Текст книги "Восток – дело близкое. Иерусалим – святое"

Поля и погосты «африканского Сталинграда»

Географически Сталинград и Эль-Аламейн находятся далеко друг от друга. Несопоставимы по своим масштабам и те сражения, которые почти одновременно разыгрались на берегах Волги и недалеко от египетско-ливийской границы, у небольшого египетского селения Эль-Аламейн. Но почти их синхронное развертывание с последующей битвой за Кавказ обнаруживает некий стратегический замысел. Есть еще у них малоизвестные до последнего времени гуманитарно-цивилизационные составляющие. Они складываются из человеческих судеб тех, кто принимал в них прямое или косвенное участие. Впервые о судьбе одного из них я узнал из повести «Эль-Аламейн». Автор ее – участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Сергей Борзенко, с которым в 1960-х годах я работал в газете «Правда».

Заинтригованный судьбой героя повести, русского офицера Хлебникова, который после побега из немецкого плена вместе с двенадцатью своими товарищами предпочел воевать, сражаясь под Эль-Аламейном, я от сына автора – журналиста Алексея Борзенко – узнал, что фамилия литературного героя, скорее всего, вымышленная. Эту тему – о судьбе многих наших соотечественников, репатриированных в годы войны из Африки через Ирак и Иран в СССР, позже разрабатывал наш коллега-арабист Владимир Беляков. Ему, проработавшему около двадцати лет в Египте, удалось выяснить, что судьбы большинства репатриантов складывались драматично, еще чаще – трагично. Об этом же рассказывали встречавшиеся с репатриантами генерал армии П.И. Ивашутин, журналист Павел Демченко, профессор Г.Л. Бондаревский.

В годы войны все они в разных ипостасях и должностях проходили службу в Иране.

Почти через сорок лет после окончания Второй мировой войны мы вместе с многознающим гидом Владимиром Беляковым (в то время он собирал материал для своей книги «Приютила Африка Жар-птицу») посетили поля бывших сражений и кладбища-погосты, что возле города Тобрук и селения Эль-Аламейн. Судя по фамилиям и именам на многочисленных солдатских, офицерских и братских могилах воинов двух сражавшихся армий, нетрудно было догадаться о национальности и вероисповедании похороненных здесь. В большинстве своем это немецко-итальянские и англосаксонские имена и фамилии. Среди последних изредка попадаются и славянские. На стенах расположенных неподалеку храмов, мемориальных сооружений и часовен, построенных в католическом, англиканском и протестантском архитектурных стилях, опять же значатся фамилии почти всех тех, кто покоится на этих кладбищах. На памятниках погибших из польской армии Андерса и отдельной бригады карпатских стрелков, воевавших на стороне наших союзников, читаются русские, украинские и еврейские фамилии – Мазур, Максименко, Лебедев, Литвин, Пупин, Крушинский, Твардовский, Зелинский, Храпун, Хмара, Левко, Ивашутин… Когда я потом рассказывал об этом генералу Ивашутину, он задумчиво произнес: «Возможно, среди них был и мой какой-то родственник…»

На памятниках погоста изредка встречаются мусульманские имена. Разумеется, их фамилии не увидишь на стенах здешних христианских храмов и церквей. На английском военном кладбище в Эль-Аламейне воздвигнута колоннада-кенотаф. На ее плитах и стенах выбиты в общей сложности имена около двенадцати тысяч солдат и офицеров союзных армий. Они в разное время погибли в Северной Африке, но места их захоронения не были установлены. Среди них, правда, уже встречаются славянские и мусульманские имена. В близлежащем арабском селении имеется мечеть, но, очевидно, здесь не принято увековечивать имена неизвестно где похороненных мусульман.

