Текст книги "Дело вкуса"

Иногда такие ораторы очень любят шумно распространяться, например, на тему о подвиге, не вникая, по существу, в смысл этого гордого и требовательного понятия.

Выполнит, скажем, завод план производства, то есть сделают честные люди то, что им полагается сделать за установленный срок, – вместо того чтобы сердечно поздравить хорошо, добросовестно выполнивших свой прямой долг тружеников, бюрократ-говорун называет их всех чуть ли не героями-подвижниками, кричит, что совершен подвиг.

Школьник увидел, что прохожий обронил кошелек с деньгами, поднял его и вернул владельцу – умиленный любитель неумеренно громких словес опять вопит о подвиге, вместо того чтобы простыми, человеческими словами сказать, что мальчик поступил, как должен был поступить всякий честный, порядочный, имеющий совесть школьник, не желающий вырасти ворюгой.

Нельзя, нельзя так снижать представление о подвиге!

Истинный подвиг-это не рядовое, обычное, повседневное выполнение того, что тебе полагается делать. Это нечто более славное и волнующее, чем нормальное следование простейшим и элементарным правилам, которые обязан выполнять каждый сознательный человек. Подвиг – это преодоление каких-то особых трудностей, а подчас и прямых опасностей. Это часто акт самопожертвования, результат гзроической решимости или сверхчеловеческого напряжения сил. Это дело, свидетельствующее о героических свойствах души, об истинном мужестве ее.

Да, вот Гагарин и его «небесные братья» и «сестра», первыми проникшие в дали космоса, совершили подлинный подвиг, ибо, как ни великолепна могучая техника, которой их оснастила советская наука, все же риск первых проникновении в неизведанное всегда огромен.

Да, молодежь наша, не страшась трудностей и лишений, по призыву партии устремившаяся осваивать и заселять безлюдные просторы целины, возводить гигантские плотины и новые предприятия на Дальнем Востоке, показала, что такое настоящий массовый трудовой подвиг.

Да, проявляет подлинную самоотверженность человек, добровольно отказывающийся от удобного для него, привычного рабочего места и идущий, несмотря на снижение зарплаты, в отстающую бригаду, чтобы помочь ей.

И ученый, на себе пробующий еще неизведанное лекарство с риском для жизни, творит истинный подвиг.

И школьник-комсомолац, который, как недавно сообщили газеты, бросился спасать ребенка из-под колес поезда и сам погиб при этом, – вот он настоящий герой, то, что он совершил, великий подвиг!

Так будем беречь в своем сердце и своем сознании высокие представления об истинном человеческом подвиге!

Разве можно позволить бойкими и визгливыми подчас словесами обесценивать высокие, величественные и трепетные понятия?!

С. Я. Маршак хорошо сказал о том, как взыскательно мысль и чувство должны отбирать для своего выражения нужные слова:

«Слова расположены в нашем сознании не так, как в словарях или справочниках, – не порознь, не по алфавиту и не по грамматическим категориям. Они тесно связаны с многообразными нашими чувствами и ощущениями. Нам не придет на память гневное, острое, меткое слово, пока мы по-настоящему не разгневаемся. Мы не найдем горячих, нежных, ласковых слов, пока не проникнемся подлинной нежностью».

Эти верные строки еще раз напоминают о том, что режим слова органически связан с истинным состоянием дум и чувств человека. Речь идет, так сказать, о гигиене слова. Выполнение требований ее необходимо для сохранения морального здоровья человека и общества. И прав К. И. Чуковский, который в своей известной книге «Живой как жизнь», говоря о зловредности казенных слов, шаблонов и бюрократической фразеологии, называет их аморальными.

«Какой удобной ширмой для злостных очковтирателей служила штампованная, казенная речь с ее застывшими, казенными формулами…».

Да, был период в нашей жизни, когда неумеренно и торжественно, при всех подходящих и в самых неподходящих случаях, в любой публичной речи непременно славили одного человека… Тогда и пошли везде в ход всевозможные словесные, риторические излишества. А подобные нагромождения слов без нужды и повода не украшают, не проясняют, не расширяют горизонты истинной мысли, а лишь заслоняют их и темнят.

