Текст книги "От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия"

В 1993 г. дело дошло до подписания Россией Конвенции о запрещении химоружия [57]. Это случилось 13 января. А чтобы гражданам было все ясно, власти провели активные пропагандистские мероприятия. «Правде» было поручено «на голубом глазу» провозгласить, что Советский Союз будто бы «никогда и нигде не применял химоружие» [843]. А генерал С. В. Петров смело солгал, что во время тайных перевозок химоружия по стране будто бы «не было ни одной аварии» [23].

В общем, ВХК не понял изменения обстановки и продолжал цепляться за прокисшие (после подписания конвенции) военно-химические тайны.

Через несколько дней после подписания конвенции генерал А. Д. Кунцевич на слушаниях в Верховном Совете осуществил «зомановую провокацию». В ответ на прямой вопрос автора настоящей книги о соотношении разных ФОВ в общих запасах он сообщил аудитории такой расклад: примерно половину ФОВ будто бы составлял V-газ, а вторую половину делили зарин и зоман в соотношении 35 % и 15 %. Эта «информация» позволила сделать следующую оценку состава ФОВ: 15,2 тыс. т советского V-газа, 11,7 тыс. т зарина и 4,8 тыс. т зомана [1]. На самом деле генерал сообщил в тот день парламентариям России не информацию, а ложь. Военные были счастливы – удалось провернуть «оперативное мероприятие» и протолкнуть вероятному противнику дезинформацию. Той публике в папахах, не способной продумывать дальше одного-двух ходов, и в голову не пришло, что позориться будет вся страна – ведь конвенция [57] уже была подписана, так что надо было начинать готовить правдивые данные для международного сообщества, а не заниматься привычным враньем. Фактически химический генерал в тот день прикрывал гигантские боевые возможности авиации своей страны по использованию зомана, которого у США вообще не было, и потому он сознательно занизил количество советского зомана примерно на 4000 т (реальные данные – табл. 38), выпятив взамен зарин, милый сердцу американских военных. Это было продолжение лжи (уже в новой России), заложенной в отношения США и СССР еще во время показа образцов химоружия на полигоне в Шиханах в октябре 1987 г. [826] (тогда из 11 советских боеприпасов с зоманом было показан лишь 1, табл. 39). Ложь А. Д. Кунцевича оказалась длинной, и распределение ФОВ, которым он угостил парламент России в 1993 г., осталось в официальных документах надолго. Ее можно найти и в XXI веке, например, в документе Госстандарта РФ, принятом в марте 2001 г. [950].

В первом полугодии 1993 г. в справке Верховному Совету генерал С. В. Петров сообщил, что на складе в Речице (Почепе) хранятся 16,8 % ОВ (а не 18,8 %, как на самом деле). Недостающие токсичнейшие ФОВ были записаны им по линии склада в Мирном-Марадыковском («имеются боеприпасы с ипритно-люизитной смесью – Марадыковский Кировской обл. – 2 %»). В этой форме ложь С. В. Петрова вошла в книгу [1] – кому же еще верить, как не законопослушному начальнику химических войск, тем более из официального письма, посланного в парламент. Полезно знать, что именно скрыл генерал С. В. Петров от парламента. Разница в 827 т относится к содержимому четырех новейших типов боеприпасов в наполнении вовсе не иприт-люизитной смесью, а советским V-газом – двум типам «устройств для выливания», одной крылатой ракете и одному устройству для применения. «Устройства для выливания» – это баки для помещения в головные части стратегических ракет. В одном из них залито по 1895,6 кг ФОВ, в другом – по 1945 кг. А еще V-газом наполнены два типа боеприпасов, о чем общество также не имеет представления. Один – это боевая часть БЧ-22ВС для крылатой ракеты Х-22, предназначенной для запуска с бомбардировщиков ТУ-22М. Другой – это модульные боеприпасы (блоки к универсальным контейнерам).

