Текст книги "Восток – дело близкое. Иерусалим – святое"

Преданность против предательства

Начав постепенно забывать о «туретчине», я незадолго до своей командировки в Сирию самым неожиданным образом оказался причастным к разразившейся тогда детективной истории. Уже за границей я узнал, что потом она получила поистине мировой резонанс.

А дело было так. Однажды мне позвонил мой знакомый по совместной работе в Стамбуле. Он был одним из тех, кого мы между собой называли «ближними», – работником из близкой к МИД службы внешней разведки КГБ. Мне было предложено встретиться «по очень важному делу». Сразу с места в карьер он меня озадачил: «Послушай, если бы тебе вдруг сказали, что один из работников аппарата ВАТ в Турции оказался шпионом иностранной разведки, ты смог бы выделить кого-то, кто мог им быть?» Вопрос, как говорится, был ударом ниже пояса. Я наотрез отказался брать на себя такую неблаговидную роль. Тогда он предложил мне дать краткую характеристику каждому из бывших сослуживцев. Когда я и от этого отказался, ходоку от следственной группы ничего не оставалось, как самому «расколоться».

Он сообщил, что по обвинению в сотрудничестве с иностранной разведкой арестован бывший старший помощник ВАТ полковник Олег Пеньковский. Честно говоря, в требуемом от меня перечислении самых аморальных сослуживцев, которые могли бы быть способны на такое, у меня были довольно веские основания назвать именно этого человека. Но не пойман – не вор. А раз вора уже поймали, появилось моральное право поведать о нем то, что я знал. Незадолго до этого о его подлом поступке в отношении меня самого я узнал от возвратившегося в Москву генерала Николая Петровича Савченко, тоже востоковеда. Преданный до мозга костей своему делу, он до Турции много лет проработал в Афганистане. Еще при первой нашей встрече в Стамбуле меня очень удивило, что этот человек, годившийся мне в отцы, как-то попросил у меня прощения: «Извини, Леонид, я по доносу этого подлеца Пеньковского подписал подсунутую им не очень положительную характеристику на тебя. Нашел, старый дурак, кому верить на слово!»

От того же Савченко я узнал, что Пеньковский добивался моего обратного перевода в Анкару. Поэтому, наверное, и решил представить дело так, будто за мной надо усилить контроль. Сдав дела руководителя аппарата военного атташата Николаю Петровичу, он стал катить бочку и на него самого, используя закрытый канал связи «ближних». Словом, проявил он себя как нечистоплотный карьерист, к тому же выпивоха, «охочий до чужих жен». Это дало Савченко все основания отправить в Центр депешу с просьбой досрочно отозвать Пеньковского. По возвращении в Москву Савченко подкрепил свою реляцию полной и беспощадной характеристикой Пеньковскому с заключением: «способен на любую низость, вплоть до измены Родине». Эта характеристика зачитывалась потом на судебном процессе над Пеньковским.

Из рассказа другого ветерана военной разведки – В. В. Петроченко, который после отзыва Пеньковского из-за границы вынужден был по приказу свыше взять его своим заместителем на новое место работы, обнаружилась неприглядная картина существовавшей в стране системы. Уже в то время ее начали разъедать коррупция, пробудившаяся в верхах жажда к обогащению. Это и порождало таких карьеристов, как Пеньковский, духовно опустошенных перерожденцев и перевертышей.

Его анкетные данные, казалось, были безупречными. Участник финской кампании в 1939 году. В годы Великой Отечественной войны воевал на фронте. Втерся в доверие к маршалу артиллерии С. Варенцову, стал даже другом его семьи. В 1948 году окончил Академию имени Фрунзе, а в 1953-м – Военно-дипломатическую академию. После этого был назначен старшим помощником военного атташе в Турции. Как выяснилось в ходе следствия, он всеми средствами старался избавиться от генерала Савченко. Пеньковский не только слал на него подлые доносы в Центр, но и уже тогда организовывал утечку информации, дискредитировавшей своего начальника, оказывая тем самым услуги турецкой контрразведке. После возвращения из Турции он был отчислен из системы ГРУ. Через какое-то время, сумев снова втереться в доверие к начальству и лично новому шефу ГРУ – генералу армии И. Серову, Пеньковский был направлен на преподавательскую работу в Военно-дипломатическую академию.

