Текст книги "История православия"

7. Сейчас мы рассмотрим тексты ряда важнейших решений, принятых на Вселенских Соборах IV–V веков. Первый Никейский Вселенский Собор был созван Константином Великим в 325 г. по случаю широкого распространения в империи арианства. Вернувшись в 323 г. в восточную столицу Никомедию после разгрома Лициния, Константин сперва попытался прекратить религиозные споры, он писал: «Возвратите мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы и я, наконец, нашел утешение в чистом свете и отраду в безмятежной жизни». В Александрию был послан епископ Осий Кордовский, однако примирить враждующие стороны ему не удалось, да и сам он, по-видимому, к этому не стремился. Более того, Осий договорился с епископом Александрии об отлучении Ария от Церкви, что было поддержано поместным собором в Александрии. После этого, как пишет Евсевий, «царь созвал Вселенский Собор, приглашая почтительными грамотами епископов всех стран возможно скорее прибить в Никею», причем приглашены на Собор были также епископы из мест, не входящих в империю, таких, например, как Персия и Скифия.

Датой начала Собора обычно называют 20 мая 325 года; император прибыл в Никею 14 июня, а уже 19 июня был подписан Никейский символ веры, составленный на основе предложенного Евсевием Кесарийским, и приняты анафематизмы на «всякую безбожную ересь», имея в виду прежде всего арианство. Арий и его ближайшие последователи были отправлены в изгнание в Иллирию. Вопрос о времени празднования Пасхи решено было передать в ведение александрийской Церкви, а оповещать о дате Собор поручил римскому папе. Процитируем шестой канон Никейского Собора, очень важный для таких аспектов дальнейшей жизни Церкви, как развитие отношений между восточной и западной ее частями: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, Ливии и Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими. Понеже и римскому епископу сие обычно. Подобно и в Антиохии и иных областях да сохраняются преимущества Церкви».

Таким образом, в церковной иерархии появилась новая должность, носителя которой принято называть патриархом. Название «патриарх» (праотец) этимологически (но не фактически) совпадает с «папой», и таких патриархов до Второго Вселенского Собора было трое – Римский папа и патриархи Александрийский и Антиохийский, а затем к ним добавились предстоятели церквей Константинополя и Иерусалима.

Однако арианство не было побеждено, несмотря на его осуждение Никейским Собором, «Собором 318 отцов», и сам Константин в последний период своего правления покровительствовал этой ереси, охватившей значительную часть империи и даже территории за ее пределами. Время между первыми двумя Вселенскими Соборами было исполнено напряженной борьбой с ересями и не менее напряженной духовной работой Отцов и Учителей Церкви над решением тринитарной проблемы и уточнением некоторых важных деталей, касающихся Святого Духа и характера природ

Спасителя. Главную роль играли здесь св. Афанасий Александрийский и «великие каппадокийцы».

В 379 г. Феодосий Великий, став правителем на Востоке империи, крестился и в 380 г. издал указ, ставший программным в области императорской византийской политики по отношению к Церкви; он стал основой соответствующих разделов кодекса Юстиниана. Арианство там оценивалось очень резко: «Об ядовитом арианском кощунстве да не будет и слуха». В январе 381 г. продолжением этого эдикта стал закон, согласно которому все церкви передавались христианским общинам, исповедующим Никейский символ; строго запрещались собрания религиозного характера, если их участники, названные в законе «еретиками», уклонялись от принципов ортодоксальной веры. Из города изгнали епископа Константинополя арианина Демофила. В мае 381 г. император срочно собрал в Константинополе Собор, названный впоследствии Вторым Вселенским, хотя участвовали в нем преимущественно представители восточных епархий. Главные причины созыва Собора – утверждение символа веры, расширенного по сравнению с Никейским, но совпадавшего с ним по духу, а также рукоположение нового епископа Константинополя.

