Текст книги "Святой закрывает дело"

Роджер зажег лампу, и свет блеснул на лезвии кинжала, но блеск глаз Святого был не менее холоден и суров, чем блеск стали.

Глава 7

Как Саймон Темплер продемонстрировал свою «святость» и принимал гостя

За все годы богатой приключениями и странствиями жизни Саймон Темплер влюбился лишь единожды – в Патрицию Хольм, как и следовало ожидать, влюбился безоглядно. А теперь он смутно начал понимать, хотя всегда возражал против подобной ереси, что за те восемнадцать месяцев, что они вместе, он к ней привык. Он понимал: этап первого восторженного экстаза позади, а то, что пришло ему на смену столь незаметно и тихо, очаровало и покорило его душу, хотя он этого и не осознавал. И понадобилось вот такое потрясение, чтобы все стало ясно.

И когда пришла эта ясность, она принесла с собой восторг, затмивший прежнее чувство. Это напоминало изумление всю жизнь купавшегося в солнечных лучах человека, который впервые осознал солнце как источник света и понял, какой будет ужас, если темнота покроет мир, а солнце перестанет сиять.

Очень мягко Святой сказал толстяку:

– Ты сам свинья, мой милый. А теперь слушай. Я намерен задать тебе несколько вопросов. Ты можешь с легкостью на них ответить или умереть медленной и мучительной смертью. Как хочешь. Но знай: покинешь эту комнату, только выбрав одно из двух.

Толстяк был не таков, как тип в котелке, из которого Святой выколачивал информацию перед этим. В его глазах-бусинках появилась какая-то жесткая решительность, открытый вызов в углах тонких губ, отчаянность зверя, загнанного в угол. Саймон не обратил на это внимания, только мягко осведомился:

– Ты понял меня, прыщ?

И в сердце его была ненависть, личная ненависть, никому другому не понятная. В блеске глаз и мурлыкающем мягком голосе Святого была такая дьявольская жестокость, которую невозможно не ощутить, и толстяк начал шаг за шагом с ужасом отступать от надвигавшегося на него Святого, пока не уперся в стол. Дальше отступать было некуда.

– Надеюсь, милый, ты не думаешь, что я блефую, – продолжал Святой тем же бархатным голосом. – Это было бы очень глупо с твоей стороны. Ты сделал или принимал участие в том, что мне очень не нравится, я всегда категорически возражал против этого; но сейчас я возражаю еще сильнее по личным мотивам, потому что на этот раз дело идет о персоне, которая значит для меня больше, чем ты своим умишком можешь представить. Следишь за ходом моей мысли, жалкая бородавка?

Толстяк метнулся в сторону, чтобы укрыться за столом, но Святой перехватил его. И толстяк не мог отвести взгляда от глаз Святого – этих чистых голубых глаз, обычно полных беззаботного веселья, а сейчас – мрачных и безжалостных.

Святой продолжал:

– Меня не волнует, что ты просто являешься агентом доктора Мариуса… Ага, прямо подпрыгнул! Оказалось, что мне известно больше, чем вы предполагали, так?.. Но и это меня не волнует… Если уж ты связался с такими людьми, то будь готов терпеть последствия. А если считаешь, что игра стоит свеч… Что же, все должно быть справедливо, не так ли?.. Наши разногласия из-за того, что ты участвуешь в деле, которое меня раздражает, а я терпеть не могу, когда меня раздражают… Ну что ты, сынок, не надо!

В руке толстяка появился пистолет, но мгновенно пропал. Это Святой, шагнув вперед, сделал быстрое кошачье движение. Толстяк застонал и выронил пистолет.

– Ах, ты мне руку сломаешь…

– С радостью, мой милый, а потом и шею. Но сначала… – Сжав еще крепче запястье толстяка, Святой опрокинул его на стол, легко удерживая своими невероятной силы пальцами, и тот увидел перед глазами лезвие кинжала. – Когда-то давно, – продолжал Святой бесстрастно, что было хуже гневного крика, – я был на островах Папуа. Однажды в городок, где я находился, из джунглей пришел человек. Это был старатель, тупоголовый и упрямый старатель, который отправился искать золото в места, куда старожилы не ходили и его от этого предостерегали. А в полнолуние его схватили туземцы. Они очень бывают рады, когда им удается схватить белого человека в полнолуние, они любят использовать белых в своих празднествах. Формы развлечений у них примитивные, даже очень. И одно из таких развлечений состоит в том, что у человека вырезают глазные веки. Прежде чем я проделаю эту операцию на тебе, подумай, как она отразится на твоей красоте.

