Текст книги "Пение кузнечиков на ночной дороге"

Вильнув помятым крылом с глубокими свежими царапинами и набирая скорость, «жигулёнок» влился в беспрерывный поток машин и в мгновение ока исчез. Я даже посмотреть не успел, Костик ли за рулём или кто-то другой, настолько всё произошло стремительно и неожиданно.

8.

Определённо кроме нас и «Союза православного народа» существовал кто-то третий, кому выгодно подогревать заварушку между нами. А при случае ещё и отстреливать нас по очереди, как зайцев на охоте. Мысль, мелькнувшая вскользь несколько минут назад, получила неожиданное подтверждение. Только с какой целью? Натравить друг на друга? Мы и так никогда не были и не станем друзьями…

Если бы это было пахомовской задумкой, наверняка он не подставил бы себя и своего телохранителя под бешено летящую машину. Я же своими глазами видел, как его отбросило в сторону, а мордовороту раскроило руку до крови. Разыгрывать подобный спектакль перед каким-то мифическим еврейским Робином Гудом крайне глупо и незачем. Да и вряд ли он до конца в него поверил.

Кто же этот третий? Как узнать?

В ближайшем сквере я присел на лавку и, заслонившись газетой, как матёрый шпион, принялся размышлять. Но опять в голову ничего путного не приходило. Перед глазами стоял перекрёсток, а в мыслях была такая жуткая каша, что я даже ущипнул себя – наяву ли это происходит? Оставалось лишь по-бараньи пялиться в перечитанные вдоль и поперёк газетные строки и краем уха ловить то, о чём беседует отдыхающая на лавках публика.

И это, как ни странно, оказалось не таким бесполезным занятием, потому что весь город был, естественно, взбудоражен вчерашними убийствами, а тут к ним прибавилось сегодняшнее происшествие на перекрёстке.

– Во всём, скажу вам, дерьмократы виноваты, – негодовал седенький старикашка с шахматной доской под мышкой. – Совсем людей распустили. Вместо того, чтобы о благосостоянии народном печься, перегрызлись между собой, государственные деньги никак не поделят. Мафия, одним словом! А нашему брату только дай волю – всё разворует, всё пропьёт, а что не сумеет унести, так поломает! Ничего святого не осталось…

– Да-да, – закивали головами его коллеги по шахматам.

– А при коммунистах лучше было? – откликнулась широкобёдрая мамаша с двойней в коляске. – Половина людей по тюрьмам гнила, а вторая – сама на себя доносила.

– Много ты, соплюха, знаешь! – кипятился дед. – Ваши умники ещё не то наплетут! Бить лежачего легко и задним числом недостатки подмечать… А тогда порядок был и железная дисциплина! Ляпнула бы на улице лишнего! За пять минут опоздания на работу, знаешь, что было?

– Да уж наслышаны!

– Вот и помалкивай в тряпочку!

– А ты, дедуля, донеси на меня куда следует. Небось, не привыкать…

– Тьфу, засранка! – в сердцах плюнул старикашка и отвернулся.

– Отыщут ли, интересно, убийц? – вмешалась в разговор старушка с вязальными спицами в руках.

– Держи карман шире! – скрипнул обиженный шахматист. – Сейчас никто никого не ищет. А отыщут, так погладят по головке и отпустят на все четыре стороны…

– Я б их отпустила! Я бы этих убийц на площади, принародно… – Старушка свирепо взмахнула спицами, показывая, как она расправилась бы с убийцами. – И жалко не было бы! Пускай потом их матери плачут, что вырастили таких сынков.

– Что бы вы понимали в колбасных обрезках! – хмыкнул развалившийся на лавке красноносый мужичонка потёртого вида. – Тут, ёлки-палки, мафии между собой счёты сводят, и правители наши под их дудочку пляшут, а вы кого-то ловить собрались. Да они вас с гавном съедят!

– Откуда у нас мафия? – улыбнулась широкобёдрая мамаша. – Если бы журналисты не придумали, её бы и не было. А теперь валят на неё всё, что сами слепили вкривь и вкось.