Вкусу серьезного и культурного человека одинаково претят как словечки с ухарски жаргонным присвистом, так и велеречивые фразы, где истинный смысл глохнет в анфиладе гулких, но пустых, холодных словес. Ведь не станет же он, объясняясь сегодня в любзи девушке, говорить: «Вы лучезарная владычица моего пышащего страстью, с магнетической силой влекомого к вам сердца…»

Или: «Разрешите проинформировать вас, что весь истекший период я прожил в состоянии страстного любовного подъема и исключительного энтузиазма личных чувств, выразившихся в неуклонном стремлении по вашему адресу…»

Нет, не будет он говорить ни так, ни эдак, если только уважает свое чувство, если какой-нибудь бюрократический слон не наступил ему своей казенной печатью на ухо…

Так почему же, говоря на так называемые общественные темы, кое-кто позволяет себе громыхать и бряцать пышными словесами, обидными для чувств и сознания слушателей. Иные оправдывают – трибуна, мол, как горячий конь, понесет тебя, куда ты и сам не гадал.

Что же, нам надо вовремя осаживать таких самоупоенных всадников, слишком уж готовых всегда оседлать трибуну: «С чужого коня и среди грязи долой!»

Нельзя позволить, чтобы забрызгивали слюной казенного умиления или заляпывали смачными площадными словечками то, что нам дороже всего на свете!

Сегодня горизонты нашей жизни очищаются от всего громоздкого, фальшивого, закрывавшего от нас большие заветные дали. Многим важнейшим понятиям возвращен их первоначальный, единственно верный смысл. С новой, реальной и горячей силой прозвучали в Программе партии такие слова, как мир, труд, свобода, равенство, братство, счастье.

Но это – слова-знамена. Их не выносят по любому поводу. С ними не отправляются на базар или на семейную прогулку. С такими словами идут на большой труд или на истинный подвиг. Знамя обычно стоит в почетном углу.

Самые дорогие слова и понятия живут в заветных уголкях нашего сердца. Ленинградский поэт Вадим Шефнер хорошо сказал об этих словах:

Повторять их не смею на каждом шагу, – Как знамена в чехле, их в душе берегу.

Надо беречь такие слова! Нельзя превращать дорогие для нас понятия в ходовые словеса, как нельзя допустить, чтобы молодую душу поганили циничные и развязные словечки. Борясь со злоупотреблениями пышными словесами, наносящими такой урон нашему общественно-разговорному обиходу надо противопоставлять им не жаргон, не разнузданны бульварные манеры речи, а язык живой, полногласный. звучащий в гармонии с делами, думами, ощущениями к чувствами, которые дано ему выразить.

Не забывайте, что стиль речи человека всегда почти отражает его вкусы.

С малых лет

Можно ли воспитать вкус? Не только можно, но и необходимо! Мы просто обязаны делать это. И в нашей стране для этого есть все возможности. Ведь у нас все ценности культуры, искусства, литературы полностью отданы в распоряжение народа.

Во время путешествий за границу мне приходилось не раз прогуливаться по улицам европейских городов в сопровождении добровольных гидов-мальчишек, с которыми мы случайно знакомились. О, это были истинные патриоты и внатоки своих городов. Они охотно и с гордостью вели нас к знаменитым музеям, дворцам, памятникам, театрам.

Особенно тронули меня венецианские мальчишки. Каждый из них, едва узнав, что мы из Москвы, бросался проводить нас в любой конец своего волшебного, почти неправдоподобного по красоте города.

– Театр Гольдони!.. – торжественно возвещали наши маленькие гиды, подводя нас к знаменитому зданию.

– Музей стекла Мурано!..

– Дворец дожей!..

Как потом оказывалось, ребята сами ни разу в жизни не были ни в театре Гольдони, ни в музее Мурано.

А найдется ли в Москве школьник, который ни разу не бывал один или вместе с классом хотя бы уж в одном из наших столичных театров, в Третьяковской галерее, в Музее Ленина?

Все сокровища нашего отечественного искусства, драгоценнейшие произведения великих мастеров мира, находящиеся в наших музеях, доступны для каждого школьника, для всякого молодого рабочего, студента. Можно ли, обладая такими несметными культурными богатствами, имея их в полном своем распоряжении, мириться с бескультурьем, с безвкусицей?

Мало кто родится с безошибочным вкусом. Это такой же редкий дар, как, например, абсолютный слух. Но разве только люди, наделенные абсолютным слухом, способны воспринимать музыку?

Здесь многое решают воспитание, общая культура человека. А воспитание начинается с малых лет.