Утвержденный на Соборе так называемый Никео-Константинопольский символ веры и сейчас принят всеми христианскими конфессиями (правда, католики и протестанты добавляют к нему знаменитое filiogue, с чем никогда не сможет согласиться Православие). Звучит он так: «Верую во единого Бога Отца, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца прежде всех веков. Света от Света, Бога истинного от Бога истинного. Рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все сотворено. Ради нас, людей, и ради нашего спасения сошедшего с небес, и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и ставшего человеком. Распятого за нас при Понтии Пилате, и страдавшего, и погребенного. И воскресшего в третий день согласно Писаниям. И восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца. И вновь грядущего во славе судить живых и мертвых, Его же Царствию не будет конца. И в Духа Святого, Господа, Животворящего, от Отца исходящего, Которому вместе с Отцом и Сыном подобает поклонение и слава и Который говорил через пророков. Во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую единое крещение во оставление грехов. Ожидаю воскресения из мертвых и жизни будущего века. Аминь».

Католическая Церковь официально утвердила этот символ вместе со злосчастным filiogue только в XVI веке, после Тридентского Собора.

Очень важный третий церковный канон наделяет Константинопольский патриархат вторым местом в иерархии престолов, сразу вслед за римским: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести после римского епископа, так как Константинополь есть новый Рим». Осуждение ереси в первом каноне Собора: «Вера 318 отцов, собравшихся в Никее Вифинской, да не отменяется, но да пребывает господствующей; и да будет предана анафеме всякая ересь, а именно – ересь евномиан, или аномиев, ариан, или евдоксиан, или полуариан, или духоборцев, также и савеллиан и маркеллиан, и фотиниан и аполлинариан».

Основываясь на решениях Собора, Феодосии Великий твердо придерживался сформулированного им принципа, который обеспечивал религиозное единство и стал руководящим для церковной политики Византийской империи на протяжении ряда последующих веков. «Все должны верить так, как заповедал нам Петр, верховный апостол… Только те, кто исповедует равночестную божественную Троицу, именуются католиками; тех же, кто исповедует иначе, надлежит называть еретиками».

Итак, православная богословская мысль IV в. решила проблему Пресвятой Троицы и в спорах с ересями докетизма и арианства твердо установила наличие у Спасителя двух полноценных природ – божественной и человеческой. Однако фундаментальная христологическая проблема соединения этих природ в земной жизни Иисуса оставалась открытой. Именно эта проблема стала центральной темой богословских размышлений и споров в V веке. Как обычно, история ее решения не обошлась без новых ересей: выше говорилось об учениях Аполлония Лаодикийского и Нестория Константинопольского, а также о монофизитстве.

Догмат о соединении двух природ в Иисусе Христе требует дальнейших догматических определений, относящихся к Его рождению Девой Марией. И хотя Марию в первых веках христианства именовали Богородицей, в конце IV в. епископ Лаодикийский Аполлинарий стал учить, что «Богородицу» следует заменить на «Человекородицу». Согласно Аполлинарию, Мария родила тело – храм для Богочеловека, а соединение природ таинственным образом произошло без участия Марии. Ересь аполлинаризма поддержал в V в. епископ Константинополя Несторий, тесно связанный с монашеством Антиохии. Против Нестория резко выступил епископ Александрии св. Кирилл, поддержанный папой Келестином I и всей Западной Церковью, где традиционно процветал культ Девы Марии. Для разрешения этого важного спора Феодосий II созвал III Вселенский Собор. Он должен был открыться 7 июня 431 года в Эфесе, по мнению некоторых – месте успения Богородицы, где ее всегда ревностно чтили.

Поскольку Несторий и ряд восточных епископов из его сторонников задерживались с прибытием в Эфес, Кирилл открыл Собор без них. Соборное определение о Нестории гласит: «Открывши частию из писем Нестория, частию из других его сочинений, частию из бесед, какие он имел и которые подтверждены свидетелями, что он и мыслит, и проповедует нечестиво, мы вынуждены были, на основании канонов и послания св. Отца и сослужителя нашего Келестина, произнести сие горестное определение: Господь наш Иисус Христос, на которого он изрыгал хулы, устами Его святейшего Собора решает лишить его епископского сана и отлучить от общения церковного». Определение подписало более двухсот отцов. Вечером, после объявленного приговора, устроили торжественное факельное шествие по улицам Эфеса, которое шумно приветствовали толпы горожан. В ответ на приговор Несторий отправил императору протест и просил созвать новый Собор, с приглашением на него также восточных епископов, своих сторонников.

