Текст книги "От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия"

Глава 6. Большая война

В то историческое время партия в стране была всего одна, но такая большая, что даже беспартийные не знали, куда от нее деться.

Виктор Шендерович

Каждая армия доигрывает предыдущую войну.

В стремлении к обладанию принципиальным оружием Первой мировой войны – химическим оружием – советская власть и руководство Красной армии стоили друг друга. Тем не менее нельзя не признать, что если советская власть, быть может, хотела иметь средства химического нападения для решения политических задач, то армия была постоянно действующим мотором, который побуждал власть принимать необходимые решения, а промышленность – двигаться в направлении создания и использования все новых и новых мощностей по выпуску химоружия.

К счастью, химоружие в той тяжелейшей, Отечественной, войне использовано не было. К несчастью, во главе страны, а также ее индустрии и армии находились в те времена не самые квалифицированные и гуманные лица. В результате химические потери среди своих людей в стране были, и были они очень большие.

6.1. К бою с империалистами готовы

В период между мировыми войнами верные сыны товарища Сталина изготовились к химическому наступлению. Однако путь к этому был непрост. Во всяком случае, представления о готовности к наступательной химической войне существенно изменялись от одной исторической эпохи к другой.

Пожалуй, первый серьезный повод после окончания Гражданской войны проанализировать состояние готовности к началу реальной химической войны был связан с напряженной обстановкой на КВЖД, случившейся в конце 20-х гг. Исторически эта дорога находилась в совместном управлении СССР и Китая, и она служила источником постоянных конфликтов.

Противостояние «китайским милитаристам» образца 1929 г. неизбежно вызывало к жизни вопрос, с какими силами Отдельная Дальневосточная армия (ОДВА, будущая краснознаменная ОКДВА) может быть послана в химический бой. Подсчет сил и средств шел всю осень, и военные химики не остались в стороне, благо предлог был: захваченный снаряд калибра 76 мм в снаряжении будто бы хлорпикрином (так определили специалисты военно-химического полигона в Кузьминках).

Как писал в одной из многочисленных бумаг той осени Я. М. Фишман, условия северо-маньчжурского района – и топографические, и климатические – «благоприятствуют» использованию ЯД-шашек, приборов для распыления ОВ с самолета и т. д. [304]. Особенно радовался начальник ВОХИМУ Красной армии тому, что применение ядовитых дымов и осколочно-химических снарядов может быть эффективным в силу отсутствия в противогазах армии Китая новейших фильтров тех лет.

«При условии принципиального решения о возможности применения средств химического нападения» ОДВА могла получить, с учетом всего наличия, следующие химические снаряды (снаряженные, начиная с 1926 г.):

• калибра 76 мм – 260 тыс. шт. (в снаряжении НОВ),

• калибра 76 мм – 59 тыс. шт. (СОВ),

• калибра 107 мм – 33 тыс. шт. (НОВ),

• калибра 107 мм – 20 тыс. шт. (СОВ),

• калибра 122 мм – 65 тыс. шт. (НОВ),

• калибра 122 мм – 100 тыс. шт. (СОВ).

Помимо этого, в распоряжении АУ РККА имелось 340 тыс. химических снарядов различных калибров, снаряженных во времена Первой мировой войны и имевших сомнительное качество. Однако война на КВЖД, если бы она началась, могла затянуться. Поэтому планирование велось исходя из так называемого 10-го варианта мобилизационного плана, который предусматривал получение снарядов от промышленности в течение 6 месяцев войны в следующих количествах:

• 76-мм химических снарядов – 228 570 шт.,

• 76-мм осколочно-химических снарядов – 80 534 шт.,

• 107-мм химических снарядов – 76 998 шт.,

• 122-мм гаубичных химических снарядов – 178 749 шт.