К сожалению, даже спустя шестьдесят лет после окончания войны никто не догадался построить в этих местах православный храм. Только в Тунисе, в русской церкви мы увидели мемориальную доску с выбитыми на ней шестью фамилиями русских эмигрантов, «павших на поле брани в 1939–1945 годах». Но ведь погибших в Северной Африке наших соотечественников было гораздо больше. Там использовались на каторжных работах тысячи советских военнопленных. Те, кто сумел бежать из немецкого плена, влились в армию союзников. По разным оценкам, их общая численность определяется от пятнадцати до двадцати пяти тысяч. Привезенных сюда на военно-строительные работы недаром называли «русскими рабами». В армии Роммеля советских военнопленных определяли на самые тяжелые участки. После освобождения их союзными войсками не более десяти тысяч были репатриированы в СССР через страны Ближнего Востока. Следовательно, треть из них погибла. Ни имена, ни места их захоронения до сих пор так и не установлены. Как говорят, мертвые сраму не имут, но оставшиеся после войны в живых, особенно их потомки, обязаны хранить о них память, находить способы их увековечивания. Они могут быть самыми разными. Память – дело святое, а забытье – дело срамное.

О том, что утвержденные Гитлером планы операций «Барбаросса», «Феникс», «Средний Восток» и «Манулла» увязывались между собой нефтью и стратегией, убедительно свидетельствуют новые документальные и архивные материалы, которые обсуждались историками на состоявшемся в Институте Африки РАН «круглом столе», посвященном шестидесятилетию Победы над нацизмом. Собранные материалы симпозиума были потом опубликованы отдельным изданием под общим названием «Африка во Второй мировой войне». В него включено специальное исследование известного специалиста по истории Африки и Ближнего Востока в годы войны профессора М.Ю. Френкеля под названием «Сталинградская битва и Африка». В своей работе автор наглядно показал, что в планах Гитлера Африка и Ближний Восток рассматривались с началом военных действий на Восточном фронте в 1941–1942 годах как важный плацдарм для осуществления броска на Ближний Восток и Кавказ. Далее предусматривалось продвижение через Иран, Афганистан и Индию навстречу войскам своего союзника по Оси – Японии.

Главной целью другого плана был захват Сталинграда и Кавказа с последующим прорывом через Иран и Ирак к Суэцкому каналу для воссоединения с наступавшими из Ливии и Египта немецко-итальянскими войсками под командованием Роммеля. Словом, и в том и другом варианте Сталинград и Кавказ рассматривались как ворота, открывающие путь в обоих направлениях – с Африки и Ближнего Востока на Индию и Дальний Восток, а от Волги через Кавказский хребет на Ближний Восток и Африку. Гитлеру и его союзникам по оси в обоих случаях Россия с Кавказом представлялась мостом для прорыва и завоевания как Ближнего, так и Дальнего Востока. Но проход через этот «мост» не состоялся. Войскам захватчиков с обеих сторон были нанесены сокрушительные удары. В своей совокупности они гораздо в большей степени решали исход Второй мировой войны, чем все другие операции, будь то на севере Атлантики или юге Тихого океана.

В мае 1941 года, незадолго до вторжения в Россию, по приказу Гитлера был создан так называемый особый штаб «Ф» во главе с генералом Фельми. На него возлагалась вербовка агентуры из мусульманского населения для действий на Ближнем Востоке и в Африке. Тогда же была начата подготовка разведчиков, диверсантов и террористов. Из них создавались специальные подразделения, а затем и особый корпус «Ф». После овладения Кавказом их предполагалось направить в Западный Иран и Ирак с выходом к Персидскому заливу. Один из батальонов полностью состоял из арабов. Их вербовали преимущественно из числа тех десяти тысяч, что были взяты в плен войсками Роммеля в Ливии и Египте. В октябре 1942 года особый корпус «Ф» уже принимал участие в боях на Северном Кавказе. Наряду с арабскими отрядами немцы собирались создать особый индийский батальон из мусульман и индусов.