– Откуда мафия? От верблюда! – охотно объяснил мужичонка, картинно сморкаясь за лавку. – С одной стороны, евреи, которые раньше Россию по-тихому грабили, а теперь грабят в открытую, и Америка им в этом помогает, с другой стороны, коммунисты, которые денег в своё время тоже нахапали будь здоров. И тем охота всё до конца прибрать, и этим упускать не хочется. Разве вы этого не понимаете? Ну, вы даёте!

– Этими мафиями уже все уши протрубили. То чеченцы, то местные, а то рэкетиры, которые друг дружку отстреливают и ларьки торгашей палят. Спасу от них нет!

– То-то и оно, – обрадовался словоохотливый мужичонка и сглотнул слюну. – Все они, ёлки-палки, народ гнобят, последние соки сосут, а мы сопли на кулак мотаем и пискнуть боимся. А больше всего виновата ком-рум-пи-рованная верхушка, вот! Правильно дед с шашками сказал…

– Это точно! – поддакнул старикашка. – Совсем распустились негодяи!

– Что дальше-то будет? – взгрустнула мамаша и покосилась на свою двойню. – Заводы стоят, цены выше потолка. Мой, вон, получку принёс, так её на два захода в магазин хватило. А тут ещё людей средь бела дня убивают… Прямо сил нет!

– Хороших людей, небось, не убивают. Когда большие деньги делят, тогда всё и начинается. А у нас денег нет – кому мы нужны?

– А знаете, что сделать надо? – воинственно подпрыгнул мужичонка. – Как на Руси повелось издревле: дать народу топоры и косы – и вперёд, к хренам собачьим эту власть антинародную, а заодно и депутатов продажных… Народ, ёлки-палки, он завсегда прав!

– Сам-то возьмёшь топор? – недоверчиво спросила старушка со спицами.

– Первый пойду громить всю эту трихомудию! За народ, – тут он неожиданно икнул и обдал собеседников густым перегаром, – живота не пожалею…

В другое время я посмеялся бы над подобными разговорами, но сегодня не до смеха. Как ни крути, каждый из этих людей по-своему прав, даже мужичонка, призывавший к косам и топорам. Последнее, правда, чересчур, и так кровушки пролили достаточно, но ведь и люди-то с каждым годом живут всё хуже – это ли не повод для размышлений? Только кто сейчас объективно разберётся в происходящем?

Повсюду – дома, на работе, на улице, в троллейбусе – все только и говорят об одном и том же. Но лишь сегодня ужас происходящего впрямую коснулся меня и моих друзей, и я по-настоящему почувствовал глубину той пропасти, в которую катимся все мы без различия на сословия и национальности.

Кто же виноват? Исконный российский вопрос, ответа на который так никто пока и не нашёл. А виной этому, наверное, дурацкая наша совковость, нежелание что-то делать, думать собственной головой, зато сильна – ой как сильна в нас! – неистребимая тяга искать виноватых, вычислять скрытых недоброжелателей, переваливать свою вину на более удачливого соседа. А ведь большего врага, чем сам себе, и найти невозможно! Благие, в общем-то, идеи построения общества социального равенства – не глупой уравниловки! – мы умудрились извратить настолько, что и сами не заметили, как превратились в рабов, которые не ведают своего хозяина. Старых идолов свергли, а взамен их нагородили новых, наивно полагая, что они будут лучше. В придачу к ним сразу народились подонки, оседлавшие былые лозунги и сочинившие свои, не менее безумные, а эти подонки принялись поспешно строить желанное светлое будущее в собственных уютных квартирках. Вот тогда-то остальным, обманутым и обделённым, и начали приходить на ум старые проверенные косы да топоры. Но, как часто бывает в моменты глобальных социальных перемен, вместе с водой из купели выплеснули и ребёнка. Образовавшийся вакуум, естественно, начал втягивать всевозможную муть и мерзость, которые были всегда, но не вылезали наружу, а ждали своего часа. И эта мерзость начала привольно расползаться вокруг. А что нас ещё ждёт?..

