Текст книги "Страна за горизонтом"

О двух столицах

Большинство городов на земле возникает и развивается под влиянием стихийных социальных и географических факторов. Но история знает случаи, когда город появлялся как некое «социальное изобретение», как осуществление определенного замысла или политической идеи. Именно так, волею царя Петра I, возник Санкт-Петербург. За семьдесят три года до этого на другой «окраине цивилизации» был основан Бостон. Дикие болотистые земли и тяжкий труд первых поселенцев стали фоном для начальных страниц биографии «северных столиц».

Ильф и Петров не побывали в одном из самых старых и именитых городов континента. Их маршрут из штата Нью-Йорк вел на запад, в сторону Великих озер. Бостон, столица штата Массачусетс и крупнейший город Новой Англии, остался за спиной, на восточном берегу материка. Федеральную же столицу Соединенных Штатов писатели смогли увидеть в самом конце долгого турне.

Бостон и Вашингтон ярко выразили две разные идеи «стольного города», европейскую и американскую. Правовед и теолог Джон Уинтроп, приведший в 1630 году на берега бостонского залива первых поселенцев, призвал единоверцев возвести «Град на Холме». Пуританский Бостон провозгласил разрыв с английской метрополией и ее политико-религиозными устоями. В схожем случае закладка Санкт-Петербурга символизировала разрыв со старым государством, с московским боярством и церковниками. Поэтому судьба обоих городов воспринималась их жителями как ключевой факт национальной истории, а Достоевский даже назвал Петербург «самым умышленным городом на свете».

В эссе «Путеводитель по переименованному городу» Иосиф Бродский писал: «Изображение внутреннего и духовного интерьера города, его влияния на людей и их внутренний мир стало основной темой русской литературы почти со дня основания Петербурга… В контексте тогдашней русской жизни возникновение Санкт-Петербурга было равносильно открытию Нового Света: мыслящие люди того времени получили возможность взглянуть на самих себя и на народ как бы со стороны».

Первый морской порт, связавший британские колонии со странами всего мира, Бостон стал американским «окном в Европу». Его бурное развитие оказало большое влияние на американскую культуру и национальное самосознание. На бостонской сцене разыгрались первые акты революционной драмы Америки в XVIII столетии, за что город иногда называют «исторической столицей США».

«Столичный» характер Бостона утверждался не только его лидирующей ролью в торговле и политической жизни американских колоний, но и существованием здесь старейшего в стране Гарвардского университета и Американской академии искусств и наук. Первая американская газета и старейший литературный журнал увидели свет на берегах реки Чарльз. Через бостонское «окно в Европу» проникли в Новый Свет идеи западноевропейского Просвещения, что оказало колоссальное влияние на развитие новой нации.

Пуритане и диссиденты, проповедники и негоцианты, пираты и ведьмы, бунтари и сочинители – не каждый из портовых городов Старого Света может сравниться с бостонской родословной. Как говорил в позапрошлом веке Оскар Уайльд, американцы уже двести лет шутят о своей молодости.

В любом из «повенчанных с морем» старых городов заметны топонимические изыски. Главный променад Венеции – Славянская набережная, а поблизости от нее – Площадь двух Америк. В Бостоне долгое время существовали рядом Индийский причал и Русская верфь, откуда уходили за океан корабли оборотистых янки с названиями «St. Petersburg», «Ladoga», «Cronshtadt»…

Логика исторического развития сделала и Петербург, и Бостон самыми европейскими городами в своих странах. Гоголь в 1836 году, рисуя «общее выражение Петербурга», находил его сходство с «европейско-американской колонией». Новая Англия во всех отношениях тяготела к бывшей метрополии больше, чем какая-либо иная часть США. При всем различии в образе жизни обитателей домов Английской набережной Санкт-Петербурга и аристократических кварталов Бикон-Хилл в Бостоне, просвещенное общество обеих столиц следовало европейским культурным образцам. Достаточно вспомнить первую главу «Евгения Онегина», которая, перефразируя известное определение, являет собой «энциклопедию английской моды в русской жизни».