Что касается ОВ, то их осенью 1929 г. в наличии не было (было лишь по 10–100 т в зависимости от вида ОВ). Поэтому расчет военные химики вели исходя из плановых мобилизационных мощностей химической промышленности по так называемому мобилизационному плану «С»: по иприту – 6,8 тыс. т/год, по фосгену – 2 тыс. т, по дифосгену – 600 т, по дифенилхлорарсину – 600 т, по адамситу – 200 т, по хлорацетофенону – 300 т [391]. Однако все эти расчеты стоили недорого, поскольку фактически в таком темпе промышленность работать не могла – цифры были откровенно дутые. Тем не менее Я. М. Фишман заверял руководство армии о возможности подачи на фронт борьбы в течение полугода 1000 т иприта. Вряд ли это обещание было корректным, если учесть, что все наличные средства боевого использования иприта (ВАПы и НПЗ) могли вместить не более 400 т этого ОВ, да и серы в промышленности на тот момент было запасено лишь на изготовление 600 т иприта.

Впрочем, в 1929 г. к планам военных химиков руководство армии не отнеслось с должной серьезностью, урезав ассигнования на теоретическую войну по крайней мере в 20 раз.

А в апреле 1930 г. при обсуждении на заседании РВС СССР вопроса «О состоянии и мобилизационной готовности по противогазам и ОВ» было признано, что «мобготовность промышленности по производству ОВ чрезвычайно низка, мероприятия ВСНХ совершенно недостаточны» [382].

Обращаясь к середине 30-х гг., приведем текст, характеризующий то, как высшие руководители страны понимали ее готовность к химической атаке.

Из переписки небожителей:

«ЦК ВКП(б)

товарищу Сталину

Председателю Совета труда и обороны

товарищу Молотову

Докладываю о состоянии химической службы в РККА.

I. Химвооружение и организация

1. Авиация

Основным химическим вооружением авиации являются ВАПы… Для штурмовой и легкобомбардировочной авиации накоплено 7200 ВАПов, способных единовременно поднять 720 т ОВ и достаточных для вооружения 36 штурмовых и 37 легкобомбардировочных эскадрилий. В 1936 г. заказывается 2000 модернизированных ВАПов для новых типов самолетов.

Для тяжелой авиации в 1936 г. выделяется заказ на 300 штук тяжелых ВАПов.

Для истребителей в 1936 г. выделяется заказ на 700 легких ВАПов (ВАП-6)…

Авиахимбомбы имеются трех образцов и накоплены

8–10-кг осколочно-химические – 53 000 шт.

25-кг ипритные – 24 000 шт.

200-кг химические – 13 000 шт.

Отработаны и заказываются опытные партии: 500-кг химические, 25-кг фосфорные и 50-кг курящиеся…

2. Мехвойска

РККА имеет в мирное время:

1 химический танковый полк,

6 отдельных химических танковых батальонов,

49 химических танковых рот (в составе корпусов, дивизий, бригад и УР),

92 химических танковых взвода (в танковых батальонах, бригадах и УР).

Всего машин: типа Т-26 – 530, типа Т-27 – 136, колесных – 420.

Аппаратура БХМ… приспособлена для разбрызгивания ОВ, для огнеметания, для постановки дымовых завес и для дегазации.

Мехвойска, помимо того, вооружены химическими минометами, химфугасами, ЯД химическими и другими шашками.

Разработан опытный образец БХМ типа БТ.

3. Артиллерия

Артиллерия применяет химические снаряды калибров от 76 мм до 152 мм. Накоплены запасы: 76-мм снарядов – 460 000 штук, 107-мм – 123 000 штук, 122-мм – 176 000 штук, 152-мм – 68 000 штук…

5. Морской флот

Выдан заказ промышленности в 1936 г. на изготовление установочных партий химических снарядов морской авиации…

7. Мобзапасы БХВ

В РККА накоплено: иприта – 3455 т… ядовито-дымных шашек – 400 000 штук… О новых рецептурах будет доложено устно…

Нарком обороны маршал К. Ворошилов,

11 марта 1936 г.» [134]

Итог деятельности по созданию советской индустрии химической войны был таков. С 1925 г. по 1 мая 1936 г. в стране было изготовлено 4933 т иприта, из которых большая часть хранилась на армейских складах (остальное было израсходовано на боевую учебу и «выслужило срок»). Люизита было изготовлено 150 т, и он весь пребывал на складах (табл. 23) [477].