Вот какие у меня мысли в голове бродят! Не только о своих еврейских делишках задумываемся…

Между тем, спор на скамейках перерос в самую настоящую перебранку. Шахматный дед, отстаивающий идеи тоталитаризма, подвергся яростным нападкам старушки со спицами, явной поклонницы демократии и одновременно публичной смертной казни. Её из женской солидарности поддержала широкобёдрая мамаша. Мужичонка, призывавший к топорам и косам, как бы парил над всеми, не очень вникая в суть перебранки, но время от времени подбрасывая новые кровожадные лозунги и косясь на собеседников хитрым нетрезвым взглядом.

– А вы что думаете по этому поводу, мужчина? – зацепил меня старик. – Вы уже полчаса газету на одной и той же странице читаете и всё наверняка слушаете. Разве я не прав? Объясните хоть вы этим олухам царя небесного!

Встревать в бессмысленный спор я не хотел, потому поскорее встал с лавки и отправился дальше по улице.

На глаза мне попался телефон, и тут я вспомнил про Толика. Но ни дома, ни в милиции его не оказалось. Наверняка вместе с остальными блюстителями он сейчас на перекрёстке, где произошло убийство кавказца.

Хоть я и не очень надеялся дозвониться до Лёхи по редакционному телефону, но его, как ни странно, позвали, и он, волнуясь, тут же затараторил:

– Слушай, старик, тут у нас такие события происходят…

Невольно я отметил, что если Лёха стал называть меня «стариком», значит, отношения между нами потихоньку налаживаются. Нет уже прежней враждебности и агрессивности.

– Понимаешь, собирает нас утром в самом спешном порядке главный редактор и вещает, мол, номер, который сегодня запускаем в типографию, нужно задержать и срочно переверстать. Вернее, не весь номер, а вторую полосу с аналитическими материалами и полемикой. Всякое, конечно, в редакции случалось, но чтобы в одночасье всю полосу драконить… Мы вой подняли: как, что, почему? А он, мужик жёсткий, бывший обкомовец, знает, как рога подчинённым обламывать. Правда, поначалу без крика объяснить пытался, дескать, появилась большая актуальная статья о причинах экономических неурядиц, росте преступности, мафиозных дележах сфер влияния, отсутствии порядка и прочем бардаке. А главное в статье – выводы о неспособности нынешних властных структур контролировать ситуацию и принимать действенные меры. Ну, очень решительные выводы… Мы опять галдеть: откуда статья, кто её автор? А главный упёрся, мол, не ваше дело, лучше помалкивайте, ваше дело не хрюкать, пока под нож не отправили…

– Сам-то ты читал статью?

– Только одним глазом проглядел. Но крутая статья…

– Всё это замечательно, но для чего ты мне это рассказываешь?

– Дело в том, что в статье упомянуты вчерашние убийства как примеры разборок мафиозных структур – вашей еврейской и той, про которую мы с тобой говорили.

– Да, дела, – протянул я, и под ложечкой у меня неприятно засосало.

– Но нашу журналистскую братию, сам знаешь, подобными наездами не проймёшь. Мы ещё громче кричать да возмущаться, а главный как разъярится да заорёт: я, дескать, вызвал вас не мнения ваши выслушивать, а указание дать, и нечего тут демократию разводить – марш за работу. У меня этот «плюрализм» долбанный вот где сидит! Так что вперёд и с песней, а кому не нравится, сию секунду заявление на расчёт подмахну – пойдёте на рынок польскими лифчиками торговать…

– Ну и…?

– Двое положили заявление, а он взял и подписал.

– Уж, не ты ли?

– Нет, не я. Подождём, как события развиваться будут. Хлопнуть дверью всегда успею. – Лёха вздохнул и причмокнул губами. – Ох, как мне всё это не нравится… Ну, а у тебя как дела?

– По-прежнему.

– Бывай, старик. – Лёха хотел было повесить трубку, но спохватился: – Кстати, о «Союзе» пока ничего не узнал. Сам видишь, не до того было…

– Во сколько вас главный собирал? – на всякий случай спросил я.

– В десять утра. – В трубке раздались короткие гудки.