Схожим в исторической судьбе двух северных столиц оказалось и то, что в разное время они пережили резкое снижение политико-экономического статуса: Бостон – от крупнейшего города и порта Америки до полупровинциального затишья, Петербург – от имперского величия до «города с областной судьбой»… Сергей Довлатов писал: «Ленинград обладает мучительным комплексом духовного центра, несколько ущемленного в своих административных правах. Сочетание неполноценности и превосходства делает его весьма язвительным господином. Такие города есть в любой приличной стране. В Италии – Милан. В Соединенных Штатах – Бостон».

Вашингтон, также основанный на «мшистых топких берегах», возник в результате чисто американского политического компромисса. Зимой 1788 года штат Мэриленд выделил 10 кв. миль территории для строительства новой федеральной столицы. При этом каждый шаг в закладке города сопровождался ожесточенными спорами. Американские «отцы-основатели», запечатленные в бронзе и мраморе, выглядят сегодня сплоченной когортой великих мужей. На деле, у истоков атлантической республики стояли непримиримые, часто враждовавшие оппоненты.

Капитолий штата Массачусетс в Бостоне

Первые годы истории Соединенных Штатов отмечены балансированием на грани развала аморфной конфедерации. Местоположение федеральной столицы обозначило консенсус – на полпути между Джорджией (пограничьем Юга) и Массачусетсом (лидером Севера). Отцами географической сделки на благо страны были соперники и недруги в первом правительстве США: плантатор из Вирджинии Томас Джефферсон и адвокат из Нью-Йорка Александр Гамильтон. В результате сложного политического компромисса между госсекретарем Джефферсоном, за которым стоял аграрный Юг, и первым американским министром финансов Гамильтоном, за которым стоял мануфактурный Север, решили строить новую федеральную столицу.

Работая в тесном сотрудничестве с Джефферсоном, военный инженер П. Ланфан подал на утверждение предварительный план в июне 1791 года, а в сентябре получил письмо от членов комиссии по руководству проектом, что «федеральный округ будет называться “Колумбией” (в те времена романтический синоним Нового Света – Л. С.), а сама столица – городом Вашингтоном». Ушедший на покой первый президент США одобрил это решение, и даже наметил само место строительства Белого дома (неподалеку от своего имения Маунт-Вернон). К слову, неравнодушный к церемониалу генерал Вашингтон предлагал величать главу правительства как «Его Высочество Мощь и Сила, Президент Соединенных Штатов Америки и Протектор их свобод». Конгрессмены не согласились.

На красноватой местной почве строился величественный полис, достойный своей будущей славы. У новых столиц, бросивших вызов мировым державам, были французские отцы. Пьер-Шарль Ланфан проектировал «город великолепных расстояний» – дальнее эхо барокко в Северной Америке. Зодчий Жан-Батист Александр Леблон создал генеральный план строительства Санкт-Петербурга.

Судьба обоих парижан оказалось незавидной. Ланфан не нашел общего языка с «отцом нации» Вашингтоном, был обойден причитавшимся жалованием, уволен и умер в бедности. Главный архитектор Петербурга Леблон был оскорблен и избит вспыльчивым царем Петром, от чего слег в горячке и с постели уже не поднялся.

Когда-то профессор Московского университета, создатель Музея изобразительных искусств Иван Цветаев сетовал: «Несчастная мы страна! У нас своей античности нет!» Столь же остро ощущал масштаб проблемы в бывших колониях юрист и философ Томас Джефферсон. Автор Декларации независимости США в дополнение ко множеству талантов был неплохим архитектором-классицистом. По проектам Джефферсона возводились его собственная усадьба «Монтиселло», университет штата Вирджиния, Капитолий в Ричмонде (столице Вирджинии). Эстетика суровой природы и индейской топонимики уступила место античной аллегории. Здесь, с оглядкой на древних, создавалась некая новая утопия, имя которой было Республика.

«Огромно влияние Джефферсона, избранного в 1800 году президентом США, на облик американской столицы – при нем строился Капитолий, Белый дом, судебные здания, менялась Пенсильвания-авеню, – писал Петр Вайль. – Если есть в мире второй, после Виченцы, палладианский город – это Вашингтон. Точнее, он первый: потому что подлинный, исторический Палладио в своем городе пробовал и искал – в Вашингтоне же использовано уже найденное, отобранное, проверенное не только итальянской, но и британской, и уже своей американской практикой. Вашингтон – столица палладианства».

