Текст книги "На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в."

Таким образом, административно-территориальная структура Чернигово-Северской земли претерпела значительные изменения уже в первые десятилетия ордынской зависимости. В результате ряда политических действий Бату, целью которых являлось утверждение на Черниговском столе лояльных Джучидам представителей княжеского дома Ольговичей, произошло усиление процессов дезинтеграции Черниговщины, приведшее к окончательному распаду княжества на отдельные, фактически независимые удельные владения местных династий.

§ 2.5. Киевская земля

Киевское княжество, являвшееся на протяжении XXII вв. административно-политическим центром Древнерусского государства, ко времени монгольского нашествия в значительной степени утрачивает свое прежнее значение, становясь объектом борьбы между наиболее могущественными княжескими домами (галицко-волынскими Романовичами, черниговскими Ольговичами, смоленскими Ростиславичами и владимиро-суздальскими Всеволодовичами). Участие киевского князя Мстислава в антимонгольской коалиции и последующий разгром русско-половецких войск в битве на Калке (1223 г.) усилил процесс дальнейшего ослабления военного потенциала Киевской земли. Вместе с тем территория Среднего Поднепровья продолжала оставаться одним из наиболее густонаселенных и экономически развитых регионов Древней Руси, а Киевский княжеский стол формально считался «старейшим» столом Русской земли (в широком значении этого термина).

Особенностью территориальной структуры Киевского княжества являлось наличие на южных рубежах Киевщины своеобразной буферной зоны в Поросье, отделявшей наиболее заселенные и развитые в хозяйственно-экономическом отношении области Среднего Поднепровья от половецких кочевий. При активном участии союзных кочевников («черных клобуков») киевскими князьями была создана система пограничных укреплений, состоявшая из двух линий так называемых Змиевых валов и нескольких десятков крепостей[353]353
  Квітницький М. Пороська захісна ліния: етапи формування та розвитку (у свитлі писемних та археологічних джерел) // Місце и значення Поросся в історіi Украіни (IX–XVII ст.): Матеріали науково-практичноі конференціi. Корсунь-Шевченківський, 2007. С. 124–143; Моця А.П. Южная «Русская земля». Киев, 2008. С. 67, 69; Шинаков Е.А. Переселенческая политика киевских князей в контексте государствогенеза // Исследования по русской истории и культуре: Сб. ст. к 70-летию профессора И.Я. Фроянова. М., 2006. С. 129–132.


[Закрыть]. Административными и хозяйственно-экономическими центрами региона являлись г. Торческ и Юрьев, имевшие полиэтничное, славяно-тюркское население[354]354
  Рыбаков Б.А. Торческ – город Черных клобуков // Археологические открытия. 1966. М., 1967; Куза А.В. Древнерусские поселения // Древняя Русь (город, замак, село). М., 1985. С. 56–59; Моця А.П. Указ. соч. С. 67, 69.


[Закрыть]. Несмотря на значительную степень административной автономии кочевых федератов, их земли были включены в административно-территориальную и политическую структуру Южной Руси. Характерно, что в описании завершающего этапа Западного похода монгольских войск хулагуидский хронист Рашид ад-Дин обозначает Киевскую землю как «страну русских и народа черных шапок»[355]355
  Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. М.; Л., 1960. С. 45.


[Закрыть], не выделяя область расселения торко-печенежских союзников Киева в качестве отдельного государственного образования.

Рассматривая вопросы административно-политического статуса Киевской земли в государственной системе Монгольской империи и Улуса Джучи, следует отметить, что сведения о Киеве, относящиеся к 40—90-м гг. XIII в., имеют отрывочный и крайне противоречивый характер. Ввиду данного обстоятельства историческая реконструкция административного статуса и территориальной структуры Киевщины в период ордынского владычества представляется достаточно затруднительной, но необходимой исследовательской задачей.

Согласно сообщению «Сокровенного сказания», сразу после взятия Киева (Керман-Кива) армией Чингизидов в городе были оставлены монгольские чиновники: «Посланные в помощь Субетаю царевичи Бату, Бури, Гуюк, Мунке и все другие царевичи… совершенно разгромили и полонили Орусутов. Они полностью покорили Асутов и Сесутов, а также население городов Белерман, Керман-Кива и прочих городов, поставили даругачинов и танмачинов и возвратились на родину»[356]356
  Золотая Орда в источниках: В 5 т. Т. 3. Китайские и монгольские источники / Пер. Р.П. Храпачевского. М., 2009. С. 310.


[Закрыть].

Данное свидетельство не противоречит сообщениям других источников об административной политике монголов на завоеванных территориях. Так, хулагуидский хронист Рашид ад-Дин, описывая события Хорезмийского похода Чингисхана, отмечает: «…Во всех завоеванных городах он (Чингисхан. – Л. В.) посадил правителей (шихнэ)»[357]357
  Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Ч. 2. М.; Л., 1952. С. 225.