С началом боев на Кавказе почти синхронно подготавливались, а в ряде случаев и осуществлялись мятежи в Ираке, Сирии и Ливане. Инициировала их германская агентура для содействия вторжению войск вермахта на Ближний Восток через Кавказ и Египет. С ноября 1941 по сентябрь 1942 года планировалось нанесение трех одновременных или последовательных ударов по арабским странам: из Ливии – по Египту, из Болгарии через Турцию – по Сирии, Ливану и Палестине, а из Закавказья через Иран – по Ираку с выходом к Персидскому заливу. Уже через две недели после начала войны против Советского Союза Гитлер предложил перебросить на болгарско-турецкую границу не менее четырех танковых дивизий для возможной операции на Ближнем Востоке. В январе 1942 года фюрер в беседе с японским послом в Берлине уточнил, что цель новой кампании – выход к нефтяным районам Баку, Ирана и Ирака. Были установлены даже разграничительные линии между немецко-итальянскими войсками, продвигавшимися с запада, и японской армией. Эти линии проходили через Ташкент, Кабул и пустыню Тар в Индии.

Но вскоре немецко-итальянским войскам пришлось заняться сокращением линии фронта на Кавказе и перегруппировкой в Северной Африке.

Вторая мировая война стремительно и жестко вовлекала мусульманские народы в свою орбиту. Это происходило по мере принятия Гитлером одних и пробуксовки других амбициозных планов. Один из них (стратегическая операция «Феникс») ставил своей целью полную изоляцию Великобритании от ее нефтяных ресурсов в мусульманском мире, установление прямого контроля над колониями Англии и Франции в Северной Африке и на Ближнем Востоке, последующий выход на Кавказ и в Индию для соединения с силами Японии.

Позднее этот план, получивший кодовое название «Большой Средний Восток», непосредственно увязывался с замыслами нападения на Советский Союз. План втягивания Турции в войну имел кодовое название «Гертруда». Дальнейшая операция по прорыву в Индию через Афганистан называлась «Баядера». При этом определенные надежды Гитлер возлагал на антиколониальные выступления мусульман, нередко настроенных прогермански.

Германо-арабское сближение и в самом деле могло получить развитие, если бы летом 1942 года в Африке английским войскам не удалось остановить продвижение Роммеля к Нилу, а вермахт не потерпел бы поражение сначала под Москвой, а затем в Сталинграде и на Кавказе. Это имело прямое отношение и к балансированию Турции между немцами и союзниками по антигитлеровской коалиции. Что касается Сирии и Ливана, то, как писал французский историк Монтаньон, они «ради быстрейшего обретения своей независимости готовы были договариваться даже с чертом».

Из семи ближневосточных арабских стран только Саудовская Аравия и Трансиордания политически и экономически были традиционно тесно привязаны к Великобритании и США. Вместе с тем они должны были выражать мусульманскую солидарность со своими арабскими братьями, которые уже тогда были настроены крайне воинственно против сионистского движения. Лондон, не желая вступать в конфронтацию с арабским миром, вынужден был пока придерживать еврейскую иммиграцию в Палестину.

Италия, объявив войну Великобритании и Франции в июне 1940 года, сразу направила через Ливию свои войска под командованием маршала Грациани для вторжения в Египет. Но находившаяся там британская группировка «Нил», почти полностью разгромив итальянские войска, выбила Грациани из Египта и восточной части Ливии, заняла Киренаику. Сто пятьдесят тысяч итальянцев попали в плен и только десять тысяч поспешно отступили на запад, в Триполитанию. Словом, армия Грациани прекратила свое существование, а самого маршала предали военному суду. Спасая своего незадачливого союзника, немцы поспешили направить в Ливию бронетанковый африканский корпус под командованием генерала Роммеля. После долгих позиционных боев с мая по октябрь 1941 года Роммель был вынужден отступить на 900 километров в глубь Ливии, потеряв двадцать пять тысяч убитыми и ранеными; более тридцати шести тысяч человек попали в плен. В январе 1942 года Роммелю удалось нанести контрудар и ненадолго отбить у англичан большую часть занятой ими территории. Однако армия Роммеля испытывала острую нехватку вооружения, боеприпасов и горючего, да и потери, что она несла, почти не возмещались. Начавшееся ее отступление было скорее похоже на бегство. Итальянская армия в Ливии еще раньше оказалась разгромленной. Свыше ста десяти тысяч итальянских солдат и офицеров попали в плен. Вскоре англичане перебросили часть своих войск в Грецию, чем не замедлил воспользоваться Роммель.