Это было как раз в год моего неудавшегося поступления на учебу. Затем, используя связи в верхах, Пеньковский устроил себе новое престижное назначение в Управление внешних сношений Госкомитета по науке и технике, что позволяло ему совершать частые заграничные командировки. Во время одной из них он и предложил свои услуги американскому ЦРУ и английской разведке МИ-6. Арестован он был нашими органами весной 1962 года, когда я уже работал в ТАСС, готовясь к отъезду в Сирию. Мои показания на Пеньковского, очевидно, вполне удовлетворили следственные органы. Это избавило меня от неприятной миссии выступать на процессе в роли свидетеля. И слава Богу!

На процессе в качестве свидетелей присутствовали ветераны военной разведки, бывшие в разное время начальниками Пеньковского, генералы Н.П. Савченко и В.В. Петроченко. Они рассказали, что этот негодяй признался: связь с иностранной разведкой он установил исключительно из корыстных соображений (не хватало денег на развлечения и пьянки). Но больше всего меня потрясли сведения, приведенные в книге Анатолия Терещенко (моего хорошего товарища по совместной работе в последующие годы) «Оборотни из военной разведки: девять предательств сотрудников ГРУ», вышедшей в Москве в 2004 году. Оказывается, Пеньковский, предав Родину, надеялся получить ее прощение, предложив стать «двойником», как бы «оборотнем в квадрате». В качестве заложницы он указал на свою супругу, мать своей дочери.

В письме, адресованном руководству КГБ, на третий день после ареста Пеньковский клялся, что если изменит повторно, то готов отдать в заложники всю свою семью, даже предлагал уничтожить ее вместе с ним самим. «Но этого не будет, – клялся он. – В горячем стремлении принести сейчас реальную пользу Родине – моя сила. Помогите искупить преступление». О том, какую «реальную пользу» Пеньковский приносил тем, кому служил, предавая Родину, я узнал из публикации 1965 года, вышедшей из недр ЦРУ под названием «Записки Пеньковского». В них были названы фамилии всех его сослуживцев, причем не только военных разведчиков, которых он знал за рубежом, но и тех, кого еще только зачислили в Военно-дипломатическую академию. Моей фамилии среди его сослуживцев по работе в Турции я не обнаружил. Но вполне допускаю, что я мог бы удостоиться такой «чести», если бы по возвращении из Стамбула не надерзил председателю приемной комиссии генералу Мамсурову. Это и «помешало» мне оказаться в числе не только бывших сослуживцев, но и «воспитанников» Пеньковского.

Десять лет спустя судьба оберегла меня и от перспективы стать потенциальным «воспитанником» еще одного, но более искусного, чем Пеньковский, «оборотня» в генеральских погонах – Д. Полякова. Он тоже стал одним из «героев» книги Терещенко. Мне довелось сталкиваться с некоторыми из них после возвращения из второй командировки на Ближний Восток. С Поляковым я познакомился в кабинете генерала Сеськина.

– Вот вернулся из Индии наш военный атташе, который получил назначение в Военно-дипломатическую академию. Может, сделаешь вторую попытку стать воспитанником теперь уже нового начальника факультета? – пошутил Сеськин.

– Нет, спасибо. Я, наверное, вышел уже из студенческого возраста, – ответил я в том же тоне на предложение Константина Ефимовича. – К тому же новое начальство вряд ли меня отпустит.