Разговор с Лёхой меня озадачил. Всё шло своим чередом, какие-то события происходили, но ясности не наступало. Наоборот, всё становилось ещё запутанней.

Если в статье, как говорит Лёха, упомянуты вчерашние убийства, и они напрямую связаны со стычками между нами и «Союзом», а сама статья была готова уже к десяти часам утра, то автору статьи нужно обладать недюжинными журналистскими способностями и, кроме того, даром предвидения. Подготовить материал на целую полосу за ночь – дело тяжкое, почти невозможное. Если же статья готовилась заранее, то как в неё попала информация о том, что ещё не произошло? Конечно, заготовку будущей статьи можно слепить и заранее, а материал об убийствах вставить по горячим следам, но что-то мне подсказывало, что дело здесь не чисто. Едва ли автор статьи обладал пророческим даром предвидения, скорее подозревал или даже знал о планах убийц. А может, вообще работал по их заказу. Кому-то нужно было, чтобы всё произошло именно так и не иначе, а статья – лишь калька вчерашних, сегодняшних и, может, завтрашних событий. Докопаться бы до автора статьи, ох, как это помогло бы…

Постепенно мне начало казаться, что все мы какие-то глупые подопытные мыши, которых невидимая и всесильная рука гонит по заранее проложенному лабиринту. Кажется, вот-вот мы выберемся, но новый поворот приводит к новому тоннелю, по которому мы снова бежим и бежим, и нет возможности свернуть, чтобы что-то изменить.

Сперва убийство Марика, потом якобы ответная месть с моей стороны. Дальше, вероятно, произошёл прокол, потому что я должен был попасться как убийца Скворечникова, но успел скрыться, и у меня хватило смекалки не побежать тут же в милицию. Там со временем, может, разобрались бы в моей непричастности, но не сразу. Значит, кому-то и для чего-то нужно время. Вернее, короткий промежуток времени до того момента, когда всё станет на свои места. Задачка с двумя неизвестными, а может, неизвестных ещё больше…

Параллельно для чего-то готовился компромат и на «православных»: погром в нашем офисе, мёртвый Марик – в общем, стенка на стенку, междоусобица. Кому такой расклад выгоден? Когда же я подал голос и назначил встречу Пахомову, телефон которого наверняка прослушивался неизвестным вдохновителем событий, то тем самым как бы подлил масла в огонь. Кто бы ни явился на встречу со мной и каков бы ни был её результат, всё выглядит как продолжение военных действий. Тут не помешает новая жертва, и ею стал несчастный кавказец. Хорошо хоть не спровоцировали перестрелку на людном перекрёстке, а ведь у пахомовских ребятишек в карманах наверняка не только кастеты…

Народ, естественно, взбудоражен, по городу ползут жуткие слухи, а тут в тему газетка с материалом, расставляющим точки над «и». Кому всё-таки выгодно провоцировать эту неразбериху? А кому от неё больше всего не поздоровится? Ох…

Я плёлся по улице почти на автопилоте и грыз ногти. Даже об опасности, которая могла быть вполне реальной, я совершенно забыл в своих детективных раздумьях. Потому и не обратил внимания на скрип тормозов за спиной и хлопнувшую дверь машины. Чьи-то цепкие руки обхватили меня, вывернули до хруста локти, и высокий мальчишеский голос выкрикнул:

– Спокойно, ну!

Оглянуться на обладателя голоса мне не дали, но чьи-то другие руки ловко обшарили мои карманы, извлекли пистолет, и тот же голос отрывисто скомандовал:

– А теперь живо в машину!

Хватка несколько ослабла, зато на моих запястьях звонко защёлкнулись наручники, и лишь тогда я смог краем глаза увидеть обладателя голоса. Это был молоденький милиционер с едва пробивающимся пушком будущих усиков, в неуклюжем бронежилете поверх форменной рубашки. С ним было двое гражданских, и за их спинами тревожно вспыхивала голубая мигалка на крыше милицейской «волги».

