Текст книги "Восток – дело близкое. Иерусалим – святое"

Жизнь и смерть «героя Моссад»

Вскоре после моего возвращения из Каира в Дамаск разразилось громкое дело «израильского шпиона» Эли (Элиаху) Коэна.

Майским утром 1965 года в отделение ТАСС вбежал возбужденный курьер-шофер Альфред, много лет работавший в советских учреждениях сначала в Дамаске, а затем в Бейруте, со словами:

– Господин директор, господин директор, отправить телеграмму в Москву я не смог. Там на площади Мердже, перед телеграфом, повесили шпиона, того самого Коэна, над которым шел процесс!..

Это и в самом деле была сенсация. Об аресте израильского шпиона Коэна писали и говорили по радио все последние месяцы. Он был схвачен в своем доме, что рядом с сирийским генштабом, как говорится, с поличным – во время проведения очередного радиосеанса с Моссад. Коэн был из египетских евреев, родители его перебрались в Александрию из Алеппо (Халеба) – города на севере Сирии. Там он и был завербован израильской разведкой, после чего прошел спецподготовку. Опыт нелегальной работы он получил в Египте. Во время суэцкого кризиса 1956 года Коэн с помощью радиосвязи снабжал израильскую разведку ценными сведениями о египетской армии. После дополнительной подготовки в Израиле он оказался далеко за океаном, в Аргентине, куда его направили на акклиматизацию в сирийскую диаспору. Там он близко познакомился с сирийским военным атташе генералом Амином Хафезом, который после мартовского переворота 1963 года в Сирии возглавил сначала министерство обороны, а затем и другие высшие партийные и государственные посты. Благодаря широким связям в высших военных и политических кругах Дамаска Коэн регулярно снабжал израильское командование ценной информацией. Он сообщал не только о расстановке сил и разногласиях в правящей верхушке Сирии, но и совершенно секретные сведения о состоянии вооруженных сил страны, о поступавшей из Советского Союза новейшей военной технике и оборудовании.

Среди его близких знакомых были члены партийного руководства, офицеры генштаба и даже Салим Хатум, третий человек в военной верхушке. Камиль Таабет – это имя, под которым работал Коэн, – мог и сам занять важный пост в правительстве. Фактически, как свидетельствуют Ю. Чернер и И. Кунц в книге «Моссад», ему удалось войти в правящую элиту страны, где он пользовался полным доверием, даже выполнял время от времени ответственные поручения президента Амина Хафеза. Коэн сумел переправить важные сведения и техническую документацию по самому опасному для Израиля проекту отвода вод рек. Возможно, из-за опасения осуществления его Израиль и начал подготовку военной операции против Сирии.

Передатчик Коэна был запеленгован при содействии и активном участии советских инструкторов по спецсвязи из ГРУ. При ознакомлении с материалами, опубликованными в сирийской печати по процессу над Коэном, я обнаружил много общего с делом Пеньковского. И тот, и другой вовсю использовали подкуп, моральную неустойчивость и тягу к красивой жизни элитных кругов, в которых они вращались. Но Коэну удалось выйти на более высокие и влиятельные круги, чем Пеньковскому. Авторы книги «Шпион из Дамаска», одной из многих, изданных на Западе и в Израиле о Коэне, наверное, не без основания причислили его к когорте самых успешных «героев-разведчиков», обеспечивших успех израильского блицкрига против арабских стран в июне 1967 года. Коэна ставят даже рядом с такими самыми великими разведчиками Второй мировой войны, как советские разведчики Зорге и Радо, а также германский шпион «Цицерон» (слуга английского посла в Турции, сумевший передать немцам фотокопии документов о встрече Большой тройки в Тегеране в 1943 году). После появления на Западе книг о Пеньковском в израильской печати проводилась аналогия «подвига Коэна» с услугами «шпиона, который спас мир». Однако при этом делалась важная оговорка. Если Коэн работал на «сионистскую идею» и «еврейское государство», а возможно, из «любви к авантюрной жизни», то Пеньковскому было начхать на все идеи. Предавая Родину, он руководствовался только карьерными соображениями и утолял свою ненасытную жажду к наживе и красивой жизни.