Объединенные итало-германские войска, подступив к Тобруку, подвергли его длительной блокаде. Вместе с англичанами в его обороне участвовали батальон ливийских добровольцев и значительная часть взрослого населения города. Тобрук продержался в осаде почти восемь месяцев. Рассказывая нам об этом, ливийцы с гордостью называли Тобрук «африканским Сталинградом».

Белый конь без седока

Овладев Тобруком, Роммель предпринял второй поход на Египет. Пройдя почти беспрепятственно 400 километров по египетской земле, его войска в конце концов достигли небольшого селения Эль-Аламейн. До Александрии оставалось всего 123 километра. Роммель уже принимал поздравления с победой и присвоением ему звания генерал-фельдмаршала. Падение Александрии и Каира в течение одной-двух недель считалось делом решенным. Муссолини поспешил даже вылететь в Ливию, захватив с собой белого коня. На нем он собирался въехать не только в Каир, но и в Иерусалим. В будущем он, вероятно, мнил себя «папой всех католиков» и одновременно «халифом всех мусульман». Однако белый конь ему не понадобился. Роммелю не повезло: его прорыв к Эль-Аламейну происходил в кульминационный момент самого крупного сражения Второй мировой войны – битвы под Сталинградом.

Из-за понесенных на берегах Волги огромных потерь Гитлер вынужден был лишить африканский корпус Роммеля даже тех небольших резервов, которые ему предназначались, отправив их в Россию. В январе 1943 года германские войска покинули Триполи, а в первой половине февраля отошли к оборонительному валу линии Марет на территории Туниса. Роммель стремился сохранить за собой хотя бы Тунис как важный стратегический плацдарм в Северной Африке. Но к этому времени у фельдмаршала уже не было ни сил, ни средств. Группа армий «Африка» в мае 1943 года капитулировала.

Как рассказывали нам ливийские историки в Триполи, на территории страны за годы Второй мировой войны произошло более ста двадцати сражений. В них приняли участие около полутора миллионов человек. Населенные пункты более трех тысяч раз подвергались воздушным и морским бомбардировкам (полностью были стерты с лица земли три города и двенадцать деревень). Ливия понесла огромные потери.

В конце войны в Северной Африке насчитали свыше ста пятидесяти тысяч мин, вероятно, такое же количество еще оставалось не обнаруженным в земле. Когда Роммель прибыл на фронт, он вскоре убедился, что личный состав вверенных ему войск тяжело переносит африканскую жару. Доложив об этом в Берлин, он попросил ставку отобрать и направить в его распоряжение более или менее здоровых советских граждан, угнанных на работы в Германию, или военнопленных. Просьба Роммеля была удовлетворена. «Русских рабов», как их называли местные бедуины, размещали в песчаных рвах или в наспех вырытых ямах. Они умирали от голода и болезней. Около половины из них нашли там свою могилу или пропали без вести.

Обустроив руками военнопленных новый театр военных действий, фельдмаршал Роммель, возможно, и не проиграл бы так быстро североафриканскую битву, если бы Гитлер не забрал у него самые лучшие дивизии, перебросив их на Восточный фронт, к Сталинграду. После поражения у Эль-Аламейна Роммель бросил на произвол судьбы своих подопечных. Немцы и итальянцы сдавались на милость победителей целыми колоннами. Русские же пустились в бега по пустыне и оазисам, кто куда мог.