Как в полицейском боевике, меня закинули на заднее сидение между штатскими, милиционер в бронежилете плюхнулся рядом с водителем. Скрипнув тормозами, «волга» рванула по улице, разгоняя сиреной встречный транспорт и проскакивая светофоры на красный свет.

9.

Всё произошло настолько неожиданно, что я по-настоящему даже испугаться не успел. Любоваться на подобные трюки с заламыванием рук и заталкиванием в автомобиль, честное слово, интересно только тогда, когда ты отделён от происходящего телевизионным экраном. Наяву ощущения менее приятны и вовсе не располагают к участию в единоборствах с профессионалами и перспективным отбиванием почек.

Я уж готов был предположить что угодно. И то, что задержала меня вовсе не милиция, а сообщники убийц; и то, что милиция, если она всамделишная, тотчас без разбирательств упечёт меня, как графа Монте-Кристо, в каталажку, выбраться из которой будет непросто; и ещё Б-г весть что…

Но всё оказалось проще и банальней. Крутого киношного детектива, к счастью, не получилось, и меня не стали убивать выстрелом в затылок из гангстерского кольта сорок пятого калибра, чтобы потом на огромной скорости бросить с моста под колёса идущего трансамериканского экспресса.

«Волга» остановилась у дверей Областного управления внутренних дел, и меня потащили в один из многочисленных кабинетов с несколькими письменными столами и сейфами, очень похожий на скучную фабричную бухгалтерию. За одним из столов сидел усатый лейтенант и что-то строчил под диктовку всхлипывающей девицы довольно вульгарного вида с огромным фингалом под глазом.

Пока меня пристраивали на стул перед одним из столов, лейтенант с девицей исчезли, и вместо них появился седой благообразный подполковник в сопровождении Толика. Присутствие товарища ободрило меня, и я с облегчением вздохнул, но Толик незаметно подмигнул, мол, не подавай вида, что мы знакомы, так будет лучше. Что ж, такие у них в милиции, видно, нравы…

Разговор начался с протокольных формальностей, от которых у меня разболелась голова. Долго и нудно выяснялось, кто я и что я, хотя всё это наверняка известно. Дальше разговор пошёл о причинах моего нежелания обращаться в следственные органы. Здесь подполковник оживился и, мне показалось, даже немного обиделся за то, что я беседую с ним без восторга, отделываясь стандартными протокольными фразами. Оказывается, я должен быть безмерно благодарен за то, что они уже разобрались в моей непричастности к убийству на стройке, хоть и доказано моё присутствие там по многочисленным уликам. Изъятый пистолет осложнял дело, однако было ясно, что, кроме нас со Скворечниковым, был кто-то третий, и больше всего вопросов касалось личности загадочного Костика, которого я умудрился обрисовать так, что под моё описание попадала добрая половина мужского населения города. На фотороботе, который меня потащили делать, я изобразил нечто среднее между артистом Леоновым в роли Доцента из «Джентльменов удачи» и самым последним вокзальным бичом. Сделал я это не без умысла, потому что добраться до Костика мне хотелось раньше милиции. Я ещё не представлял, что сделаю, когда в самом деле доберусь до него, но остановить паровоз уже не мог…

К их чести, последовательность событий на стройке, они восстановили довольно точно, а некоторые детали описания поразили меня своей достоверностью и правдоподобностью. Кажется, подполковник не очень поверил, что я, будучи в возбуждённом состоянии, почти не запомнил внешности нашего третьего участника, но настаивать не стал, а о происшествии на перекрёстке и вовсе не заикнулся, вероятно, не подозревая, что я имею к этому самое непосредственное отношение. Или просто пока не захотел об этом говорить.

Пошептавшись напоследок с Толиком, подполковник глянул на часы и, зевнув, сказал:

– У нас достаточно веских причин задержать вас, но делать этого мы не будем. Пока… И учтите, не в ваших интересах мешать следствию своими необдуманными поступками. – Тут он сделал паузу и произвёл такой блестящий укол, от которого я чуть не грохнулся со стула: – А Пахомову больше не звоните. Поняли, чем заканчиваются подобные авантюры? С вас возьмут подписку о невыезде, но это не значит, что можно и дальше делать всё, что заблагорассудится. Настоятельно рекомендую с сегодняшнего дня сидеть дома мышкой и никуда носа не казать. Ваша роль в этом спектакле закончена. Если мы узнаем, что вы опять что-то предприняли самостоятельно, то изменим меру пресечения. Лучше дожидаться окончания следствия дома, чем за решёткой. Или в холодильнике морга… Вы всё хорошо поняли?

