Текст книги "Пение кузнечиков на ночной дороге"

Но в кабинет к главному редактору идти всё равно надо. Иначе я себе потом этого не прощу. Быть так близко к цели и малодушно скрыться? Дудки!

В приёмной никого не оказалось. Глубоко вздохнув, я постучал в обитую дерматином дверь и, не дожидаясь приглашения, зашёл.

За столом, заваленном бумагами, сидел крепкий краснолицый мужчина. В руке он держал стакан чая в мельхиоровом подстаканнике и размешивал сахар ложечкой. Глаза мужчины из-под очков с толстыми стёклами неподвижно глядели на дверь, в которую я зашёл, словно после телефонного звонка он только и занимался тем, что ждал визитёра.

– Вы звонили? – вместо приветствия спросил он, неторопливо отхлебнул глоток, поставил стакан на бумаги и вышел из-за стола. Подойдя вплотную, недобро заглянул мне в глаза, и взгляд его стал удивлённым и настороженным, будто у себя в кабинете он увидал космического пришельца. Поизучав меня минуту, он усмехнулся и вернулся в своё кресло. – Как же вы осмелились придти ко мне, а? Ну, и нахал! – Он почти по-отечески покачал головой. – Или вы дураком меня считаете, который станет показывать какие-то газетные материалы каждому, кто об этом попросит? Тем более – ВАМ!

– А что это – секрет государственной важности? – попробовал я нащупать почву под ногами. – И почему МНЕ нельзя придти к вам?

Главный снова усмехнулся, отхлебнул чаю и пожал плечами:

– Что ж, сами в петлю лезете, никто вас за уши не тянет… Впрочем, интересно послушать, молодой человек, что вы наплетёте в своё оправдание?

Терять мне было нечего, коленки предательски подрагивали, и, чтобы не выдать своего волнения, я решил крыть правду-матку. Отчаянная злость поднялась во мне, и я понимал, что, если не выскажу сейчас этому незнакомому и явно враждебному человеку всё, что накопилось в душе за последнее время, то сделать этого позднее уже не сумею. А может, не успею.

– Разве вы не видите, что происходит вокруг? Вражда между людьми откровенная, а какие-то подонки подливают масла в огонь, сталкивают лбами людей с различными взглядами, и вы помогаете им в этом. Для чего? Какая цель? Крови захотелось, да? Острых ощущений? И без того повсюду сплошное недовольство, сосед готов перегрызть глотку соседу, каждый только и ищет повода, чтобы навешать на кого-то все смертные грехи, а потом самому же и карать за это! Неужели нельзя жить спокойно?

– Ого, сколько пафоса! Слезу пущу от умиления… Спокойно? А когда мы спокойно жили? – усмехнулся главный редактор, и стёкла его очков весело блеснули. – От этого вашего спокойствия народ постепенно в глину размягчается, спивается да в дураков превращается. Нашего мужичка не расшевелишь, пока не покажешь, кого можно по голове стукнуть и после этого безнаказанным остаться. Тогда уж он разгуляется и пойдёт что-то дельное делать…

– В Стеньку Разина поиграть захотелось? Для чего? Так ведь тот же самый Стенька при царе Горохе жил! Да и у него хотя бы цель приличная была – сделать людям жизнь полегче… А у вас какая цель – стравливать и науськивать друг на друга?

В глазах главного редактора блеснула искорка интереса, и он охотно ответил:

– Да вас, евреев и «православных» и стравливать не надо – вы и так готовы порвать друг друга за одни лишь слова. А вашему любимому Стеньке, если историю читали, вовсе не народного блага хотелось, а в цари пролезть. Его призывы – всего лишь способ заманить под свои знамёна побольше простачков с косами и дубинами и их лбами закрытые ворота прошибать. Всё в истории проще и очевидней – любые громкие слова и намерения это только ширма, прикрывающая обыкновенное скотское желание урвать кусок пожирнее и перегрызть горло тому, кто на этот кусок тоже осмелился претендовать! Ничего за столетия не меняется, и других целей не бывает. Это, молодой человек, диалектика…

– Но мы же в цивилизованном обществе живём, можно хотя бы уже без убийств обойтись!