– Господи! – хрипло пробормотал толстяк. – Вы же не можете…

Он попытался сопротивляться, но его держала железная рука. Какое-то время он еще мог двигать головой, но потом Святой прыгнул на стол и навалился на него, зажав коленями голову.

– Не надо так громко кричать, – сказал Святой и, отпустив запястье толстяка, сдавил ему глотку. – В этом доме живут и другие люди, а мне не хотелось бы их тревожить. Давай приступим к нашей маленькой операции… но что я слышу? Я не смогу этого сделать? Извини, но все совершенно наоборот. Прекрасным образом могу это сделать. Я буду очень осторожен, и ты даже не почувствуешь боли в момент операции. Неприятными окажутся только ее последствия. Подумай. Если ответишь на вопросы и вообще станешь вести себя как хороший мальчик, я, возможно, отпущу тебя. Пока ничего не обещаю, но это вполне вероятно.

– Нет…

– Нет, действительно?.. Решил поупрямиться, малыш? Собираешься пожертвовать своими прекрасными веками и медленно ослепнуть? Или хочешь вынудить меня поджаривать твои подошвы на газовой горелке и загонять щепки под ногти? Или применить другие грубые способы, пока не одумаешься? Нет, ты напрасно подвергаешь себя таким болезненным процедурам…

Святой поднял кинжал и начал медленно, острием вниз, опускать его к глазам толстяка. Клинок сверкал словно одинокая звезда; охваченный ужасом толстяк не мог отвести от него взгляд.

– Будешь говорить? – небрежно спросил Святой.

Толстяк снова попытался закричать, и снова железные пальцы вернули этот крик в глотку. Святой опустил кинжал еще ниже, практически коснувшись острием кожи.

Роджер Конвей чувствовал, как капли холодного пота катятся у него по лбу, но не мог произнести ни слова. Он не сомневался в том, что Святой в точности выполнит угрозу, если обстоятельства вынудят. Он знал Святого, видел в сотнях неожиданных ситуаций, в самых разных состояниях духа, но никогда не видел, чтобы правильные черты лица Святого стали невыносимо зловещими, словно высеченными из гранита.

И тогда Роджер Конвей осознал, что до этого воспринимал лишь теоретически и не очень ясно: ярость святых может быть намного опаснее, чем ярость грешников.

Похоже, распростертый на столе толстяк понял, что такой человек, как Саймон Темплер, даже будучи цивилизованным англичанином, в приступе леденящей душу ярости не, остановится ни перед чем. И его вдох превратился в дрожащий стон.

– Так будешь говорить, красавчик? – изысканно вежливо вновь спросил Святой.

– Буду. Я буду говорить, – прохныкал толстяк, – что хотите сделаю. Только уберите свой нож…

Мгновение Святой не шевелился.

Потом медленно, словно в трансе, отвел кинжал в сторону и посмотрел на него с удивлением, словно раньше никогда не видел.

– Очень драматично, – со странной усмешкой заметил он. – И очень отвратительно. Не знал, что во мне это есть.

Затем уставился на толстяка с любопытством; как мог бы в свободную минуту следить за мухой на оконном стекле, вспоминая рассказы о мальчишках, которые обрывали мухам крылья.

Наконец Святой медленно слез со стола и достал портсигар.

Толстяк же скатился со стола, и, когда его ноги коснулись пола, было заметно, что он едва может стоять.

Роджер бесцеремонно толкнул его в кресло, откуда он, ощупывая пальцами свое горло, уставился на длинного, все еще лежащего на полу.

– Не сильно удивляйся, – сказал Роджер. – Последний джентльмен, получивший такой удар, не приходил в себя полчаса, а твой приятель – пока только двадцать минут.