Через три года Поляков был вновь направлен в Индию на должность военного атташе. И опять, как было и с Пеньковским, дело не обошлось без поддержки сильной «руки» в лице начальника отдела кадров. Но сначала эта «рука» не раз была позолочена Поляковым в виде презентов и подарков после возвращения из зарубежной командировки. В книге Терещенко приводятся суждения на этот счет самого Полякова: «Эта практика в нашем ведомстве давно пышно процветает. Такие, как этот начальник кадров, бывший работник ЦК, и повинны в насаждении порочных традиций по всей стране». В 1986 году Поляков был арестован органам КГБ. Как выяснилось в ходе следствия и на суде, этот перевертыш работал на ЦРУ более двадцати лет. Служил он им, конечно, не по каким-то идейным соображениям, а из-за стремления к обогащению. На суде он пытался, однако, доказать, будто работал на ЦРУ «из-за неприятия реформ Хрущева», причем только за границей. Действовал он якобы «как социал-демократ, чьи идеи ему всегда были ближе, чем коммунистические».

Схожей мотивацией прикрывали свою алчность и духовную опустошенность и такие упомянутые в книге Терещенко «оборотни», как Суворов (Резун) и еще трое из девяти предателей – бывших сотрудников ГРУ, с которыми мне приходилось сталкиваться при самых разных обстоятельствах. Но лишь Пеньковский удостоился стать «героем» нескольких книг и детективов, вышедших на Западе, а затем переведенных у нас. Одна из них, написанная по заказу ЦРУ неким Дж. Шектером и таким же, как Пеньковский, предателем П. Дерябиным из службы внешней разведки КГБ, вышла в России под сенсационным заголовком «Шпион, который спас мир».

На самом деле этот предатель не спасал мир, а подтолкнул его к Карибскому кризису, едва не обрушив человечество в пропасть ядерной войны. Она была предотвращена не предателем-«оборотнем» Пеньковским, а сотнями честных военных и других разведчиков, преданных своему долгу, правда, их имена не все еще известны широкой общественности, такими как генералы Михаил Иванов и Константин Сеськин, Герой Советского Союза Александр Мнацаканов, Иван Плахин, адмиралы Михаил Лыщин и Николай Иевлев, полковники Константин Ядрошников, Сергей Трегуб, Владимир Павлов, майор Юрий Петровский, а также возглавляющий ныне Союз ветеранов военной разведки Юрий Бабаянц. С ними нас счастливо сводила судьба в самых сложных и экстремальных обстоятельствах, и не только на Ближнем Востоке.

В разных изданиях часто цитируют слова, приписываемые Л.Н. Толстому, будто «патриотизм – последнее прибежище негодяев». На самом деле это изречение впервые сформулировал британский мыслитель XVIII века Сэмюэль Джонсон. Подлинный смысл его в том, что даже для самых последних негодяев, из коих вербуются шпионы, вроде Пеньковского, Полякова и Резуна, патриотизм становится прибежищем, то есть ширмой, чтобы оправдать свое предательство. Но для разведчиков, преданно служащих Родине, патриотизм не прибежище, а состояние души, сознательное проявление своего сыновнего и отцовского долга.

Глава 3
Шесть дней и шесть лет

«Наш путь в Дамаск». От военных переворотов к революционным поворотам

Наш отъезд в Дамаск для облегчения расчетов по зарубежной командировке был назначен по настоятельному совету бухгалтерии на 1 марта 1963 года. Но выяснилось, что ближайший рейс только 8 марта. Как раз в этот день в Сирии произошел очередной, по определению всех информационных агентств, военный переворот. Отъезд пришлось отложить до отмены чрезвычайного положения в Дамаске. В последнюю ночь, чтобы успокоиться и заснуть хотя бы на пару часов перед выездом на аэродром, я наугад взял с полки томик Валерия Брюсова и опять же наугад открыл страницу со стихотворением, которое завершалось такими строками:

 
Водоворотом мы схвачены последних ласк.
Вот он, от века назначенный, наш путь в Дамаск!
 