Табл. 23. Балансовая ведомость состояния химического имущества Красной армии за период 1925–1936 гг. [477]

Нельзя попутно не отметить, что Германия к тому времени подобных успехов не имела. Там к марту 1936 г. запасы ОВ сводились лишь к двум позициям: 300 т хлорацетофенона (II) и 700 т тиодигликоля, служившего сырьем при производстве иприта (XX) по Мейеру (к тому времени в армии Германии не было иных решений по необходимым ей ОВ, кроме как по хлорацетофенону и иприту). Еще 300 т тиодигликоля были в стадии изготовления (первый в Германии цех ОВ на заводе «Оргацид ГМБХ» в Аммендорфе вступил в строй лишь в 1936 г., и нацелен он был на производство тиодигликоля). Помимо этого, в 1936 г. Германия имела мощности по дифенилхлорарсину (IV) и дифенилцианарсину (V) [10].

Между тем жизнь в Советском Союзе продолжалась, и 19 февраля 1936 г. состоялось очередное постановление СТО СССР, на этот раз о выпуске уже в 1936 г. очередной партии иприта для расширения стратегического запаса по линии Комитета резервов СТО СССР (размер все тот же – 1000 т) [399]. Она была произведена на мобилизационных мощностях завода № 91 в Сталинграде, и, поскольку ударный выпуск иприта был осуществлен в декабре, в недавно созданных специальных отепленных цистернах вся партия была отправлена на «передний край борьбы» – на дальневосточные военно-химические склады № 147, 148, 300 и 301, а также на Тихоокеанский флот. Добром это не кончилось: иприт во время той экспедиции все равно замерз – отепленные цистерны необходимо было по дороге отапливать, а этого делать не стали.

Впрочем, жители страны ничего этого не знали. В начале года им было предложено активно негодовать в связи с тем, что композитор Д. Д. Шостакович пишет «сумбур вместо музыки» (так называлась статья анонима в газете «Правда» от 28 января 1936 г.; деньги за этот труд получил, впрочем, конкретный человек – Д. И. Заславский, известный в те годы партийный щелкопер). В конце года им же надлежало радоваться за К. С. Станиславского и 12 других известных лиц, удостоенных только что учрежденного звания «Народный артист СССР».

Обращаясь к концу 30-х гг., отметим, что конфликтных ситуаций у Советского Союза было по-прежнему много, однако он еще не вступил во Вторую мировую войну. Между тем промышленность Германии, для которой та война началась в 1939 г., принялась активно производить иприт [10].

Серьезная проба советских военно-химических сил случилась лишь в самое неподходящее время – в жестокие морозы во время войны с Финляндией (30.11.1939 – 12.3.1940). К этой химической войне Красная армия попыталась подготовиться всерьез, причем в первую очередь речь шла об использовании сил авиации, поскольку именно авиация к тому времени стала считаться ударной силой химического нападения. Однако и сухопутные войска тоже изготовились воевать всерьез. Впрочем, и этот химический конфликт не состоялся [357, 358].

А впереди была Большая война.

Таблица 24 для примера обобщает два типа боевых химических средств, которые запасла Красная армия на момент начала Второй мировой войны, когда врагом А. Гитлера была Польша, а Советский Союз еще состоял в друзьях [109].

Табл. 24. Наличие у Красной армии иприта (XX) и шашек ЯД (по состоянию на 1.9.1939 г.) [109]

Приведенные в табл. 24 данные демонстрируют, с кем именно Красная армия собиралась воевать в те далекие годы. И с помощью чего. Мобзапасы иприта по прежнему держались на уровне более 4 тыс. т, и решать с его помощью предполагалось серьезные боевые задачи. А ЯД-шашки предполагалось, естественно, использовать для изнурения вероятного противника в ближнем бою. Данные табл. 25 показывают, что и силами авиации собирались доставлять ОВ (и СОВ, и НОВ) далеко не на все направления, а в соответствии с политикой руководства страны в те предвоенные годы. А. Гитлер еще состоял в друзьях.