Саймон бросил спичку в камин и повернулся к толстяку:

– Ну-с, послушаем твою песенку, красавчик!

– Что вы хотите знать?

– Прежде всего – что сделали с девушкой, которую похитили сегодня вечером.

– Этого я не знаю.

Сигарета Святого дрогнула в губах, и он глубоко засунул руки в карманы брюк.

– Ты, должно быть, все еще не понял, красавчик, – сладким голосом заметил Святой. – Это не игра, и ты в этом убедишься, если не осознаешь своего положения прежде, чем я успею опять наложить на тебя руки. Если хочешь, я опять приступлю к маленькой хирургической операции. Так что тебе лучше говорить, мне нравится твой голос, он позволит мне забыть о неприятных вещах, которые я должен буду проделать с твоим воистину очаровательным личиком.

Толстяк содрогнулся, поглубже втиснулся в кресло и замахал руками, то ли отгоняя мрачные видения, то ли пытаясь закрыться от взгляда безжалостных голубых глаз.

– Я не знаю! – выкрикнул он. – Клянусь…

– Тогда расскажи мне то, что ты знаешь, крыса, – сказал Саймон, – а потом я заставлю тебя вспомнить и кое-что еще.

Толстяк, подстегнутый страхом, разразился потоком несвязных слов.

Он действовал по инструкциям доктора Мариуса. Это было так: за домом на Брук-стрит в последние сутки установили тщательное наблюдение, он сам был одним из наблюдателей. Вчера вечером видел, как они уезжали, но преследовать автомобиль было не на чем. Двое других, разведывая окрестности, вдруг увидели у дома груженый автомобиль и помчались докладывать об этом.

– Оба? – прервал Святой.

– Оба. Это была ужасная ошибка, за которую они понесут наказание.

– А ты, как я понимаю, будешь награжден? – пробормотал Саймон.

Толстяк вздрогнул и продолжал:

– Одного из них немедленно послали обратно, но машины уже не было. Потом Доктор сказал, что его планы изменились и одного человека хватит для наблюдения за домом, на случай, если вы вернетесь. Этим человеком был я. Германн, – он показал на неподвижную фигуру на полу, – как раз пришел мне на смену. Мы собирались доложить о вашем возвращении.

– Оба?

– Оба.

– Ужасная ошибка, – иронически протянул Святой. – Полагаю, и вы понесете наказание. А?

Толстяк только моргнул.

– Другого, – сказал он, – послали следить за девушкой, приказав не упускать ни одной мелочи, ни одной детали. Мариус ничего не объяснил, но дал понять огромную важность задания. Таким образом, за Патрицией следили до самого Девоншира.

– Похоже, твой хозяин очень не хочет лично со мной встречаться, – угрюмо заметил Святой, – и это разумно с его стороны!

– Мы не можем рисковать…

– Мы?

Саймон, словно сокол добычу, ухватил последнее местоимение.

– Я имею в виду…

– Знаю, что ты имеешь в виду, мой милый, – нежно сказал Святой. – Ты имел в виду не показать, что знаешь больше, чем сказал. Ты не просто наемный бандит, как то насекомое в котелке, на которое мне пришлось наступить. Ты – секретный агент. Это мы понимаем, как и то, что, с каким бы почтением ты ни относился к сохранности своей паршивой шкуры, твой достойный похвалы патриотизм по отношению к твоей стране заставит тебя сопротивляться и лгать так долго, как сможешь. Очень хорошо. Я аплодирую. Но боюсь, что мое одобрение единственного твоего достоинства только этим и ограничится – мысленным похлопыванием по плечу. А потом мы вернемся к нашей реальной личной ссоре. Как ты не можешь сообразить своей костяной головой с немытыми ушами, что я сам боец, и, смею думать почему-то, мой дорогой, я боец получше тебя.

– Я не имел в виду…

– Не лги, – сказал Святой укоризненно-насмешливо, однако за внешней легкомысленностью слышалась леденящая сердце угроза.

– Не лги мне. Я этого не люблю.

Подпиравший стену Роджер выпрямился.

– Положи его снова на стол, старина, – предложил он.