[Закрыть]. Аналогичное свидетельство имеется в династической хронике «Юань-ши», согласно сообщению которой после завоевания Хорезмийской державы и прилегающих земель монголы «установили порядок в разных городах Западного края и поставили там даругачи надзирать за ними»[358]358
  Золотая Орда в источниках: В 5 т. Т. 3. Китайские и монгольские источники. М., 2009. С. 159.


[Закрыть]. Информация о существовавшей в Монгольской империи практики назначения в завоеванные города военных наместников, осуществлявших управление и надзор за завоеванными территориями совместно с чиновниками покоренных стран, перешедшими на службу Чингизидам, также содержится в «Сокровенном сказании»: «После окончательного покорения Сартаульского народа, Чингисхан стал ставить по всем городам охранных воевод, даругачинов… Из Сартаульских же людей он поставил советников-соправителей при Монгольских даругачинах в Китае, так как они имели возможность получить указания о городских законах и установлениях…»[359]359
  Там же. С. 307–308.


[Закрыть]

Основными направлениями деятельности даруг (даругачинов) в эпоху становления государственной структуры Монгольской империи были поддержание порядка в недавно завоеванном регионе (подавление восстаний, борьба с разбойниками), а также обустройство системы административного управления территориями, включенными в державу Чингизидов[360]360
  Маслова С.А. Даруги и баскаки: соотношение должностей // Средневековая Русь: вопросы медиевистики. 2014. № 4 (58). С. 24; Она же. Институты ордынской власти над Русью (баскаки, даруги, послы). Дис. … канд. ист. наук. М., 2015. С. 67; Она же. Монгольская администрация на завоеванных землях: даруги и баскаки // Исторіческий вестникъ. Т. 10 [157]. Монгольские завоевания и Русь. С. 80—108.


[Закрыть]. В частности, по сообщению южно-китайской государственной хроники «Мэн-да бэйлу», после взятия монголами чжурчженской столицы мусульманин («сартаул») Джафар получил должность «главного даругачи» и «был оставлен охранять Джунду вместе со всеми полководцами»[361]361
  Мункуев Н.Ц. Мэн-да бэй-лу – важный источник по истории древних монголов // Мэн-да бэй-лу. «Полное описание монголо-татар». М., 1975. С. 36.


[Закрыть].

В свою очередь, по данным китайских источников, переведенных П.И. Кафаровым, танмачины являлись монгольскими военачальниками низшего ранга, командовавшими вспомогательными отрядами (тама), набираемых из представителей покоренных народов. Подразделения тама использовались в качестве передовых отрядов монгольских войск в период боевых действий, а в мирное время из них формировали подразделения для несения гарнизонной и караульной службы на завоеванных территориях[362]362
  Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. Т. IV. СПб., 1866. С. 155, 255.


[Закрыть]. О достаточно низком статусе танмачинов в системе военной иерархии Монгольской империи свидетельствует сообщение «Сокровенного сказания» об угрозе великого хана Угэдэя поставить своего сына Гуюка, нарушившего одно из положений Ясы, во главе авангардных штурмовых отрядов: «…вот возьму да поставлю тебя танмачином-воеводой, да велю взбираться на стены крепко кованные, пока ты под корень не ссучишь себе ногтей со всей пятерни!»[363]363
  Золотая Орда в источниках. Т. 3. Китайские и монгольские источники. М., 2009. С. 310–311.


[Закрыть]

Вместе с тем, при определенных обстоятельствах, танмачины могли быть наделены полномочиями осуществлять гражданский (в том числе судебный и фискальный) контроль над завоеванными землями. В частности, согласно информации, содержащейся в «Монгол-ун ниуча тобчиян», нойон Чормагун (Чормахан), возглавлявший в 1230-х гг. монгольские войска действовавшие на Кавказе и Ближнем Востоке, был назначен великим ханом Угэдэем танмачином «Багдадского народа», с обязательством сбора и отсылки в Каракорум ежегодной дани скотом и ремесленными изделиями[364]364
  Там же. С. 309–310, § 274.


[Закрыть]. В данном случае административный статус Чормагуна, судя по всему, подразумевал совмещение полномочий военного наместника и главного фискального чиновника (баскака).

Таким образом, земли Среднего Поднепровья первоначально были включены в имперскую административно-территориальную систему уже в 1240 г. и в первые годы после завоевания управлялись непосредственно монгольскими чиновниками. Однако уже к середине 40-х гг. XIII в. источники фиксируют факт присутствия в Киеве представителей русской княжеской администрации.

В частности, Ипатьевская летопись, описывая поездку Даниила Галицкого в ставку Бату (1245–1246), отмечает пребывание в Киеве наместника владимирского князя Ярослава Всеволодовича[365]365
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 806.


[Закрыть]. Киевский «тысячник» упоминается и в записках Плано Карпини, дважды посещавшего город (зимой 1246/47 г. и на обратном пути, летом 1247 г.)[366]366
  Путешествие в восточные страны… С. 68.


[Закрыть].

По всей вероятности, права на управление Киевской землей в качестве своеобразного ленного (пожалованного) владения были получены Ярославом во время его первого визита в ставку Бату, который состоялся в 1242/43 г. Согласно сообщению Лаврентьевской летописи, основным итогом поездки стало утверждение за владимирским князем его великокняжеского статуса[367]367
  ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. Л., 1926–1928. С. 326.