Я пожал плечами и неуверенно кивнул. Врать не хотелось, но ничего другого не оставалось. Подполковник погрозил мне пальцем, как шаловливому мальчишке, и повторил:

– Никакой самодеятельности, запомните!

Я подписал протокол и, бросив взгляд на невозмутимого Толика, отправился на выход. На крыльце милиции я немного постоял, надеясь, что Толик догонит меня и что-то скажет, но он не появился, и я решил, что торчать тут смысла нет, можно отправляться домой.

Ехать на троллейбусе не хотелось, лучше прогуляюсь пешком, а по дороге ещё раз всё переварю информацию. Вот только стройку в центре города обойду стороной…

Итак, всё, что касается убийств, милиции в общих чертах известно. Быстро же они вычислили, что инициатором их является кто-то третий, кому выгодно сталкивать лбами нас и «православных». Притом этот третий, как видно, хорошо осведомлён в наших дрязгах, владеет ситуацией и обладает большими возможностями, вплоть до прослушивания телефонов, действует решительно и абсолютно плюёт на милицию, которая, как и положено в заправском детективе, плетётся в хвосте некоего самодеятельного сыщика, каковым возомнил себя я. Могу даже предположить, что для милиции заготовлен какой-то хитроумный тупик, в который она послушно заберётся и успокоится, удовлетворив свой интерес составлением протоколов и допросами свидетелей. В том, что у этого третьего хватит смекалки на подобную каверзу, сомнений нет.

Хорошо, что я оставил себе последний козырь и умолчал о скандальной статье в завтрашней газете. Узнай подполковник об этом, я совсем остался бы на бобах, везде впереди меня шла бы милиция. Впрочем, вряд ли милиция усмотрела бы в ещё невышедшей публикации какой-то криминал.

Дома им не удержать меня никакими запретами. Пускай разрабатывают свои высоколобые версии, а я потихоньку попробую сорвать завтрашний выпуск газеты. В том, что это необходимо сделать, я был почему-то уверен. Много ли толка будет от этого, не знаю, но интуиция подсказывала, что ничего хорошего в публикации ни для кого нет.

Меня так увлекла эта мысль, что я даже забыл про свою идею-фикс – искать Костика. Попадись он сейчас на улице, я прошёл бы мимо, не обратив внимания, лишь бы не терять драгоценных минут.

В ближайшем телефоне-автомате я набрал номер редакции. Лёха опять оказался на месте.

– Слушай, старик, – начал я, переходя на его манеру общения, – научи, как выйти на вашего главного. Позарез надо.

– Это ещё зачем? – заосторожничал Лёха, почувствовав неладное.

– Хочу с ним о статье поболтать.

– Ну, ты даёшь! Это же наши редакционные дела. Если догадаются, что инфа пошла от меня…

– Да брось ты! Я не конкурирующая фирма, ваши сенсации – мне до фени!

– Какая, нахрен, конкуренция?! Главный с тобой и разговаривать не станет!

– Ну, с этим я как-нибудь сам разберусь. И тебя не сдам, не бойся. Подскажи лишь, где он сейчас и у кого статья.

– Главный у себя в берлоге, а статья на вёрстке. Сверстают – сразу повезут в типографию.

– Вот и прекрасно. Лечу к вам.

– Ох, ты меня под монастырь подведёшь, – окончательно струхнул Лёха, – связался я с тобой…

Тут я не удержался и съязвил:

– Не плачь, девица, о потерянной чести, не надо было пить шампанское с гусарами…

В редакции областной газеты я уже бывал и ориентировался здесь сносно. Кабинет главного на третьем этаже, так что отыщу без подсказок. Лишних свидетелей своего присутствия иметь сейчас не хотелось бы. На худой конец, прикинусь занудой-посетителем, одним из тех, кто постоянно ошивается по редакциям с кипой графоманских стишков и косноязыких фельетонов. Сие не лучший вариант, зато подозрений меньше.