Табл. 25. Запасы советских авиационных химических боеприпасов (по состоянию на 1.1.1940 г.) [481]

Накоплением запасов ОВ и авиахимбоеприпасов дело не ограничивалось. ВВС Красной армии вели также и перспективное боевое планирование. И на год ведения будущей (пока что гипотетической) химической войны они определяли свою потребность следующим образом. Если бы война состоялась в 1940 г., то летчикам на год ведения реальной химической войны было необходимо: СОВ – 60 тыс. т, НОВ – 18 тыс. т. А в случае войны в 1941 г. потребность в снаряженных авиахимбомбах выглядела так: ХАБ-200 – 18 тыс. шт. (3600 т ОВ), ХАБ-25 – 550 тыс. шт. (13 750 т ОВ), АОХ-15 – 1200 тыс. шт. (18 тыс. т ОВ), КРАБ-25ЯД – 35 тыс. шт. (875 т адамсита) [481]. Подчеркнем, что мы имеем дело с совсем иными планами по сравнению с тем, о чем шла речь в 1927 г. при создании плана строительства вооруженных сил на 1927–1931 гг. [126].

Разумеется, реальный заказ ВВС на 1941 г., в течение которого, если исходить из уровня понимания событий по состоянию на декабрь 1940 г., реальная война еще не предвиделась, был скромнее, однако более разнообразен. Полезно взглянуть на список того авиахимвооружения, которое руководство ВВС рассчитывало получить от страны в 1941 (пока еще мирном) году в снаряжении НОВ на проведение боевой учебы: ХАБ-100 в снаряжении синильной кислотой (XV) – 2100 шт., ХАБ-500 в снаряжении синильной кислотой – 120 шт., ХАБ-200М в снаряжении фосгеном (XIII) – 200 шт., ХАБ-500М в снаряжении фосгеном – 80 шт. А еще ВВС рассчитывали получить партию авиахимбомб в снаряжении СОВ (иприт зимний Зайкова + люизит, 75:25 % по объему): ХАБ-100 – 2900 шт., ХАБ-200М – 300 шт., ХАБ-500М – 300 шт [107].

Реальное состояние наступательных возможностей химических сил незадолго до начала Отечественной войны отразил в своем докладе тогдашний начальник химических войск П. Г. Мельников [137]. Доклад был направлен в Генштаб НКО на имя молодого генерала и будущего маршала А. М. Василевского за полгода до Отечественной войны. Поскольку маршал Г. К. Жуков (1896–1974) не сообщил об этой стороне дела даже в самом подробном издании (с восстановленным – уже в новой России – снятого цензурой текстом) [767], остановимся на вопросе подробнее.

Итак, по состоянию на ноябрь 1940 г. Красная армия располагала многочисленными средствами ведения химической войны – наземными (отдельными батальонами РГК, огнеметными батальонами танковых бригад и дивизий, средствами осуществления газоволновых и ЯД-атак, артиллерийскими и минометными средствами) и авиационными (авиационными полками и бригадами, вооруженными ВАПами и авиахимбомбами) [137].

Все эти боевые химические средства планировалось использовать в ходе химического нападения, которое имело своей целью:

а) поражение живой силы противника с помощью СОВ и НОВ,

б) уничтожение живой силы, огневых точек и деревоземляных сооружений противника огнеметами,

в) затруднение и сковывание маневра войск противника, замедление темпов наступления его и понижение стойкости обороны противника путем заражения местности СОВ [137].

При планировании любой наступательной армейской операции в те годы предполагалось исходить из расчета: химические батальоны – по одному на стрелковый корпус, минометные батальоны – тоже по одному на стрелковый корпус, химизированные авиаполки – по одному на авиадивизию, огнеметные батальоны – по одному на каждую танковую дивизию или бригаду. На день боя планировалось использовать: 0,5 зарядки ОВ для наземных средств, 3–4 зарядки ОВ для авиации, 1–2 боекомплекта авиахимбомб, артхимснарядов и химических мин, 50–60 тыс. ЯД-шашек [137].