Мне часто вспоминается одна сценка, случайным свидетелем которой я был… Произошло это в подмосковнои дачной местности. С террасы уютного домика сбежал мальчик лет шести, одетый в модный кургузенький пиджачок явно импортного происхождения, в очень короткие штанишки-шортикй, клетчатые чулки, с галстучком, завязанным бабочкой. На моих глазах, но, по-видимому, не замечая меня, так как я стоял за большим деревом, маленький франтик воровато огляделся и вдруг кинулся плашмя на проезжую дорогу и, несколько раз кувыркнувшись, стал кататься по пыли, с какой-то злой тщательностью вываливаясь в ней. Изрядно вымазавшись и загрязнившись, он как ни в чем не бывало встал и деловито направился к террасе.

Вид у него был злой и упрямый.

На террасе показалась полная, хорошо одетая женщина.

Увидев перепачканного в пыли и утратившего свой щегольской вид мальчугана, она схватилась за голову…

– Дима! Опять? Ну что мне с тобой делать? Где ты так успел уже вываляться? Минутки не прошло, только я тебя переодела, а ты уже выглядишь каким-то пугалом огородным. Нет, ты посмотри на себя! Во что ты превратил такой хорошенький костюмчик! Не умеешь ты беречь красивые вещи…

– А я не люблю красивое! – закричал мальчуган. – Я тебе сто раз говорил, что не люблю красивое. Не хочу красивого! Не надо мне красивого! Все мальчишки надо мной смеются, из-за этого твоего красивого смеются. Не хочу красивого!

Давно не видел я такого яростного гонителя красоты.

Мне захотелось подождать, чем кончится вся эта история.

Между тем мать схватила за руку недавнего франта, уволокла его в дом. Через десять минут он вышел оттуда с еще влажными от недавнего умывания щеками, чистенький, в простых удобных штанишках, легкой курточке, осмотрел себя внимательно и, довольный, зашагал по дороге.

И тут я понял, что передо мной был не маленький злобный упрямец, сопротивляющийся всему доброму и прекрасному, а нормальный здоровый мальчишка, которому до смерти надоели чрезмерные заботы мамаши о том, чтобы он был всех наряднее. У него, должно быть, были собственные, соответствующие его мальчишеским воззрениям представления о том, что такое красота и как должен выглядеть юный гражданин его возраста. И, вероятно, его бунт против красоты, выраженный столь бурно, явился завершением длительной борьбы с матерью и следствием постоянных дразнилок, которыми досаждали ему сверстники.

Мне припоминается этот случай всегда, когда я сам размышляю о том, как следует воспитывать в ребятах чувство прекрасного, или веду на эту тему беседы с матерями.

Ребята тоже с самых малых лет тянутся к тому, что им кажется красивым, ярким, манящим своей формой или цветом. Недаром мы уделяем такое серьезное внимание окраске и фактуре тех игрушек, шариков, колец, кубиков, которые первыми попадают в руки совсем еще маленьких детей. Мы стремимся, чтобы эти примитивные игрушки были приятны на ощупь, радостны для глаза ребенка.

Такая игрушка должна быть праздником для осязания и зрения. В сущности, эти гладкие, сверкающие, яркие безделушки и есть первые предметы из мира прекрасного, попадающие в сферу внимания ребенка.

Я не берусь тут проследить подробно дальнейших»! процесс освоения детьми элементов красоты, с которыми они встречаются в жизни. Это большая и специальная тема, требующая специального разговора. Сейчас я хочу ограничиться лишь отдельными примерами и выводами, которые, может быть, пригодятся матерям, озабоченным тем, чтобы их дети, вступая в сознательный возраст, приобрели правильное представление об истинно прекрасном и не попадались бы легко на приманку пошленькой красивости. Вопрос этот важный. Среди многих задач, которые ставит перед собой каждый воспитатель, желающий вырастить своих питомцев людьми с высоким чувством человеческого достоинства, уверенно ощущающими свое место в обществе, знающими свое дело в жизни, умеющими связывать свою личную судьбу с судьбами и интересами коллектива, – среди многих этих проблем стоит и немаловажная задача: привить подрастающему человеку верное чувство прекрасного, правильное понимание красоты.

Ребята приглядываются ко всему, что их окружает, гораздо внимательнее, чем это предполагают многие взрослые. Их пугает и отталкивает все уродливое, безобразное.

