Текст книги "1941. На главном направлении"

а) сигнал «Дортмунд», который означал, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня и что можно приступить к открытому выполнению [ранее отданных] приказов;

б) сигнал «Альтона», который означал, что наступление переносится на другой срок (при этом констатировалось, что это, несомненно, приведет к полному раскрытию целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности).

ОКВ также установило время начало наступления сухопутных войск и перелета авиации через границу – 22 июня, 3 часа 30 минут, оговорив, что если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно[125]125
  Дашичев В.И. Банкротство стратегии, германского фашизма. Т. 2. М.: Наука, 2005. С. 128.


[Закрыть].

В этот же день содержание решения ОКВ, время и час вторжения были доведены до сведения командующих армиями. Перевозка германских войск в назначенные районы приняла ещё более интенсивный характер. 10 июня началась погрузка в железнодорожные эшелоны танковых и моторизованных соединений. Они занимали исходные районы на удалении 20–30 км от границы, пехотные соединения – в 7-20 км. Массовый перелет авиасоединений люфтваффе на аэродромы оккупированной Польши начался позже. Две самые крупные истребительные эскадры (авиадивизии) 2-го воздушного флота перелетели на аэродромы генерал-губернаторства к 15 июня 1941 г. Дивизии первого эшелона, предназначенные для прорыва обороны советских войск, должны были 18 июня начать занимать исходное положение для наступления. Именно поэтому перенос сроков вторжения после этой даты был признан нежелательным.

В июне обстановка на советско-германской границе продолжала накаляться, хотя внешне это не было особенно заметно. Со стороны Германии не выдвигалось каких-либо политических требований. При этом немцы всеми способами стремились скрыть от нашей разведки масштабы сосредоточения войск у нашей границы, которое продолжалось все более нарастающим темпом. Они усилили охрану границы за счет привлечения личного состава частей вермахта в форме пограничной таможенной охраны. Так, посты охраны и патрули от 34-го артполка ещё 6 июня получили указания препятствовать обмену [через границу] агентами и собаками. При этом избегать каких-либо провокаций русских, отдельные русские самолеты, перелетающие границу, не обстреливать. В разведдонесении штаба этого полка от 10 июня отмечалось, что войска и гражданское население в районе Белостока, Гродно, Бреста к войне не подготовлены <…>[126]126
  ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2552. Д. 32. Л. 1, 3.


[Закрыть].

Но скрыть массовые перевозки войск на восток и выдвижение их к границе было невозможно. Нашей разведке удалось зафиксировать изменение в графике перевозок немецких войск. Так, 4 июня 1941 г. начальник разведотдела штаба ЗапОВО полковник С.В. Блохин доложил генералу Павлову, что агентурными данными установлена разгрузка большого количества железнодорожных составов с авиабомбами, порохом, посадка на аэродромах крупных соединений авиации, что передвижение местного населения в пограничной полосе сведено к минимуму, а из многих районов оно выселено. В своем сообщении Блохин сделал однозначный вывод: «Сведения о форсированной подготовке театра и об усилении группировки войск в полосе против ЗапОВО заслуживают доверия»[127]127
  ЦАМО РФ. Ф. 127. Оп. 12915. Д. 16. Л. 307–314.


[Закрыть].

Таким образом, командование войсками в пограничных военных округах и Генеральный штаб в начале июня 1941 г. уже располагали фактическими данными, чтобы сделать вывод о намерении Германии напасть на СССР в ближайшее время.

Советское руководство не могло безучастно наблюдать за разворачивающимися событиями. Мероприятия по усилению группировки войск у западной границы СССР, безусловно, предпринимались, в том числе и за счёт выдвижения из глубины страны резервных армий. Последний факт Резун и его вольные или невольные последователи считают основным и неопровержимым доказательством подготовки советской агрессии против Германии. Они умалчивают, что решение об усилении группировки войск на Западном ТВД было принято в связи с концентрацией немецких войск вблизи границы.

Были приняты и начали осуществляться и другие меры по усилению обороны нашей западной границы и повышению мобилизационной готовности войск приграничных округов. Так, 13 мая нарком обороны приказал досрочно произвести выпуск курсантов вторых курсов военных училищ, направив их не позднее 15 июня сразу в войсковые части. В это же время Генштаб разрешил в танковых частях держать боекомплект непосредственно в танках, находящихся на консервации[128]128
  1941 год – уроки и выводы. С. 84.


[Закрыть].