В тот день, 18 мая 1965 года, я первый раз в жизни увидел повешенного человека. Трудно определить, насколько Коэн сумел продлить и без того ненадежный мир или ускорить начало неминуемой войны. Многие замешанные в деле Коэна высокопоставленные сирийские офицеры и чиновники лишились тогда своих должностей.

После этого началась широкая чистка государственного аппарата, засоренного якобы ставленниками правых баасистских лидеров. Она проводилась при активном участии рабочих профсоюзов. Но одновременно под антиалавитскими и архилевыми лозунгами шла подготовка другого заговора. Его возглавил бывший член руководства партии «Баас» майор Селим Хатум. Как показало следствие, он был связан не только с Коэном, но и с ЦРУ США. Хатум, укомплектовав свое подразделение мусульманами-друзами, попытался арестовать руководящих деятелей ПАСВ из числа алавитов, когда те находились в одном из военных гарнизонов на юге Сирии.

Но власти успели подавить мятеж. Батальон Хатума был блокирован, сухопутные границы временно закрыты, организаторы мятежа арестованы. Самому Хатуму и еще нескольким офицерам удалось, однако, бежать в Иорданию, где они при поддержке американцев начали готовить новое вооруженное вторжение в Сирию. Однако начавшаяся в июне 1967 года третья арабо-израильская война упредила очередной иордано-сирийский кризис.

«Атас!» в редакции ТАСС

О приближении жары на Ближнем Востоке можно было судить, как шутили обычно в коридорах ТАСС, по «весеннему перелету» в Москву рвавшихся в отпуск его собственных корреспондентов. Обычно они старались задержаться или затянуть свой отпуск до осени. Но весна в мае 1967 года побила по своей «политической жаре» все рекорды. Поэтому традиционно проводимые в это время региональные совещания корреспондентов завредакцией Александр Игнатьевич Ступак предложил заменить проведением ситуационного анализа или, как он выразился, «штабными учениями без карт», но с участием «героев с горячих мест». Были приглашены ближневосточники из других заинтересованных ведомств. Среди них особо выделялся офицер из информационного управления Генерального штаба Илья Рабинович, высокий, статный и седой, но с молодыми, умными глазами. Основными докладчиками – «героями с горячих мест» – были назначены главные виновники поднятой на Ближнем Востоке шумихи – корреспонденты ТАСС из Египта, Сирии и Израиля. «Ваши “молнии” в ТАСС воспринимаются в Москве, как крики “Атас!”», – сострил заместитель главного директора ТАСС, намекая, очевидно, на мои последние сообщения из Дамаска о начавшихся перестрелках на Голанских высотах. Не менее тревожные сообщения шли и от Александра Кислова, моего коллеги в Египте. Мы с ним держались общей линии. Если великие державы решительно не вмешаются, начнется война. На этот раз разбить арабов Израилю так легко не удастся. Но поражения им, видно, не избежать, несмотря на численное превосходство вооруженных сил. Хотя их выучка и техническая оснащенность благодаря советской военной помощи заставят Израиль изменить свои взгляды на их боеспособность.

Наш главный оппонент, корреспондент в Израиле Иван Стовбун, опроверг все муссировавшиеся в печати сообщения о сосредоточении израильских войск на границе с Сирией. По его мнению, главный удар будет нанесен по Египту, который будет повержен за три-четыре дня, а далее Израиль перебросит свои основные силы для нанесения удара по Сирии. Чтобы разгромить сирийцев, потребуется, может быть, еще три дня. «Как Бог создал человека за семь дней, так и Израиль в этой войне за семь дней сумеет окончательно утвердить себя на Ближнем Востоке», – ссылаясь на Ветхий Завет, завершил всерьез или в шутку свой прогноз Иван Стовбун.

Илья Рабинович как специалист, профессионально занимавшийся вооруженными силами Израиля, согласился с прогнозами нашего коллеги по чисто военным итогам войны, но тут же напомнил о возможных невоенных последствиях такой победы. «Не то что семи дней, но и семи последующих лет не хватит Израилю, чтобы переварить свою победу, – заявил он. – Борьба за ликвидацию последствий такой победы может продолжаться семь, а то и несколько десятков лет…» Прогнозы Ильи Рабиновича сбылись, но в своей правоте сам он убедиться не успел. Илья умер вскоре после возвращения из длительной командировки во Вьетнам, куда он был назначен с повышением на должность военного атташе.