– Обойтись?! – Голос главного загрохотал по кабинету. Он, кажется, развеселился не на шутку. Видимо, я несколько оживил редакционную тишь да скуку. – Как обойтись, если взамен этого пока ничего не придумали? Грубая сила и напор – лишь они всё решают. Доброта и человеколюбие? Вздор, выдумка для ботаников вроде вас. Вариант убогого существования для тех, кто отсиживается в собственных ракушках… Тем же, кто убивал больше других, всегда доставались самые жирные куски и ордена на грудь. Потому что все знали на собственном опыте и на горьком опыте дедов, а не на песнопениях таких вот утопистов, как вы, что по-настоящему новое лишь в муках да на крови рождается. Вы же ничего дельного не предлагаете, только сопли размазываете. Революцию последнюю вспомните – хоть и хиленький в итоге результат получился, зато как сознание у людей поменяла, а? Через кровушку да через отрубленные головки… То-то и оно!

– Революций вам новых захотелось! – пуще прежнего завёлся я. – Брата на брата натравить, полстраны в войнах перебить да голодом выморить, храмы свои же православные в свинарники превратить, а уж нас, евреев, и вовсе как собак на фонарных столбах перевешать?!

– Ах, вот вы про что, – тут же подхватил редактор. – Ну, с евреями проблем как будто нет. Живите себе на здоровье, вас и так тут раз-два и обчёлся. Не нравится – знаете, в какую дверь выходить. – И ехидно прибавил: – Да и с чего вы гвалт поднимаете? У нас, кажется, по конституции все национальности равны. Если эти национальности сами на конфликт не нарываются.

– Вы что, не понимаете или понять не хотите?! – окончательно разъярился я. – Да не в евреях же дело! Мы сегодня для определённого сорта публики не цель, а только средство. Тому, кто задумал все эти провокации в городе, глубоко плевать и на евреев, и на русских. А что ему нужно – и дураку понятно!

– Ого! Ну и что ему нужно? – Редактору определённо нравилось доводить меня до белого каления. Он сейчас очень напоминал ленивую сытую кошку, которая решила поиграть с мышкой. – Молодой человек, оказывается, мыслит категориями и способен обобщать разрозненные факты до концепций. Прямо-таки Спиноза! Только философ вы изначально хреновенький, откровенно признаюсь. Может, кое-что и верно угадали, да что из того? Разве кому-то по силам что-то изменить говорильней? А уж к вашим призывам и вовсе никто не прислушается… Зачем вы сюда, собственно говоря, пришли? Со мной за жизнь, как у вас говорят, поболтать? Так учтите, я с вами болтаю, пока добрый, а надоест, выгоню взашей и извинения не попрошу…

Крыть его действительно было нечем. Но и сдаваться не хотелось. Погибать – так с музыкой. Мной овладело какое-то ледяное спокойствие, на ум приходили лишь дурацкие книжные штампы, но это, как ни странно, иногда производило положительный эффект:

– Если вы порядочный человек, то должны понять, какой вред принесёт ваша статья. Я пока не знаю, что в ней точно, но не сомневаюсь, что она является закономерным продолжением всей этой серии провокаций. Чего вы этой статьёй добиваетесь? – Тут я вспомнил пьяненького мужичка в сквере. – Чтобы народ за косы и топоры взялся? Нынешнее руководство в стране вам не подходит? Да, вам вообще никто, кроме самих себя, не подходит! Или вы решили, что сумеете на чужих костях выехать? Вам же первым, как подстрекателям, голову снимут. Стеньку Разина в итоге-то казнили!

Редактор ничего не ответил, но глаза отвёл и изобразил на лице полное безразличие. Слова мои, в общем-то, банальные и неоригинальные впечатление на него, кажется, произвели.

– Ну-ну, продолжайте, – морщась, как от зубной боли, пробормотал он, – вас занимательно слушать. Вам бы стишки сочинять да передовицы в правые газеты писать, а не искать себе приключений на одно место. Прямо-таки оратор, цицерон местного разлива!