Табл. 26 обобщает возможности частей и подразделений при организации наступательных химических операций, которыми Красная армия располагала незадолго до начала Отечественной войны [137].

Табл. 26. Наступательные химические возможности Красной армии по состоянию на ноябрь 1940 г. [137]

Разумеется, у руководства Красной армии сложились вполне четкие представления о серьезнейшей роли химоружия в будущей войне [73]. И, как видно из нижеследующей цитаты, Красная армия к тому времени располагала необходимой военно-химической доктриной [72]. Как видно, ОХБ РГК стал мощной наступательной боевой единицей при обеспечении заражения СОВ и местности, и дорог. Параллельно организованные отдельные батальоны ПХО на самом деле не были строго оборонительными [143] и с помощью имевшихся на их вооружении машин типа АРС также могли обеспечивать заражение с использованием СОВ местности и дорог. Да и химические части, ставшие недавно общеармейскими (огнеметные батальоны танковых бригад и дивизий), в смысле заражения дорог также могли очень многое. То же самое касается химических возможностей артиллерийских частей, которые с использованием артхимснарядов могли обеспечивать заражение местности СОВ или подавление огневых средств и ж/с противника с помощью СОВ и НОВ. А минометный батальон был способен и поражать ж/с противника НОВ, и заражать местность СОВ. Возможности авиации Красной армии к концу 1940 г. также были велики. Один авиаполк, имевший на вооружении бомбардировщики типа СБ, мог или с использованием СОВ за один вылет осуществлять поражение ж/с противника с одновременным заражением местности, или с использованием НОВ обеспечивать поражение ж/с противника на немалых площадях [137].

Из боевых планов:

«Наша военно-химическая доктрина.

В будущей большой войне химическое оружие, несомненно, будет использоваться как в наступательных, так и в оборонных операциях в гораздо больших масштабах, чем в I империалистической войне…

Каковы же должны быть требования нашей военной доктрины к химическому оружию на современном этапе?

…наша военно-химическая доктрина должна в первую очередь преследовать задачи химического обеспечения наступательных операций и боев.

…вооружение наших наземных химтанковых войск не отвечает задачам нашей наступательной доктрины на сегодняшний день и не обеспечивает выполнения основных наступательных задач по поражению живой силы обороны, как в процессе подготовки наступления, так и при борьбе в тактической и оперативной глубине обороны. В наступательных действиях они смогут выполнять лишь задачи по огнеметанию и дымовой маскировке.

Эти задачи на сегодняшний день посильны лишь для артиллерии и особенно авиации…

В организационном отношении к наземным химвойскам целесообразно применить принцип построения химизированной авиации, то есть создание химтанковых соединений (типа бригад из боевых химтанковых частей – 4–5 батальонов), вооруженных боевыми танками со специальным прицепом, включая в их состав 1–2 батальона специальных машин для ядовитого дымопуска.

Что касается химминометных батальонов, то их целесообразно иметь организационно в составе каждой стрелковой дивизии с более мощным калибром миномета (типа 120–150 мм) и большой дальностью (до 6 км), создавая из них группы ближнего боя.

Начальник кафедры тактики ВАХЗ

комдив Л. Л. Клюев, 26 мая 1939 г.» [72]

Следует подчеркнуть, что интенсивная боевая химическая подготовка различных родов войск Красной армии, которая проходила в 1939–1940 гг. и в «прифронтовых» (БОВО [355, 360], КОВО [356, 362], ЛВО [365], ЗабВО [361] и т. д.), и в остальных военных округах, на заключительном этапе уже по возможности учитывала опыт несостоявшейся химической войны с Финляндией [363]. Особенно активны были авиаторы [366]. Различного рода учения и сборы проходили с реальными ОВ [352, 489].

Появились и новые инструктивные материалы, которые учитывали последние веяния в подготовке к химической войне [137, 225, 293].