Оценки, прозвучавшие на том уникальном ситуационном совещании незадолго до Июньской войны 1967 года, естественно, расходились с докладами, которые шли в Москву от наших военных советников и специалистов в арабских странах. Впрочем, они тоже не были очень высокого мнения о боеспособности своих клиентов и в Египте, и в Сирии. Но главное их упущение было в недооценке способности к длительному сопротивлению израильским оккупантам, особенно на палестинских землях. Если до 1967 года палестинцы чувствовали себя опекаемыми Египтом, Иорданией и Сирией, то после того как они сами ускорили начало Июньской войны, им вместе с другими арабами трудно было мириться с тем, что они потеряли, не успев обрести.

Шесть дней, потрясшие мир

В понедельник утром 5 июня 1967 года в кабинете нашего посла в Дамаске шла традиционная читка местных газет. Первый секретарь посольства Игорь Симантовский бодро докладывал содержание передовицы из центральной газеты «Аль-Баас». Как знаток арабского языка Игорь пользовался среди дипломатов репутацией лучшего арабиста. Посол Анатолий Барковский, задумавшись, иногда кивал головой, и было непонятно, то ли он соглашается с автором статьи, то ли опровергает его выводы. В тот момент я и влетел в кабинет:

– Читаете вчерашние новости? Тогда вы только завтра узнаете, что сегодня утром Израиль нанес удар по Сирии. Бомбили аэропорт в Меззе! Я сам слышал взрывы.

– Не может быть! Как это так? Ведь мы с вами через пару часов собирались провожать министра обороны Хафеза Асада в Москву! – воскликнул посол Барковский.

Дипломаты словно проснулись. Читка была прервана войной. Проводы Асада, а значит, и его визит в Москву отменялись.

Когда я вернулся в корпункт ТАСС, меня там ожидали наши арабские сотрудники. Они горячо обсуждали последние новости. Прильнув к приемникам, они аплодировали и радостно кричали, когда диктор объявлял о десятках сбитых израильских самолетов.

Их число с каждым часом увеличивалось и вскоре уже превысило общую численность израильских самолетов, которые, как ни в чем ни бывало, продолжали кружить над Дамаском. Вылет Хафеза Асада в Москву не состоялся, да он и не смог бы это сделать, даже если бы очень захотел: взлетно-посадочные полосы всех аэродромов Сирии были разрушены израильской авиацией.

Так для меня начался первый день «шестидневной войны» 1967 года. Невольно вспоминается книга Игоря Беляева, написанная по следам свежих событий в жанре политического детектива. Она называется «День седьмой, как день первый». На самом деле «шестидневная война», названная в Израиле превентивной операцией «Голубь», готовилась по меньшей мере за несколько лет до того, как она разразилась. Последствия этой войны остро ощущались и на седьмой день, и на все последующие шесть с лишним лет, вплоть до Октябрьской войны 1973 года, ставшей продолжением незавершенной «шестидневной войны». Так называемый седьмой день оказался длиной более шести лет.

Все эти годы в ООН и на многочисленных международных конференциях продолжались бесплодные дискуссии о «путях ликвидации последствий израильской агрессии». В конечном итоге дебаты ненадолго прервала четвертая арабо-израильская война. Но и по окончании ее дело о «ликвидации последствий июньской агрессии» продолжало блуждать в лабиринтах «путей Женевы, Мадрида, Осло» и палестинской интифады до тех пор, пока шестьдесят лет спустя после Палестинской войны она снова не вернулась на круги своя. Теперь в виде бесплодных переговоров сначала в формате «дорожной карты» ближневосточного квартета, а затем – расширенного иракской войной Большого Ближнего Востока. Так на наших глазах завязался и никак не поддается развязке самый длительный конфликтный узел.

После «шестидневной войны» 1967 года прошло уже более сорока лет. Ныне она предстает скорее не третьей, а первой коалиционной арабо-израильской войной. Для двух великих держав – России и США – она обозначила тот роковой порог, споткнувшись о который, они оказались надолго вовлечены в «самый длительный региональный конфликт века». После джихада против небоскребов Нью-Йорка 11 сентября 2001 года этот конфликт эволюционировал в глобальное противостояние террора-антитеррора.