– Я и собираюсь это сделать, – сказал Святой, – если он не выложит все быстрее, чем утка успеет тряхнуть хвостом.

Он немного приблизился к толстяку.

– Ну а теперь ты, отвратительная гадина, слушай меня. Игра кончилась. Ты вляпался, как только произнес это маленькое словечко «мы». А я любопытен. Очень-очень любопытен и любознателен. Я хочу узнать о тебе все – биографию, имя твоей любимой кинозвезды, как играешь в гольф и даже то, заправляешь ли пижамную куртку в брюки, когда спишь, или выпускаешь ее поверх брюк. Я хочу, чтобы ты сам все рассказал о себе. Например, когда Мариус сказал, что его планы изменились и наблюдение за домом можно снимать, не упоминал ли он, что его планы изменились в связи с некой девушкой?

– Нет.

– Ты солгал уже дважды, – сказал Святой. – Когда солжешь в следующий раз, Тебе будет очень больно. Второй вопрос: я знаю, Мариус подстроил так, что девушку одурманили и похитили с поезда до Лондона, – но где она должна быть похищена и куда доставлена?

– Я не… А-а-а-а!

– Я тебя предупреждал, – сказал Святой.

– Вы просто дьявол, – всхлипнул толстяк.

Святой улыбнулся:

– Нет, не совсем. Я обычный человек, который не любит, чтобы ему досаждали. Думаю, это ясно! Конечно, сейчас я очень тороплюсь, и поэтому мои действия могут показаться несколько опрометчивыми. Ну, вспомни какие-нибудь факты, правдивые факты, или мы снова будем заниматься неприятными вещами?

Толстяк дрожа отшатнулся от него.

– Я больше ничего не знаю, – пробормотал он, – клянусь.

– Где Мариус сейчас?

Однако немедленного ответа не последовало, так как в квартире неожиданно раздался звонок.

Секунду Святой оставался неподвижен.

Потом он зашел за кресло пленника, и его кинжал снова покинул ножны. Толстяк, увидев сверкающее лезвие, в ужасе вытаращил глаза. Он было разомкнул губы, но Святой закрыл ему рот ладонью, подавив крик. Острие кинжала уперлось прямо в грудь толстяка.

– Одно только слово, – предупредил Святой, – и тогда все остальные слова скажешь уже своему ангелу-хранителю. Роджер, как ты думаешь, кто это?

– Тил?

– Выследил торговца автомобилями в его воскресном убежище и вышел на наш след?

– Если не отзовемся…

– Взломают дверь, знают, что мы здесь, – машина около дома. Нет, они просто обязаны войти…

– Только мы стали кое-что узнавать…

Глазами Саймон Темплер показал:

– Дай-ка мне этот пистолет!

Конвей подобрал пистолет толстяка, валявшийся на полу, и передал Святому.

– Знаешь, Роджер, – молвил тот. – Ни один человек, рожденный женщиной, не должен вмешиваться в мои дела. Я намерен выколотить все из этого куска мяса, а потом действовать – и найти Патрицию. Я пробьюсь к ней, даже если придется перестрелять весь Скотленд-Ярд. Иди и открой дверь.

Конвей кивнул.

– Я с тобой, – сказал он и вышел из комнаты.

Святой спокойно ждал.

Левой рукой он держал кинжал у сердца толстяка, готовый вонзить его, а в правой – пистолет, который скрывала спинка кресла.

Когда Роджер вернулся и Святой увидел человека, вошедшего следом, он не шевельнулся и ничто не отразилось на его бесстрастном лице. Только сердце болезненно сжалось да странное чувство пульсирующей пустоты разлилось в нем.

– Рад снова встретиться с вами, Мариус! – произнес Святой.

Глава 8

Как Саймон Темплер развлекал гостя и испортил все веселье

Святой медленно выпрямился.

Никто никогда не узнает, чего ему стоили спокойствие и улыбчивая невозмутимость. Но дались они ему легче, чем то спокойствие, которое он уже продемонстрировал Конвею.

Темперамент Святого не позволял ему расслабляться в периоды вынужденного бездействия; он не мог использовать свои незаурядные качества в борьбе с противником, которого не видел; он был, в зависимости от обстоятельств, выше или ниже хитрых уловок.