С учетом того, что нападение может произойти в ближайшие дни, 19 июня были отданы распоряжения по маскировке аэродромов, воинских частей и других военных объектов. Срок исполнения – к 1 июля. В этот же день начальник Генштаба от имени наркома отдал распоряжения округам о выделении фронтовых управлений и выводе их к 21–23 июня на полевые командные пункты (указания об их строительстве в срочном порядке в пограничных округах были даны ещё раньше – 27 мая). Так, штабу ЗапОВО было приказано развернуть КП штаба фронта в Обуз-Лесна с готовностью к вечеру 22 июня. Балтийский, Черноморский и Северный флоты были переведены на оперативную готовность № 2. Однако, угрожающая ситуация требовала от советского руководства более решительных действий нежели те, что были предприняты.

Но Сталин ошибочно считал, что Гитлер никогда не решится на большую войну на Востоке, не покончив предварительно с Англией. Его основной целью было тянуть время, ведь через месяц-другой решиться на войну в 1941 году в преддверии осенней распутицы и суровой русской зимы было бы безумием. К сожалению, в обстановке, сложившейся к началу лета 1941 года, когда противник уже упредил войска Красной армии в сосредоточении и развертывании своих войск, вариант организации стратегической обороны в целях отражения агрессии даже не рассматривался.

Во второй половине июня в приграничной зоне были отмечены участившиеся случаи действий диверсантов. Два диверсанта, задержанные 14 июня 1941 г. на участке 19-й погранзаставы 87-го погранотряда НКВД БССР назвали дату начала войны 22 июня 1941 г. Они показали, что с 15 по 22 июня 1941 г. на территорию СССР будет переброшена диверсионная группа численностью 20 человек, прошедшая специальную шестимесячную подготовку. Эти сведения вскоре полностью подтвердились. В ночь на 18 июня 1941 г на участке той же 19-й погранзаставы в районе пограничных столбов 2/104 и 2/106 госграницу пересекла ещё одна группа диверсантов из 8 человек. Им удалось на 3 км углубиться на советскую территорию, В 8.00 утра нарушители границы были окружены и частично уничтожены, а уцелевшие задержаны. Показания членов этой группы о сроке нападения немцев совпадали с показаниями пары, задержанной 14 июня. Очередная группа диверсантов в количестве 12 человек нарушила границу СССР в ночь на 20 июня 1941 г. на участке 87-го погранотряда. Эта группа также была частью уничтожена. Захваченные диверсанты подтвердили, что 22 июня 1941 г. Германия нападет на СССР[129]129
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Том второй. Книга 1. Начало. 22 июня-31 августа 1941 года. М.: Русь, 2000. С. 133.


[Закрыть].

До этого назывались различные сроки нападения. Так, о дате нападения на СССР 15 июня в Москву поступило не менее 13 сообщений. Но Гитлер перенёс начало операции «Барбароссы» с 15 мая на 22 июня из-за необходимости провести операции на Балканах. После этого источники, сообщившие верную, но оказавшуюся ошибочной дату, в значительной мере утратили доверие со стороны Сталина. Поэтому к сообщениям разведки о следующей предполагаемой дате – 22 июня, отнеслись с большой долей недоверия.

В июне среди командного состава войск западных приграничных округов слухи о возможной войне заметно усилились. Реально мыслящие командиры били тревогу. В середине июня командир 125-й сд генерал-майор П.П. Богайчук доложил: «<…> полоса предполья без гарнизонов войск наступления немцев не задержит <…> Полоса предполья дивизии <…> по расчету времени немцами будет захвачена ранее вывода туда наших частей»[130]130
  ЦАМО РФ. Ф. 15. Оп. 178612. Д. 50. Л. 94–96.


[Закрыть].

Высокое начальство успокаивало подчинённых: «Никаких провокаций, трусости, паники. Силы и средства у вас есть. Крепко управляйте, смело и умело все используйте, не нервничать, а быть по-настоящему в полной боевой готовности»[131]131
  ЦАМО РФ. Ф. 221. Оп. 1362. Д. 11. Л. 4-35.


[Закрыть].

В войсках приграничных округов попытку руководства СССР путем публикации 14 июня заявления ТАСС прозондировать намерения германского руководства и начать с ними хоть какой-то диалог о его ближайших намерениях приняли за «чистую монету». Политработники буквально поняли эту фразу из этого сообщения: «<…> по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям»[132]132
  Сообщение ТАСС / Известия. 1941. 14 июня.


[Закрыть].

В связи с этим в частях была начата активная борьба с распространением «панических» настроений. Директивой наркома начсоставу запретили отправлять семьи из приграничных округов в глубину страны. Поэтому с началом боевых действий многие семьи командиров, проживавших в районах, непосредственно прилегающих к границе, так и не успели эвакуировать.