Во многом такая эволюция выглядит закономерной, ибо каждый из участников ближневосточных конфликтов в той или иной мере прибегал к разным методам индивидуального, группового и государственного терроризма. Обе державы поощряли его разными путями, каждая преследуя свои цели, поддерживала по своему усмотрению или террористов, или антитеррористов. Теперь у них появилась общая цель: как остановить тот самый «взбесившийся трамвай», который, по выражению Николая Гумилева, «заблудился в бездне времен».

Июньская война 1967 года с мирным названием «Голубь» была развязана Израилем против арабских стран как превентивная операция. Началась она с нанесения авиационных ударов сначала по Египту, а затем по Сирии. Эта война не стала бы для Тель-Авива успешной, если бы не ощутимая поддержка со стороны США. Произраильский курс Вашингтона был продиктован, во-первых, изменившимся соотношением сил на мировой арене. Белый дом вынужден был в 50-х годах отказаться от политики массированного возмездия, а в 60-х заменить ее военной доктриной «гибкого реагирования». Она предусматривала конфронтацию с Советским Союзом, смещение центра применения сил с глобального на региональный уровень. При этом Ближнему Востоку отводилось первостепенное значение. Запад, стремясь заранее представить будущие конфликты на Ближнем Востоке как локальные, намерен был уже тогда придать им религиозную окраску.

Израильское лобби в США и западные страны усматривали в воинственности Израиля возможность оказывать постоянное давление на арабский мир. К началу 60-х годов Израиль уже настолько окреп, что мог самостоятельно выполнять роль бронированного кулака по отношению к соседним арабским государствам. Тель-Авив к середине 60-х годов получил от США только по государственной линии экономическую помощь в размере около 2 миллиардов долларов, кроме того, через Всемирную сионистскую организацию еще 7,7 миллиарда долларов. По тем временам это были колоссальные средства. Из общей суммы почти в 10 миллиардов долларов значительная часть была израсходована на закупку современного западного вооружения. За счет этих, а также предоставленных ФРГ кредитов и так называемых выплат в счет репараций (составивших к 1967 году около 2 миллиардов долларов) Израилю поставлялись самолеты, танки, подводные лодки, стрелковое вооружение. К середине 1967 года он имел около 1000 современных американских и английских танков и 450 боевых самолетов.

После предпринятой Израилем 7 апреля 1967 года вооруженной вылазки против Сирии Москва пыталась предотвратить опасное развитие событий. Но Тель-Авив не внимал никаким предостережениям. Он стал еще активнее вести приготовления к войне. На границах с Сирией и Египтом создавались крупные группировки войск. Премьер-министр Израиля Л. Эшкол намекал, что готов наказать Дамаск и для этого сам «изберет время, место и средства для эффективных действий».

В начале мая израильское правительство получило от кнессета полномочия на принятие решения о проведении военных операций. Президент Насер на закрытом совещании 13-го числа сообщил, что египетское руководство «имеет точные сведения о концентрации израильских войск на границе с Сирией» и принятии Израилем решения «начать агрессию против Сирии».

В конце месяца сосредоточенная на сирийской границе крупная группировка израильских войск в своей значительной части была переброшена на Синай. Эти меры осуществлялись вовсе не как ответные шаги на решение президента Насера об отводе войск ООН с Синайского полуострова, а в соответствии с новыми коррективами Тель-Авива. Они предусматривали нанесение главного удара не по Сирии, а по Египту. В свою очередь египетское правительство приняло решение об усилении синайской группировки войск и призыве резервистов, поскольку заявления руководителей Израиля и их действия не оставляли сомнения, что Сирии угрожает опасность.

Вооруженные вылазки Израиля против Сирии и Иордании явно преследовали цель не столько оказать военный нажим, сколько прощупать эффективность арабской солидарности, в частности, договора, подписанного еще в ноябре 1966 года между Египтом и Сирией о взаимной обороне. Несколько позже к нему присоединилась Иордания. Если бы Египет в такой ситуации остался безучастным наблюдателем, Израиль постарался бы достичь двух побочных целей. Во-первых, дискредитировать Насера как арабского лидера, не выполняющего союзных обязательств. Во-вторых, навязать поодиночке арабским странам свой диктат. Ни того, ни другого египетское руководство не могло допустить. Поэтому Египет принял упреждающие меры, чтобы быть готовым выполнить соглашение о совместной с Сирией обороне. Израильское руководство опять внесло коррективы в свои стратегические планы, предусматривавшие нанесение главного удара по Египту.