[Закрыть].

Появление в городе полномочного представителя великого князя не могло не сказаться на общей стабилизации общественной жизни и восстановлении ряда общественных и государственных институтов. В частности, к середине 40-х гг. XIII в. относятся первые сообщения о возобновлении внешнеторговых связей Киева с представителями европейских и ближневосточных купеческих корпораций[368]368
  Путешествие в восточные страны…. С. 82.


[Закрыть]. Несколько позднее, усилиями нового предстоятеля РПЦ – Кирилла, происходит восстановление Киевской митрополии как главного центра высшего церковного управления в русских землях[369]369
  Галимов Т.Р. Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.). Казань, 2019. С. 121–126.


[Закрыть].

Вместе с тем представляется крайне маловероятным полное отсутствие военно-административного контроля над центральными, наиболее густо заселенными районами Киевской земли со стороны Джучидов, заинтересованных как в контроле за сбором налогов с местного населения (в отношении которого были проведены переписные мероприятия уже в 1245 г.)[370]370
  Воротынцев Л.В. Кем был «Сарацин» – переписчик, упоминаемый в «Истории монгалов» Плано Карпини (к вопросу о проведении первой ордынской переписи на Руси в 1245 г.) // Золотоордынская цивилизация. № 10. Казань, 2017. С. 135–139.


[Закрыть], так и обеспечении безопасности торговых коммуникаций в Среднем Поднепровье с целью получения стабильных доходов от взимания торговой пошлины (тамги).

В данном контексте особого внимания заслуживает сообщение Плано Карпини, о встрече им в ставке Куремсы «киевского сотника Монгрота и его товарищей…», которые сопровождали папских дипломатов «некоторую часть дороги»[371]371
  Там же. С. 81, 82.


[Закрыть]. Согласно наиболее точным переводам списков «Истории монгалов», имя киевского сотника читается как Hongrot или Nongrot[372]372
  Giovanni di Pian di Carpine. Storia dei Mongoli / Enrico Menesto. Spoleto: Centro Italiano di Studi sull’Alto Medioevo, 1989. P. 331.


[Закрыть]. Учитывая тот факт, что «Словарь древнерусских личных собственных имен» не содержит имени, которое можно было бы соотнести ни с одним из трех вышеуказанных вариантов[373]373
  Тушков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен. СПб., 1909.


[Закрыть], наиболее вероятной представляется гипотеза французского исследователя П. Пеллио, высказавшего предположение о том, что имя киевского сотника могло иметь основу в его этнической принадлежности к племени онгиратов/конгиратов[374]374
  Paul Pelliot. Recherhes sur les chretiens d’Asie central et d’Extreme. Orient. Paris: Impr. nationale, 1973. P. 21, 68 (1).


[Закрыть].

А.А. Горский определяет статус Хонгрота как одного из монгольских чиновников, отвечавших за сбор дани в Киевской земле[375]375
  Горский А.А. Свидетели путешествия Плано Карпини: уникальная информация и ошибки прочтения // Средневековая Русь: вопросы медиевистики. 2014. № 3 (57). С. 120–121; Он же. Утверждение власти Монгольской империи над Русью: региональные особенности // «…Бещисленыя рати и великия труды…». Проблемы русской истории X–XV вв. СПб., 2018. С. 127–128.


[Закрыть]. Не отрицая возможности исполнения киевским сотником обязанностей фискального чиновника, следует отметить, что согласно информации, содержащейся в ряде источников, в военно-административной системе Монгольской империи сотник являлся прежде всего военачальником соответствующего его рангу подразделения[376]376
  Джувейни Ата-Мелик. История завоевателя мира. С. 23; Марко Поло. Книга о разнообразии мира. С. 129–130, 147; Путешествие в восточные страны… С. 49.


[Закрыть].

В данном контексте допустимо высказать предположение о том, что упоминаемый Карпини монгольский «сотник» мог быть так называемым «охранным воеводой» (танмачином), имевшим в своем подчинении военный отряд, размещенный на землях Среднего Поднепровья в виде «застав» и «караулов», как для осуществления контроля над покоренной территорией, так и для защиты Киева и его окрестностей от внешних и внутренних угроз (литовских набегов, разбоев).

Свидетельства о «сетевой» структуре военно-административного контроля над завоеванными территориями в Монгольской империи содержатся в отчете сунского дипломата Сюй Тина, посетившего владения Чингизидов в 1235–1236 гг. Описывая систему административного управления завоеванными монголами землями империи Цзинь (Северным Китаем), южнокитайский сановник отмечал следующую особенность: «…Внутри городов, округов и уездов… не было ни одного воина [татар], только за пределами городов, в селах имелись конные дозоры, разбросанные по всем направлениям и хозяйничавшие [в тех местах]…»[377]377
  Золотая Орда в источниках. Т. 3. Китайские и монгольские источники. М., 2009. С. 66.