Зато как они радуются и цветам, и алмазному блеску снега, и новому красивому платью матери. «Ой, какая ты красивая сегодня», – обязательно заметит ребенок, увидев мать в новом праздничном платье.

Но почти у всех ребят развито настороженное отношение ко всему тому, что нескромно, крикливо выпирает, искусственно привлекая к себе внимание. Ребенок верит, что за прекрасной внешностью всегда живет красивая сущность.

Недаром и во всех хороших сказках действуют статные молодцы и прекрасные лицом, ясноглазые красавицы. Красота и добро сливаются воедино. И дети хотят, чтобы и в окружающей их жизни этическая сторона всех явлений, с которыми они сталкиваются, отвечала бы эстетической.

В этом сказывается стремление ребенка к гармоническому совершенству жизни.

Но сколько раз мне приходилось наблюдать, как терзается гордый мальчишка или скрывает свое смущение застенчивая девчурка, замечая, что мать вырядилась чересчур уж пышно, вызывая иронические взгляды окружающих, да еще нарумянилась и перепудрилась сверх меры.

Знаю я также случай, когда тихий и серьезный мальчик вдруг почему-то отказался пойти с матерью, которую он очень любил, в гости. Он плакал, отбивался и отказывался объяснить, почему он не хочет идти на интересную вечеринку, где его ждали и люди для него дорогие и всякие соблазнительные угощения. Только на другой день, доверившись мне, он признался, что ему было стыдно идти с матерью, которая надела платье со слишком большим декольте. «Это некрасиво… это стыдно», – говорил мне взволнованный мальчик. Да, платье, вид которого не соответствовал его строгим и чистым представлениям о матери, казалось ему уже и некрасивым.

И мне думается, что надо очень бережно охранять это живущее в детях представление о красоте как о выражении чистых, светлых, добрых начал человека. Придет пора – и ребенок постепенно станет понимать, что внешность – это еще не обязательно точное отражение внутреннего мира человека. С глубоким волнением прочтет он бессмертную сказку Аксакова «Аленький цветочек», где верность данному слову и чистота девичьей любви позволяют внутренней красоте торжествовать над внешним уродством и превратить ужасное Чудище в прекрасного юношу.

– Знаешь, мама, все-таки очень хочется быть хорошенькой, – говорила недавно десятилетняя школьница своей матери, одной моей хорошей знакомой. Девочка эта выглядит вполне миловидной, но ей не раз приходилось слышать от не очень тактичных взрослых, что некоторые подруги красивее ее. И хорошо, что у матери, женщины очень культурной, нашлись верные слова, чтобы объяснить дочке, какова истинная красота человека. На многих примерах, взятых из жизни, из среды, хорошо известной девочке, мать показала, что быть лишь внешне красивым – это еще недостаточно для того, чтобы стать счастливым. И напомнила о многих людях, которые, не отличаясь особой красотой. Завоевали всеобщее уважение, признание друзей и живут радостной и большой жизнью.

В то же время надо приучать ребят с малых лет заботиться о том, чтобы они были аккуратны, следили за своим костюмом, за вещами, которыми пользуются. Прививая хорошие манеры, то есть умение держаться скромно, без всякой развязности, но и без излишней скованности, надо всегда пояснять ребятам, почему такое поведение человека правильно считают хорошим, красивьш, а дурные, грубые кгаксры люди осуждают как безобразные. И если ребята поймут, в чем перЕсосноза красоты человеческого поведения в быту, хорошие манеры, стремление к красоте, знаниям постепенно войдут Б привычку и нарушение «х будет уже им самим казаться уродливым.

С самых ранних лет надо помогать ребенку постигать прекрасное. Сперва красивая игрушка, милая песенка, первый легкий стишок под красивой картинкой, а потом уже книги посерьезнее, посложнее. И убранство комнаты, и платьице для куклы, и хорошая музыка, к которой следует ребенку прислушаться, когда ее передают по радио, н стихи с раздумчивым разговором о них, и зеленое раздолье полей, манящее вдаль во время летней прогулки, и хороший спектакль в детском театре, и разделенное с ребенком волнение, которое вызвал интересный фильм…

Книга давно уже стала одним из самых деятельных помощников семьи по воспитанию эстетического вкуса у младшего поколения. У нас в стране книга прочно входит в дом, где растут дети. Хорошая книга становится первым и верным другом детства миллионов ребят. Можно с уверенностью сказать, что нет на просторах нашей родикы такого дома, где, если в нем растет хотя бы один ребенок, не нашлось бы детской книжки. Астрономическими тиражами изданы у нас произведения любимых детских писателей, таких, как Маршак, Гайдар, Чуковский, Михалков, Барто, Носов и другие.