30 марта премьер-министр России В. С. Черномырдин поддержал любителей скисших тайн из ВХК и подписал постановление правительства о внесении в перечень сведений, составляющих государственную тайну, еще одну группу секретов: «122. Сведения, раскрывающие содержание ранее осуществлявшихся работ в области химического или биологического оружия, либо существо этих работ, достигнутые при этом результаты, а также сведения по рецептурам, технологии производства или снаряжению изделий». Впрочем, вряд ли этим текстом можно воспользоваться в реальной практике. Однако химический генерал С. В. Петров горячо формулировал нежелание армии информировать граждан хоть о чем-нибудь из области химоружия вокруг них, в том числе по социальным и экологическим вопросам («чем меньше знаешь, тем крепче спишь» [849]). Тем самым он канонизировал свое личное незнание хоть чего-нибудь из прошлого советского химического вооружения и нежелание все это знать.

В июле был опубликован список всех семи складов химоружия России [870]. Список был неофициальный – официальные власти страны все еще ничего такого своим гражданам не сообщали. Между тем в США данные о расположении восьми складов химоружия были официально опубликованы еще в 1986 г. [818].

Происходили и события в сфере химического разоружения.

В начале года армия оправилась от поражения, связанного с перехватом инициативы конвенциальным комитетом, и перешла в контрнаступление. Армии удалось организовать издание распоряжения правительства России от 12 февраля о первоочередных работах в области химического разоружения [912]. Так армия стала государственным заказчиком работ по химическому разоружению, в том числе в таких важнейших (и далеких от компетенции армии) вопросах, как выбор технологий уничтожения химоружия, разработка проектных документов на объекты для его ликвидации, строительство природоохранных сооружений и т. д. Отменен этот принцип был лишь в 2000 г.

В марте экологические активисты провели в Нижнем Новгороде конференцию «Социально-экологические аспекты уничтожения химического оружия» [855]. В решениях сообщества, предпринявшего спор с властями уже не в поле возле Чапаевска, а в конференц-зале, ставились вопросы более гуманной организации химического разоружения. Затрагивались аспекты экологизации всего процесса химического разоружения, и в первую очередь те, которыми государство так и не стало заниматься, – преодоления последствий подготовки к химической войне. Была подтверждена необходимость рассекречивания данных о производстве, испытаниях, хранении и уничтожении химоружия, с тем чтобы они стали доступными специалистам, общественности и прессе. Власти страны того обращения экологической общественности не расслышали [947].

В августе была создана комиссия по поиску мест будущего уничтожения химоружия и определен порядок ее деятельности [913]. Вопрос о включении представителей общественности не вставал. Зато правой и левой рукой главы комиссии стали химические генералы – С. В. Петров и А. Д. Кунцевич, оба с правом подписи необходимых документов и оба без каких-либо обязательств использовать экологические соображения как важнейший критерий при выборе мест уничтожения (этот критерий просто не был ими включен в правительственные документы). Дело то кончилось ничем.

В ноябре генерал С. В. Петров сообщил [20], что на заводе ликвидации химоружия в Чапаевске, закрытом по требованию жителей [812], будто бы «было предусмотрено две стадии – детоксикация и утилизация продуктов дегазации». То была ложь. На самом деле комиссия Госкомприроды, назначенная для экологической экспертизы завода, обнаружила [901], что реакционные массы после детоксикации ФОВ (а в случае зомана и V-газа образуются продукты I класса опасности [780]) не планировалось уничтожать на месте. Для снижения токсичности их планировалось разбавлять промышленными стоками и в ж/д цистернах отвозить «на дальнейшую переработку» в Чувашию.

В декабре в экологической комиссии Совета безопасности РФ был рассмотрен вопрос об экологической стороне будущего уничтожения химоружия России [664]. Генерал С. В. Петров сообщил, что «существует проблема десяти регионов бывшего Советского Союза, где производилось уничтожение химического оружия». В представленной справке рабочая группа из известных в секретном военно-химическом подполье лиц во главе с А. С. Ивановым (члены группы В. К. Новиков, Б. Н. Алексеев, Л. В. Асланян, Н. И. Калинина, В. В. Шелученко и др.) сообщила, что на складе в Речице (Почепе) будто бы хранилось 16,8 % всех ОВ страны (на самом деле – 18,8 %). В целом были представлены данные о хранении на складах лишь 98 % запасов ОВ. Участники заседания не заметили отсутствия 800 т токсичнейших ФОВ. При публикации материалов заседания цифровые данные из них были выброшены [664]. Между тем это были те самые пресловутые 2 % запасов ОВ, которые США и СССР скрывали – до подписания конвенции – друг от друга в рамках исполнения Вайомингского меморандума [828]. Про сокрытие той информации не до, а после подписания конвенции, к тому же не от США, а от Совета безопасности России речи в Вайомингском меморандуме не было.