[Закрыть]

Учитывая тот факт, что в 40-х гг. XIII в. Улус Джучи являлся составной частью Монгольской империи, представляется весьма вероятным, что вышеописанная практика размещения воинских контингентов на завоеванных территориях, имевших значительное по численности население, действовала и в западных владениях державы Чингизидов. Косвенным свидетельством этому служат сообщения Плано Карпини о монгольских «заставах», неоднократно встречавшихся папскому дипломату во время проезда по территории джучидских улусов, граничивших с русскими землями[378]378
  Там же. С. 68, 81.


[Закрыть].

Специфика административно-территориального устройства Улуса Джучи, базировавшегося на общеимперских стандартах Yeke Mongyol Ulus, в некоторой степени усложняет проблему определения русско-ордынской пограничной зоны на землях Днепровского правобережья, оставляя ее предметом научной дискуссии. Так, В.Л. Егоровым была высказана гипотеза о существовании в Среднем Поднепровье некой пограничной «буферной зоны», якобы занимавшей значительную территорию между Киевом и Каневом и разделявшей русские земли и собственно монгольские владения. Согласно представлениям исследователя, указанный район находился под управлением монгольских чиновников, но в то же время не был включен в территориальную структуру Золотоордынского государства[379]379
  Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды. М., 2009. С. 12–15.


[Закрыть]. Вместе с тем следует отметить, что теоретические построения В.Л. Егорова содержат необъяснимые противоречия (в частности, наличие управленческой администрации является ключевым фактором государственной принадлежности территории), не имеют доказательной базы в источниках и по факту являются гипотетическим конструктом, основанным на ряде допущений и аналогий.

Исходя из данного обстоятельства более вероятной представляется гипотеза о наличии «естественной границы» между территорией Киевского «наместничества» и собственно монгольскими владениями, включавшими в себя земли Южного Поросья (кочевья «черных клобуков»). В пользу данного предположения свидетельствуют и особенности ландшафтной структуры бассейна р. Рось, на северном берегу которой фиксируется наличие крупного лесного массива (так называемого Каневского леса), занимавшего значительное пространство от Канева до Юрьева и являвшегося естественным северным рубежом джучидских улусов в данном регионе[380]380
  Любавский М.К. Русская колонизация. М., 2014; Зайцев М.В. Историческая география России. Саратов, 2006. С. 69.


[Закрыть]. Сообщение же Плано Карпини, отметившего в своих записках, что первым городом на южных рубежах Киевщины, находившимся «…под непосредственной властью татар», являлся Канев[381]381
  Путешествие в восточные страны… С. 67.


[Закрыть], может являться свидетельством сохранения монголами контроля над этим городом, являвшимся стратегически важным пунктом транзитной торговли по Днепровскому речному маршруту[382]382
  ПСРЛ. Т. II. СПб., 1908. Стб. 528, 541.


[Закрыть].

Определение временного промежутка, в течение которого право на Киевское княжение сохранялось за династией Ярославичей, представляется крайне затруднительным, ввиду отрывочности и сомнительности сведений, содержащихся в поздних летописных сводах. Согласно сообщению Лаврентьевской летописи, в результате поездки в ставку великого хана сыновей Ярослава Всеволодовича – Александра и Андрея Ярославичей, состоявшейся в 1249–1250 гг., киевские земли были отданы под управление Александра Ярославовича: «…Приеха Александръ и Андреи от Кановичь и приказаша Александрови Кыевъ и всю Русьскую землю а Андреи седе в Володимери на столе…»[383]383
  ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. Л., 1926–1928. Стб. 472.


[Закрыть]

Известным медиевистом В.И. Стависским была выдвинута гипотеза о том, что последним из владимирских князей, носившим титул великого князя Киевского, был брат Александра Невского – Ярослав Ярославич[384]384
  Ставиский В.И. «Киевское княжение» в политике Золотой Орды (первая четверть XIV в.) // Внешняя политика Древней Руси (тезисы докладов). М., 1988. С. 95—100.


[Закрыть].

В свою очередь, Густынская летопись именует киевскими князьями не только младшего брата Александра Невского – Ярослава Ярославича: «В лето 6779 (1271)… преставися Ярослав Ярославичъ, великій князь Московскій и Кіевский»[385]385
  ПСРЛ. Т. II. Густынская летопись. СПб., 1848. С. 344.


[Закрыть], но и Ивана Даниловича Калиту: «В лето 6813 (1305)… начатъ вь Кіеве княжити Иоанъ Даниловичь Калита, внук Ярослава»[386]386
  Там же. С. 348.


[Закрыть]. Вместе с тем под тем же 1305 годом Густынский летописец отмечает наличие в Киеве некоего князя Станислава, носящего владельческий титул «князя Киевского»: «Паки Гедемин, князь Литовкій, Овруче и Житомиръ взятъ подъ княземъ Кіевскимъ Станиславом…»[387]387
  Там же.


[Закрыть] Данное противоречие не позволяет считать достоверными сведения Густынского летописного свода, относящиеся к политической истории Киевского княжества начала XIV в.