Императорский представитель на состоявшемся Соборе объявил его решения незаконными, а император Феодосий II распустил Собор и не утвердил его постановлений; что касается Кирилла и Нестория, то император велел их арестовать. Кириллу сразу же удалось бежать из заточения в Александрию, где он был восторженно встречен своей паствой как герой.

В 432 г. император собрал в Халкидоне совещание, пригласив по восьми епископов с каждой стороны, чтобы решить, чье мнение принять самому. Решающим здесь оказалось письмо папы Келестина, в котором тот просил императора «дать защиту правой вере», имея в виду веру Кирилла, после чего Феодосий потребовал от Иоанна Антиохийского примириться с Кириллом. Результатом было послание епископа Иоанна св. Кириллу с изложением веры восточных Отцов Церкви: «Мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, единородный Сын Божий, есть совершенный Бог и совершенный человек, состоящий из разумной души и тела, что Он рожден прежде веков по Божеству, а в последнее время, ради нас и нашего спасения, от Марии Девы – по человечеству, и в Нем совершилось соединение двух естеств. Почему мы и исповедуем одного Сына, одного Господа. На основании такого неслитного соединения мы исповедуем Святую Деву Богородицу, потому что Бог-Слово воплотился и вочеловечился и в самом зачатии соединил с собою храм, от Нее воспринятый». На это Кирилл ответил посланием «Да возвеселятся небеса», в итоге чего была заключена в 433 г. так называемая Антиохийская уния, и общение между Церквами Александрийской и Антиохийской было восстановлено.

Западная Церковь с одобрением восприняла действия св. Кирилла, решительно ставшего на защиту достоинства Пречистой Богородицы, ведь уже тогда зрело мнение о необходимости догмата беспорочного зачатия Девы Марии. В XIII веке оно было четко сформулировано в трудах великого западного богослова Дунса Скота, и в 1854 г. папа Пий IX торжественно провозгласил соответствующий догмат, что вызвало новые серьезные трения между Православием и Католичеством. 28 июля 1882 г. церемониальная конгрегация Ватикана присвоила св. Кириллу титул «доктора Церкви».

Вернемся к результатам III Вселенского Собора. Осудив учение Нестория, Собор не принял четких догматических определений, а Кирилл в пылу спора неосторожно высказывал мысли, отклонявшиеся от православной христологии в сторону, противоположную несторианству: если Несторий с излишней решительностью разделял две природы во Христе, то Кирилл их излишне объединял, хотя имел в виду правильный принцип одновременной «нераздельности и не-слиянности». На «разбойничьем» соборе в Эфесе в 449 г. последователь св. Кирилла Диоскор в качестве основополагающей формулы взял слова Кирилла: «одна, сделавшаяся человеческой, природа Бога-Слова». Терминологическая путаница привела к тому, что эти и некоторые другие утверждения Кирилла вскоре были использованы монофизитами, а через два столетия – монофелитами.

Ангел. Фрагмент мозаики алтарного свода церкви Успения в Никее. VII в.

Прояснить ситуацию в православной христологии был призван IV Вселенский Собор в Халкидоне, созванный в 451 г. Этот чрезвычайно важный для истории христианства Собор заслуживает, чтобы его постановления были приведены настолько подробно, насколько позволяют рамки и характер настоящего издания. Собор созвали против монофизитов, ереси Евтихия, но не менее важной причиной, и это понимал император Маркиан, была та неразбериха в вопросах веры, которая возникла, особенно на Востоке, после III Вселенского и «разбойничьего» Соборов в Эфесе. И хотя папа Лев I Великий был решающей фигурой на этом Соборе, послав легатов со своим знаменитым догматическим определением, решений Собора он не без оснований опасался, видя усиление Константинополя в делах Церкви. Лев I предложил даже отложить проведение Собора, послав соответствующую просьбу императору, где писал о нависшей над Европой опасности со стороны Аттилы с его полчищами. Однако Маркиан ответил: «Дела божественные – превыше всех вещей», и 8 октября 451 г. в церкви св. Евфимии в Халкидоне (совр. Кадикей, на азийском берегу пролива Босфор, напротив Константинополя) был открыт IV Вселенский Собор.