Мне стало не по себе. Не раз, вспоминая эти строки, я задавался долго мучившим меня вопросом: почему для паломников и поэтов путь к святым местам должен лежать через «от века назначенный» путь в Дамаск. Подлинный смысл этих слов стал раскрываться позже, по мере того как я и мой сын Сергей почувствовали не всегда зримую, но постоянную связь между далекими и нашими близкими «родными палестинами»…

Оставив семью пока в Москве, я вылетел в Дамаск 10 марта с первым чартерным, а точнее, специальным самолетом. Мой коллега Виталий Торгунаков, которого мне предстояло заменить в местном отделении ТАСС, встретил меня на аэродроме и по дороге в корпункт поведал, что комендантский час в Дамаске еще не отменен.

Из свежего номера местной газеты я узнал, что в стране произошел, оказывается, не очередной военный переворот, а «Великая революция 8 марта». Она свершилась под лозунгом Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ) «Единство, свобода, социализм». Эти слова рефреном звучали ежедневно в течение всего моего пребывания в стране. Правда, за последующие семь лет предпринималось еще несколько попыток всякого рода переворотов и революций. Среди журналистов даже ходила шутка: общее число переворотов в стране определяется по формуле «N-1», где «N» означала общее число переворотов, но без последнего, который всегда объявлялся революцией.

После серии переворотов, заговоров, правительственной чехарды и парламентских интриг власть в Сирии прочно взяла в свои руки партия ПАСВ (или «Баас», что в переводе с арабского означает «Возрождение»). Внутри самой партии как в Сирии, так и в Ираке, где она пришла к власти на месяц раньше, в феврале 1963 года, главный лозунг трактовался по-разному. Основатели партии и ее лидеры – Мишель Афляк и Салах Битар вместе со своими сторонниками подчеркивали прежде всего националистическую сущность арабского единства, затушевывая его социальную направленность. С этими деятелями мне не раз приходилось встречаться, сопровождая к ним моих коллег из Москвы: Е. Примакова, И. Беляева, Л. Корявина. В 1958 году лидеры «Баас» вместе с сирийской буржуазией пошли на объединение с Египтом. Они готовы были сотрудничать с Насером до тех пор, пока он выступал как знаменосец арабского национализма. С его помощью они рассчитывали не допустить укрепления левых сил в стране. Но, как только Насер начал осуществлять радикальные социально-экономические преобразования, они тут же пошли на разрыв с ним. Позднее сирийское руководство, сделав необходимые выводы и преодолев сопротивление сторонников Афляка и Битара, продолжило начатые ранее прогрессивные преобразования. В конце 1964 – начале 1965 года при активной поддержке левых сил оно национализировало все банки, страховые компании, до 80 процентов промышленных предприятий, нефтяные и минеральные ресурсы страны. Под контроль были взяты также иностранные нефтяные компании, занимавшиеся сбытом нефтепродуктов.

Так, Сирия стала первой арабской страной, национализировавшей природные богатства. Тем самым она нанесла серьезный удар по позициям иностранного капитала. Среди национализированных иностранных компаний оказались крупнейшие нефтяные монополии – «Шелл» и «Эссо». Под контроль государства было поставлено около 60 процентов всего внешнеторгового оборота страны.

Эти меры правительства встретили сначала глухое, а затем открытое сопротивление местной буржуазии. В конце 1964 года был раскрыт антиправительственный заговор, к которому оказались причастны некоторые правобаасистские деятели. После того как он провалился, крупная буржуазия с помощью мусульманского духовенства организовала в Дамаске всеобщую забастовку торговцев. В мечетях произносились политические проповеди, в которых анафеме предавались мероприятия по национализации, проклинались и баасисты, и коммунисты, хотя деятельность компартии была официально запрещена. Духовенство открыто призывало верующих к джихаду против правительства. Торговцы, откликнувшиеся на эти призывы, делали пожертвования для создания отрядов Мухаммеда. В тайниках при мечетях накапливалось оружие с боеприпасами.