Вот так, обладая мощными наземными средствами химического нападения РГК [107], мощнейшей авиахимической службой [84], большими запасами авиационного [102, 111], артиллерийского [86, 107], танкового [108, 112], военно-морского [105] и иного химоружия, Красная армия вступила в Великую Отечественную войну.

Подчеркнем, что к тому времени в Советском Союзе сложился Военно-химический комплекс (ВХК) – мощное и хорошо структурированное содружество трех сил – армии, химической промышленности, а также обслуживавшей их, но пока еще слабой спецмедицины [1, 12].

И вряд ли стоит сравнивать эти планы с тем, что полагали на сей счет другие страны. Потому что на самом деле эти самые страны о реальных наступательных химических возможностях Красной армии мало что знали [34].

Впрочем, к счастью для человеческого рода, тогда Большая Химическая война не состоялась – заказчики (политическое руководство стран-участниц) смогли обойтись на полях сражений без химоружия.

6.2. Зимняя война и другие события 1938–1940 гг

Обращаясь к войнам Красной армии 1938–1940 гг. на Дальнем Востоке, в Монголии, Финляндии и на других театрах, отметим явную информационную неопределенность. Некоторые историки полагают, что в этих конфликтах военно-химические силы будто бы обошлись лишь привлечением огнеметных средств. Однако это суждение верно лишь отчасти.

Обратимся к событиям в районе озера Хасан (Приморский край, 29.7 – 11.8.1938 г.), в процессе которых будто бы «советские войска разгромили и отбросили вторгшиеся на территорию СССР японские войска». В наши дни трудно сказать, переходили ли злокозненные «самураи границу у реки» или это была провокация НКВД, придуманная для разрушения ОКДВА (ДКФ), отзыва в Москву на расстрел слишком самостоятельного командующего фронтом маршала В. К. Блюхера (1890–1938) с последующим восстановлением фронта, но уже без участия В. К. Блюхера.

Директиву наркома обороны К. Е. Ворошилова «о приведении всего фронта в боевую готовность» маршал В. К. Блюхер получил задолго до начала конфликта (и «провокации» японских войск). И войска отправлялись на очередной «фронт» всерьез, со всем своим боевым имуществом, в том числе с ОВ. Во всяком случае, приказ по I ОКА, которым уже после «конфликта» разбирались многочисленные поражения ипритом работников одновременно нескольких складов ОВ (20 июля на складе № 150, Сунгач; 21 июля на складе № 300, Кнорринг; 28 июля на складе № 301, Воздвиженский), не оставляет места для сомнений в том, что все химические склады I ОКА одновременно и срочно занялись перекачками иприта. Причем, повторяем, все это происходило еще до начала «конфликта» и настолько спешно, что при этом не соблюдались нормы безопасности.

Прискорбный эпизод той же войны случился во время переброски 31-й кавалерийской дивизии с места ее постоянной дислокации в г. Лазо на юг. Когда войска были уже в пути, один из руководителей дивизии решил, что при ведении боевых действий понадобится и имущество химического подразделения дивизии (тогда его называли в/ч 7897), включая 13 бочек иприта (XX). Приказ был отправлен военному коменданту г. Лазо, и имущество «химиков» начало свой бросок на юг. Так вот, 13 августа, уже после окончания конфликта, бочки с ипритом прибыли в Хорольск и были выгружены возле станции. Однако начальник станции тут же перебросил эти бочки с ОВ подальше от людного места. Дальше в отношении судьбы ОВ состоялся некий информационный обмен руководителей различного уровня, однако лишь 25 августа злополучные бочки были погружены в вагоны для отправки от греха подальше – на химсклад армии № 150 (Сунгач). Возможно, мы, жители XXI века, так бы и не узнали об этих прискорбных событиях и о подготовке к химической атаке против японских «агрессоров», если бы в пути одна из бочек не потекла. Это неизбежно привело к появлению грозного приказа командующего, который лишь в наши дни оказался доступен историкам [492].