Современным украинскими исследователями Я. Книшем и Л.В. Войтовичем было высказано предположение о переходе Киевской земли в 90-х гг. XIII в. под контроль галицко-волынского княжеского дома, непосредственное управление которой якобы осуществляли галицкие наместники из числа служилых князей[388]388
  Книш Я. Невідомий киівський князь першоі чверті XIV століття. С. 266 [Электронный ресурс]. URL: http://www.insst-ukr.lviv. ua; Войтович Л.В. Польський король Казимир ІІІ і боротьба за спадщину Романовичів // Вісник Львівського університету. Серія історична. Вип. 46. Львів, 2011. С. 12.


[Закрыть]. Однако отсутствие информации в аутентичных эпохе письменных источниках, способной подтвердить гипотетические построения Я. Книша и Л.В. Войтовича, позволяет отнести их в разряд недоказуемых предположений.

Более обоснованной и аргументированной представляется гипотеза О.В. Русиной о переходе в 1280—1290-х гг. земель Среднего Поднепровья под управление династии путивльских князей, получивших от Джучидов ярлык на управление киевским уделом. В качестве обоснования своей версии исследовательница приводит сообщения Новгород-Северского синодика, в котором путивльские князья Иоанн, его сын Владимир Иоаннович, а также Андрей Овруцкий (возможно, брат Владимира) с сыном Василием отмечены владельческими титулами киевских князей[389]389
  Русіна О.В. Украіна під татарами i Литвою // Украіна крізь віки. Т. 6. Кіів, 1998. С. 32–33 [Электронный ресурс]. URL: https://www. rulit.me


[Закрыть].

Вместе с тем следует отметить, что датировка возможного перехода Киевской земли к представителям различных княжеских домов Южной, Юго-Западной и Северо-Восточной Руси во второй половине XIII – первой половине XIV в. представляется достаточно условной, ввиду крайне немногочисленных и отрывочных сообщений по этому вопросу в письменных источниках.

Тем не менее сообщения Новгородской IV и Софийской I летописей о князе Федоре Киевском, осуществившем с отрядом ордынского баскака («в 50 человек розбоем») нападение на новгородского владыку Василия Калику, возвращавшегося в 1331 г. из поездки в Константинополь, с целью грабежа и получения выкупа («окупа»)[390]390
  ПСРЛ. Т. VI. Софийская I летопись. М., 2000. Стб. 406; ПСРЛ. Т. IV. Вып. 1–3. Новгородская IV летопись. Пг.; Л., 1915–1926. С. 263–265.


[Закрыть], позволяет сделать вывод о сохранении системы кондоминального (совместного) управления Киевской землей и в первой половине XIV в.

Крайне скудная информация, содержащаяся в письменных источниках, не дает возможности точно определить династическую принадлежность князя Федора. По мнению одних исследователей, он мог быть одним из представителей династии черниговских Ольговичей[391]391
  Квашнин-Самарин Н. По поводу Любецкого Синодика // ЧОИДР. 1873. Кн. 4. С. 223; Зотов Р.В. О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 120.


[Закрыть]. Другие склонны видеть в нем князя Федора Святославовича, владельца Вязьмы и Дорогобужа, происходившего из династии смоленских Ростиславичей[392]392
  Дашкевич Н. Заметки по истории Литовско-Русского государства. Киев, 1885. С. 60–66. Примеч. 5; Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. Пг., 1918. С. 161.


[Закрыть]. Согласно гипотезе Ф.М. Шабульдо, киевским князем Федором являлся один из братьев литовского князя Гедимина, принявший православное крещение и получивший в управление Киев и северную часть Киевского княжества, якобы отошедшего под контроль ВКЛ в результате похода 1324 г.[393]393
  Шабульдо Ф.М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987. С. 29–30.


[Закрыть]

Таким образом, на основании комплексного анализа письменных источников можно сделать вывод о том, что после монгольского завоевания территория Киевского Поднепровья была выделена в отдельную административную единицу, управление которой на начальном этапе осуществлялось представителями монгольской военной администрации. Впоследствии Киевская земля была преобразована в ленное владение, ярлыки на управление которым в 1242–1263 гг. получали представители владимирского княжеского дома с сохранением ордынского военного присутствия. В конце XIII – первой половине XIV в. управление киевскими землями переходит к представителям других княжеских домов Южной Руси, осуществлявших управление совместно с представителями ордынской администрации (баскаками).

§ 2.6. Галицко-Волынская земля

Особую политическую линию власти Золотой Орды проводили в отношении Галицко-Волынской земли, разделенной к моменту монгольского нашествия на два фактически самостоятельных княжеских удела под управлением братьев Даниила и Василька Романовичей. Спецификой государственного устройства Галицкого и Волынского княжеств являлось наличие многочисленных и влиятельных групп местной аристократии, имевших значительную административно-политическую и хозяйственно-экономическую автономию, позволявшую им в ряде случаев проводить самостоятельную внешнюю политику.