Финал войны для советских пленных был особенно печальным. Те, кого освободили западные союзники, были интернированы. Одних морем отправили в Басру, других – на грузовиках в Иран. Там их уже ожидало возмездие родины. Затаившиеся же в пустыне беглецы вместе с исламом приняли арабские имена и растворились среди бедуинов так, что об их судьбе до сих пор мало что известно. Сразу после победы Москва пыталась отыскать своих сограждан по «горячим следам». Представители СССР в период работы Обследовательской комиссии ООН на территории Ливии очень хотели сделать это. Тогдашний представитель Советского Союза в ООН А.А. Громыко на одном из начальных этапов обсуждения роли великих держав в организации управления ливийскими территориями предложил, чтобы СССР, наравне с Великобританией, США и Францией, принял участие в опеке над Триполитанией. Со стороны советского руководства это был скорее тактический ход. Вскоре оно, однако, отказалось от своей инициативы, не получив поддержки.

Печальная участь «русских рабов» Роммеля так и осталась бы тайной, если бы о ней не заговорили те, кто выжил, пройдя штрафные батальоны и сибирскую каторгу, чтобы рассказать правду о себе и своих мертвых товарищах.

В ходе войны ливийцы оказывали Англии и Франции существенную помощь: одни сражались на фронте в рядах вооруженных сил, другие в составе «коммандос» действовали в тылу противника. Всячески помогало союзникам и местное население, за что тысячи ливийцев были замучены и расстреляны нацистами, а их жилища разрушены.

Но Запад сразу после войны «забыл» свои обещания предоставить независимости народу Ливии за его вклад в общую победу. Английские войска остались в Киренаике и Триполитании, французские – оккупировали Феззан еще несколько лет. К ним на помощь подоспели и американские «коммандос». Их базы на ливийской земле для защиты «жизненно важных интересов» США оставались до конца 1960-х годов, то есть до свержения монархии.

Авторы книги «Африка и Вторая мировая война» приходят к справедливому заключению: при всей важности операций западных союзников под Эль-Аламейном и в Тунисе они несопоставимы с битвами под Москвой и Сталинградом. Напомним авторитетное мнение маршала Г.К. Жукова, высказанное им в беседе с английским фельдмаршалом Б. Монтгомери, в представлении которого эти операции были равнозначны. Еще бы: ведь именно он командовал 8-й армией и одержал победу под Эль-Аламейном. «Ни в коей мере не желая преуменьшать заслуги английских войск, – вспоминал Жуков, – я все же вынужден был тогда разъяснить ему, что операция в районе Эль-Аламейна была операцией армейского масштаба. В Сталинграде же действовала группа фронтов, осуществлявшая операцию крупного стратегического значения, вследствие которого крупнейшая группировка немецких войск и войск их союзников была разгромлена в районе Волги и Дона, а затем и Северного Кавказа».

Битвы на Волге и в Северной Африке, несомненно, были по масштабам России и мусульманского мира крупнейшими, так как в них участвовали огромные людские массы. Но результаты первого сражения обозначили поворотный момент в ходе всей войны, исход же второго окончательно подорвал силы Италии, союзника Германии, лишив ее возможности к сопротивлению.

Некоторые западные военные историки нередко ставят результаты африканских сражений выше Сталинградской битвы. И на первый взгляд выдвигаются вроде бы веские аргументы. Во-первых, победа в Тунисе была полной и окончательной – африканский континент был очищен от войск держав Оси. Победа же под Сталинградом расценивается лишь как одна из побед, ибо борьба на Восточном фронте продолжалась еще более двух лет. Во-вторых, союзники по антигитлеровской коалиции нанесли странам Оси в Магрибе урон, возможно, больший, чем в Сталинградском сражении, причем достигли этого менее дорогой ценой, нежели русские. Однако масштабы сражений были разными: на Волге в боях с обеих сторон непосредственно участвовали полтора миллиона, в Тунисе – меньше трехсот тридцати тысяч человек.