В Саймоне Темплере было много простоты. Он и сам говорил, что хотя инстинктивно понимает преступника, но никогда не смог бы стать классным детективом. То есть его ум для этого годился, а характер – нет. Он предпочитал более яркие цвета, более размашистые и четкие линии, простые, прямые и ошеломляющие действия. Сильный дух бойца и прекрасные идеи вели его в бой и помогали победить, но он редко задумывался над этим. У него были идеалы, но и о них он размышлял редко; для него они были сформулированы как бы высшим авторитетом и оставались несколько отстраненными и неоспоримыми.

Он не любил трудных раздумий, не связанных с конкретными делами. По его мнению, любые размышления другого сорта были ересью и бедствием, внезапной болезнью, убивающей честь и поступок. Он имел отважное сердце счастливого воителя, отзывающегося на призыв. Святой так говорил о себе, без малейшего намека на позу: «Риск, схватка и внезапная смерть».

Наконец-то он попал в ситуацию, которую ожидал, сколь бы опасной и отчаянной она ни была.

– Возьми-ка пугач, Роджер, – ровно и насмешливо сказал Святой, а затем обратился к Мариусу: – Как мило с вашей стороны нанести нам визит. Что-нибудь выпьете?

Мариус сделал шаг вперед.

На нем была приличествующая случаю визитка и полосатые брюки. Строгое изящество одежды гротескно контрастировало с фигурой человека из эпохи неолита и отвратительно уродливой невыразительностью лица, моделью для которого, наверное, служила маска какого-то первобытного идола.

Он равнодушно взглянул на Роджера Конвея, прислонившегося к двери с нацеленным на него пистолетом, потом повернулся к Святому. Тот, держа большим и указательным пальцами кинжал, раскачивал его, словно маятник.

Святой выглядел яростно-сдержанным, словно леопард, собирающийся прыгнуть; но Мариус был спокоен, словно гигантская статуя Будды.

– Я вижу у вас тут кое-кого из моих людей, – сказал он.

Для такого огромного человека голос оказался необыкновенно мягким и высоким; его английский был бы безупречен, если бы не такая преувеличенная точность.

– Да, – ответил Святой вежливо. – Вы можете думать обо мне все что угодно, меня это не заботит, но я теперь – практикующий социалист. По воскресеньям, вечером, выхожу на большую дорогу и взимаю лепту с прохожих. Вот сегодняшняя добыча. А как вы об этом узнали?

– Я об этом не узнавал. Один из них давно уже должен был доложить мне о результатах наблюдения, а мои люди знают: опаздывать с докладом нельзя. Поэтому я поехал посмотреть, что же с ним случилось. Не будете ли вы столь любезны отпустить его – и его товарища.

Святой поднял бровь.

– Я не уверен, что они сами этого захотят, – заметил он. – По крайней мере, один, из них временно не в состоянии выразить мнение по данному вопросу. Что касается другого – ну, мы только-только начали ладить друг с другом. Убежден, ему не захочется расстаться со мной.

Толстяк пробормотал несколько слов на непонятном Святому языке. Святой прервал его, сказав:

– Не встревай в разговор, это невежливо. Сначала скажу я то, что хочу, а потом ты. Это будет справедливо. Уверен, доктор Мариус оценит наши маленькие шутки, которые его касаются.

Гигант скривился в отвратительной улыбке и произнес:

– Может быть, сначала выслушаете мою шутку?

– Нет, только после меня, – ответил Святой, – наверняка ваша шутка будет лучше моей, и моя покажется совсем плоской, ведь это маленькая песенка о человеке, которого мы назовем «таинственный Тил» и которому однажды я был вынужден крепко врезать. К сожалению, он оправился, но интерес к охоте на лис в этом сезоне у него пропал. Вы не дали нам достаточно времени на репетицию песенки, а то я попросил бы ребят спеть. Но ничего. Лучше расскажите мне историю вашей жизни.

Гигант и бровью не повел.

– Похоже, вам известно мое имя, – сказал он.

– И очень хорошо, – лучезарно улыбнулся Святой. – Что-то связанное с прославленным доктором Мариусом.