В случае резкого обострения обстановки египетские войска не смогли бы войти в соприкосновение с противником, поскольку в приграничной полосе на Синае, в секторе Газа и районе Шарм аш-Шейха, с конца 1956 года размещались чрезвычайные силы ООН. Египетское руководство потребовало их отвода.

В те дни отделение ТАСС в Дамаске посетил французский журналист Эрик Руло, имя которого до этого я часто встречал только в печати. Александрийский еврей, он прекрасно владел арабским языком, а главное – сумел обзавестись доверительными связями во властных кругах многих арабских стран и в Израиле. Накануне приезда в Сирию, где он намеревался пополнить свое досье о назревавшем кризисе на Ближнем Востоке, Руло несколько раз встречался с Насером. В его планы входило, очевидно, побеседовать и с сирийскими руководителями. Но оказалось, что пробиться к ним труднее, чем к Насеру. Поэтому при нашей встрече он засыпал меня вопросами, из коих я заключил, что журналист прекрасно понимает всю серьезность сложившейся обстановки, может, даже лучше, чем все, кого он интервьюировал по обе стороны будущего фронта. Еще в 1966 году Руло обладал конфиденциальной информацией о готовившемся нападении Израиля на Египет, которое на встрече представителей секретных служб США и Израиля было запланировано на середину июня 1967 года. Насер, тоже располагавший этой информацией, стал принимать превентивные меры. Однако после встречи с египетским «раисом» у Руло сложилось мнение, что вначале в планы Насера вовсе не входил вывод войск ООН из района Шарм аш-Шейха, контролировавшего вход и выход из Акабского залива. Выдвинутое требование египетский президент хотел использовать как угрозу в адрес Тель-Авива. Но она обернулась против самого Насера.

Под давлением США Египет был поставлен перед альтернативой: отказаться от своего требования или согласиться с выводом всех войск ООН. В течение пяти дней войска ООН покинули Египет, а их позиции заняли египетские вооруженные силы. За две недели до войны Насер объявил о закрытии Акабского залива для израильских и других судов, доставлявших стратегические грузы в Израиль. Меры эти были ответными, вытекавшими из союзнического долга перед Сирией и другими арабскими странами. Насер рассматривал эти шаги и как средство военно-политического давления на Тель-Авив. Они сначала, казалось, возымели свое действие.

Израиль на время отвел сжатый кулак от Сирии. Основная часть израильских сил была переброшена на египетскую границу. Египет не словом, а делом доказал верность арабскому единству, выполнив свой союзнический долг. В конце мая и начале июня 1967 года соглашения о взаимной обороне подписали с Египтом Иордания, а затем и Ирак. О своей готовности прийти на помощь в случае нападения Израиля заявили также правительства Алжира, Кувейта, Йемена, Ливана и Судана. План Насера состоял в том, чтобы с более сильных позиций заставить Израиль пойти на переговоры. При этом он рассчитывал, что и западные страны, прежде всего США, оказав нажим на Израиль, не допустят развязывания войны.

В этом Насера убеждал председатель Национального собрания и будущий президент Египта Анвар Садат, совершивший весной 1966 года визит в США. Докладывая Насеру о своих встречах с президентом Джонсоном и госсекретарем Раском, он даже пытался убедить его в наступлении новой эры в отношениях с Соединенными Штатами, которые якобы не оставят в беде Египет. Чтобы в этом убедиться, Насер в ответ на приглашение Джонсона начать переговоры об урегулировании кризиса направил в Вашингтон делегацию во главе с вице-президентом Закарией Мохи эд-Дином с целью предотвратить надвигавшуюся войну. Но уже было поздно – война опередила дипломатию.

США и Англия не предприняли никаких действенных мер по сдерживанию Израиля. Они опять, лишь на словах, выражали готовность содействовать урегулированию конфликта. А на деле, как и в 1956 году, Вашингтон пытался задействовать рычаги коллективного военного нажима на Египет. Администрация Джонсона предложила Франции и Великобритании предпринять совместные действия на Ближнем Востоке в соответствии с Тройственной декларацией 1950 года. Вашингтон выражал готовность осуществить новую, по существу, тройственную операцию против Египта. Она планировалась без прямого участия Израиля, но в его интересах и под флагом обеспечения свободного судоходства в Тиранском проливе и Акабском заливе. Франция отказалась участвовать в подобной затее. Париж дал понять, что в арабо-израильском конфликте намерен занять нейтральную позицию.