Неожиданно мне в голову пришла очередная гениальная идея. Гениальная по нахальству, но если она выгорит, я убил бы сразу тысячу зайцев.

Выждав, пока из какого-то кабинета на первом этаже выпорхнули две богемного вида девицы в одинаковых свитерах и джинсах и, закуривая на ходу, отправились в редакционную курилку, я нырнул в незакрытую дверь и быстро отыскал в распечатке на стене номер внутреннего телефона главного редактора.

– Прокопыч, ты? – как можно развязней проговорил я в трубку и стрельнул взглядом в распечатку, не ошибся ли с отчеством главного.

– Слушаю вас, – пробасил хорошо поставленный голос. – С кем имею честь?

– Что за дела, Николай Прокопыч, неужто не узнал?

– Пока нет.

– Ладно, об этом потом… Что со статьёй? Почему газета задерживается?

В трубке наступила томительная пауза, и на душе у меня непроизвольно заскребли кошки.

– Всё идёт по графику, как мы договорились. И потом, я предупреждал, – начал оправдываться главный редактор, – материал такого объёма требует времени. Это не какая-то мелкая колонка…

– Что ты мне азбуку талдычишь?! – оборвал я его. – Это ваши проблемы! Нужно, чтобы газета вышла в срок, а остальное нас не касается.

– Мы и так все силы прикладываем.

– Значит, мало прикладываете! – рявкнул я и спохватился: эдак можно переборщить, потому сменил гнев на милость. – Знаем-знаем, ты у нас на хорошем счету, но уж не подкачай… Да, кстати. Это даже неплохо, что не укладываетесь в срок. Ситуация изменилась, есть кое-какие добавления.

– Вы меня без ножа режете! – запротестовал главный. – Мы ещё больше времени потеряем.

– Не потеряем. Добавления совсем крохотные, всего несколько строк.

Главный тяжело вздохнул и обречённо пробормотал:

– Что ж, несите… Когда от вас будет человек?

Я прикинул: особо форсировать события не стоит, но и времени на размышления давать нельзя, вдруг он что-то заподозрит и перезвонит тому неизвестному, от имени которого я так удачно сейчас говорю.

– Минут через пятнадцать. Человек уже выехал.

– Что с вами поделаешь…

– А кто занимается вёрсткой? Человек сразу подойдёт к нему, и они всё быстренько сделают.

– Нет, пускай он зайдёт сначала лично ко мне. Как и прошлый раз… А кстати, – вдруг поинтересовался главный, – почему я разговариваю не с самим Пал Георгичем, а с вами? Как ваше имя-отчество?

На мгновение я замешкался, соображая, что ответить:

– Пал Георгич занят и поручил это сделать мне. Не беспокойся, человек будет проверенный, наш… И ещё попрошу, чтобы оригинал статьи был у тебя лично, в него и внесём коррективы. Без этого в типографию статью не везите.

Я поскорее повесил трубку, пока не последовало дополнительных вопросов, на которых можно проколоться. Как выкручиваться, когда окажусь лицом к лицу с главным, я пока не представлял, но что-нибудь по ходу придумаем. Не съест же он меня…

Теперь необходимо поскорее смыться из кабинета, в который я так нахально забрался, что я тут же и сделал. И вовремя – богемные девицы возвращались, но меня, кажется, не заметили.

Ловко я поговорил по телефону – аж, самому понравилось. И ведь разговор был абсолютно импровизированный. Ещё неизвестно, как всё повернулось бы, догадайся главный, что говорил с самозванцем. Впрочем, и так всё пока висит на волоске. Удачный разговор – ещё не сорванный выпуск газеты. С другой стороны, вовсе не ясно, что изменится, если мне даже удастся претворить свой план в жизнь. Если у публики, запросто убивающей людей и печатающей в газетах свои скандальные статьи, такие колоссальные возможности, то мои жалкие потуги для них – комариный укус. Укус не укус, но делать нечего, надо использовать любой шанс. Ничего иного не остаётся.