Изо всех Вселенских Соборов Халкидонский был самым представительным – в нем приняли участие более 600 епископов. Сразу после открытия римские легаты потребовали осуждения и удаления с Собора Диоскора Александрийского и всех организаторов «эфесского разбойничества» в 449 г. Не желая ссориться с папой, участники Собора на третьем заседании осудили Диоскора, но не за ересь, а «за презрение божественных канонов и за непослушание Вселенскому Собору»; ереси действительно не было ни в вероучении св. Кирилла, ни в словах его ученика Диоскора, хотя небольшие отклонения от православия они допускали.

На центральном, 5-м заседании Собора 22 октября было принято вероучение, связанное с Ипостасью Сына и составляющее основу православной христологии. Собор заслушал выдержки из творений св. Кирилла по этому вопросу и догматическое послание папы Льва I. Затем император произнес: «Надо, принять не две личности, как у Нестория, не одну природу, как у Диоскора, но две природы и одну Личность». Зачитанный вероучительный догмат (öροs) был принят под восторженные возгласы присутствующих: «Сия есть вера отеческая, сия есть вера апостольская! Все правоверные верят так! Анафема тому, кто верит не так! Это Петр говорил устами Льва! Так учил Кирилл! Вечная память Кириллу! Лев и Кирилл учили одинаково! Анафема тому, кто учит не так! Пускай сейчас же митрополиты подпишут «öροs»!»

Однако подписание вероопределения отложили на несколько дней, и произошло оно на торжественном заседании. Звучит переопределение так: «Последуя святым отцам, все согласно научаем исповедовать одного и того же Сына Господа, Иисуса Христа, совершенного в божестве, совершенного в человечестве, истинно Бога, истинно человека, того же из разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына Господа единородного в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, не в два лица расселяемого или разделяемого, но одного и того же Сына Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки о Нем и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как передал нам символ Отцов».

Таким образом, была решена важнейшая догматическая проблема, послужившая причиной многих церковных смут. Однако это не помешало в дальнейшем искажать принятое вероучение – и сейчас существуют так называемые не-халкидонские Церкви, считающие себя православными, такие как армянская, коптская, сирийская, эфиопская и группы верующих в составе других Церквей.

Надо отметить, что значение IV Вселенского Собора для христианской Церкви не исчерпывается осуждением «разбойничьего» собора в Эфесе 449 г. и принятием православного христологического догмата. На последнем заседании 1 ноября был принят 28-й канон, существенно повлиявший на характер церковной политики и вызвавший появление одной из главных трещин в отношениях между Восточной и Западной Церквами, которые через шесть веков после Собора привели к полному их разделению. Чуткий политик Анатолий Константинопольский понял, что после осуждения несторианства, возникшего в Антиохии, и александрийского монофизитства настал удобный момент для возвышения патриархата Константинополя, который со времен Констанция именовался «новым Римом». Подобную ситуацию предвидел папа Лев I и потому всячески противился созыву Собора; папские легаты по поводу претензий Константинополя заявили: «Если бы преимущества ранее принадлежали Константинополю, то не было бы необходимости вновь подтверждать их, а если их не было, то их следует отвергнуть как неканоническое нововведение». Аргументы их сводились к тому, что, во-первых, хотя в Константинополе находится царская резиденция, но константинопольская кафедра не апостольского происхождения, а гражданские преимущества города не должны иметь влияния на его церковное положение. Во-вторых, 28-й канон находится в противоречии с шестым правилом Никейского Собора и постановлениями святых отцов, установившими привилегии Александрии и Антиохии. И наконец, являясь следствием честолюбивых домогательств некоторых иерархов, принятие 28-го канона угрожает опасной церковной смутой. Тем не менее канон был принят в такой редакции: «Принимая показания обеих сторон, мы признаем, что первенство перед всеми и преимущество чести по канонам сохраняется за боголюбезнейшим архиепископом старого (ветхого) Рима, но что и честнейший архиепископ Константинополя, нового Рима, должен пользоваться тем же преимуществом чести, и что ему принадлежит самостоятельная власть в праве рукоположения митрополитов провинций Азии, Понта и Фракии». К этому канону непосредственно примыкают подписанные ранее 9-е и 17-е правила, где говорилось, в частности, что член церковного клира, недовольный решением своего епископа, мог обращаться с жалобой «к престолу царствующего Константинополя».