В 1993 г. состояние безопасности складов химоружия проверила комиссия во главе с химическим полковником А. Д. Горбовским. Как именно проверяла, нетрудно оценить, если учесть, что наш полковник свято уверен, что «самый восточный объект – в Челябинской области» [844]. Между тем в названной им области России химоружие официально не объявлялось, а самый восточный объект химоружия находился в Курганской обл. Так что неясно, куда именно ездил полковник во главе комиссии. Если ездил.

В 1993 г. в России будто бы была осуществлена имитация подземного ядерного взрыва для уничтожения химоружия. Со слов генерала А. Д. Кунцевича, вместо ядерной будто бы была использована обычная взрывчатка, а ОВ (зарин и иприт) были настоящие [846]. Скорее всего, никакой штольни никто не сооружал, потому что на военно-химическом полигоне в Шиханах это невозможно – не та «геологическая структура».

Расчет с прошлым реализовывался в 1993 г. по-разному.

В США в 1993 г. был решен вопрос о старом химоружии, причем без конфликтов с обществом. В ноябре 1993 г. армия представила обществу доклад с подробным описанием 215 мест, где в годы подготовки к химической войне осуществлялись операции по производству, испытанию, хранению и уничтожению химоружия [757].

В докладе были описаны 34 точки в 20 штатах США, которые ныне уже не используются армией, авиацией и флотом для своих целей и возвращены государству. Среди них упоминался военно-химический полигон, который в 1918 г. действовал на территории столицы США г. Вашингтона. Описаны также и 48 точек в 28 штатах, которые ныне используются армией в нехимических целях. В докладе были названы также серьезные суммы, которые предполагалось использовать при реабилитации этих территорий.

А еще в том же 1993 г. армия США доложила обществу обо всех случаях утечки ОВ из химических боеприпасов за последние 11 лет [650]. Всего в 1982–1992 гг. случилось 1471 событие такого рода. Назовем основные: 907 утечек зарина из реактивных снарядов M55 к пусковой установке М91, 273 утечки иприта, зарина и V-газа из 155-мм артснарядов, 141 утечка иприта, зарина и V-газа из емкостей для хранения ОВ, 46 утечек зарина из 750-фунтовых авиахимбомб MC-1.

В России в 1993 г. события развивались иначе. Химический полковник В. К. Соловьев объявил, что за 33 года службы в армии он «впервые слышит» о существовании военно-химического полигона на территории Москвы. Генерал А. Д. Кунцевич послал в г. Новочебоксарск комиссию во главе с полковником В. П. Зубрилиным для «поиска» V-газа в окружающей среде города. Искать собрались без использования инструментальных методов. Токсичные продукты трансформации V-газа в окружающей среде искать не собирались. Реабилитация территории и здоровье людей комиссию тоже не интересовали. V-газ «не нашли». В свою очередь, парламент Чувашии образовал комиссию по комплексной оценке влияния производств ОВ на «Химпроме» на здоровье людей и состояние территории [872]. Однако вновь образованная вскоре исполнительная власть Чувашии и юрист, ее возглавляющий, не поддержали эту инициативу. Дело то закончилось ничем.

В 1993 г. химоружие продолжало напоминать о себе.

В марте в Москве предполагалось осуществить выкуривание с помощью хлорпикрина вышедших из-под контроля президента России парламентариев с места их работы.

В 1993 г. было, наконец, официально сообщено о мощном пожаре, который случился на заводе химоружия в Чувашии еще в 1974 г. И даже названа причина [868]. О судьбе ядовитого могильника не сообщалось.

Летом-осенью 1993 г. у жителей региона Вольск – Шиханы появились многочисленные поражения, в частности дерматозные поражения кожи, от «неустановленных» причин. Они могли быть вызваны действием веществ, образовавшихся от ОВ, которые уничтожались в это время (и ранее) на военно-химическом полигоне методом открытого подрыва химических боеприпасов.

В 1993 г. произошла авария на ж/д перегоне пос. Кизнер (Удмуртия), недалеко от того места, где находится склад артхимбоеприпасов [43, 870]. Сообщать стране о той беде ТАСС уполномочен не был.