Особенно светиться в редакционных коридорах смысла не было, поэтому зайду-ка в туалет, решил я, там на меня никто не обратит внимание. Да и вообще, не мешает заглянуть туда помимо конспирации. Это только в книжках герои не опорожняют, извиняюсь, свои желудки и мочевые пузыри, хоть и поглощают бесчисленные стейки и пьют виски в количествах, от которых наши отечественные сыщики давно сошли бы… ну, сами знаете, на что.

Дверь в туалет была в самом конце длинного полутёмного коридора. Больше всего мне не хотелось встретить кого-то из знакомых, а в городе и даже здесь, в газете, меня знают многие. Будь что будет, вздохнул я и распахнул дверь с намалёванным писающим мальчиком.

Прямо на меня смотрел вчерашний напарник и убийца Скворечникова, всунувший в мою руку пистолет и спасший меня от гибели. Передо мной стоял Костик…

10.

На ходу застёгивая ширинку, он равнодушно скользнул по мне взглядом и посторонился, освобождая проход. Спустя секунду его уже не было.

Изумлённый и моментально покрывшийся холодным потом, я сделал по инерции несколько шагов и замер около умывальника. Сразу исчезли все мои туалетные желания, лишь мелкая противная дрожь пробегала по кончикам пальцев.

Узнал ли он меня? Ведь ему и его команде – а он наверняка действует не один и находится в редакции не случайно – известно, что я выбрался со стройки живым и невредимым, а может быть, даже успели проведать, что в убийстве меня уже не подозревают. Чёрт их знает, какие у них возможности, если им наплевать на то, что я спокойно разгуливаю по городу и по редакциям и ищу какие-то концы!

Но так неосторожно подставляться – этого я понять не мог. Откуда им знать, что я ничего не рассказал о Костике в милиции? Хоть он и спас мне жизнь, но убийство-то Скворечникова всё равно на его совести, а может, и убийство Марика… Или у них повсюду лапа?

У меня даже шевельнулась паническая мысль плюнуть на всё и поскорее унести отсюда ноги. Хоть и не попадает снаряд дважды в одну и ту же воронку, тем не менее, два раза подряд фраеру редко везёт. Если Костик в первый раз допустил промах и отпустил меня, то сейчас будет аккуратней. Раньше я этой публике не мешал и был просто мишенью, то теперь, когда начал проявлять чересчур бурную активность и почти добрался до газетной статьи, чего со мной цацкаться? Да уж, весёлая у меня перспективка…

И вдруг я вспомнил о жене Файнберга Наташке и их малыше. Нелегко им сейчас, ой, как нелегко. Я же дал слово, что разберусь во всём до конца, а потом увезу их в Святой город, куда так хотел попасть Марик. Увезти-то, по большому счёту, не проблема, после такого кошмара они куда угодно поедут без колебаний, да только будет ли у меня совесть чиста перед ними?

Впору снова пошутить: всё опять развивается как в пошлом детективе, когда герой, то есть я, истекая кровью после жестокой схватки, последним выстрелом убивает коварного соперника, подхватывает на руки жену и сына погибшего друга, садится в шикарный «кадиллак» и уезжает туда, где пальмы и бананы… Счастливый хэппи-энд, поцелуй в диафрагму с потом, кровью и, конечно же, спермой… Но не смешно почему-то сейчас, как-то не до шуток.

Когда наступит разгадка и я пойму, на каком свете нахожусь, не знаю. Более того, до сих пор не очень-то представляю, что ищу и кто олицетворяет вселенское зло в моём дурацком детективе. Да и я никакой не герой, потому что отчаянно трушу и то и дело подумываю о том, что пора плюнуть на всё и свернуть свои поиски… Даже пистолет, из которого, по закону жанра, я должен палить в злодея в последнем акте, у меня позорно конфисковали, другого же мне во веки веков не раздобыть. Про «кадиллак» и пальмы вовсе помолчим…