Война в Магрибе, бесспорно, сыграла большую роль в глобальном конфликте. Впервые после войны 1914–1918 годов именно здесь была восстановлена действенная военно-политическая коалиция в составе Англии, США и Франции. Она, несомненно, оказала воздействие на ход Второй мировой войны и на судьбы послевоенного мира.

Поражение в Магрибе не прошло бесследно и для Италии, и для Германии. Это было третье крупное поражение третьего рейха после разгрома под Москвой и Сталинградом, а также преддверием битвы за Кавказ и освобождения Крыма.

Фронты и тылы на развалинах империй

История и хронология палестинской проблемы и ближневосточного конфликта в целом тоже связаны с распадом Османской империи. На проходившей в Москве, в Институте Африки РАН, конференции мой французский коллега, теперешний главный редактор «Монд дипломатию» Алэн Греш почти убедил меня в исторически обоснованном им определении арабо-израильского конфликта как «столетней войны» XX века. Вручая мне книгу с автографом (написанную в соавторстве c Доминик Видаль) шутливо или всерьез напомнил, чтобы я не забыл отметить именно столетний юбилей этого конфликта. А он совпадал со столетием сионизма, вернее, первого сионистского конгресса в Базеле в 1896 году. Тогда я воспринял это как ответную шутку: я причислил себя к ровесникам арабо-израильского конфликта, раз мое посвящение в востоковеды совпало с принятием в Генеральной Ассамблее ООН ноябрьской резолюции 1947 года о разделе до сих пор не поделенной Палестины.

В дискуссию по поводу хронологии и «анатомии» палестинской проблемы внес свою лепту и авторитетнейший российский «палестиновед», мой давний друг Евгений Дмитриевич Пырлин. Незадолго до своей смерти он преподнес мне свой последний труд «100 лет противоборства: генезис, эволюция, современное состояние и перспективы решения палестинской проблемы». Как бы извиняясь за столь длинное название, он, незадолго до 11 сентября 2001 года – «заокеанского эха» палестинской проблемы, грустно заметил, что она, наверняка, переживет шестидесятилетие не только начала, но и окончания Великой Отечественной войны. Сам Женя Пырлин не дожил до этого юбилея. Но мне, своему ровеснику, шутливо пожелал, чтобы мой век жизни был не короче века палестинской проблемы. Как историк и юрист-международник, он лично считал ее ровесницей рождения самой Организации Объединенных Наций. Новая сионистская организация Америки (НСОА) добивалась включения палестинского вопроса в повестку дня уже на первой учредительной конференции ООН в Сан-Франциско, открывшейся 25 апреля 1945 года, за две недели до окончания Второй мировой войны. У британского историка Ч. Мессенджера – автора «Энциклопедии войн ХХ века» – были все основания начать исчисление войны на Ближнем Востоке с 1945 года.

Накануне конференции в Сан-Франциско президент НСОА М. Мендельсон действительно направил соответствующие телеграммы руководителям всех ведущих государств мира. В телеграмме Сталину содержалось предложение заменить подмандатный статус английской колонии Палестины «статусом еврейского государства… под временным международным контролем, если будет это необходимо». В специально подготовленной для Сталина записке МИД, озаглавленной «Палестинский вопрос», заранее предсказывалось, что он не может быть разрешен «без ущемления прав и желаний евреев либо арабов, а может быть, и тех, и других». Указывалось в то же время, что английское правительство и администрация США подвержены «влиянию как арабских государств, так и в еще большей степени мирового еврейства». За решение этой проблемы, «скорее всего, мог бы взяться СССР». То обстоятельство, что Москва свободна «как от арабского, так и от еврейского влияния», давало ей право сделать заявку на предоставление Советскому Союзу «временной опеки над Палестиной до более радикального разрешения этой проблемы». В записке допускалось, что заявка Москвы будет отклонена. Слишком тесно на Святой земле переплетаются не только этнические и конфессиональные противоречия, но и проблемы военной стратегии, прежде всего нефти, ибо Палестина «охраняет подступы к Суэцкому каналу и имеет на своей территории выходы (то есть трубопроводы) для транспортировки иракской нефти». В случае возможного отклонения советской заявки предлагалось передать Палестину «под коллективную опеку трех государств – СССР, США и Англии».