Заговорщическую деятельность направляла религиозно-политическая организация «Братья-мусульмане», имеющая свои филиалы во всех мусульманских странах. Руководство и финансирование ее осуществлялось из Саудовской Аравии. «Братья-мусульмане не были одиноки. К многочисленным религиозным организациям («Тахрир», «Хатмия», «Ансар» и др.) потом еще добавилось несколько десятков аналогичных группировок и партий. Они служили в мусульманском мире опорой и орудием многих заговоров против левых режимов и революционных движений.

«Братья-мусульмане» не раз покушались на вождя египетской революции Насера, устраивали покушения на других видных руководителей арабских стран, вместе с монархистами и феодальными шейхами провоцировали гражданскую войну в Йемене, а в Ираке подталкивали баасистов на расправу с коммунистами. В Сирии «братья-мусульмане» избрали иную тактику: увидев, что баланс сил в партии «Баас» складывается не в пользу правых, они выдвинули лозунг «Исламский социализм без баасистов и коммунистов».

Именно в Сирии я впервые услышал ныне часто произносимое и у нас слово «джихад», который, оказывается, может объявляться не только против «неверных», то есть чужеземцев, но и против собственной власти, если она становится не угодной мусульманским заговорщикам. Вместе с редактором «Правды» Игорем Беляевым, навестившим Дамаск, мне удалось взять интервью у основателя партии «Баас» – Мишеля Афляка. Принял он нас в своем доме, можно сказать, по-европейски. Без долгих приветствий и расспросов о здоровье сразу завел речь о главном. Отвечая на наш вопрос: насколько ислам совместим с социализмом и капитализмом, Афляк, будучи сам христианином, убеждал нас в своей приверженности к исламу и частной собственности, а потом уже к коллективному труду и другим благим делам. Частную собственность, по его мнению, торговцам придется вернуть, потому что легче будет поднимать народ на общую борьбу за «арабское единство и социализм». Он даже напомнил нам слова В.И. Ленина о нэпе, которая вводится «всерьез и надолго». Афляк не преминул напомнить, что Сталин в этом вопросе отступил от ленинских принципов, но баасисты непременно собираются им следовать. «К социализму мы подойдем, когда в борьбе за освобождение Палестины сумеем возродить единую арабскую нацию. В этом и состоит священная миссия партии “Баас”, – заявил он.

Разногласия между левыми и правыми баасистами в конце 1965 года достигли своей кульминации. Попытки правобаасистских лидеров заморозить осуществление социально-экономических реформ, деполитизировать армию под лозунгом «Вернуть военных в казармы!», строить арабское единство на религиозно-национальной основе большинством рядовых членов партии были отвергнуты. В нескольких городах прошли забастовки и демонстрации. Их участники требовали укрепления арабского единства на основе развития сотрудничества с социалистическими государствами.

Так и не добившись созыва чрезвычайной конференции партии «Баас», левые баасисты 23 февраля 1966 года совершили переворот. Новое сирийское руководство сразу взяло курс на углубление социально-экономических преобразований на базе широкого сотрудничества с левыми силами внутри страны и на международной арене. Своей главной задачей оно провозгласило построение «социалистического общества на научной основе с учетом конкретных условий, существующих в арабском мире», через превращение государственного и общественного сектора в ведущий сектор экономики. Впервые в правительство, помимо баасистов, вошли представители от коммунистов и других левых сил страны. Это не только подготовило условия для создания в последующем Прогрессивного национального фронта, но и позволило провести за сравнительно короткий срок важные социально-экономические преобразования. Была увеличена заработная плата некоторым категориям рабочих и служащих. На национализированных предприятиях возобновилось распределение 25 процентов прибылей между рабочими. Создавались советы по самоуправлению государственных предприятий с участием рабочих. Ускоренными темпами проводилась аграрная реформа. К концу 1966 года у помещиков было экспроприировано почти полтора миллиона гектаров земли, которую распределяли среди безземельных крестьян. Радуясь этому, они плясали, выкрикивая в ритм лозунг партии «Баас»: «Единство! Свобода! Социализм!»