– Никакой я не оратор, – насупился я, – и ничего нового не сказал. Не такие уж тупицы вокруг нас, чтобы рано или поздно не понять, что все ваши планы белыми нитками шиты, а на провокациях далеко не уедешь… Если хотите, чтобы вокруг стало лучше, действовать надо иначе…

– Это как же? – В глазах редактора снова заиграли искорки смеха. – И что же вы, уважаемый реформатор, предложите нам, сирым и убогим? Что об этом в вашем Талмуде написано?

Меня определённо заносило куда-то не туда, и я очень был похож, наверное, на овечку, которая учит волка не есть мясо. О другом бы мне говорить, о другом… Только о чём?

Но договорить мне не дали. Скрипнула дверь, и редактор, казалось, сразу потерял интерес к моей особе. Я оглянулся, и в животе у меня неприятно заныло. В дверях маячила коренастая фигура Костика всё в том же сером плаще и низко надвинутой на глаза таксистской кепке. В руках он держал длинноствольный пистолет с набалдашником. Глушитель, догадался я. И сколько же у него их? Никого, гад, не опасается!

– Как дела, мил-друг? – криво ухмыльнулся Костик. – Головка после вчерашнего не побаливает? Быстро же ты очухался!

Хоть я уже и видел его полчаса назад, но такая скорая встреча с ним в мои планы не входила, и ничего хорошего при нынешнем раскладе сил ожидать от неё не следовало.

– Небось, статью почитать просит? Где-то уже разнюхал про неё, гадёныш? – Он кивнул на меня, как на неодушевлённый предмет, и подмигнул редактору. – Ну, и народ пошёл нетерпеливый, до завтра подождать не может!

Главный нахмурился и недовольно пробормотал:

– Ладно, хватит спектаклей, забирай его и уводи. Что Пал Георгич велел с ним делать?

Костик глубокомысленно повёл в воздухе пистолетом.

– Только не здесь, – забеспокоился редактор, – уводи его к чёртовой матери отсюда и делай, что хочешь. Только чтобы я ничего не знал и не видел.

Лицо Костика перекосила злобная гримаса, на шее вздулись толстые жилы.

– Не потей, дядя! – прошипел он злобно и дёрнул плечом. – Чистеньким хочешь остаться, интеллигент сраный, за репутацию дрожишь? Хочешь рыбку съесть и кое-куда сесть?.. Ладно, мы на эту тему позже поговорим. – Дулом пистолета он подтолкнул меня к двери и, обернувшись, погрозил: – Погоди, писатель, Пал Георгич с тобой побеседует. Ох, как побеседует!

В глазах у главного мелькнула растерянность, и стакан с чаем в руках предательски дрогнул.

Всё время, пока мы с Костиком спускались по лестнице, я чувствовал лопаткой дуло пистолета. Настроение было кислое, но я знал, что на улице Костик стрелять не станет, потащит в подворотню или на пустырь. Дубль-два…

Но убивать меня он пока не спешил, лишь подвёл к знакомым белым «Жигулям» со свежими царапинами и вмятиной, защёлкнул на моих запястьях наручники и открыл дверцу. Тоскливо я оглянулся вокруг, но никого поблизости не было, и помощи ждать было неоткуда.

– Поехали, – прикрикнул он, но уже не так грозно, как в кабинете главного. – Разок фраернулись с тобой, теперь не надейся – всё будет как надо.

Встречи с ним я ожидал, но, конечно, не в такой ситуации, когда на руках браслеты, а в спину упирается пистолет. Я предпочёл бы ситуацию диаметрально противоположную.

– Чего пригорюнился? – усмехнулся Костик, захлопывая за мной дверцу и усаживаясь за баранку. Заметив, что я изучаю замки на дверце, погрозил пистолетом и прибавил: – Не дури, мил-друг, дольше протянешь. Будь паинькой, слушайся дядю!

Чёрной шапочки на глаза мне больше не надели. Видимо, я был уже совершенно безопасен и для Костика, и для неведомого мне Пал Георгича, которого опасался даже влиятельный редактор газеты.

– Ну, и куда мы едем? – угрюмо выдавил я, вглядываясь в мелькающие за окном улицы. – Опять на стройку?