Рассматривая проблему определения административно-политического статуса владений Романовичей в государственной системе Монгольской империи и Улуса Джучи на начальном этапе становления политической зависимости, следует отметить достаточно ограниченный объем информации, содержащейся в письменных источниках по вышеуказанному вопросу. Учитывая данное обстоятельство, представляется целесообразным использование методов сравнительно-исторического анализа и исторического моделирования с целью составления максимально полной и объективной картины исторических событий. Указанные методы предполагают изучение максимально широкого круга источников, имеющих отношение не только к истории Юго-Западной Руси и соседних с ней государств, но также и Монгольской империи, имевшей унифицированную систему дипломатических отношений с вассальными государствами, располагавшимися на ее периферии.

Разгром монгольскими войсками Черниговского и Переяславского княжеств (1239 г.) и выход туменов Чингизидов к границам Киевской земли, находившейся на тот момент времени в зоне политических интересов Романовичей, поставил перед правящей верхушкой Галицкого и Волынского княжеств вопрос о тактике взаимодействия с представителями «золотого рода», возглавлявшими в Западном походе отдельные корпуса монгольской армии.

Согласно гипотезе А.В. Майорова, поддержанной канадским исследователем М. Димником, первые контакты Даниила Галицкого, а также некоторых других русских князей (Мстислава Глебовича и Владимира Рюриковича) с представителями монгольской военно-политической элиты состоялись уже в 1239 г., свидетельством чему, по мнению исследователей, являются как сообщения ряда северорусских летописей (Софийской I летописи, Новгородской IV, Новгородской Карамзинской)[394]394
  ПСРЛ. Т. VI. Софийская I летопись старшего извода. М., 2000. Стб. 301; Майоров А.В. Летописные известия об обороне Чернигова от монголо-татар в 1239 г. (Из комментариев к Галицко-Волынской летописи) // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. СПб., 2009. Т. 60. С. 311–326.


[Закрыть], так и отрывочного свидетельства о недатированной поездке Даниила Романовича к «князю Тартар», содержащегося в жалованной грамоте венгерского короля Белы IV, выданной в 1244 г. некоему Николаю сыну Обичка из Суд[395]395
  Codex diplomaticus et epistolaris Slovaciae. T. 2. Bratislavae, 1987. Nr. 150. P. 100–102; Майоров А.В. Даниил Галицкий и «принц Тартар» накануне нашествия Батыя на Южную Русь. Данные венгерских и русских источников о контактах Даниила с татарами // Русин. 2013. № (31). С. 53–77; Он же. Повесть о нашествии Батыя в Ипатьевской летописи. Ч. 1 // ROSSICA ANTIQUA. 2012. № 1 (5). С. 33–94; Он же. Завоевание русских земель в 1237–1240 годах // Золотая Орда в мировой истории. Казань, 2016. С. 97–98; Димник М. Даниил Галицкий, Михаил Черниговский и татары: борьба за Галицкую землю в 1239–1245 гг. // Русин. 2014. № 1 (35). С. 18, 27.


[Закрыть]. Указанного в грамоте «князя Тартар» А.В. Майоров идентифицирует как одного из Чингизидов, участвовавших в Западном походе, внука Чингисхана и сына Тулуя – Менгу (Мункэ)[396]396
  Майоров А.В. Даниил Галицкий и «принц Тартар» накануне нашествия Батыя на Южную Русь. Данные венгерских и русских источников о контактах Даниила с татарами // Русин. 2013. № (31). С. 71.


[Закрыть].

Вместе с тем характер и результаты этой, возможно, имевшей место встречи остались не отмеченными как в русских, так и европейских письменных источниках. Данное обстоятельство не позволяет согласиться с категоричным выводом исследователя о заключении в 1239 г. политических соглашений между галицким князем, его союзниками и одним из монгольских «царевичей»[397]397
  Майоров А.В. Завоевание русских земель в 1237–1240 годах // Золотая Орда в мировой истории. Казань, 2016. С. 98, 103.


[Закрыть].

Анализ дипломатических стратегий, применявшихся монголами на протяжении всего периода их экспансионистской политики, показывает, что территории государств, добровольно признавших зависимость от державы Чингизидов, как правило, не подвергались военному разгрому. В частности, добровольное признание в 1211 г. правителем государства турфанских уйгуров политической зависимости от Монгольской империи обеспечило неприкосновенность его владений в период активных военных действий войск Чингисхана в Центральной Азии. Аналогичная политика впоследствии проводилась и наследниками основателя державы или их региональными представителями[398]398
  Джувейни Ата-Мелик. История завоевателя мира. С. 31–32; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М., 1952. С. 163.


[Закрыть]. Так, в результате соглашений, заключенных в 1243 г. правителем Киликийской Армении Хетумом I с командующим монгольскими войсками на Ближнем Востоке и Малой Азии – Бачу (Байджу) – нойоном, земли Киликии не были затронуты боевыми действиями, в отличие от соседних государств, включая княжества Великой Армении[399]399
  Киракос Гандзакеци. История Армении. М., 1976. С. 155–157; 165–167; 178–179.


[Закрыть]. В равной степени не понесли значительного ущерба и владения так называемых «болховских князей», заключивших соглашения с монголами при подходе туменов Чингизидов к границам их земель[400]400
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 792.