Население Западной Белоруссии, в среде которого действовали наши агенты и добровольные осведомители, продолжало поддерживать довольно прочные связи со своими родственниками по другую сторону границы. Местные жители прямо говорили, что скоро начнётся война и сюда придёт «герман». Поэтому они, стараясь сбыть советские деньги, раскупали всё подряд: муку, сахар, соль, керосин, мыло, спички, В магазинах образовались очереди (небывалая до того вещь). Владельцы небольших частных предприятий и ремесленники охотно принимали заказы (особенно у военных) на изготовление одежды, обуви и т. п., но не спешили их исполнять.

Жены командиров 120-го гап, обеспокоенные слухами, очень волновались. Пришлось батальонному комиссару Г.А. Русакову собрать их, чтобы успокоить. Он заявил женщинам:

– Ну что вы волнуетесь? Плохо вам здесь живется? Ну, начнётся «заваруха», окончится, и будете жить в Варшаве или в Берлине!

Ксендз г. Коссово прямо сказал квартировавшему у него лейтенанту Алексееву, что в воскресенье начнётся война. И посоветовал тому отправить беременную жену рожать к матери, в Ленинград. Алексеев отправил жену в субботу 21 июня, чем спас жизнь ей и родившемуся сыну. А сам он погиб в окружении под Вязьмой.

А массированная немецкая дезинформационная атака продолжалась. Одним из примеров изощрённой дезинформации является газетная «утка», в создании и реализации которой принял участие сам рейхсминистр пропаганды Геббельс. По согласованию с Гитлером 13 июня в центральной нацистской газете «Фелькишер беобахтер» была опубликована его статья «Крит как пример». Речь в ней шла о том, что недавняя высадка воздушного десанта на Крит была генеральной репетицией готовившегося вторжения на Британские острова. После поступления в продажу весь сохранившийся тираж этого номера был спешно изъят и уничтожен. В Берлине распространились слухи о крайнем недовольстве, которое Гитлер выразил своему рейхсминистру за то, что якобы Геббельс неосторожно выболтал военные планы немцев.

В целях дезинформации использовались и официальные каналы. За неделю до вторжения – 15 июня, на следующий день после публикации сообщения ТАСС, Риббентроп попытался ещё раз забросить в Москву ложные сведения с целью внушить Сталину, что ничего не случится, по крайней мере, до начала июля. А если и случится, то вовсе не война, а только переговоры по поводу каких-то неясных германских требований. Аналогичные указания были отправлены немецким послам в Италии и Японии[133]133
  Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 года. М.: Наука, 2001. С. 59.


[Закрыть].

В потоке противоречащих друг другу сведений безнадёжно тонули агентурные донесения о реальных немецких приготовлениях к войне и о сроках её начала. Сталин принимал за дезинформацию и правдивые сообщения из надёжных источников.

На нашей стороне границы продолжали жить по законам мирного времени. В это сложное предгрозовое время единственный план, который неукоснительно соблюдался в ЗапОВО, так это план летних отпусков. С понедельника 23 июня в округе намечались сборы начсостава, предназначенного для вновь формируемых артполков РГК. В это время начальник артиллерии 4-й армии генерал-майор Д.П. Дмитриев был в отпуске. В конце мая убыл в очередной отпуск и командир 120-го гап, батареи которого должны были провести на сборах показательную стрельбу. Начальник штаба полка майор Ф.С. Машковцев в это время был вызван на сборы в академию им. Дзержинского. В отпуске были и другие командиры, в том числе и командир 2-ого дивизиона капитан Ф.К. Работнов. Отпускники вернулись в полк только 28 июня уже на Березине, а четверо из них в своих подразделениях так и не появились.

Подобное положение сложилось и в других артчастях округа. Например, 318-й гап БМ РГК находился в лагерях с 31 мая. С 12 июня для прохождения 1,5 месячных сборов военнослужащих запаса в полк прибыло: среднего комсостава – 20 человек, младшего – 52, рядовых – 412. На 1–7 июля были запланированы соревнования по артстрелковой подготовке, проводимые начальником артиллерии округа. Тем не менее, начальник штаба полка с 16 июня убыл в отпуск по 24 июля. В течение 17 и 18 июня в полку занимались отгрузкой со ст. Белица гаубиц Б-4 в адрес 120-го гап. Отправив орудия, командир полка и сам 20 июня убыл в отпуск[134]134
  ЦАМО РФ. Ф. 318 гап. Оп.196518. Д. 1. Л.67.