Президент де Голль заявил израильскому министру иностранных дел Эбану, что та страна, которая первой применит оружие, будет осуждена Францией. Де Голль сдержал слово, приказав, как только разразилась война, прекратить военные поставки оружия Израилю. На заседании своего правительства он указал на прямую связь американской войны во Вьетнаме с новым очагом войны на Ближнем Востоке.

Великобритания, попавшая в более зависимое от США положение после Суэцкого кризиса 1956 года, в принципе согласилась на возможность применения силы, чтобы прорвать египетскую блокаду Тиранского пролива. Но она предпочла ограничиться предложением создать для этой цели специальное военно-морское соединение под флагом многих наций. Таким способом Лондон хотел обезличить ответственность за последствия очередной вооруженной интервенции. Этот вариант США совсем не устраивал. Именно тогда, очевидно, и был дан зеленый свет израильской превентивной войне.

Правительство США до последнего дня заверяло египтян, что Израиль не нападет, пока будут продолжаться переговоры по дипломатическим каналам. Позднее, однако, американский журнал «Ньюсуик» признал существование согласованного между Вашингтоном и Тель-Авивом плана. Наличие его подтвердил бывший президент США Л. Джонсон в своих мемуарах. Он признал, что на встрече, состоявшейся 26 мая 1967 года, израильского министра иностранных дел Эбана заверили в готовности США энергично поддержать любые меры и «все возможные условия» для открытия Тиранского пролива. В тот же день министр обороны США Р. Макнамара подбодрил израильского министра оптимистическими оценками ЦРУ, которое в случае войны с Египтом предсказало внушительную победу Израиля.

Вашингтон, согласовав с Эбаном детальный план израильского наступления на Египет, проводил вместе с Тель-Авивом «психологическую подготовку» мирового общественного мнения с целью представить военные мероприятия Египта как подготовку к войне против Израиля.

В состоявшейся уже после Июньской войны беседе с моим французским коллегой Эриком Руло он напомнил, что дата вылета египетской делегации во главе с Закарией Мохи эд-Дином в США была самими американцами назначена на 5 июня. Иначе говоря, на тот самый день, когда и разразилась война. Скорее всего, такое совпадение было преднамеренным. Непосредственно перед ее началом Насер во всеуслышание опроверг приписываемые ему угрозы о якобы стремлении Египта «сбросить Израиль в море». По убеждению Руло, Насера втянули в войну. Это консервативные союзники (король Фейсал и другие) атаковали Насера упреками в сохранении войск ООН в Шарм аш-Шейхе. В те дни каирский журнал «Роз эль-Юсеф» тоже писал, что Египет подталкивают к войне, чтобы уничтожить государство Израиль, но на самом деле для того, чтобы спровоцировать падение насеровского режима.

В Израиле позже тоже признали, что Каир не хотел войны. В конце 1967 года начальник генерального штаба Израиля И. Рабин в интервью израильской газете «Гаарец» заявил, что концентрация египетских войск на границе «не была нацелена на развязывание войны» против Израиля. Бывший начальник тыла израильской армии генерал М. Пелед сделал еще более откровенное признание: «Утверждения, будто Израилю в июне 1967 года угрожал геноцид и он боролся за свое физическое выживание, не что иное, как блеф». Пелед напомнил, что в мае 1967 года египтяне создали на Синае группировку, насчитывавшую около 80 тысяч солдат. В таком составе она просто не в силах была вести наступательные действия против Израиля, который к тому времени успел мобилизовать сотни тысяч человек.

В Тель-Авиве это заявление восприняли как «скандальную сенсацию». В ходе развернувшейся дискуссии подобные признания вынуждены были сделать в открытой или завуалированной форме другие военные и политические деятели, занимавшие руководящие посты в период Июньской войны 1967 года.