Государственной заботой окружено у нас дело издания книг для детей. Если и сейчас еще во многих капиталистических странах детская книжка является чем-то вроде ходового ширпотреба, выпускаемого обычно без всякого учета воспитательной и эстетической ценности его, то у нас с первых же лет социалистической революции литература для детей стала предметом подлинного искусства, частью общей большой литературы. К детской книге у нас привыкли применять все те эстетические критерии, все те требования, которым должно, по нашим представлениям, вообще отвечать каждое литературное произведение, вне зависимости от возраста его читателей. Конечно, существуют еще и специальные возрастные требования, мимо которых не имеет права проходить писатель. Но никому у нас в литературе не дано право ради так называемой «доходчивости» книги, адресуя ее детям, нарушать высокие эстетические принципы, которым служит все наше искусство.

Могут, естественно, и у нас появляться книжки скучноватые, недостаточно талантливо написанные, вялые по своему сюжету, трудно воспринимаемые ребенком. Что греха таить, всякое бывает… Но все же даже самое неудачное и случайно проскочившее на книжный прилавок произведение, выпущенное каким-нибудь нашим советским издательством, в худшем случае будет просто неинтересно ребятам. Во всяком случае, книга не будет вносить в нашу семью веяние тех мещанских вкусов, пошлейших, обывательских представлений, которыми были когда-то проникнуты литературные поделки бесталанных ремесленников, безнаказанно калечивших детский вкус своими безобразноаляповатыми, инфантильно-нелепыми изданиями. Между тем мне приходится еще сталкиваться с тем, как многие добрые тетушки, бабушки да и матери читают нашим малышам эти чудовищно бездарные книжки, каким-то образом уцелевшие с незапамятных времен.

Не говоря уже о том, что содержание этих, с позволения сказать, книжек ничему доброму обычно не может научить наших ребят, с точки зрения эстетической такие допотопные издания, купленные когда-то по дешевке на одном прилавке со слюнявками и распашонками и сосками-пустышками, прививают с малых лет детям самые искаженные понятия о том, что красиво и что безобразно.

Литература сегодня сама, не ожидая специального приглашения и выбора, входит в семью… Ее несут радио и телевидение. Если то, что показывает экран телевизора, еще ограничивается каким-то образом суровым предупреждением: «Детям до шестнадцати лет не рекомендуется», то уж радио в семье слушают обычно все от мала до велика…

Как важно тут маленькому слушателю или зрителю услышать доброе, своевременное и умное пояснение взрослых, которые могли бы сосредоточить внимание ребенка на самом важном, наиболее поэтичном и поучительном в радиопередаче или телеспектакле.

К сожалению, большей частью взрослые относятся к присутствию детей у радиоприемников или телевизоров только лишь как «к атмосферным помехам». А потом и вовсе перестают считаться с тем, что ребята слышат не только реплики действующих лиц радиопередачи или кинофильма, передающегося по телевидению, но и часто совсем неуместные, очень дурно воспринимаемые детьми реплики взрослых членов семьи или их взрослых гостей.

Жаль очень, что ребятам нашим дают смотреть в семье по телевидению инсценировки, фильмы, телеспектакли, сделанные по тем произведениям классической литературы, с которыми юные зрители еще не познакомились в подлинниках. Как правило, подобные инсценировки и фильмы дают содержание многих великих творений русской и мировой литературы в чрезвычайно сжатом или просто даже урезанном виде. Многие красоты и нюансы прославленных произведений оказываются за пределами таких инсценировок и кинокартин. Когда смотрит их человек взрослый, уже читавший книги, по которым поставлен фильм или телеспектакль, он своим знанием и воображением дополняет то, что видит на экране. А юные зрители и слушатели получают представление о великом произведении искаженное, обедненное. И потом нелегко заставить их прочесть полностью книгу, по которой они уже видели фильм…

Чтобы привить ребятам верный эстетический вкус, надо умело руководить их чтением. Ведь часто и в школе ребята «проходят» многие замечательные творения литературы, именно «проходят», а не читают их, не увлекаются ими.