Томас Джефферсон также предлагал множество названий для осваиваемых Западных Территорий. Среди рекомендованных им топонимов были: Полипотамия, Ассенисипия, Черсонесия, Пелисипия, Макропотамия и Метропотамия. Интересно, что в центре Вашингтона, помимо Потомака, имеется речка Тибр (Tiber), ныне спрятанная в трубу под Национальным моллом.

Рождение общества на новой политико-социальной основе, общий подъем национального самосознания вызывали ориентацию на античные образцы. Для Бостона был естествен республиканский дух с торжественно-монументальной архитектурой первого в стране Капитолия (Massachusetts State House). В Петровскую же эпоху актуальными оказались ассоциации с величием Римской империи, начиная с присвоения Сенатом Петру I титула императора и заканчивая гербом Санкт-Петербурга, в котором отразились элементы герба Вечного города.

Классицизм в Америке оставил не менее впечатляющее наследие, чем в России XIX века – от могучих федеральных коринфских колоннад до скромных деревянных портиков провинциальных усадеб по всей стране. Имперский дух северной русской столицы стал предметом иронии А. К. Толстого:

 
В мои ж года хорошим было тоном
Казарменному вкусу подражать,
И четырем или осьми колоннам
Вменялось в долг шеренгою торчать
Под неизбежным греческим фронтоном.
 

В Штатах классицизм получил название «греческое возрождение» – упор делался на ценности народной демократии и просвещения. Ученый Бостон долгое время именовали «Афинами Америки», а в ковбойском Нэшвилле даже воздвигли точную копию Парфенона. По поводу последнего было много насмешек, но давайте помнить, что «неотесанные» первопроходцы Нового Света, пилигримы и пуритане, пересыпали устную речь и эпистолы цитатами из великих греков и римлян.

«Вашингтон, – писали Ильф и Петров, – со своими невысокими правительственными зданиями, садами, памятниками и широкими улицами – похож немножко на Вену, немножко на Берлин, немножко на Варшаву, на все столицы понемножку. И только автомобили напоминают о том, что этот город находится в Америке».

«Нестоличный» облик Вашингтона, подмеченный в «Одноэтажной Америке», определился двумя градостроительными факторами: запретом на строительство высотных зданий, который действует по сей день, и обилием парков – Вашингтон считается одной из самых зеленых столиц в мире. В рассказе «Тоня» осталось впечатление Ильфа и Петрова от поездки в близлежащий Маунт-Вернон, имение первого президента страны: «Здесь было тихо, чисто, давно отлетела отсюда бурная жизнь, когда во двор влетали гонцы на запаренных лошадях, когда сколачивались Соединенные Штаты Америки. Осталась только идиллия старосветской помещичьей жизни, как будто здесь жил не страстный Джордж Вашингтон, а какие-то американские Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, мистер энд миссис Товстогуб».

Интересно, что один из самых старых и престижных районов федеральной столицы, университетский Джорджтаун, носит имя не первого президента страны, но его заклятого врага, английского короля Георга. Американцы избежали послереволюционной эпидемии тотальных переименований.

«Провинциальность» относительно небольшого Вашингтона сбивала с толку не только Ильфа и Петрова. Один из первых русских визитеров дипломат Павел Свиньин писал в 1814 году: «Дворецъ Президентовъ, въ глазахъ Петербургскаго жителя, не заслуживаетъ никакого вниманія».

В августе того же 1814 года, в разгар второй англо-американской войны, Альбион высадил десант морской пехоты, который захватил и сжег Белый дом, здания Капитолия, государственного департамента, федерального казначейства и нескольких министерств. Вломившиеся в спешно покинутый своими хозяевами Белый дом английские солдаты нашли на столе остывающий ужин для президентской четы. Среди всеобщей паники и мародерства скромный писарь госдепа Стивен Плезонтон по собственной инициативе принес из дома холщовые мешки, в которых вывез на подводе и спрятал за городом оригиналы Декларации независимости, Конституции США, Билля о правах и другие манускрипты республики. Ни до, ни после того жаркого августовского дня сей «неприметный герой», американский Башмачкин, ничем себя не проявил.

