив тарелку на коленях. Свободную руку держит на моем плече. Боль словно уходит в его ладонь, как молния в землю через громоотвод. Ад вытягивает боль, удерживает в себе, не пуская обратно.

Чуть заметно поглаживает плечо большим пальцем.

Как же мне хорошо! Тепло, спокойно. Здесь, рядом с ним. Не знаю, кто он и зачем со мной связался, но мне хорошо, а это многого стоит. За такое борются, о таком мечтают.

Мы никто друг другу, но я благодарна за несколько минут покоя.

Приятное тепло наполняет меня – хорошо! Улыбаясь, склоняю голову к руке Ада, трусь о нее щекой. Прикосновение отзывается внутри приятным томлением.

О, черт!

Догадка ошарашивает. Это из-за лекарств! Мне хорошо не с Адом, а с таблетками, которых я наглоталась. Боль проходит, и меня развезло. Какая удача, что я вовремя сообразила, а то чуть мурлыкать не начала!

Собираюсь отодвинуться, но Ад проводит большим пальцем по моей щеке. Поневоле замираю, наслаждаюсь. Главное не издавать неприличных звуков и не ластиться к нему, как кошка.

Еще минутка, и я отодвинусь. Еще несколько секунд…

Всё. Насладилась – и будет.

– Таблетки подействовали, так что можешь убрать руку и есть нормально.

Пытаюсь отодвинуться, но Ад не отпускает. Удерживает меня, сдвигает ворот свитера, кончиками пальцев ласкает шею. Щекочет, волнует. На удивление нежные пальцы путаются в моих волосах.

Я, как загипнотизированная, не свожу с него глаз. В голове ни одной мысли. Ад прав, без мыслей легче, свободнее. Легкомыслие окрыляет.

Его взгляд темнеет, окатывает меня жаром.

А потом он наклоняется и целует меня в чуть приоткрытые губы.

Легко, мягко. Пробный поцелуй, но от него внутри меня словно вспыхивает огонь.

Сила моей ответной страсти застает меня врасплох. Так не должно быть. Несмотря на чувственный туман, я понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ешь, пока ужин горячий, – прошу Ада осипшим от волнения голосом.

Хочется сбежать, спрятаться. Он отказал мне вчера, а сегодня передумал? Не нашел никого симпатичнее, замотался на работе и решил взять то, что дают? Раз уж я болтаюсь под рукой и щедро предлагаю себя, почему бы и нет.

– Ешь! – прошу снова, но он подается ближе.

– Умей заткнуться, Лера!

Снова целует. Вкус пива, чуть соленые губы. Сбивчивое дыхание разгорающейся страсти.

И тогда я сдаюсь. Облизываю его губы, ласкаю языком. Это таблетки, наверное. Или на солененькое потянуло.

Чуть отодвинувшись, провожу кончиками пальцев по его груди, по подбородку. Не сдерживаюсь, снова провожу по его губам кончиком языка. Словно рисую акварелью. Ад следит за моими действиями, потом отворачивается и делает глоток пива. Спокойный, расслабленный, словно для него такие странные отношения – обычное дело. Он мне отказал, а я его облизываю.

– Вчера ты не собирался со мной спать, а сегодня пожалел бедняжку? – вырывается из глубины моего обиженного эго.

– Пожалел – не иначе, – усмехается он и возвращается к еде. – Ужин нормальный, но готовила не ты.

– Что значит?

– Не ты. Слишком вкусно, ты так не умеешь.

– Я помогала…

– Завтра приготовишь сама, а Женя пусть руководит, – перебивает меня доморощенный тиран. – Если будешь занята на кухне, то не полезешь сгребать снег и не станешь размышлять о всякой ерунде. Сладкое будешь?

– Ты ведь не ешь сладкое?

– Я тебя спрашиваю!

– Есть что-то новенькое?

Ад поднимается с дивана и приносит мне картонную упаковку с куском шоколадного торта. Роскошь! Жадно сглатываю, и он смеется и качает головой.

– Ты как ребенок, словно нормальной жизни не знала.

А может, и не знала. Я жила мечтой, не замечая ничего другого, а это чревато. Когда мечту отбирают, остается пустота, в которой трудно выжить.

Зато сейчас эту пресловутую пустоту можно заполнить шоколадным тортом. Безумно вкусным, воздушным, с орешками и желе. Божественно!

Наслаждаюсь сладким, но не могу оставить сказанное Адом без ответа.

– Я была счастлива. По-настоящему. Жила мечтой, а теперь у меня ее отобрали.

Внезапно шоколад кажется горьким, и я отодвигаю торт в сторону.

– Ничего, найдешь новую. – Допив пиво, Ад направляется к холодильнику.

– Я не знаю, как ищут мечту. Она у меня просто была – и все. Я не умею искать.

– Научишься. Я тебя не отпущу, пока не найдешь, так что поторапливайся!

Не спрашивая, Ад наливает мне стакан молока. Как ребенку.

– Женя сказала, что ты убил ее кактус.

– Вы, женщины, как слоны: ничего не забываете. На кой мне кактус? Я его даже не заметил, а Женя обиделась.

– Завтра в городе я куплю тебе кактус.

– Только кактуса мне и не хватает. Тебя хоть поливать не надо, – бурчит он сквозь улыбку и снова устраивается рядом.

– Вот мы и узнали, от чего умер кактус, – сонно хихикаю я. – Ты его утопил. И меня ты однажды утопишь. Как кактус.

– Сколько ж ты таблеток заглотила?

– Мно-о-ого.

Я засыпаю на диване, лелея ноющую руку. Ад сидит рядом, уткнувшись в компьютер, левая ладонь на моем плече.

* * *

– Будешь спать на диване, придется рано вставать, – заявляет Ад под громкое чавканье кофеварки. Выплюнув в чашку крепкий напиток, она затихает под рукой хозяина. – Поднимайся, Лера, уже утро! У нас на сегодня большие планы.

Звучит удручающе.

– Непыльная у тебя должность – день на работе, день со мной. Что ты делаешь для Седова? Работаешь в охране?

Глупо думать, что Ад ответит на такой вопрос.

– Я охраняю его коллекцию марок. Вставай, Лера, завтрак сам себя не приготовит!

– Твоя очередь, я вчера делала обед.

– А ты будешь сидеть на диване и задавать дурацкие вопросы? Нет уж. Свари яйца вкрутую, нарежь, заправь майонезом и сделай мне два бутерброда с черным хлебом.

– Рабовладелец!

– Рабыня из тебя никакая.

Я кладу яйца в воду, даже время засекаю, но потом на что-то отвлекаюсь. Такое случается все чаще – пытаюсь сосредоточиться, но мысли уплывают неизвестно куда. Когда прихожу в себя, Ад уже порезал вареные яйца и выложил в глубокую тарелку.