– Ни в коем случае! Стройка – это пошло. На стройках хорошо устраивать потешные бои между клоунами. – Костик даже усмехнулся своей шутке. – Неужели вы, братцы-кролики, и в самом деле не понимаете, что своими дурацкими выходками только вызываете справедливое негодование народных масс? Так, кажется, говорили раньше? А народ – он не дурак, он всё видит… – Костик лихо закручивал виражи на поворотах, пугая пешеходов, и сейчас очень напоминал удачливого охотника, набившего за одну охоту целый подсумок дичи и теперь спешащего перед кем-то похвастаться своей добычей. – Мы же птички более высокого полёта, ни с кем ссориться нам нужды нет, потому что некогда. Дело надо делать, а не словесную канитель разводить. Врубаешься?

– Кто же вы такие? – не выдержал я.

– Потерпи, мил-друг, узнаешь. Всё узнаешь, аж, тошно будет. Но сперва Пал Георгич хотел на тебя лично посмотреть. Уж, больно интересно ему познакомиться с таким попрыгунчиком, как ты. Это честь для тебя. Не всех он удостаивает такого внимания.

Снова я услышал про всемогущего Пал Георгича, и Костик определённо был из его воинственной банды. Кто это – какой-то тюремный пахан, одуревший от крови и безнаказанности, возжелавший со своей блатной братией захватить целый город? А может, отставной партийный босс, не оставляющий надежду реанимировать строительство светлого будущего для себя и своих единомышленников за счёт одураченных рабов с косами и дубинами? Судя по Костику – уголовник, судя по редактору газеты – из бывших. Опять сплошные ребусы, разбираться в которых опасно и противно, но надо…

На всякий случай я попробовал осторожно выпытать:

– Кто ж такой этот ваш Пал Георгич, от которого газетный шеф кипятком писает?

– Узнаешь, не торопись, – коротко ответил Костик и врубил по тормозам.

«Жигулёнок» остановился у какого-то невзрачного многоэтажного дома, и я уже решил, что, наконец, удовлетворю своё любопытство и увижу перед смертью таинственного мафиози, но Костик, предупреждая мои мысли, отрицательно покачал головой и принялся с великим интересом изучать заусенцы на ногтях. Минут пять мы стояли в полной тишине, потом Костик неторопливо посигналил, и двое каких-то молчаливых типов вывели из подъезда и втолкнули к нам в машину женщину.

Приглядевшись, я с удивлением узнал в ней нашу секретаршу Лену.

11.

– Ленка, привет! – только и шепнул я ей, улыбаясь через силу. Прибавить было нечего, потому что я и сам находился в полном неведении. Разница в нашем положении состояла лишь в том, что я попал к этим людям только сейчас, а она находилась у них уже сутки, и ещё неизвестно, что пережила за это время.

Похоже, моя компания её не сильно развеселила, наоборот, она устало привалилась к моему плечу и заплакала.

Типы, которые её приволокли, о чём-то тихо посовещались с Костиком и исчезли.

– Воркуйте, голубки, не стесняйтесь! Какие у нас могут быть секреты друг от друга?! Больше двух говорят вслух, – загоготал Костик. – Интересно вас послушать. А вы на каком языке будете шушукаться – на русском? А может, на идише? Или иврит уже выучили?

Мы снова понеслись по улице, но дорога на сей раз оказалась недолгой. Свернув на одну из боковых аллей, машина остановилась около красивого особняка с резной верандой, огороженного крепкой металлической сеткой.

Подобных особняков в городе немного, и они выгодно отличаются от стандартных многоквартирных хрущоб. Кто в них жил, в общем-то, было понятно – тузы да номенклатура – и всем это мозолило глаза, но никто ничего изменить не пытался, настолько крепко и основательно окопались их обитатели. Некоторое время назад, до приватизации, в газетах развернулась целая кампания по поводу этих особняков, городские власти даже принимали какие-то решения о передачи их детским садам и яслям, но ничего так и не сделали. Видимо, владельцы особняков были властям не по зубам. Будь городские власти понастойчивей да попринципиальней, может, чего-то и добились бы, а сегодня уже и говорить не о чем.