Документы и факты тоже подтверждают, что война была заранее спланирована и подготовлена в израильском генеральном штабе при участии и содействии разведки и военных органов США и НАТО. Уже к концу мая в Восточное Средиземноморье была переброшена основная часть 6-го флота, включая авианосцы «Америка», «Саратога», «Интерпид» с 200 самолетами и 25 тысячами матросов и солдат морской пехоты на борту. Отряд кораблей с одним авианосцем находился в районе Красного моря. Одновременно были приведены в боевую готовность американские войска, размещенные на военных базах Турции. Крупную группировку военноморских сил в восточной части Средиземного моря создала Англия, направив два авианосца и отряд кораблей к южным берегам Кипра. Государственный департамент США рекомендовал американским гражданам покинуть арабские страны и Израиль.

Советское правительство в заявлении, опубликованном 24 мая 1967 года, предупредило, что СССР, сообразуясь со складывающейся обстановкой, «делает и впредь будет делать все возможное в целях недопущения нарушения мира и безопасности на Ближнем Востоке».

Война как явление двустороннее стала на этот раз продолжением разновекторной политики не только прямых ее участников, но и тех, кто «подливал масло» на ее рельсы. Потом политологи и историки, споря, кто больше виновен в ее начале, попытаются значительную часть вины возложить на Москву. На самом деле, по линии военной разведки и КГБ военное командование сначала Сирии, а затем и Египта было предупреждено о приготовлениях Израиля к войне. Но на правительственном уровне во время переговоров с тем же Анваром Садатом в Москве, а потом с военным министром Египта сигналы о сосредоточении израильских войск на границе с Сирией были представлены как «не более чем сигналы, которые советское руководство считает своим долгом довести до сведения своих арабских друзей». При этом делались оговорки и давались советы «проявлять сдержанность, не предпринимать необдуманных действий». С этой же целью была намечена на 5 июня 1967 года и встреча с министром обороны Хафезом Асадом.

Несмотря на все предупреждения Москвы и призывы ООН урегулировать конфликт в тот же день, эшелоны двинулись навстречу друг другу по одним и тем же рельсам войны. Они прокладывались не без участия обоих военных блоков, возглавляемых Москвой и Вашингтоном. Незадолго до начала Июньской войны в Израиль прибыло около тысячи американских добровольцев, имевших различные военные специальности, из них не менее двухсот человек приняли непосредственное участие в боевых действиях против арабских стран.

К началу Июньской войны в Египте и Сирии работали свыше десяти тысяч советских военных советников и специалистов. Часть из них находилась непосредственно в гарнизонах и даже в боевых порядках египетских и сирийских войск. Кроме того, вплоть до лета 1967 года в Северный и Южный Йемен, пока шла там гражданская война, тоже направлялись советские военные специалисты (за четыре года были командированы более пяти тысяч человек), которые, однако, в 1967 году были отозваны. В Июньской войне наши военные специалисты непосредственного участия не принимали, даже те, кто находился в расположении египетских и сирийских армий. Тем не менее они нередко оказывались под ударами израильской авиации и тоже несли потери.

В Средиземном море как бы в противовес 6-му американскому флоту, подстраховывавшему Израиль, для такой же подстраховки арабов курсировала группа кораблей Черноморского и Северного флотов. Их численность составляла до сорока боевых единиц. Они находились в боевой готовности с 1 по 31 июня 1967 года. С целью сдерживания Израиля, обладавшего некоторыми видами оружия массового поражения, к берегам Египта была направлена еще одна эскадра советских кораблей с ядерным оружием на борту. Аналогичное оружие имелось, конечно же, и на кораблях 6-го американского флота.

Политики и военные эксперты, анализируя ситуацию в столицах конфликтующих государств, уже к началу июня были уверены, что столкновений не миновать. В Израиле прошла частичная мобилизация, вооруженные силы были приведены в повышенную боевую готовность. В Каире, Дамаске и Аммане чувствовался настоящий предвоенный психоз: радио и телевидение беспрерывно транслировали военные марши, часто прерываемые угрожающими заявлениями в адрес Израиля и США. Широкий резонанс в регионе и мире вызвало заявление Насера: «Если Израиль хочет напасть на нас, то мы говорим ему – добро пожаловать!»

О готовящейся войне знали и в Москве. Однако мероприятия по эвакуации многочисленного гражданского персонала (включая семьи советских военных специалистов) решено было не проводить, чтобы «не создавать панику и не провоцировать обострение обстановки». В случае возможного начала боевых действий, считало советское военное руководство, «военные потенциалы сторон практически равны». В действительности арабы даже превосходили по общему соотношению сил и средств израильтян.