К вечеру на Вашингтон обрушился невиданной силы грозовой дождь, а через центр города прошел торнадо. Ветер сносил крыши домов, валил деревья и даже убил перевернувшейся пушкой двух британских артиллеристов. Королевские гренадеры, выполнив свою задачу, погрузились на корабли. По счастливой случайности, буря и последовавший проливной дождь погасили пожарища, сохранив несущие стены Белого дома, выстроенные из песчаника. Сегодня метеослужба США утверждает, что это был единственный ураган в столице за весь период наблюдений.

Британский адмирал Джордж Кокберн по окончании войны заказал свой парадный портрет в полный рост на фоне пылающего Вашингтона – картина сейчас находится в королевском Морском музее в Гринвиче. Вернувшегося на родину адмирала отметили высокой наградой – орденом Бани – и дали особой важности поручение: отвезти пленного Наполеона на остров Святой Елены. Здесь сэр Кокберн оставался в течение нескольких месяцев в качестве губернатора острова и первого тюремщика французского императора.

В вашингтонском пожаре помимо исторических интерьеров погибли три тысячи томов парламентской библиотеки. Одна из книг сохранилась – Кокберн оставил себе на память приходно-расходную книгу федерального правительства за 1810 год. Через четыре года экс-президент Томас Джефферсон продаст в Вашингтон свое обширное книжное собрание, лучшее в Северной Америке. Накопленные за пятьдесят лет книги философа и политика отвезли в одиннадцати фургонах в сожженную столицу, положив начало Библиотеке Конгресса США.

В последний раз Вашингтон был прифронтовым городом в годы Гражданской войны. Сразу за рекой Потомак начиналась Вирджиния, территория мятежного Юга. По приказу президента Линкольна, в 1861 году столицу обнесли полукольцом фортов. Президент приезжал из Белого дома наблюдать за строительством и однажды чуть не встретил свою пулю на бруствере. Здесь можно долго говорить о судьбе. В годы войны старший сын Авраама Линкольна едва не попал под поезд на столичном вокзале. Его успел вытащить актер вашингтонского театра Джон Бут. За несколько дней до окончания Гражданской войны, в апреле 1865 года, президент Линкольн был застрелен в театральной ложе тем же актером, сторонником Юга Джоном Бутом.

Вашингтон, как и Рим, в центральной части пронизан секретными проходами и подземными туннелями. Известная всему миру гигантская пентаграмма военного министерства, египетский колосс-обелиск как одна из вертикальных столичных доминант, мистика масонских символов на правительственных фасадах – эффектная рампа «тихого парламентского города» (И. Ильф), где случаются марши протеста, скандальные сенатские расследования и импичменты президентов. «Текут мутные воды Потомака», – десятилетиями оповещали советских читателей и телезрителей кремлевские пропагандисты. Одно из «кривых зеркал» истории: в шифровках советского посольства в годы холодной войны американская столица фигурировала под символическим названием «Карфаген».

У Вашингтона есть выборный мэр, но принципиальные для города решения принимаются напрямую Конгрессом США. При этом своих законодателей жители столицы не выбирают. Отсюда шутливое выражение на номерных знаках местных автомобилей: «Налоги без представительства». В 1878 году Конгресс принял специальный акт, согласно которому границы федеральной столицы и округа Колумбия сравнялись, объединив Вашингтон, Джорджтаун и другие территории. Но историческое имя настолько вошло в обиход, что используется по сей день, хотя официальное название американской столицы – District of Columbia (сокращенно – D.C.) Поэтому местные жители, чтобы не путать свой Вашингтон с одноименным штатом на западе страны, в разговорной речи обычно именуют город «Ди-Си».