– Да, я довольно известен.

– Я имею в виду известного доктора Мариуса, чье житие стало весьма сомнительным, поскольку оказалась ненадежной техника воплощения множества самых разнообразных его идей. Ну что, теперь прозвенит звонок и моя монетка вывалится из автомата?

Мощной рукой Мариус сделал нетерпеливый жест:

– Я здесь не для того, чтобы слушать ваши шутки, мистер…

– Темплер, – закончил Святой. – Рад знакомству!

– Я не хочу терять время…

Саймон сначала потупился, затем посмотрел на Мариуса. В глазах у того сверкнула жестокость дикаря. Добродушие и юмор улетучились, даже Роджер это заметил.

– Конечно, мы не должны терять время, – спокойно сказал Святой. – Спасибо, что напомнили. Этого-то мне совсем не следовало бы забывать, тем более в вашем присутствии. Хочу признаться, Мариус: собираюсь вас убить. Но прежде чем мы поговорим об этом подробнее, позвольте сказать то, что вы собирались сами мне поведать.

Мариус пожал плечами:

– Вы, похоже, разумный человек, мистер Темплер.

– Огромное спасибо. Но подождем с комплиментами, пока не решим, насколько они уместны. А цветы могут пойти и на погребальный венок… Меня больше интересуют дела сиюминутные. Первое: вы собирались сообщить мне, что молодая леди по имени Патриция Хольм является вашей пленницей.

Гигант кивнул.

– Жаль, но я не мог упустить такой удобный случай, – сказал он. – С другой стороны, известно: простые средства – самые надежные. Я давно пришел к выводу, что похищение женщины, которую любит мужчина, – залог его хорошего поведения, особенно мужчины того типа, к которому отношу вас, мистер Темплер.

– Очень интересно. И, как я полагаю, безопасность мисс Хольм – гарантия безопасности ваших… гм… служащих? Таковы условия соглашения?

Мариус широко развел длинные руки.

– Ну нет, – ответил он спокойным и тонким голосом. – Помилуй Бог, нет! Соглашение должно быть не столь тривиальным. Разве можно сравнить безопасность леди с безопасностью двух пешек в этой игре?

– Что вы имеете в виду? – невинно спросил Святой.

– Имею в виду джентльмена, которого вам вчера удалось избавить от опеки моих людей.

– Разве?

– У меня есть все основания так считать. Как высоко бы я ни ценил вашу честность, мистер Темплер, в данном случае полагаю: любые ваши возражения не в состоянии опровергнуть того, что я видел собственными глазами.

Святой тихонько качнулся с носков на пятки.

– Я допускаю, что вы уверены в том, что этот человек у меня.

– А я допускаю, в свою очередь, что вы уверены в том, что мисс Хольм у меня.

– У меня его нет.

– В таком случае у меня нет мисс Хольм.

– Очень остроумно! – проворчал Саймон. – Не совсем то, чего я ожидал, но все равно очень остроумно. И крыть нечем. Следовательно…

– Следовательно, мистер Темплер, не лучше ли выложить карты на стол? Мы же условились не тратить время понапрасну. Я честно признаю: мисс Хольм – моя пленница. Почему бы вам не признать, что профессор Варган – у вас?

– Не так скоро, – ответил Святой. – Вы только что, в присутствии свидетелей, признались, что являетесь соучастником похищения. Допустим, это станет известно полиции? Вас это не беспокоит?

Мариус покачал головой:

– Не особенно. У меня есть очень хороший свидетель, который позволит мне отвергнуть подобное обвинение…

– Бандит?

– О нет! Мой весьма респектабельный соотечественник. Смею заверить: его вам дискредитировать не удастся.

Саймон прислонился к столу и произнес:

– Понимаю. В этом-то и заключается ваш трюк, да?

– Думаю, я изложил все основные пункты…

– В таком случае и я сейчас изложу свои.

Святой аккуратно вложил кинжал в ножны и поправил рукав пиджака. Взглянув на лежащего на полу, он понял, что тот приходит в себя, но это Саймона не интересовало. Он обратился к толстяку, сидевшему в кресле:

– Расскажи своему доброму хозяину, в какие мы тут игры играли. Исповедуйся во всем, красавчик. Может, он не будет слишком жесток к тебе.