Кстати, во многом схожая модель не только решения палестинской проблемы, но и послевоенного устройства Ливии выдвигалась после ухода оттуда итальянцев. Но она была отвергнута по тем же соображениям военной стратегии, нефти и начавшегося вскоре нового раунда холодной войны. Авторам записки шестидесятилетней давности не откажешь в прозорливости. По истечении этого срока палестинская проблема стала для ООН первым и одним из самых сложных испытаний. Поиски ее разрешения опять привели к коллективным усилиям так называемого «ближневосточного квартета». Теперь к нему подключились сама ООН, Европейский союз (включающий ту же Англию) и два по-прежнему ведущих игрока в мировой политике – Россия и США. Палестинский вопрос, завязавшийся в запутанный, еще более сложный ближневосточный узел за прошедшие шесть десятилетий, перерос в глобальную войну с терроризмом. Еще теснее он стал увязываться не только с нефтью Ирака, но и Ирана, Средней Азии и Кавказа.

На Тегеранской, а позднее и на Ялтинской конференциях их участники – Сталин, Рузвельт и Черчилль – уже тогда затрагивали ближневосточные проблемы без включения их в официальную повестку дня. О Турции, Иране, Ираке, косвенно и о Палестине речь заходила только в контексте безопасного обеспечения транспортировки грузов, завершения войны и послевоенного устройства мира.

В январе 1943 года формально Ирак первым среди арабских стран объявил войну Германии и другим странам Оси. Вслед за Багдадом установили дипломатические отношения с Москвой Сирия и Ливан (соответственно – в июле и августе 1943 года). Но как в Иране, так и в Саудовской Аравии и Египте по-прежнему активно действовала немецкая агентура. Изгнанный из Ирана главный ее координатор на Ближнем Востоке Ф. Граб, организовавший там несколько взрывов нефтепроводов, долгое время находил себе прибежище в Саудовской Аравии, где вместе со своими агентами действовал во время хаджа среди мусульманских паломников. Но этим их подрывная деятельность против англичан не ограничивалась. Немецкая агентура была причастна к организации разных диверсий и взрывов на нефтепромыслах. Об этом обстоятельно поведал в своих мемуарах британский советник при саудовском дворе Джон Филби.

Что касается Ирана, где Рузвельт и Черчилль после долгих переговоров и обмена посланиями согласились провести в Тегеране встречу со Сталиным, то правительство Реза-Шаха лишь чисто формально провозглашало нейтралитет. Фактически Иран долгое время оставался главным плацдармом подрывной деятельности нацистской агентуры на Ближнем и Среднем Востоке: шпионы под видом инженеров, техников, туристов, чиновников вели подрывную работу в государственных учреждениях и на военных предприятиях. Там же были созданы многочисленные группы диверсантов из белогвардейцев, дашнаков и мусаватистов для заброски их на Северный Кавказ и в Туркмению. В пограничных с СССР районах собирались разведывательные данные, устраивались тайные склады оружия и взрывчатки. Оттуда велись подпольные радиопередачи. В стране шла подготовка кадров из местных фашистов. Из проживавших в Тегеране немцев создавались особые военизированные формирования. Вместе с профашистски настроенной частью иранского офицерства они готовили военный переворот в случае отказа правительства Ирана вступить в войну против СССР. Германский посол в Иране бригаденфюрер СС Эттель обещал Реза-Шаху помощь, но вначале он настаивал на предоставлении немецкой авиации баз на территории страны. С этой целью Иран тайно посещал шеф гитлеровского абвера адмирал Канарис.