Война в Монголии при анализе имеющихся документов выглядит вроде бы более или менее огнеметной. В июле – сентябре 1939 г. танковые роты 33-й химизированной танковой бригады ЗабВО (в/ч 5588) действительно покинули место своего постоянного размещения в районе разъезда № 74 (ныне ст. Ясная Читинской обл.). После марша они оказались на территории братской Монголии, где в районе реки Халхин-Гол и озера Буир-Нур занимались «огнеметанием в наступательном бою». В 24 атаках приняли участие химические танки АХТ-130, которые были созданы для выведения из строя больших групп противника [364].

На самом деле «химическое участие» Красной армии в конфликтах 1938–1940 гг. не исчерпывалось лишь огнеметанием, хотя военная операция «освобождения» Западной Украины и Западной Белоруссии проводилась без особенных химических изысков – в этом не было нужды. Однако минимальная подготовка все же была проведена [364]. А по окончании этой операции вновь обретенные территории были использованы для размещения на них многочисленных артиллерийских полигонов, а также создания множества новых артиллерийских, авиационных и химических складов.

К применению химоружия в советско-финляндском конфликте (30.11.1939 – 12.3.1940) Красная армия попыталась подготовиться всерьез, причем в первую очередь с использованием авиации. Этот прискорбный эпизод [357, 358] будет рассмотрен ниже. Здесь лишь укажем, что руководство Красной армии не было удовлетворено уровнем готовности к ведению химической войны в Финляндии. И это было выражено на языке Эзопа вскоре после ее окончания. 26 марта 1940 г. в газете «Красная звезда» появилась передовая статья, повествовавшая о недостатках в химической подготовке Красной армии. Зря такие статьи в армии не появлялись. Во всяком случае, по всей стране в армии были изданы директивы «об изжитии недостатков в свете статьи…». А командование ВВС Красной армии в течение 1940 г. осуществило серию мероприятий в связи с опытом неслучившейся химической войны.

Проверка нового уровня готовности военных химиков к наступательной химической войне состоялась уже позже – во время «освободительных» походов Красной армии на Запад, которые закончились вхождением в Советский Союз трех прибалтийских стран, а также переходом Бессарабии из Румынии в СССР.

Захват трех прибалтийских стран состоялся достаточно быстро. Как сообщают официальные источники, в июне 1940 г. в трех странах одновременно – в Эстонии, Литве и Латвии – трудящиеся свергли свои буржуазные правительства, после чего в них вошли советские войска. В действительности все было иначе: Красная армия загодя подготовилась к вхождению в эти страны.

Во всяком случае, 10 июня на Веленский окружной химический полигон, где проходил лагерный сбор всех химических частей ЛВО, поступил приказ сформировать «огнеметную танковую группу» в составе пяти батальонов (трех огнеметных танковых и двух мотострелковых), и 11 июня перебросить ее на границу с Эстонией. Что и было сделано. «По окончании выполнения специальных заданий» группа 23 июня вернулась на химический полигон, и после ее расформирования красноармейцы продолжили боевую химическую учебу в своих прежних частях.

Вхождение советских войск в Литву и Латвию планировал Белорусский военный округ. В соответствующих планах образовывать головные химические склады не стали, поскольку в этом качестве смогли выступить стационарные склады № 833 (Молодечно) и 840 (Барановичи), находившиеся недалеко от границы. Однако само химоружие все-таки пересекло государственную границу. К 4 июня, то есть до «восстания трудящихся», на аэродроме Парубанок (Литва) уже были накоплены запасы авиационных бомб для 10 ИАП, вооруженного самолетами И-15, среди которых имелись 168 химических авиабомб АОХ-10, то есть осколочно-химических. Ясно, что все они были израсходованы (во всяком случае, осколочно-химические снаряды в тот год были расстреляны во вновь образовавшемся Прибалтийском военном округе в рамках учений).