Толстяк заговорил на родном языке. Мариус с каменным лицом слушал. Святой не понял ни слова, но, когда гигант нетерпеливым жестом и односложным восклицанием оборвал говорившего, сообразил, что изложение фактов закончилось и начались покаянные извинения.

Потом Мариус с любопытством посмотрел на Саймона Темплера. В глазах его мелькнул мрачный юмор.

– А на вид вы не производите впечатления жестокого человека, мистер Темплер.

– Не слишком на это полагайтесь.

Опять нетерпеливый жест.

– Я и не полагаюсь. Мне нравится ваша проницательность. Она избавит меня от необходимости многословно объясняться. Вы с потрясающей краткостью обрисовали ситуацию. Могу попросить, чтобы и решение вы приняли быстро? Должен сказать, счастливая случайность – вы неожиданно оказались дома – сберегла мне массу времени, не пришлось связываться с вами с помощью газетных объявлений, и я сумел передать вам предложение безотлагательно. Неужели вам будет не жалко испортить такое блистательное начало никчемными уловками?

– Будет жаль, – ответил Святой.

И ему мгновенно стало ясно, что необходимо сделать. Его словно озарило вдохновение, и он оценил обстановку так четко и уверенно, как если бы обдумывал ситуацию долго и тщательно.

Он оказался во власти Мариуса, и вырваться отсюда обычными способами невозможно. Ситуация была тупиковая, дважды тупиковая, настоящий клубок перепутавшихся причин и следствий. А неясности, как уже говорилось, он не любил больше всего на свете, это было единственное, что выводило его из равновесия и приводило в ярость… Размышлять и планировать сейчас – наверняка проиграть. В сложной интриге Мариус выше классом, пытаться состязаться с профессионалом – акт самоубийственной глупости. Поэтому единственный шанс на победу – нарушить все правила игры, чего Мариус от него не ожидает. Сейчас все навыки и убеждения Святого проходят проверку. Его вера в превосходство безрассудно отважных действий над рассудочным рационализмом должна быть доказана, иначе все полетит к черту… И поскольку на шахматной доске сложилась трудная и запутанная ситуация, то его единственный шанс – взорвать ее и очистить доску ударом сабли…

– Разумеется, – сказал Святой, – я немедленно сообщу свое решение. Роджер, дай-ка мне пистолет, а сам принеси веревку. Ты найдешь ее в кухне. – Конвей вышел, и Святой снова повернулся к Мариусу.

– Как вы уже изволили заметить, мой дорогой, я способен кратко и просто обрисовать ситуацию, – мягко сказал он. – Дело в том, Ангелочек, что я намерен применить к вам те же методы убеждения, какие применял по отношению к вашему слуге. Видите, у меня пистолет? Я не могу выстрелить и попасть в игральную карту с тридцати шагов и не знаю ковбойских трюков Дикого Запада, но я не настолько плохой стрелок, чтобы с такого расстояния не попасть в мишень вашего размера. Поэтому либо вы подчинитесь и дадите моему другу себя связать, либо будете убиты на месте. Выбирайте, что вам нравится.

В глазах гиганта что-то мелькнуло и пропало.

– Похоже, вы неправильно оценили ситуацию, мистер Темплер, – изысканно вежливо сказал он. – Вам, по-видимому, опытному в таких делах человеку, наверное, не нужно объяснять, что я пришел сюда уже готовым к подобному обороту. Должен ли я утомлять вас перечислением подробностей того, что случится с мисс Хольм, если я не вернусь туда, где ее держат? Не заставляйте мелодраматически описывать ожидающие ее муки…

– Странная вещь, – произнес Святой задумчиво. – Больше половины всех бандитов, с которыми приходилось иметь дело, очень хотели избежать мелодрамы. А я лично ее люблю. И у нас будет много мелодраматических коллизий, Мариус, мой солнечный лучик…

Мариус пожал плечами:

– Я был более высокого мнения о вашем интеллекте, мистер Темплер.