– Выгружайтесь, голуби, – хохотнул Костик и прибавил: – Только без глупостей. А то я сегодня шибко нервный…

Он протолкнул нас в распахнутую калитку, которую тотчас запер, и мы направились к дому по аккуратно посыпанной гравием дорожке. Двое широкоплечих узколобых ребятишек в стандартно-дорогих костюмах, рубашках и галстуках подозрительно оглядели нас с ног до головы и показали жестами проходить внутрь особняка.

Опять всё складывалось как в каком-то давно читанном дешёвом детективе, не к месту подумал я. Героя в наручниках доставляют на виллу главаря мафии, вокруг тупорылые злобные охранники, готовые изрешетить любого, на кого покажут пальцем, и тут же исправно подставиться под меткий огонь того же самого пуленепробиваемого героя. Но такое происходит ближе к финалу, а сейчас? У меня, как назло, ни ножа в сапоге, ни передатчика в портсигаре, ни ампулы с ядом в воротничке. Как-то не подумал я прихватить с собой столь необходимые в данной ситуации предметы личной гигиены. Да и по морде я получаю чаще, чем даю. Полное несовпадение со стандартами. Совсем хреновый детектив из меня – ещё и шутить пытаюсь по дороге на плаху…

В большой гостиной, обставленной с купеческой роскошью, увы, стандартной для бывших социалистических и нынешних деполитизированных нуворишей, куда привёл нас Костик, никого не оказалось. Сам он скромно примостился на стуле у дверей и сообщил:

– Чувствуйте себя, голубки, как дома, можете ворковать и обмениваться впечатлениями. А высокий суд не заставит себя ждать, скоро появится.

Притихшая было Лена снова заплакала, но я тихо шепнул:

– Не надо, Ленусик, что-нибудь придумаем…

А придумывать было нечего, потому что я совершенно не представлял, как выбираться отсюда. У героев детективов в подобных случаях полно запасных вариантов, у меня же – хоть шаром покати. Единственная надежда была на то, что убивать здесь не станут – не пачкать же паркет нашей кровушкой. Куда-нибудь потащат. А уж по дороге – чем чёрт не шутит…

Из широкой боковой двери в гостиную вошёл невысокий мужчина в очках, довольно спортивного вида, с умным, деловым лицом – эдакий плакатный строитель коммунизма. При первом знакомстве такие люди вызывают симпатию, но дружить с ними как-то не хочется, да они и сами не идут на это, потому что никому не доверяют и высокомерны. Если этот человек занимается бизнесом, то всё в его руках спорится, и он наверняка в состоянии купить не только такой особняк вместе с шестёрками на веранде, но и кое-что покрупнее. Вероятно, это и есть пресловутый Пал Георгич.

Жестом мужчина указал нам с Леной на низкий кожаный диван, а сам устроился на золочёном под старину стуле посреди комнаты, закинув ногу за ногу. Некоторое время он пристально разглядывал нас, покусывая ноготь на мизинце, потом сразу, без приветствия, заговорил. Чувствовалось, что говорить он умеет и даже не столько говорить, сколько выдавать лозунги, словно все вокруг оловянные солдатики, он же – полководец, не ведающий сомнений и ни разу не проигравший сражение. Этакий облегчённый вариант Муссолини.

– Вас доставили сюда вовсе не для того, чтобы любоваться вами. И знакомства с вами нам не нужно. Вы нас не интересуете ни в каком качестве, не тешьтесь иллюзиями…

– Оригинальное начало! – буркнул я. – Мы вам не нужны – зачем тогда тащили сюда? Ну, а мне как раз интересно: вы-то хоть кто такие?

– Заткнись и слушай, тебе слова не давали! – рявкнул Костик, но мужчина остановил его жестом, даже не обернувшись.

– Отвечу. И даже отвечу на вопросы, которые вы пока не задали. Например, про все наши акции за последние дни…

У меня начало создаваться впечатление, что с нами опять хотят поиграть в кошки-мышки, но зачем – непонятно, ведь мы с Леной и так в их руках. Может, у этого новоявленного Наполеона мания величия? Желание насладиться своим триумфом, или он ждёт от нас соплей и слёзных просьб о пощаде?