[Закрыть].

Таким образом, оба артполка РГК, входившие в состав Брестского района прикрытия, к 22 июня остались без своих командиров и начальников штабов. Командир 301-го гап БМ РГК (на 22 июня он числился в резерве Ставки, с 1 июля – в 13-й армии), также находившегося на артполигоне Обуз-Лесьна в 2-х км западнее Барановичи, полковник Гришин был в отпуске и явился в место постоянной дислокации полка 23 июня. С началом войны полк из лагеря в район доформирования повел командир одного из дивизионов[135]135
  ЦАМО РФ. Ф. 10536. Оп.1. Д. 1. Л.2.


[Закрыть].

Отпуска командному составу частей округа отменили только в середине июня. Как все это было не похоже на обстановку, когда собирались выступить против сравнительно слабой Польши. На этот счет есть интересная запись в военном дневнике писателя К. Симонова, который с началом войны пытался добраться до Гродно для работы в газете политотдела 3-й армии:

«В вагоне ехали главным образом командиры, возвращавшиеся из отпусков. Было тяжело и странно. Судя по нашему вагону, казалось, что половина Западного военного округа была в отпуску. Я не понимал, как это случилось»[136]136
  Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писателя. М., 1978.


[Закрыть].

Не добрался до своего соединения и полковник Лизюков, назначенный командиром 36-й тд 17-го мк, как и 16 командиров из числа отпускников 301-го гап БМ РГК. Поезд, на котором они ехали, был разбомблен авиацией противника восточнее Минска.

Войска округа занимались плановой боевой подготовкой. При этом каждый начальник планировал подготовку подчиненных ему частей и соединений на летний период, исходя из интересов своего вида (рода) войск. Пришло время, и войска, в том числе и артчасти, отправились в летние лагеря и на полигоны. Так, артчасти 10-й и 3-й армий были собраны на учебные сборы и стрельбы на бывшем польском полигоне Червонный Бор юго-восточнее Ломжи[137]137
  Штат артполигона составлял 19 человек.


[Закрыть]. Ответственным за проведение сборов был назначен начальник артиллерии 10-й армии генерал М.М. Барсуков. По некоторым данным на сборы были привлечено не менее 22 артчастей, в том числе: 124-й и 375-й гап РГК, часть 311-го пап РГК, 130-й и 262-й артполки 1-го ск, артчасти 7-й тд, 8-й и 86-й сд.

Зенитчики ЗапОВО были собраны на окружном полигоне в 120 км восточнее Минска в районе с. Крупки, а связисты 4-й армии – на сборах в районе Кобрина. С началом боевых действий некоторые зенитные части и подразделения так и не смогли вернуться в свои соединения и районы ПВО. Немецкая авиация получила возможность практически безнаказанно бомбить и обстреливать наши войска. Инженерные части армий и округа, а также саперные и выделенные стрелковые подразделения дивизий первого эшелона вели работы по строительству оборонительных сооружений укрепрайонов на границе. Это также самым отрицательным образом сказалось на действиях соединений армий прикрытия.

То, что большая часть артиллерии пограничных округов оказались к началу войны на полигонах и в учебных центрах, бывший начальник Генштаба Г.К. Жуков позднее объяснил тем, что дивизионная, корпусная и зенитная артиллерия в начале 1941 года ещё не проходила полигонных боевых стрельб и не была подготовлена для решения боевых задач. Поэтому командующие округами приняли решение направить часть артиллерии на полигоны для отстрела. В результате некоторые корпуса и дивизии войск прикрытия оказались без значительной части своей артиллерии. К 120-му гап РГК, кстати, это не относилось: его артиллеристы стреляли и при этом очень хвалили точность огня старых английских гаубиц.

Между тем, согласно директиве Генштаба от 15 мая, во избежание срыва плановой боевой подготовки частей и их мобилизационной готовности (выделено мною. – Л.Л.) запрещались какие-либо перемещения в пределах западных округов[138]138
  ЦАМО РФ. Ф. 138. Оп. 2181. Д. 2. Л. 381.


[Закрыть]. Что же больше беспокоило Генштаб в это тревожное время? Выполнение планов боевой подготовки частей, утвержденных в начале учебного года, или боеготовность войск округов с учетом признаков подготовки Германии к нападению?

120-й гап убыл на артполигон в районе Обуз-Лесьна юго-западнее Барановичи 15 июня. Полигон расширялся. И личному составу полка пришлось корчевать лес, строить дороги, парки для размещения матчасти и техники, оборудовать лагерь для размещения подразделений. 21 июня работу приостановили. На воскресенье личному составу предоставили отдых, так как на 23 июня намечались боевые стрельбы.