Святой стоял покачиваясь на носках и опустив руки.

– Это не так, – улыбнулся он с бесшабашным вызовом. – Вы были не высокого мнения о моем интеллекте. Вы думали, я слаб, позволю себя обмануть и приму ваши условия. Но вы ошиблись.

– Я вас не понимаю, – сказал Мариус.

– Значит, не у меня размягчение мозгов, а у вас. Примените вашу восхитительную логическую систему к данной ситуации. Я могу кое-что рассказать о вас полиции, но и вы можете рассказать ей кое-что обо мне. Тупик. Вы можете причинить вред мисс Хольм, но я могу лишить вас возможности встретиться с профессором Варганом. Опять тупик – причем в каждом случае ваши шансы предпочтительнее.

– Не надо брать в расчет полицию. В этом случае обмен заложниками…

– Вы не поняли, – прервал его Саймон с ужасающей простотой. – Это означало бы мою капитуляцию. А я никогда не сдаюсь.

Мариус пошевелил руками.

– Но мисс Хольм у меня…

– Вот тут-то и начинается самое интересное, красавчик, – сказал Святой. – Понимаете, мисс Хольм нужна вам только как заложница. А Варган мне крайне нужен для того, чтобы его умыть, причесать, купить ему вельветовый костюмчик и усыновить. Хочу после завтрака слушать его детский лепет о биноме Ньютона. Хочу после обеда приводить его в гостиную, где он бы развлекал моих гостей дифференциальным исчислением. Но больше всего я хочу одну из его маленьких игрушек… Ваши условия выкупа мне не подходят. Если я вас отпущу, то потеряю единственный шанс найти Патрицию, а пока вы здесь, то у меня в руках есть козырная карта, и я приберегу ее.

– Но вы ничего не добьетесь…

– Напротив, – возразил Святой, – напротив, я получу все. Получу все или потеряю все и даже больше, чем все. Но я устал с вами торговаться, устал играть в ваши игры. Теперь вы, Мариус-херувимчик, будете играть в мои игры. Подождите, я подготовлю сцену…

Когда Конвей принес веревку, Святой достал из кармана небольшой металлический цилиндр и быстро насадил его на дуло пистолета.

– Обойдемся без шума, – сказал он. – Вам известно это приспособление, не так ли? Быстро принимайте ваше решение, Мариус, прежде чем я вспомню, что мне больше всего на свете хочется сделать.

– Моя смерть вам ничем не поможет.

– Но и ваша свобода мне ничем не поможет. Мы уже все это обсуждали. Кроме того, я могу всадить пулю в вашу почку, и задолго до того, как умереть от раны, вы будете готовы на все, лишь бы избавиться от мучительной агонии. Согласен, это не увеличит моих шансов отыскать мисс Хольм, но, с другой стороны, и не уменьшит их, а вы уже будете покойником. Обдумайте мои слова. Даю вам две минуты. Роджер, засеки время!

Мариус немедленно сложил руки за спиной.

– Я сэкономлю вам время. Пусть связывает, если полагаете, что это вам поможет.

– Давай, Роджер, – сказал Святой.

Он знал: Мариус все еще ему не верит. Рассказ толстяка о том, как Святой с ним обошелся, не произвел должного впечатления на Мариуса, и вынужденное согласие сейчас – это блеф. Словно каменный стоял он, пока Конвей связывал ему руки за спиной и толкал в кресло.

– Возьми пугач обратно, Роджер, – предложил Святой, и тут его осенило. – Прежде чем начать, обыщи-ка господина!

Лицо гиганта исказила судорога страха, хотя и неясно было, чем страх вызван, но Святого это немного обрадовало. Значит, Мариус в чем-то уязвим.

Где же его уязвимое место?..

Саймон ждал, чуть не дрожа от нетерпения. Он мрачно решил пытать гиганта, но в то же время понимал, как мало шансов заставить говорить этого человека. Можно было снова пытать толстяка, но теперь, имея моральную поддержку (или реальную угрозу) в лице Мариуса, тот будет терпеть. Конечно, какая-нибудь информация появится – человеческое терпение не безгранично, – но здесь нельзя ее проверить. Может, какая-то записка…