– …Надеюсь, вы уже поняли, что мы резко отрицательно относимся к тому, что творится вокруг. Всевозможные реформы, сочиняемые в верхах и извращаемые в низах, проводятся не от хорошей жизни, но они изначально искусственны и ни к чему хорошему не ведут. Все эти метания – от демократии по-американски до пещерного национализма по-русски – загоняют страну в такой тупик, из которого ей не выбраться. Пока не поздно, нужен другой путь и нужна по-настоящему сильная рука, а уж в управлении такой огромной державой, как наша, тем более.

– Никак коммунисты выходят из подполья с новыми и исключительно оригинальными лозунгами? – предположил я, на мгновенье забывая, где нахожусь. – На флаге усатый профиль, а в мыслях жажда передушить инакомыслящих? Такое уже проходили…

Мной почему-то овладело какое-то дурацкое безрассудство. Побыть напоследок Мальчишем-Кибальчишем, ведь если уж суждено, то суждено…

– Коммунисты? – переспросил мужчина. – Разве дело в ярлыках? Коммунисты, фашисты, демократы, гомосексуалисты – какая разница? Партийную идеологию создаёт тот, кто чувствует собственную никчёмность и не знает конкретного пути, потому ему и надо обосновывать теориями свои неверные поступки. А побеждают в итоге не идеологи, а прагматики, которые берут от каждой идеологии то, что полезно в настоящий момент для дела, и делают это дело любыми подручными средствами. Названия и формулы – они для тех, кому нечем заняться, кроме как сидеть, ковырять пальцем в носу и придумывать ярлыки. Болтовнёй уже все сыты по горло…

Зачем он это мне вещает, пронеслось у меня в голове, репетирует тронную речь, которую произнесёт, если, не дай бог, доберётся до власти? Сумасшествие какое-то…

А Пал Георгич тем временем вскочил со стула и стал быстро расхаживать взад-вперёд, не забывая при этом покусывать ноготь. Краем глаза я заметил, как Костик провожает его обожающим взглядом, но пистолета, направленного на нас, из рук не выпускает.

– …Повторяю, лишь крепкий кулак и железная воля смогут вывести страну из хаоса и анархии. Копаться в собственном историческом дерьме и морочить головы людям всякими референдумами и выборами может лишь слабый и неуверенный политик. Сильный – диктует свою волю. – Он остановился в двух шагах от меня и патетически взмахнул рукой. – Понятно это вам, любезные господа евреи? Вам ли напоминать, что ваш благословенный Израиль смог выстоять и подняться лишь благодаря железным людям? Собственную историю вы хоть знаете? А сегодня у вас таких нет, поэтому вас и захлёстывают волны террора. С противоположной стороны руководители жёстче и решительней, оттого они и побеждают…

Лена испуганно вздрогнула и прижалась ко мне, пытаясь укрыться.

Начало монолога этого воинственного Пал Георгича я принял сначала за дурацкий розыгрыш, потому что, ну, никак не укладывалось в голове, что взрослый мужик вполне респектабельного вида и наверняка совсем не глупый, может нести такую околесицу на полном серьёзе! Потом у меня мелькнула мысль, что это просто маньяк с основательно поехавшей крышей, который с энергией, свойственной маньякам, сколотил шайку себе подобных и с дьявольской изобретательностью терроризирует окружающих. Хаос в мозгах и кажущаяся безнаказанность рано или поздно приводят к банальной уголовщине, как всё и случилось с погромом в офисе и убийствами Марека и Скворечникова, а потом всё заканчивается. Кураж быстро выбивается тюрьмой и общественным осуждением. Теперь же я понимал, что всё гораздо глубже и страшнее. Подобный тип силён не только своей демагогией. Он маниакально последователен, действительно может добиться поставленной цели и знает, как это сделать. Без сожаления зальёт кровью весь мир, дай ему хоть на час скипетр и корону. Если уж сумел подмять под себя редактора областной газеты и сплотить головорезов, без раздумий пускающих в ход оружие, то в настойчивости и умении реализовывать задуманное ему не откажешь. Да и неизвестно ещё, сколько единомышленников стоит у него за спиной.