В апреле 1966 года в Москве было подписано новое соглашение о советско-сирийском техническом и экономическом сотрудничестве, по которому СССР начал оказывать содействие в строительстве «сирийского Асуана» – Евфратского гидроэнергетического комплекса, а также и других важных экономических объектов.

Вслед за этим на Ближнем Востоке стала складываться обстановка, во многом схожая с событиями десятилетней давности. В Анкаре собралась сессия совета министров военно-политического блока на Ближнем и Среднем Востоке СЕНТО (Организация центрального договора). В сессии участвовал государственный секретарь США Дин Раск. Среди обсуждаемых проблем фигурировала «сирийская ситуация». Участились пограничные столкновения на израильской границе. В бейрутский порт снова вошли корабли 6-го флота США с ядерным оружием на борту, а шесть с половиной тысяч американских моряков и пехотинцев заполонили улицы Бейрута.

В конце апреля 1966 года в Бейрут съехались на совещание американские дипломаты, аккредитованные в странах Ближнего и Среднего Востока. Туда же прямо из Анкары прибыл и Дин Раск. На совещании обсуждались последние события в регионе. В западной, израильской и арабской печати опять появились статьи о «коммунистической угрозе» в Сирии. В ряде случаев антикоммунизм был направлен в русло антикурдской кампании с учетом того, что среди сирийских коммунистов было немало курдов.

Тогда же я узнал от своего водителя-курда Салаха Малатали, что лидер Сирийской компартии Халед Багдаш и многие члены ЦК тоже были курдами. Наверное, по-родственному они часто заглядывали в наше отделение ТАСС.

Кампанию против баасистских лидеров оппозиционеры вели под лозунгом борьбы с «засильем алавитов», используя тот факт, что большинство соратников и приближенных Хафеза Асада были выходцами из алавитских районов. Вскоре органы безопасности раскрыли и ликвидировали сразу два антиправительственных заговора. Один из них готовился смещенными правобаасистскими лидерами Мишелем Афляком и Салахом Битаром. При содействии нескольких офицеров им удалось избежать ареста и покинуть страну. Вместе с ними скрылись еще несколько правобаасистских лидеров. Воодушевленные успехом, тайные сторонники Битара в армии бросили открытый вызов правительству, потребовав его отставки. Заговорщики рассчитывали, что их поддержат некоторые воинские части, дислоцировавшиеся на юге страны. Но оба заговора были вовремя раскрыты.

Еще до своего назначения корреспондентом ТАСС в Сирии мне пришлось когда-то брать интервью у находившегося в Москве Ахмеда Шукейри, который тогда возглавлял Организацию освобождения Палестины (ООП). Выдержки из этого интервью не решилась опубликовать ни одна советская газета. Изложение его появилось лишь в закрытом вестнике ТАСС. Прежде чем отвечать на мои вопросы, палестинский лидер поинтересовался, читал ли я его выступления в арабской печати. В них, мол, есть все главные слова, которые он мне разрешает включать в его ответы на любые мои вопросы. На всякий случай он все же напомнил мне их: «надо уничтожить сионистское образование», «сбросить сионистов в море», «ликвидировать плацдарм сионизма и империализма на арабской родине». На мой уточняющий вопрос, как можно сбросить целый народ в море, Шукейри уточнил, что здесь имеются в виду именно сионисты, а не все евреи, которые и ранее жили в Палестине, а если они пожелают, то могут даже присоединиться к революции. Похожие слова и выражения я потом много раз встречал в сирийских, иракских, египетских и других арабских газетах. Не раз мне приходилось их слышать и из уст нового палестинского лидера – Ясира Арафата (Абу Аммара), сменившего Ахмеда Шукейри. Впервые упоминание его второго имени, более известного тогда, я встретил в коммюнике другой палестинской организации.