В рамках «освобождения» Бессарабии в КВО 12 июня было объявлено о «возможных действиях наших частей и их соответствующей подготовке». Уже 19 июня в Каменец-Подольск с военно-химического склада № 396 (Белозерье, Черкасская обл.) прибыли люди и имущество головного химсклада № 1755 для 5-й армии. Сутками раньше в Станиславове (ныне это Ивано-Франковск) был создан головной химсклад для 12-й армии (усилиями нового военно-химического склада № 587, только недавно обосновавшегося во Львове). Головной химсклад 9-й армии был образован на ст. Раздельная. К 26 июня на театр военных действий из ПриВО прибыли два огнеметных батальона, чья техника была способна не только и не столько к огнеметанию, сколько к заражению СОВ объектов будущего противника. Они разместились в двух точках: 221-й батальон – в районе Львова, 194-й – в районе Каменец-Подольска. Химические роты и взводы КВО были приведены в боевую готовность вместе со своими частями. Химические роты шести укрепленных районов имели на вооружении 36 БХМ и 39 машин АРС (раньше их называли БХМ-1). Химические роты четырех химических танковых бригад (26-й, 36-й, 38-й и 49-й), имевшие на вооружении 94 химических танка ХТ-26 и 29 машин АРС, с 22 июня были готовы к боевой работе «в атмосфере ОВ». Наступающие части получили, кстати, дополнительно 30 тыс. противогазов с военно-химического склада № 296 в Селещине (ХВО) [364].

Что до уровня самостоятельности частей в применении средств химического нападения, то он определялся указанием, полученным войсками со стороны военно-химической службы: «Применение ядовитых дымов частями фронта – только особым распоряжением фронта» [364]. Не Москвы, а фронта!

Впрочем, и на этот раз обошлось: злокозненная Румыния отдала Красной армии Бессарабию без применения отравы.

Война, известная как «незнаменитая» (в СССР) и «зимняя» (в Финляндии), в исторических хрониках обычно скромно именуется советско-финляндским конфликтом 30.11.1939 – 12.3.1940 гг. Официально считается, что поводом для войны стал инцидент, случившийся 26 ноября 1939 г. на границе у деревушки Майнела. После этого Советский Союз отказался от совместного расследования и просто расторг советско-финляндский пакт о ненападении.

На самом деле готовился тот конфликт загодя. Как пишет в своих мемуарах самый активный участник событий – командарм 2-го ранга К. А. Мерецков (1897–1968) [768], еще в конце июня 1939 г. его вызвал к себе в Кремль И. В. Сталин, дав задание начать подготовку к отпору спрогнозированной «агрессии» Финляндии. Во время той памятной встречи будущий освободитель города Выборга – второго по величине во всей Финляндии – получил от И. В. Сталина задание в течение двух-трех недель подготовить план «контрудара по вооруженным силам Финляндии в случае военной провокации с их стороны».

И в кремлевском кабинете И. В. Сталина он даже был познакомлен с главой правительства будущей «демократической Финляндии» О. В. Куусиненом (1881–1964). Не будем забывать, что уже на другой день после начала войны советские газеты объявили, что «в освобожденном финском городе Териоки сформировано народное правительство Финляндской Демократической Республики». А в конце июля К. А. Мерецков вновь был в Кремле, где докладывал план будущего «отпора агрессорам» уже не только И. В. Сталину, но и К. Е. Ворошилову. Дальше автор воспоминаний любовно описывает многочисленные встречи в Кремле, а также лиц, в них участвовавших, в том числе В. М. Молотова и К. Е. Ворошилова [768]. Фактически вторжение в Финляндию началось не в августе-сентябре, как следовало из пропагандистской песни, заранее подготовленной «группой обеспечения» по заданию организаторов войны, а лишь в конце ноября. Нельзя, впрочем, не отметить, что К. А. Мерецкову [768] все-таки отказала память, причем именно в тот момент, когда от самолетов и танков надо было перейти к разбору химической составляющей «зимней» войны. Однако, прежде чем дополнить забывчивого командарма, обратимся к оценке химической готовности запланированного «агрессора», которому после будущего советско-германского сговора 1939 г. предстояло оказаться в сфере интересов СССР.