Развивая через полвека аллюзии Ильфа и Петрова, житель двух столиц Василий Аксенов написал: «Здесь, на Капитолийском холме, между Конгрессом и Библиотекой, когда сквозь деревья со всех сторон просвечивают колоннады, ты можешь вспомнить Санкт-Петербург, перед раскрашенными фасадами Джорджтауна поймать ощущение отчужденной, но присутствующей Британии, в открытых кафе Дюпон-серкла нельзя не уловить дух Парижа и, наконец, среди новых стеклянных поверхностей даунтауна поймать пульсацию современной космополитической эстетики».

Вашингтонская Национальная галерея искусства, открытая президентом Рузвельтом в 1941 году, вывела город в мировые культурные столицы. Палладианских форм и имперских размеров музей оказался также памятником советско-американских отношений тех времен. Ильф и Петров никак не могли знать о «кривых зеркалах» истории, да и слышавшие об этих государственных тайнах хранили молчание до распада Советского Союза. В романе Солженицына «В круге первом» один из обитателей сталинской «шарашки» попал за решетку именно за то, что сболтнул кому-то о продаже картин из Эрмитажа. За такие «упоминания» тогда давали не менее десяти лет лагерей.

Государственный Эрмитаж и другие крупные художественные собрания начали «дербанить» почти сразу после прихода большевиков к власти. Поначалу на распродажах реализовывали не главное: мебель, фарфор, декоративно-прикладное искусство. Аукцион в «Двенадцати стульях», где Остап Бендер и Киса Воробьянинов торговали гостиный гарнитур, – одна из правдивых примет эпохи нэпа. Ко времени написания «Золотого теленка» большевики создали государственную контору «Антиквариат», которая начала опустошение величайшего музея мира.

Вашингтонская Национальная галерея

Библиотека Конгресса США

Промышленник и банкир Эндрю Меллон, министр финансов при трех президентах США, инкогнито приобретал эрмитажные картины для задуманной им столичной коллекции. В 1929–1931 годах через три посреднические фирмы в Берлине, Лондоне и Нью-Йорке Меллон купил у Эрмитажа два десятка произведений мирового уровня, в том числе «Благовещение» ван Эйка, «Поклонение волхвов» Боттичелли, «Мадонну Альба» Рафаэля, а также полотна Рембрандта, ван Дейка, Тициана, Рубенса. Советский Союз даже не знал, куда уплывают его шедевры, продаваемые по демпинговой цене. Бывшее собрание императрицы Екатерины II составило ядро вашингтонской Национальной галереи – самого большого в мире мраморного дворца, возведенного на деньги Меллона. Олигарх настоял на том, что ни его коллекция, ни сам музей не будут носить его имени.

Илья Ильф и Евгений Петров смогли побывать на сенатских слушаниях и в Белом доме на одной из встреч Франклина Рузвельта с журналистами. Событие осталось без должного освещения, словно регулярные пресс-конференции Сталина в Москве были делом обыденным. Ильф и Петров плохо понимали беседу, и дружеское общение президента с бойкими журналистами без заранее заготовленных вопросов-ответов могло не произвести впечатления. Вероятнее же всего, неудобные политические сравнения были опущены, дабы не погубить будущую книгу.

История американского революционного XVIII века совершилась главным образом в Бостоне и Филадельфии. Гранитно-мраморный Вашингтон, отстроив три структуры федеральной власти, стал основным творцом дальнейшей политической истории республики. Первым же из великих деяний, случившихся в только что основанной столице, был грандиозный земельный договор, покупка Луизианы у Франции.

Третий президент США Томас Джефферсон инициировал сделку весной 1803 года. За 15 миллионов долларов Наполеон продал ненужные ему девственные земли, лежащие к западу от реки Миссисипи. Без единого выстрела, росчерком гусиных перьев на пергаменте Соединенные Штаты увеличили свою территорию вдвое. Приобретение двух миллионов квадратных километров прерий, речных долин и гор, на которых впоследствии полностью или большей частью расположились 15 американских штатов, считается самой крупной и выгодной операцией с недвижимостью за всю человеческую историю.

Из скромного вашингтонского кабинета Джефферсона началась эпическая биография американского Запада. Новый век, по определению писателя Ирвинга Стоуна, стал «эпохой ярких, драматических, бурных и героических саг о продвижении рода человеческого по Земле». Эта биография пишется по сей день.