Папские легаты по поводу 9-го и 17-го правил и 28-го канона высказали протест, сославшись на то, что на том заседании не присутствовали, и со скандалом покинули Собор. Папа Лев I, несмотря на долгие уговоры представителей Восточной Церкви, оставался неумолим и категорически отказался признать эти положения, более того, назвал их недействительными. По поводу IV Вселенского Собора император провозгласил следующий эдикт: «Исполнилось всеобщее ожидание, борьба о правой вере прекратилась, и наступило единение в народах. Теперь нет места для вражды, ибо только безбожник может думать, что после приговора столь многих епископов осталось еще что-нибудь для решений собственного ума в церковных делах. Поэтому никто, какого бы звания и состояния он ни был, не смеет заводить о вере публичные споры. Если клирик будет обвинен в публичных спорах о вере, то извергается из духовного сана, если военный – лишается звания, всем частным лицам угрожает изгнание из столицы и предание суду».

Не правда ли, хорошо знакомый стиль?.. К такому стилю и такой логике прибегали тоталитарные властители всех времен. Помните, например: «Учение марксизма всесильно, потому что оно верно…»? Так что всякое мудрствование отныне стало неуместно и опасно.

1. Исторические события, на фоне которых протекала церковная жизнь, рассмотренные нами в предыдущем параграфе, завершаются вступлением на византийский престол военачальника Юстина I. Как уже говорилось, будучи человеком малограмотным, он сделал своим советником, вернее канцлером, своего племянника, которого задолго до этого заботливо опекал и которому дал прекрасное образование. В лице Юстина Православие одержало решительную победу: со времени его воцарения в религиозной политике Византии начинается новая эра. Юстин прежде всего принял указ, в котором под страхом строгих наказаний потребовал сперва от солдат, а вскоре и от всех граждан, принятия христианского символа веры. Избранный при Анастасии Константинопольский патриарх Иоанн II был вынужден в храме Св. Софии публично и безоговорочно признать решения Халкидонского Собора и отречься от эдикта императора Зенона «Генотикон», который был попыткой примирить и объединить православных с монофизитами и которому патриарх ранее был привержен. Иоанна удалось заставить произнести проклятие в адрес Савера Антиохийского, признанного вождя монофизитов, после чего Юстин лишил Савера епископства и отправил в ссылку. В Египте опальный патриарх организовал могучую антихалкидонскую оппозицию и после смерти коптами в Египте и яковитами в Сирии и Месопотамии был причислен к лику святых; на антиохийскую кафедру был назначен бескомпромиссный противник монофизитов Павел II.

Главным следствием такой религиозной политики Юстина I, активно поддержанной Римом, стало восстановление разорванных почти на 40 лет связей между Восточной и Западной Церквами.

Дмитрий Солунский.

Фрагмент мозаики базилики Св. Дмитрия.

Во время ссоры римские папы были «изъяты из диптихов», т. е. не упоминались во время богослужений. Ценой согласия с папой было низложение и ссылка приверженных монофизитству епископов Сирии, Малой Азии, Палестины и Египта, что вызвало серьезные волнения среди верующих. Этой же политики придерживался Юстиниан I в начальные годы своего правления (с 527 г.) после смерти Юстина. В 533 г. он издал указ о вере, адресованный населению Константинополя и главных городов империи, а вскоре сам составил подробный рескрипт, полностью основанный на халкидонских решениях, где сообщил, что довел его до сведения папы Агапита I, поскольку «он есть глава всех святейших Божьих священников» и сдерживает ереси авторитетом своего престола.