Как мне рассказывал уже в 1970-х годах генерал армии П.И. Ивашутин, возглавлявший в описываемый период особый отдел и контрразведку Крымского и Северо-Кавказского фронтов, Москва трижды предупреждала правительство Реза-Шаха относительно угрозы, создаваемой действиями нацистской агентуры как интересам СССР, так и его союзников. Ни шах, ни его правительство не сделали из этого должных выводов. Советское правительство по согласованию с Лондоном вынуждено было ввести 25 августа 1941 года свои войска на территорию Ирана. Одновременно на юг страны были введены и британские войска. Лондон проявлял особое беспокойство не столько по поводу происков немцев в Иране, сколько создаваемой ими угрозы источникам снабжения нефтью из Ирана и Персидского залива. Вступление союзных войск в Иран, помимо экономического (контроль над нефтью) и политического (пресечение действий нацистской агентуры и ликвидация потенциального плацдарма германских авантюр), имело также большое военно-стратегическое значение.

Заключенный в январе 1942 года англо-советско-иранский договор гарантировал использование железных и шоссейных дорог Ирана для транспортировки через Суэц и Персидский залив военных грузов союзников в СССР.

В августе 1943 года, незадолго до открытия Тегеранской конференции Большой тройки и в самый разгар кампании по выборам в новый меджлис, немецкая агентура была обезглавлена. В Тегеране были арестованы немецкий разведчик Майер и участники операции, выразительно названной «Миллион туманов». Следом начались аресты других немецких шпионов и связанных с ними профашистски настроенных иранцев. Лишь в сентябре 1943 года Иран официально объявил войну Германии (мотивировка: в Иран якобы заброшено большое число агентов-парашютистов). Но самой крупной, к счастью, провалившейся операцией германской разведки в Иране была высадка в ноябре этого же года в район Шираза восьми парашютистов-эсэсовцев. На них возлагалась задача с началом в Тегеране конференции руководителей СССР, США и Англии проникнуть в столицу Ирана и, переодевшись в костюмы кочевников-курдов, совершить убийство Сталина, Рузвельта и Черчилля. Благодаря бдительности советской контрразведки эта операция под кодовым названием «Вайтшпрунг» («Дальний прыжок») была сорвана. Кашкайцы, скрывавшие других диверсантов, в начале 1944 года выдали их англичанам.

В это время в армии Ирана действовала военная миссия США во главе с генералом Ридли. Заключенный в апреле 1943 года ирано-американский договор позволил США уже к концу войны занять второе место во внешней торговле Ирана. Но окончательно вытеснить Англию американцам долго не удавалось.

Самой влиятельной проанглийской фигурой в Иране в годы войны был Сейид Зия эд-Дин Табатабаи. Ранее он жил в Палестине. Англичане доставили его в Иран осенью 1943 года. «Избранный» под давлением британских войск в меджлис, Зия эд-Дин стал признанным в стране лидером исламистов, деятельность которых контролировалась из Лондона. Под лозунгом освобождения Ирана от европейского влияния он агитировал за возврат Ирана к исламским ценностям. Созданные им партии «Ватан» (в 1944 году) и «Эрадее мелли» (в 1945 году) стали потом главным прибежищем крайних клерикалов и уголовников, участвовавших в террористических нападениях и погромах демократических организаций. С этой же целью англичане старались привлекать на свою сторону мятежные племена. Один из их шейхов – крупный феодал Фарса Кавам Ширази – вскоре создал некий «Союз южноиранских племен», возглавляемый ханами, находившимися в оппозиции к властям Тегерана. Нередко они использовали свои вооруженные отряды (бахтиаров – в Исфагане, шахсевенов – в Иранском Азербайджане) для борьбы не с шахом, а с демократическими организациями. Наряду с бандами Зия эд-Дина и племенами в наступлении против демократических сил принимали участие некоторые военные круги, возглавляемые начальником генштаба генералом Арфа.