[Закрыть]. Исходя из вышеприведенных примеров, можно сделать вывод о том, что сам факт интенсивных боевых действий монгольских войск на территории Галицко-Волынской земли, сопровождавшийся взятием ряда городов, включая «стольные» Галич и Владимир-Волынский, может являться свидетельством того, что в 1240 г. Чингизиды не рассматривали владения Романовичей как территорию союзного или зависимого государства[401]401
  Там же. Стб. 786, 788.


[Закрыть].

В свою очередь, П.С. Стефанович, основываясь на своей версии анализа вышеуказанной грамоты Белы IV, выдвинул тезис о начале политических контактов Даниила Галицкого с представителями дома Джучи в период между 1242 и 1244 гг.[402]402
  Стефанович П.С. Политическое развитие Галицко-Волынской Руси в 1240–1340 гг. и отношения с Ордой // Российская история. 2019. № 4. С. 122–123.


[Закрыть] В то же время, в силу отрывочности и краткости вышеприведенного сообщения, представляется затруднительным определить интенсивность и правосубъектность дипломатических контактов Романовичей с Джучидами в первой половине 40-х гг. XIII в.

Следует отметить, что описываемые в летописных источниках события, происходившие в Галицко-Волынской земле в период с 1241 по 1245 г. (подавление враждебных Романовичам боярских группировок, а также нейтрализации военных угроз со стороны претендента на Галицкий стол (Ростислав Михайлович Черниговский) и поддерживавших его соседних государств[403]403
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 789, 790, 792, 795, 796, 797.


[Закрыть]), свидетельствуют об абсолютно суверенной внутренней и внешней политике князей-соправителей, направленной на восстановление административно-территориальной структуры княжества, стабилизацию военно-политической обстановки и восстановление хозяйственно-экономического потенциала. Таким образом, можно констатировать, что прохождение монгольских войск через Галицко-Волынские земли в 1240 г. не привело к немедленному установлению политической зависимости княжества от Джучидов и Каракорума. Аналогичным образом сохранили статус независимых от монголов государств также подвергшиеся военному разгрому соседние с владениями Романовичей Венгерское королевство и польские княжества.

Первое официальное ордынское посольство, прибытие которого в Галич следует датировать 1245 г., было послано из ставки Могучея (Мауци), имевшего, согласно контексту сообщения Плано Карпини, более высокий статус в правящей элите Монгольской империи, нежели наместник западных областей Улуса Джучи – Куремса[404]404
  Путешествие в восточные страны… С. 70.


[Закрыть]. Учитывая данное обстоятельство, а также вероятную принадлежность Могучея к представителям «золотого рода», можно предположить, что инициатива предъявления политического ультиматума Даниилу и Васильку Романовичам исходила непосредственно от Мауци, без санкции старших Джучидов. По мнению ряда исследователей, требования Могучея[405]405
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 805–806.


[Закрыть] предполагали переход галицких земель под прямое управление монгольских чиновников[406]406
  Горский А.А. Утверждение власти Монгольской империи над Русью: региональные особенности // Историческій вестникъ. Монгольские завоевания и Русь. Т. 10 [157]. М., 2014. С. 60; Стефанович П.С. Указ. соч. С. 123; Димник М. Даниил Галицкий, Михаил Черниговский и татары: борьба за Галицкую землю в 1239–1245 гг. // Русин. 2014. № 1 (35). С. 30.


[Закрыть]. В таком случае поездку галицкого князя в ставку Бату следует рассматривать как попытку нейтрализации военной угрозы, исходившей от Могучея, посредством признания политической зависимости на более выгодных для себя условиях и подтверждения властных полномочий (инвеституры) от верховного правителя Улуса Джучи. Косвенными аргументами в пользу данной гипотезы являются приведенные летописцем слова Даниила о решении ехать в ставку главы Джучидов с целью сохранения административного контроля над собственным уделом («…и доумавъ с братомъ своимъ и поеха ко Батыеви река не дамъ полоу отчины своеи но едоу к Батыеви самъ изииде же на празник святого Дмитрея. помолився Богу и приде Кыевоу…»)[407]407
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 805–806.


[Закрыть], а также отсутствие сведений о посещении галицким князем ставки Мауци, что являлось прямым нарушением дипломатического этикета[408]408
  Киракос Гандзакеци. История Армении / Пер. с древнеарм., предисл. и коммент. Л.А. Ханларян (Памятники письменности Востока. LIII). М., 1976. С. 222–223.


[Закрыть]. Подобное поведение правителя Галича может объяснятся нежеланием Даниила Романовича принимать условия, озвученные в требованиях Могучеевых послов.

Кроме того, заслуживает внимания сообщение Плано Карпини о получении «охранной грамоты» (проездного ярлыка) для «господина Даниила» послами волынского князя у неназванного представителя правящей элиты Орды[409]409
  Путешествие в восточные страны… С. 66.