В конце года в прессе России было впервые сформулировано и описано такое понятие, как военно-химический комплекс (ВХК) [12, 43].

В 1994 г. раскачка военных химиков России продолжалась.

В январе российское общество впервые официально оповестили о всех семи местах складирования химоружия (поименно) [852]. До объяснения причин, почему число складов сократилось (раньше их называли 817), не снизошли.

В феврале на заседании МНТС при генерале А. Д. Кунцевиче состоялось прямое столкновение подходов к химическому разоружению (и стоящих за этим химических генералов). Позиции сторон были предельно обнажены. С одной стороны, армия в лице генерала Ю. В. Тарасевича уже была готова проводить уничтожение химоружия на только что объявленных семи складах его хранения. У генерала А. Д. Кунцевича была иная позиция. А еще в процессе обсуждения руководителю «ФГУП Базальт» (бывшего артиллерийского завода «Мастяжарт», впоследствии ГСКБ-47) пришлось долго объяснять военным химикам, что они не совсем в курсе дела и что уничтожение химических боеприпасов кассетного типа – это очень серьезное и опасное дело. А те почему-то и в мыслях не держали специально планировать опасные работы с кассетными боеприпасами в своих концепциях уничтожения химоружия [914].

24 марта вновь избранная Государственная Дума РФ провела слушания об участии России в международных соглашениях о ликвидации химоружия. То был общий разговор, далекий от экологии и конкретной практики. Поскольку на слушаниях выступили конкурирующие химические генералы (А. Д. Кунцевич и Ю. В. Тарасевич) с двумя разными концепциями уничтожения химоружия, им был дан совет подготовить согласованный документ. Среди прочего слушания рекомендовали президенту и правительству подготовить проект закона «Об обязательном государственном страховании граждан, их собственности от аварий на объектах по хранению и уничтожению химического оружия». Проект тот не появился, да и в будущем парламентарии уже не опускались до такого «гуманизма». Были на слушаниях и откровения. В ответ на ложь генерала А. Д. Кунцевича (будто бы на заводе химоружия в Новочебоксарске «показатели по уровню травматизма в цехе, где производилось химическое оружие, в 10 раз ниже по сравнению со средним уровнем по химической промышленности») секретные медики сообщили вслух уже известное – о возможности возникновения у людей острых последствий в результате хронических отравлений малыми дозами ОВ, которые могут проявиться через 5–10 лет. Деятель ведомства охраны природы РФ признался, что данными о местах захоронения и затопления химоружия он не располагает и (это было видно) обладать не стремится. Тогда же граждане узнали о наличии на складах в стране кассетных химических боеприпасов – генерал Ю. В. Тарасевич был вынужден почти прямо отвечать на прямо поставленные вопросы [44, 825].

Летом завершилось полное информирование США о химоружии России, подлежавшем уничтожению [828]. Какие-то информационные крохи перепали и собственным гражданам. Именно в том году количество имевшихся в стране запасов ОВ без объяснения причин было снижено с ранее объявленных 50 тыс. т [837] до 40 тыс. т [825]. Впрочем, и без высочайших объяснений было ясно – излишек решили тайно от всех сжечь (как это армия проделывала и раньше [664]). И сожгли [53]. Так называемая «химическая баня» в районе пос. Мирный (ст. Марадыковский) в 1985–1991 гг. активно (тайно) уничтожала иприт-люизитные смеси (называют по крайней мере 700 т) на варварской установке. Жители называют также тайное уничтожение 200 т зарина. В результате этого местность в воинской части и вокруг нее оказалась на долгие годы зараженной. Возникла также группа людей, заболевших и погибших вследствие именно этого химического произвола армии.

Объект в пос. Мирный (ст. Марадыковский) в Кировской обл., где происходило тайное уничтожение не подлежавших объявлению излишков химоружия

США как-то попытались помочь ВХК России найти себя в обществе. Во всяком случае, в 1994 г. Центр Генри Стимсона (США) подготовил, перевел на русский язык и разослал высшим учреждениям России откровенный доклад об опыте США по работе с гражданским населением в связи с деятельностью военно-химических объектов по химическому разоружению [943]. Документ тот характеризует различия в менталитете властей двух стран. Среди прочего там говорилось о «гражданах, которые… имеют возможность анализировать результаты, входить в диспетчерскую и сидеть в ней круглые сутки, если это необходимо». Вряд ли поняли российские химические генералы и их полковники ценность американского документа для их работы, и он так же исчез в недрах ВХК, как и великое множество остальных бумаг. Без последствий. Во всяком случае, и в 1996 г. советский химический генерал С. В. Петров истово выступал (и, будучи руководителем, действовал) против знакомства своих сограждан хоть с чем-нибудь, что бы касалось функционирования объектов химоружия [849].