Они заучивают схемы содержания, бойко распределяя персонажи по различным нравственным, социальным и историческим категориям. Но не всякий учитель умеет привить своим питомцам чувство восхищения изучаемой книгой, высокого эстетического наслаждения прочитанным. И вот очень полезно дома, когда ваходт-гт в семье речь о том, что «задано по литературе», по-домашнему, по-семейному, но увлеченно поговорить с детьми о том или ином произведении искусства, о каком шла или будет идти речь на уроке в школе.

Частенько читательский вкус портится еще в детстве при попустительстве или прямом содействии взрослых. Не раз мне приходилось слышать от родителей, чрезмерно упоенных скороспелым развитием своих ребят: «-Ах, вы знаете, мой Женя (или моя Катя) уже давно не читает ничего детского. Купила на днях Пантелеева, Михалкова, Марка Твена – и слышать не желает. Представьте себе, подавай ему сейчас же Шпанова или Брянцева. Удивительно быстро развиваются наши современные дети».

Нет! Я никак не хочу порочить книги Шпанова и Брянцева, Авдеенко и Ардаматского, Томана и Адамова – писателей, создавших немало интересных произведений в жанре, имеющем определенные добрые традиции и хорошее назначение. Тем более что тяга к остросюжетным, приключенческим повестям совершенно естественна у детей. Но думаю все-таки, что куда полезнее Жене или той же Кате прочесть сначала простые, ясные, поэтические рассказы Пантелеева, веселые, звонкие стихи Михалкова, полные юмора и гуманных мыслей произведения Твена, затем познакомиться с увлекательными книгами Жюля Верна, Майна Рида, Фенимора Купера, Герберта Уэллса. А уж потом, с годами, когда вовремя прочитанные самые лучшие книги определят точный вкус, настроят на верное, мудрое и проникновенное ощущение жизни, взяться в свободный часок и за «детективно-приключенческие « произведения.

Любят некоторые папы с мамами похвастаться тем, что их восьми-десятилетние ребятишки будто бы уже зачитываются Бальзаком, Толстым, Флобером… А такое преждевремзнное чтение серьезнейших книг великих писателей ничего хорошего не дает. Детям лестно, что они читают уже «взрослые» книги. И они с некоторым тщеславием видят, что это импонирует старшим. Но разве в состоянии ребята по-настоящему глубоко, вдумчиво постичь истинное величие и поэтическую мудрость таких книг? Вот и выносят эти скороспелые читатели из детства своего ложные представления о лучших творениях литературы как о произведениях скучноватых, трудночитаемых, не совсем понятных… И это надолго отбивает вкус к серьезному чтению.

Хорошо, когда человек с малых лет слышит в своей семье серьезные разговоры о прочитанных книгах, о просмотренных спектаклях и кинофильмах, о музыке, о живописи. Надо втягивать ребят в такие разговоры, заинтересовывать их теми или иными произведениями искусства, если дети еще не ознакомились с ними, а если уже ознакомились, то давать возможность им высказать свои суждения. Радости от встречи с истинно прекрасным в жизни, в книге, в искусстве должны превращаться постепенно в подлинно семейную радость. Надо прививать ребятам такой интерес, такое внимание ко всему, что несет печать истиной красоты, и при этом сохранять дома такую взаимооткровенность в разговорах на темы о прекрасном, чтобы у детей выработалась привычка делиться со старшими своими эмоциями, своим восприятием произведений искусства. Это поможет не только воспитывать у ребят правильный вкус, но и приучит постепенно дегей жить одними интересами со старшими, делиться с ними всеми своими радостями и огорчениями.

Не следует только чрезмерно поощрять и докучливо опекать те, порой мало осмысленные, увлечений, которые возникают почти у всех детей, особенно у впечатлительных, от соприкосновении с различными видами искусства.

Если ребенок хочет рисовать, надо, конечно, всячески поддержать его стремление, постараться добыть ему цветные карандаши, краски и, если стремление к изобразительному искусству будет крепнуть, дать возможность расширить представление о нем. Можно приобрести недорогие репродукции с хороших картин, сходить вместе в музей, картинную галерею, достать популярные книжки о больших художниках. Не надо препятствовать занятиям ребят в кружках – драматическом или музыкальном, – если у детей рождается такая потребность. Но как часто сбивают ребят с нормального и правильного пути те мамаши, которые в присутствии самих ребят начинают безмерно восторгаться малейшими проявлениями той или иной способности в детях.