[Закрыть]. Данное свидетельство папского посланника позволяет выдвинуть гипотезу о признании Васильком Романовичем политической зависимости от Джучидов ранее 1245 г. либо о наличии неких сепаратных соглашений с Куремсой, контролировавшим территорию, по которой пролегал маршрут Даниила. Характерно, что Ипатьевская летопись отмечает факт посещения ставки Куремсы галицким князем по пути к месту расположения кочевья Бату[410]410
  ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. СПб., 1908. Стб. 806.


[Закрыть].

Исходя из летописной информации о весьма благосклонном приеме, оказанном галицкому князю Джучидами[411]411
  Там же. Стб. 808.


[Закрыть], можно сделать вывод о том, что владения Даниила и Василька были признаны «землей канови и Батыеви» и получили статус вассальных государств, расположенных на западной границе Улуса Джучи и соседствовавших с враждебными монголам странами (Венгрией, Польшей, Литвой).

Сообщение о существовании в Монгольской империи территорий с особым статусом содержится в записках Плано Карпини: «Они (монголы. – Л. В.) берут дань также с тех народов, которые находятся далеко от них и смежны с другими народами, которых до известной степени они боятся и которые им не подчинены, и поступают с ними, так сказать, участливо, чтобы те не привели на них войска или чтобы другие не страшились передаться им»[412]412
  Путешествие в восточные страны… С. 57.


[Закрыть]. К таковым народам папский дипломат относил «обезов» (абхазов или абазинов) и «георгиан» (грузин)[413]413
  Там же.


[Закрыть], что не исключает существование на границах Улуса Джучи и других государственных образований с подобным статусом.

Согласно гипотезе А.А. Горского, зависимые от монголов государства, сохранившие внутреннее самоуправление, к числу которых, помимо русских княжеств, исследователь относит Корею, Грузинское царство, Киликийскую Армению, Трапезундскую империю и Румский султанат, рассматривались Чингизидами в качестве плацдарма для дальнейших завоеваний[414]414
  Исторический вестник. Монгольские завоевания и Русь. Т. 10 (157). М., 2014. С. 9.


[Закрыть]. Вместе с тем следует отметить, что большая часть из перечисленных исследователем государств располагались в регионах, не представлявших интереса для кочевников с точки зрения хозяйственно-экономического использования вследствие их ландшафтно-географического расположения. К таковым территориям, помимо отмеченных А.А. Горским, можно отнести сохранившие внутреннее самоуправление и правящие династии высокогорный регион Бадахшана (Баласиана), владения правителей Герата, южноиранскую полупустынную область Луристан и ряд других регионов, включая горно-лесистые районы Галицкого Прикарпатья[415]415
  Марко Поло. Книга о разнообразии мира. С. 107; Извлечения из «Сборника летописей» Рашид ад-Дина // Становление и расцвет Золотой Орды. Источники по истории Улуса Джучи (1266–1359 гг.). Казань, 2011. С. 47; Тимофеев И.В. Ибн Баттута. М., 1983. С. 108; Тулибаева Ж.М. Мирза Улугбек о Чингизидах на троне Ирана: правление Улджайту-хана и Абу-Саида Бахадур-хана // Золотоордынское обозрение. 2018. Т. 6. № 2. С. 434.


[Закрыть]. Данное обстоятельство в значительной обусловливало сохранение административной автономии вышеуказанных территорий в государственной системе Монгольской империи.

Наличие автономного статуса предполагало получение ряда административно-политических преференций, косвенные свидетельства о которых в отношении Галицко-Волынского княжества прослеживаются в письменных источниках.

Прежде всего следует отметить, что, в отличие от летописных сводов Северо-Восточной Руси, галицко-волынские летописи не содержат информации о переписных мероприятиях, проводимых монгольскими фискальными чиновниками на землях княжества как в период проведения общеимперской переписи 1257–1259 гг., так и джучидских «чисел» в 1245–1246 и 1274–1275 гг. Вместе с тем не подлежит сомнению сам факт даннических выплат галицких князей в Золотую Орду, сохранявшихся вплоть до завоевания основной территории Галицко-Волынского княжества польским королем Казимиром III Великим в 1349 г. В частности, в анонимном «Описании Восточной Европы» (Descriptio Europe Orientales), составленном в 1310–1311 гг., содержится упоминание о даннической зависимости «Рутении» от «татар»[416]416
  Хаутала Р. В землях «Северной Тартарии»: Сведения латинских источников о Золотой Орде в правление хана Узбека (1313–1341). Казань, 2019. С. 231, 232.


[Закрыть]. Аналогичное сообщение содержится в письме польского короля Владислава Локетка римскому папе Иоанну XXII (от 21 мая 1323 г.). Сообщая понтифику о смерти галицко-волынских князей Андрея и Льва Юрьевичей, Владислав указывает на ежегодные выплаты ими дани в Орду[417]417
  Там же. С. 643, 644.


[Закрыть]. По всей вероятности, именно заинтересованностью в сохранении статуса западнорусских земель как податной территории Джучидов, налоги с которой шли в ханскую казну, можно объяснить масштабную военную помощь, оказанную ханом Узбеком правителю Галича – Дмитрию Дедько для отражения нападения войск польского короля Казимира III в 1341 г.[418]418
  Там же. С. 713.


[Закрыть]