– Скажите, – осторожно поинтересовался я, – для чего вам понадобилось громить наш офис и инсценировать стычки с «православными»? Ну, ругались мы и ругались, вам-то какая беда? Для чего нужно было убивать совершенно неповинных людей? Уж, отдельные-то человечки, как я понимаю, ни интереса, ни опасности для вас не представляли. Для вас, как я опять же понимаю, всё это мелко и пошло, ведь у вас более глобальные цели… К тому же, расследование уже начато и ведут его не дураки, которые быстро разберутся в причинах. Или, вы думаете, на вас управы нет? Для чего вся эта бодяга?

Мужчина усмехнулся и сел на стул, победно сложив на груди руки.

– Кого нам опасаться? Милиции? Гебешников? Неужели вы не понимаете, что они втайне сочувствуют нашим идеям и будут рады, если люди, подобные нам, всё возьмут в свои руки? Им тоже хочется ходить под начальством, слово которого закон, а не нынешняя болтовня. Так что это наши потенциальные союзники, которые прекрасно понимают, что придём мы, тогда будет и порядок, и закон восторжествует – всё, как должно быть в нормальном обществе… Да, нас пока немного, но за нами будущее, как бы этому кто-то ни противился. Нам просто нет сегодня альтернативы.

Что ответить ему, я уже не знал, лишь молча сидел и даже представить не мог, что произойдёт дальше. А новоявленный Муссолини заливался соловьём дальше:

– Хотите знать, что будет? Пожалуйста. Уже через час-другой всем этим милиционерам и гебешникам будет совсем не до поисков убийц ваших кукольных еврейских и «православных» активистов, потому что закрутится такая карусель, что и в кошмарном сне не представишь. Мне от вас скрывать нечего, могу поделиться. Произойдёт ещё пара подобных инцидентов, по городу какими-то неизвестными негодяями будут развешены фашистские флаги, чтобы раздразнить людей, затем будут осквернены братские могилы на кладбище, а какие-то бандиты переполошат рыночную шушеру и организуют стрельбу с жертвами, потом пара терактов в общественном транспорте опять же с жертвами… И знаете, для чего всё это? Чтобы растормошиить народ и поднять его против властей. Инициатива должна исходить якобы снизу, ведь переполненной чаше народного терпения не хватает всего лишь малой капли. Мы эту каплю добавим и направим народное недовольство в нужное русло. Ваша хвалёная милиция, вместо того, чтобы кого-то искать, будет спасать собственную шкуру от разъярённой толпы. А там какой-нибудь глупенький сержант с испуга возьмёт и пальнёт из автомата в бабусю с авоськой…

– Вам людей не жалко?!

– Жалко. Но иначе поставленной цели не достигнуть… Апофеозом же событий явится завтрашняя газета с нашей статьёй, за которой вы имели неосторожность сегодня охотиться. В статье будут указаны конкретные виновники, допустившие беспредел и не сумевшие проконтролировать ситуацию. Нет, не вы и не ваши противники – кое-кто повыше… После этого останется только въехать в побеждённый город на белом коне. – Мужчина прищурился и потёр руки от удовольствия. – Каково, а?

Не очень радостная картина, что и говорить. На всякий случай, я осторожно поинтересовался:

– Ну, а нас-то вы когда собираетесь прикончить – сегодня или завтра?

– Зачем? – удивился будущий диктатор. – Вас убивать мы не будем. Вернее, не мы. Вы нам ещё раз пригодитесь, и мы будем беречь вас, как зеницу ока, до начала основной заварухи, когда по-настоящему польётся кровь, и народу станет мало попавших под горячую руку милиционеров или рыночных азербайджанцев. Помимо властей, людям нужен реальный козёл отпущения, который всегда под рукой и на котором удобно выместить накопившиеся обиды. Здесь-то мы вас и подбросим в толпу, мол, вот кто сеет смуту своими драками с «православными» и тайно дёргает за верёвочки, на которых болтаются наши политики-марионетки. Притом не только вы, но и ваши закадычные враги – «православные». И никому в голову не придёт, что это полная чепуха… Вас, конечно, разорвут на клочки, но при этом несколько сбросят обороты перед нашим появлением. Так что вы у нас пока самые почётные гости, скоро и Пахомова сюда подвезут. Вы же с ним, по-моему, хорошо знакомы? – А далее – пожалуйте в мясорубку…

Хоть я и понимал разумом, что его слова сильно смахивают на бред, тем не менее, воображение уже рисовало картину стихийной и неуправляемой людской массы, хлебнувшей человеческой кровушки и искусно накачиваемой невидимыми провокаторами. Перспектива оказаться в центре внимания такой массы, что и говорить, не очень приятная.