В первый январский день наступившего 1965 года в офисе отделения ТАСС в Дамаске появился человек. На первый взгляд мне показалось, что это курьер из информационного агентства. Представившись представителем палестинской организации ФАТХ, он вручил мне конверт. Тогда-то я впервые и узнал об Абу Аммаре.

Из содержащегося в конверте сообщения, озаглавленного «Коммюнике боевой организации «Аль-Асыфа», следовало, что в ночь на 1 января 1965 года бойцы-федаи организации ФАТХ совершили рейд на «захваченные сионистами земли палестинской родины», в результате этой операции уничтожены несколько оккупантов и ряд их объектов. Так я узнал об объявлении «начала революции за освобождение Палестины от сионистов». На мой вопрос, как расшифровывается название новой палестинской организации, мой незваный гость ответил, что это – аббревиатура обратного прочтения названия организации «Движение за освобождение Палестины» («Харака тахрир фалестын»), а ее боевая организация «Аль-Асыфа» («Буря») представляет «революционный авангард палестинского революционного движения». Далее он уточнил, что они действуют самостоятельно, независимо от какого-либо арабского государства. Освобождение Палестины должно стать, таким образом, делом самих палестинцев.

Бурные события в Сирии и Ливане притягивали в Дамаск и Бейрут не только журналистов. Их часто посещали советские делегации. Желанными гостями для нас были участники проходивших форумов и конференций афро-азиатских писателей. Как дорогих гостей я принимал своего давнего институтского друга Радия Фиша и его спутников. По дороге в Стамбул Радий умудрился уговорить Константина Симонова и Мустая Карима «завернуть» сначала в Дамаск, чтобы потом из Бейрута продолжить путь в Турцию. Как напоминание об этой незабываемой встрече с нежданными, но желанными гостями, которых уже, увы, не стало, на моем письменном столе хранится наше общее фото, сделанное после посещения в окрестностях Дамаска могилы Авеля.

Нам приходилось сопровождать по достопримечательным местам Сирии и других заезжих гостей – писателей Георгия Куницына, Расула Гамзатова, Евгения Евтушенко, Анатолия Сафронова, Дмитрия Жукова и других. Мы несколько раз специально выезжали в Бейрут для освещения визита в Ливан Валентины Терешковой, а затем нескольких киноделегаций. Участниками различных кинофестивалей нередко были Вячеслав Тихонов, Наталья Фатеева, Лариса Голубкина.

Из всех этих поездок в Ливан самой важной и запоминающейся для меня и моего коллеги из «Известий» Константина Вишневецкого стало освещение завершающей части средиземноморского турне, организованного Международной организацией журналистов. Среди генералов от советской журналистики были всесильный в то время главный редактор «Известий» Алексей Аджубей и мой непосредственный шеф – генеральный директор ТАСС Дмитрий Горюнов. От них мы получили «добро» на давно задуманную нами встречу с королем Иордании Хусейном. Такое благословение для нас было особенно важным. В то время у СССР с Иорданией не было ни дипломатических, ни каких-то других официальных отношений. Только редкие паломники направлялись туда через Дамаск. Подвигнуть наших начальников помогло то, что я вручил Аджубею для передачи его тестю Никите Сергеевичу Хрущеву написанное по-русски большое послание от курдского лидера Мустафы Барзани. Получено оно было от его доверенного представителя – бывшего депутата сирийского парламента Фуада Кадри. В письме «брату Хрущеву» Барзани просил поддержать «справедливую борьбу сорокамиллионного курдского народа, для которого Вторая мировая война за свободу все еще не завершилась». Переглянувшись с Горюновым, Аджубей напутствовал нас: «Что ж, пробивайтесь, ребята, к королю. Может, и от него привезете личное письмо Никите Сергеевичу…».