Мартовские слушания в Государственной Думе РФ о делах в химическом разоружении [44, 825] даром не прошли – армия перешла в жесткое контрнаступление.

В апреле утратил свой пост химический генерал А. Д. Кунцевич, а генерал С. В. Петров стал лидером химического разоружения. От его «руководства» страна освободилась лишь через пять лет.

В мае 1994 г. вице-премьер правительства РФ О. Н. Сосковец посетил Чувашию и попытался организовать сохранение потенциала по производству химоружия на ЧПО «Химпром» (заодно надавав много неисполнимых обещаний) [882]. В июне чиновник Государственной Думы РФ В. Н. Трофимов объявил, что хотя химоружие будет поражать мирное население, «следовало бы еще раз подумать, правильно ли отказываться от такого эффективного и относительно дешевого оружия» [845]. Вот так, озвучив армейский заказ, ВХК захотел сохранить военно-химическое превосходство над партнерами по переговорам о химическом разоружении [44, 871]. А в сентябре химический генерал Ю. В. Тарасевич поделился со страной стенаниями на тему, «не ослабит ли ликвидация химического оружия обороноспособности России». Попутно солгав насчет уровня опасности (будто бы в химбоеприпасах на складах «нет взрывателей и взрывных зарядов») [29]. Это он так скрывал наличие кассетных химических боеприпасов. И во время слушаний в Государственной Думе РФ 11 октября у ВХК трудностей уже не было – представители Генштаба добились откладывания ратификации Россией Конвенции о запрещении химоружия, так что ждать пришлось еще три года [58]. В свою очередь, общественные организации предупредили общество о заговоре медных касок России против химического разоружения [876, 878]. А также о необходимости ратифицировать Конвенцию о запрещении химоружия и о выполнении ее таким образом, чтобы на первом плане была химическая безопасность людей и чтобы последнее слово при исполнении конвенции было за жителями регионов, где находится химоружие [44]. Что до лоббиста В. Н. Трофимова, то «взяли» его много позже и не на химических, а на ядерных делах (девять лет колонии строгого режима).

В декабре в Чувашии побывали американские эксперты для проведения инспекции объектов, связанных с производством и хранением химоружия на «Химпроме». Впоследствии министр безопасности Чувашии объявил через газету: «группа инспекторов США подтвердила, что цех № 83 химического оружия не производит с 1987 г., в нем нет складов с какими-либо запасами ОВ». Странно, что американцы должны были подтверждать факт отсутствия склада в цехе № 83, если информированные люди знали (но, похоже, не американцы), что решение о создании подземного склада химбоеприпасов [209] был реализовано при цехе № 74.

В том же декабре распоряжением президента России [917] (как и в 1992 г. [911]) был запрещен вывоз из страны полупродукта американского VX, а не изготавливавшегося в Чувашии советского V-газа. Не иначе как продолжалось сокрытие от США настоящей формулы этого ОВ.

В 1994 г. не забывались и вопросы безопасности.

В январе полковник А. Д. Горбовский официально сообщил через прессу, что ни на одном из арсеналов химоружия будто бы «не было зарегистрировано случаев утечки» ОВ [844]. А в феврале пресса уточнила, что на складах артхимвооружения в г. Щучье (Курганская обл.) и в пос. Кизнер (Удмуртия) в принципе отсутствуют системы автоматического определения и сигнализации для паров ОВ в воздухе. Так что регистрировать утечки нечем, даже если бы они и были [873]. И если бы полковник вообще бывал на складе химоружия в г. Щучье.

В ноябре группа исследователей во главе с С. М. Решетниковым (Удмуртия) сообщила, что содержание мышьяка в почвах вокруг химсклада в Камбарке будто бы ниже ПДК [952]. На самом деле серьезного исследования они не проводили – их тянуло на разговоры о железе, меди, цинке. К тому же авторы допустили научный подлог – значение ПДК для почв было завышено в 10 раз: они использовали 20 мг/кг вместо официальной цифры 2 мг/кг [887].