– Ах, вы не можете представить, как моя Наденька дивно выступала на школьном вечере. Она имела огромный успех. Все находят у нее огромные способности. Я думаю, что ее прямая дорога – на сцену…

И вот бедная Наденька, веря своей восторженной мамаше, уже видит себя в будущем актрисой, считает, что она уже чем-то особенным выделяется из среды подруг… Пока на первом же приемном экзамене в театральную студию не выясняется, что никаких данных для того, чтобы посвятить свою жизнь театру, у нее нет…

И долгие годы еще будет в душе Наденьки жить эта обида, и, если она не справится с недобрыми чувствами, порождаемыми неудачей, на всю жизнь сохранится у нее глухая неприязнь к искусству…

У нас в стране перед подрастающим поколением открыты самые широкие возможности для выявления и развития природных способностей, для формирования художественного вкуса. В домах пионеров, в школах, в летних лагерях постоянно действуют отлично слаженные коллективы детской художественной самодеятельности, работают студии юных художников, создаются ребячьи хоры и оркестры, устраиваются самодеятельные спектакли. Там, где работа поставлена правильно, где руководители вдумчиво помогают ребятам почувствовать радость от соприкосновения с искусством, ребята начинают понимать, что такое истинная красота в жизни и в художественном произведении.

Но надо, чтобы и дома, в семье, ребята видели, что старшие тянутся к хорошей книге, музыке, театру; дети должны постоянно чувствовать, что окружающие их взрослые живут широким кругом жизненных интересов, что у них в доме относятся нетерпимо ко всякому проявлению мещанства, грубости, моральной нечистоплотности. Надо, чтобы пошлая мишура старого, мещанского быта, обывательское стремление чем-то перещеголять соседей не коснулись юной души, всегда стремящейся к прекрасному.

В стране, где победил социализм и уже встают за недалекими горизонтами времени ясно различимые контуры коммунизма, дети, подростки видят в самой жизни волнующие примеры гармонического слияния труда и творчества, мечты и реальности, силы и красоты, высоконравственного и прекрасного.

Пусть же в нашей семье, в нашей советской школе, в домах пионеров и во дворцах культуры с малых лет учат правильно постигать прекрасное, верно чувствовать красоту – это всем будет нужно в жизни, чтобы почувствовать себя совершенно счастливыми…

Вкус формируется, выправляется, крепнет и развивается с годами. Только очень легкомысленные молодые люди полагают, что личный вкус можно выработать у зеркала или при разглядывании журналов мод. Для того чтобы воспитать в себе и в других верный вкус, нужны известные усилия, этим надо заниматься. Хороший вкус, как и всяхгая культура, сам по себе не приходит. Я частенько слышал от юношей и девушек: «Ну что делать, если я не понимаю серьезной музыки? Придешь на концерт, начинает оркестр пилить, а ты чувствуешь вот-вот носом клюнешь!..»

Далеко не всякий способен сразу полюбить серьезную музыку. Понимание ее приходит постепенно. И начинать надо с наиболее доходчивой. Не всегда правильно подходят еще к такому тонкому делу, как развитие музыкального вкуса у детей. Поведут, например, школьников младших классов слушать органный концерт Баха или симфонию Прокофьева. Конечно, неразвитому слуху, неподготовленному воспринимать такие сложные произведения трудно.

Лучше, как мне кажется, начинать с наиболее популярных произведений русской и зарубежной классики. А затем уже могучая власть музыки сама подчинит себе каждого, кто доверился ей. И вскоре уже возникнет прочная, неодолимая потребность хотя бы время от времени слушать большую музыку, наслаждаться гармоничностью и изяществом Моцарта, титаническим величием Бетховена, трепетной человечностью Чайковского, глубочайшей народной мудростью и мощным трагизмом Мусоргского, своеобразной грациозностью логики Прокофьева.

Но обо всем этом надо говорить с молодежью, говорить, начиная со школьной скамьи. В классе, например, достаточно много толкуют о социальном звучании того или иного произведения литературы, но очень мало раскрывают красоту творений художника слова и уж совсем недостаточно знакомят школьников с произведениями живописи, музыки, с деятельностью театров, чтобы подготовить молодежь к восприятию прэкрасного.