– Одного не пойму, – для чего-то попытался я его образумить, – с виду вы человек умный и деловой, а несёте откровенную чушь…

Но Пал Георгич меня не слушал. Видимо, основные положения собственной философии он уже изложил, и вместе с тем окончательно утратил интерес к нашим особам. Роль кошки, играющей с мышкой, ему наскучила.

Неожиданно на веранде и около дома послышался неясный шум и голоса. Пал Георгич вздрогнул и сдвинул брови. Насторожился и Костик.

– Что там? – Пал Георгич сжал кулаки и картинно подался вперёд. – Ну-ка, сходи разберись.

Костик рванулся к двери, но сделать уже ничего не успел. От сильного удара дверь распахнулась, и в гостиную с грохотом ввалилось несколько человек в касках и бронежилетах. Костик, матерясь, рухнул на пол, и один из парней моментально взгромоздился на него, заламывая руки за спину.

– Всем оставаться на местах! – скомандовал другой боец и усталым движением сбросил каску с пластмассовым прозрачным козырьком.

Это был… Толик, милицейский опер и мой старинный друг, на которого ещё час назад я люто злился за невнимание к собственной персоне после разговора в милиции. Мог ведь, засранец, приободрить и что-то и подсказать… А сейчас я просто не верил своим глазам.

– Ну что, жив? Детектив хренов… – Он пробовал улыбнуться, но улыбка никак не получалась на его искусанных губах.

– Жив, – прошептал я и попробовал смахнуть непрошенную слезинку с глаз, но не смог из-за наручников, которые с меня ещё никто не снял.

12.

– Эта история оказалась куда запутанней, чем мы предполагали, – откровенничал Толик пару недель спустя, сидя у меня кухне, где мы допивали вторую бутылку водки под пролетарскую закуску – пельмени и солёные огурцы. – Поначалу всё казалось совсем несложным, вплоть до хитроумных, но вовсе не оригинальных способов заметания следов этими уродами. Думали, это обыкновенная банда, которых в последнее время развелось немеряно. Выйдя же на личность Павла Георгиевича, мы поняли, что имеем дело не с банальным авантюристом и проходимцем. Это тебе не какой-нибудь Остап Бендер, желающий нарубить капусты и поскорее смыться куда-нибудь в Рио-де-Жанейро… Ребята из органов даже хотели забрать к себе расследование, потому что выяснилось, что он бывший их коллега, уволенный за какие-то махинации из органов несколько лет назад, где занимал довольно высокий пост и был знаком с настоящей оперативной работой. Но потом было принято решение расследовать совместными усилиями да ещё подключить к работе прокуратуру. Многое было организовано этим человеком довольно профессионально. Этот профессионализм его в итоге и подвёл: чересчур понадеялся на свои возможности и попёр буром. Забыл, что комитетской корочки в кармане у него уже нет. Действуй он осторожней да осмотрительней, хрен его знает, как бы всё повернулось… Но самое страшное выяснилось в ходе следствия. – Толик таинственно оглянулся, хотя на кухне никого, кроме нас, не было. – За ним, оказывается, стояла хорошо законспирированная организация с теми же захватническими планами, но уже в более широких масштабах. Этот Павел Георгиевич был, оказывается, одним из винтиков, и таких винтиков по стране уже немало. Добираться до них очень тяжело, но наши коллеги из госбезопасности потихоньку выковыривают их из подполья. Организация, по оперативным сводкам, уже и в других городах начинает показывать зубки. Если этот репей вовремя не вырвать с корнем, одному чёрту известно, что они могут натворить. Ребята они отчаянные, терять им нечего, а поезд может уйти. И без того у нас в стране каждый день какие-то новшества – и всё не в лучшую сторону…