А в Москве в 1994 г. сотрудники Института минералогии, геохимии и кристаллохимии редкоземельных элементов при плановом исследовании почв Юго-Восточного округа нашли «пятна» мышьяка в лесу по соседству с жилым кварталом на улице Головачева [659]. Они не знали, что раньше здесь, в лесопарке Кузьминки, существовал военно-химический полигон и закапывалось ненужное химоружие, и потому не стали скрывать, что превышения фоновых концентраций мышьяка были гигантскими.

В 1994 г. группа авторов, в том числе химические генералы В. И. Холстов, В. И. Данилкин и Ю. В. Тарасевич, впервые открыто сообщила стране о возможности образования токсичных веществ при гидролизе ОВ типа V-газов (в случае не названного ими советского V-газа речь идет об образовании окси-S-2-(диэтиламиноэтил)метилтиофосфоната, который образуется при разрыве связи P-O) [819]. Об уже известной [651] высокой устойчивости этих токсичных веществ в окружающей среде они не сообщили, равно как и о существующем загрязнении токсичным веществом, образующимся при гидролизе советского V-газа, территории г. Новочебоксарска возле цеха № 83 «Химпрома» (после пожара 1974 г. [38, 40] и после аварии 1978 г.). И даже в XXI веке датская фирма COWI разыскивать это токсичное вещество в почвах Новочебоксарска не собирается [651].

В 1994 г. было сообщено о факте масштабных затоплений советского химоружия. Оно происходило не только в 40-х, но и в 50-х, 60-х, 70-х гг. И осуществлялось не только в Балтийском море, но и в других морях, омывающих берега России, – Белом, Карском, Баренцевом, Охотском, Японском… Все это происходило в зоне экономических интересов России [874, 879].

22 сентября распоряжением президента России № 489-рп ведомствам было предписано ускорить процесс снятия грифа тайны с архивных фондов, особенно тех, срок секретности которых (30 лет) истек. Установлено, что срок хранения документов свыше 30 лет может быть продлен лишь в исключительных случаях по решению межведомственных комиссий.

В октябре были опубликованы трудовые биографии времен Отечественной войны тружеников химической каторги – ипритного фронта завода химоружия в Чапаевске. Тогда же выяснилось, что власти отказались признать всех этих выживших профинвалидов «инвалидами войны» [877]. Были опубликованы и более подробные данные о судьбе этих людей [46, 875].

В целом в 1994 г. власти было не до химического разоружения.

В феврале президент РФ Б. Н. Ельцин установил двусмысленный «порядок привлечения воинских частей и учреждений вооруженных сил Российской Федерации для проведения мероприятий по реализации международных обязательств России в области химического разоружения» [915]. В рамках войск РХБЗ по-прежнему действовали лишь два склада со старыми ОВ – ипритом и люизитом: в пос. Горный (Саратовская обл.) и в г. Камбарка (Удмуртия). А вот остальные пять складов с боеприпасами в снаряжении ФОВ оставались в иных армейских ведомствах. Они были переданы военным химикам лишь через четыре года [935] – пока же их ФОВ никто ликвидировать не собирался, они были «в игре».

В июле вышло постановление правительства, которым именно армии, а не конвенциальному комитету, было поручено создать новую, третью по счету, программу уничтожения химоружия [916].

Летом состоялся «открытый» конкурс по выбору метода ликвидации люизита. 16 июня генерал С. В. Петров утвердил «Положение о порядке проведения экспертной оценки…», создал комиссию и рабочую группу при ней. Во главе конкурсной комиссии был поставлен генерал Ю. В. Тарасевич – заместитель начальника войск РХБ защиты. Его заместителями были определены генерал В. И. Холстов, а также А. С. Иванов, многие годы отдавший химии нападения в МХП и в «оборонном» отделе ЦК КПСС. На рабочую группу тоже были поставлены свои: во главе – И. С. Максимов, среди заместителей – «общественник» В. С. Петросян. По результатам «конкурса» из четырех методов ликвидации люизита «победил» тот, который был разработан в ГСНИИОХТе, а именно щелочной гидролиз люизита с последующим электролизом реакционных масс. Этот результат утвердил большой знаток вопросов химической технологии – начальник войск РХБ защиты генерал С. В. Петров [882]. Отчитываясь об этой стороне своей деятельности перед обществом, С. В. Петров сообщил «о порядке дальнейшего прохождения НИР и ОКР по вопросам утилизации люизита» [820]. То есть никакой технологии создано не было, если еще предстояло проводить не только ОКР (опытно-конструкторские работы), но даже НИР (научно-исследовательские работы). Во всяком случае, объект в Камбарке начал в марте 2006 г. ликвидацию своих запасов люизита совсем не по этому методу.