Однако межцерковный мир был нарушен уже в 537 г., когда на место умершего Агапита избрали Сильверия, порицавшего императрицу Феодору за ее деятельную поддержку низложенных епископов-монофизитов, а самого Юстиниана – за некоторое смягчение его религиозной политики. Эта позиция стоила Сильверию папского престола – по тайному поручению императрицы уже в конце 537 г. византийский полководец Велизарий, взявший Рим, несправедливо обвинил папу в измене и связях с готами и низложил Сильверия, а на его место от имени императора возвел диакона Константинопольской кафедры Вигиния. Вигиний устраивал Юстиниана и Феодору своей сговорчивостью, а также тем, что происходил из римской знатной семьи.

Юстиниан считал себя богословом. Он не только смещал и назначал епископов, бесцеремонно вмешиваясь в дела Церкви, но и писал богословские сочинения, которые требовал утверждать на созываемых им Соборах. Так было с императорским указом 544 г., включавшим так называемые «три главы» богословского характера, вынесенные Юстинианом на V Вселенский Собор в Константинополе, что привело к ряду недоразумений. Императора заинтересовал спор о православии Оригена, в частности рассуждения Учителя Церкви о человеческом образе Бога и его теория всеобщего спасения, согласно которой грешники, даже самые закоренелые, не исключая Сатану, после мучительного очищения будут приняты в жизнь вечную. По этому поводу Юстиниан написал трактат, где осудил некоторые положения учения Оригена и предложил анафематствовать их на Соборе, что и было сделано. Этот трактат и соответствующий эдикт интересны тем, что в них выражены принципы церковной и государственной политики императора.

«Нашим ревностным стремлением всегда было и остается сохранение в неприкосновенности истинной и незапятнанной веры и прочного положения кафолической и апостольской Божьей Церкви. Это мы всегда считали главнейшей целью нашего правления и во имя этой цели вели большие войны за правую веру в Бога и за свободу наших подданных». Идея единой империи и единой Церкви была еще у Диоклетиана, а затем у Константина Великого, но у них главной ролью единой Церкви было укрепление единства империи. Юстиниан на первое место поставил Церковь, а расширение и укрепление империи у него служили божественному делу распространения в мире православного вероучения. В самом начале своего правления, в 528 году, он издал закон, в котором говорится: «Всю заботу мы обращаем на процветание Церкви во славу Пресвятой, нерушимой и единосущной Троицы, уповая тем самым на спасение нас самих и нашего государства… С помощью светлейшей Церкви мы надежно утверждаем нашу империю и милостью человеколюбивого Бога укрепляем общество». В этих словах Юстиниана уже видны очертания его дальнейшей государственной политики, главная цель которой – утверждение синергии, или «симфонии», в отношениях между мирской властью, данной Богом императору, и православной церковью. Этот идеал стремились реализовать, правда без заметного успеха, многие правители и патриархи православных государств.

Церковным делам посвящены многие положения знаменитого свода законов, составленного при непосредственном участии Юстиниана. Наиболее важная часть «корпуса», не потерявшая своей ценности до настоящего времени, – первый его раздел, так называемый «кодекс Юстиниана», который вместе со вторым, учебным, представляет собой «Энциклопедию римского права». Третий раздел содержит описание и толкование конкретных правовых ситуаций, что необходимо юристу для его практической деятельности. Наконец, в четвертом разделе собраны «новеллы» – постановления и указы самого Юстиниана, которые дополняют, а иногда изменяют положения прежних императоров, вошедшие в «кодекс». «Корпус» открывается церковно-политическими законами: первый назван «О Святой Троице и кафолической вере» и носит характер символа веры, а второй начинается словами: «Так как мы безраздельно преданы нашему Спасителю и Господу Иисусу Христу, нашему истинному Богу, мы стремимся, насколько это в силах грешной человеческой природы, походить на Него смирением и снисхождением». Во введении к шестой новелле император пишет о двух величайших дарах Бога людям: епископской власти и власти императора – первое служит божественному, второе – мирскому: «И то и другое имеет свое начало в одном первоисточнике, и то и другое украшает человеческое бытие. Сердцу императора ничто не дорого так, как благоговение перед епископством, которое, в свою очередь, должно денно и нощно молиться за императора».