В декабре 1994 г. появилось постановление правительства о создании в пос. Горный опытно-промышленного объекта по уничтожению хранившихся там запасов иприта, люизита и их смесей [918]. Его промышленная зона размером 22,6 га была размещена северо-западнее склада химоружия.

В 1995 г. в России предпосылок к прогрессу поначалу не чувствовалось.

В январе экологическая комиссия СБ РФ (руководитель – А. В. Яблоков) обсудила проблему старого химоружия [665]. На вопрос, когда же армия представит обществу информацию о местах прошлой своей деятельности с химоружием, генерал С. В. Петров не постеснялся отреагировать вопросом: «А зачем вам это знать?» Тем не менее принятое СБ России решение содержало требование «о рассекречивании экологической и медицинской информации, относящейся к производству, хранению, захоронению, затоплению и уничтожению химического оружия». В нем было указано также на необходимость создания специального регистра и ведения экологического мониторинга «потенциально опасных для населения и окружающей среды мест прошлого производства, хранения, захоронения (в том числе затопления) и уничтожения химического оружия на территории России». Армия отказалась исполнить то решение – в ответном письме от 29 июля 1995 г. лицо, называвшее себя в то время начальником Генерального штаба армии России, сообщило, что решение СБ РФ «не отражает мнения заинтересованных министерств и ведомств, и в этой связи на настоящем этапе не могут быть предложены приемлемые подходы для их приемлемого решения». Таким образом, в отличие от США [757], в России отсутствует программа выявления и реабилитации опасных для населения мест прошлых работ с химоружием. Такая вот в России армия-защитница [891, 889].

Между тем именно в 1995 г. в Пензенской обл. были обнаружены места массовой ликвидации авиахимбоеприпасов, в том числе в снаряжении иприт-люизитной смесью, фосгеном, синильной кислотой. Методов два – затопление и сжигание. Ликвидация производилась на химических площадках в лесу, недалеко от склада химоружия в Леонидовке, и в озере Моховое. Места тех работ были найдены по воспоминаниям участников событий активистом союза «За химическую безопасность» Ю. В. Вобликовым.

17 февраля президент России Б. Н. Ельцин издал указ «О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР». Об издании документов по истории создания в СССР химического и биологического оружия ни один государственный деятель России ничего не указывал.

Возможно, в 1995 г. власти России продолжали бы почивать, если бы не событие 20 марта. В тот день в Токио разыгралась химическая трагедия, связанная с применением в метро религиозной сектой одного из ФОВ – зарина. И отставленный генерал А. Д. Кунцевич принялся решать свои личные вопросы [30].

22 марта появилось постановление правительства, касавшееся организации уничтожения 6400 т люизита на складе в г. Камбарка (Удмуртия) [919].

24 марта появился указ президента России по вопросам регулирования подготовки страны к выполнению обязательств по химическому разоружению [920]. Среди прочего был установлен базовый принцип («запасы химического оружия… уничтожаются в районах (регионах) его хранения»), то есть была зафиксирована высокая опасность транспортировок химоружия. В том указе армия закрепила за собой право осуществлять деятельность, выходящую из сферы ее компетенции. В нем содержалось два ошибочных решения – армия должна осуществлять: 1) «выбор оптимальных технологий уничтожения химического оружия», а также 2) «организацию проектирования… объектов по уничтожению запасов химического оружия». В целом указ был далек от совершенства [881]. Он не решал и даже не ставил вопроса о решении большинства острейших проблем. В первую очередь – о создании правовой среды химического разоружения. Однако по прошествии десяти лет после принятия первых (тогда еще секретных) решений об уничтожении химоружия даже несовершенный указ сделал первый шаг в нужном направлении.