По своей натуре Юстиниан плохо вписывается в рамки общепринятых представлений о великих правителях – он не был склонен к делам государственного управления, не участвовал в военных действиях, хотя во время его императорства Византия постоянно с кем-нибудь воевала. Юстиниан тяготел к деятельности ученого и писателя, проявляя в этих занятиях удивительную трудоспособность и упорство. Он был, по словам современников, «самым бодрствующим из императоров» и нередко спал по два часа в сутки. Замечательный историк эпохи Юстиниана Прокопий Кесарийский утверждал, что «ночи напролет» он без охраны ведет изощренные беседы, пытаясь со старыми священниками разгадать тайны христианства. Свой дворец Юстиниан покидал крайне редко, и можно сказать, что империей он правил из-за письменного стола.

Будучи человеком проницательным, Юстиниан привлекал к делам военным и управленческим талантливых людей, таких как, например, полководец Велизарий, победоносные походы которого подробно описал сопровождавший его Прокопий. Мужество и решительность, которых императору явно недоставало в трудные минуты, в большой мере восполняла императрица Феодора. Без деятельного участия Феодоры и Велизария правление Юстиниана могло бы бесславно закончиться уже в первые годы, точнее в январе 532 года, во время бунта «Ника» (клич «побеждай!», греч. №к1, был лозунгом восставших). Об этом бунте следует рассказать подробнее.

Грандиозные планы Юстиниана – расширить владения Византии до прежних границ Римской империи, вернуть империи былое могущество и величие и распространить во всех ее пределах православную веру – для своей реализации требовали огромных средств, которыми казна не располагала. Поэтому уже в 527 г., т. е. сразу после восшествия на престол, Юстиниан ввел закон: «Будет справедливо тех, кто почитает не истинного Бога, язычников и еретиков, лишить мирских благ, дабы погибали они в нищете». Начались жестокие конфискации, резко повысились налоги, все это позволило собрать необходимую сумму для первоначальных завоевательных войн и для строительства церквей. Но это же вызвало и резкое недовольство всех слоев населения; для борьбы с властью объединились ранее враждовавшие партии «голубых», склонных к монофизитству, и православных «зеленых». Все началось с неудачной казни зачинщиков уличных беспорядков в столице – то обрывалась веревка, то ломалась виселица. Толпа, увидевшая в этом знамение, обличавшее власть, освободила преступников и двинулась по городу, круша, грабя и поджигая все на своем пути. Пострадали прежде всего богатые кварталы, были разрушены многие известные сооружения, сгорели построенный Константином Великим храм Св. Софии и находящиеся поблизости царские дворцы.

На пятый день был избран новый царь – племянник императора Анастасия Ипатий, от этой чести всячески отказывавшийся. Армия и полиция склонялись на сторону мятежников. Юстиниан собрался бежать, и для этого уже были подготовлены суда. Но тут вмешалась Феодора; по свидетельству Прокопия, она сказала императору: «Лишним было бы теперь рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважнее мужчин, которые находятся в нерешительности. По-моему, бегство теперь для нас невыгодно, хотя бы оно и вело к спасению жизни. Тому, кто пришел на свет, нельзя не умереть; но тому, кто царствовал, скитаться изгнанником невыносимо. Не дай мне Бог лишиться этой багряницы и дожить до дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня царицею. Итак, государь, если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно. Но смотри, чтобы после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе предпочесть смерть такому спасению. Что до меня, так я остаюсь. Мне по душе старинные слова: царский пурпур – лучший саван».

Мужество Феодоры заставило императора отказаться от бегства и попытаться подавить мятеж с помощью дружины Велизария и отряда германских наемников, преданных законной власти. О подавлении бунта Прокопий пишет: «Толпы народа, не ожидавшие нападения и не составлявшие строя, видя, что покрытые латами воины, заслужившие великую славу храбростью и опытностью, поражали всех подряд без пощады, с громким криком обратились в бегство. Но тут их встретил отряд наемников; победа была полная, убито великое множество народу. Полагают, что тогда погибло более 30 тысяч человек. Ипатий и Помпей были схвачены и убиты, имущество их, как и других сенаторов, к ним приставших, отписано в казну». Этой победой над бунтовщиками Юстиниан положил конец притязаниям городских сословий и установил в империи эру абсолютной царской власти.