На зимних квартирах в районе Коссово осталось ограниченное количество личного состава для охраны мест расположения подразделений и складов «НЗ». Специально выделенные командиры из 4-го дивизиона занимались начальной подготовкой мобилизованных под видом учебных сборов местных жителей. Однажды я со стороны наблюдал за занятиями с новобранцами. В это время над Коссово на низкой высоте пролетел самолет. Один из призывников под хохот остальных с криками ужаса бросился в ближайшую мелиоративную канаву, полную воды. Выяснилось, что этот солдатик так и не оправился от стресса, полученного в 1939 году во время бомбежки его местечка немецкими самолетами. Меня тогда удивило (и запомнилось), что довольно глубокие и широкие канавы в июне месяце были буквально до краев заполнены водой. Эта картина встала перед моими глазами, когда в немецких источниках мне стали встречаться постоянные жалобы на труднопроходимую местность вне дорог в Белоруссии.

Топовзвод штабной батареи полка во главе с его командиром лейтенантом Прокофьевым находился в Бресте в распоряжении командования укрепрайона и занимался выполнением топогеодезических работ по привязке огневых сооружений и изготовлению различных схем для штаба УРа. Одно отделение располагалось в городе в бывшем помещении дефензивы (польской контрразведки), остальные два – в крепости. Вечером в субботу 21 июня личный состав взвода на станции Брест погрузил в выделенный вагон вещевое имущество для полка. В числе других грузов в Коссово в сопровождении взвода отправили тысячу с лишним котелков для полка второй очереди. Оставшееся в крепости первое отделение должно было вернуться в полк с оставшейся партией имущества на следующий день.

21 июня в штабах немецких соединений Восточного фронта был принят сигнал «Дортмунд». К исходу этого дня сосредоточение и развертывание соединений вермахта, предназначенных для вторжения, было полностью закончено. С этого момента германские войска приступили к открытому выполнению ранее отданных приказов по осуществлению операции «Барбаросса». Остановить запущенную военную машину Гитлера уже никто не мог, никакие дипломатические ходы. На германской стороне границы началось выдвижение соединений первого эшелона армии вторжения на исходные рубежи для атаки. Скрыть это было уже невозможно, но немцев это уже не волновало. Начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Г. Блюментрит вспоминал:

«Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга, перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи международный поезд Москва – Берлин беспрепятственно проследовал через Брест <…>»[139]139
  Роковые решения/Блюмментрит Г. Феникс. 1999.


[Закрыть].

Ему вторит Гудериан:

«Тщательное наблюдение 21 июня за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе Брестской крепости, который просматривался с наблюдательного пункта, под звуки оркестра производился развод караулов. Береговые укрепления вдоль реки Буг не были заняты русскими войсками <…>. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности, чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в течение установленного времени»[140]140
  Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск: Русич. 1999.


[Закрыть].

Как только сгустились сумерки вечером 21 июня, солдаты 3-й танковой дивизии 24-го[141]141
  Здесь и далее номера корпусов вермахта в тексте будут отображаться арабскими цифрами, на копиях немецких карт, как принято в вермахте, римскими.


[Закрыть] мк погрузились на автомашины, мотоциклы, бронетранспортёры и танки и начали 20-километровый марш из района сбора на западный берег реки Буг, напротив Кодена (южнее крепости Брест-Литовск). 3-я и 4-я тд этого корпуса должны были одновременно форсировать реку и двинуться на северо-восток, обходя Брест с юга. Всю ночь с двух застав южнее Бреста пограничники докладывали, что за Бугом отмечается интенсивное передвижение немецких танков, автомашин и подразделений на конной тяге. 17-я и 18 тд 47-го мк выдвигались к границе для нанесения удара севернее крепости.

В субботний вечер 21 июня бойцы и командиры 4-й армии, прикрывавшей брестское направление, наконец-то получили возможность отдохнуть после напряжённой работы в течение недели. Все надеялись, что хоть в это воскресенье не будет учебных тревог. В клубах частей показывали кинофильмы. Командиры некоторых соединений, расположенных вблизи Бреста, решили посетить городской театр, где должны были выступить артисты московской эстрады. Отправились в Дом Красной армии в Кобрине на представление артистов Белорусского театра оперетты командиры и политработники управления армии, в том числе её командующий генерал А.А. Коробков и начальник штаба полковник Л.М. Сандалов. Но насладиться мастерством артистов им не удалось: около 23 часов обоих вызвал к телефону начальник штаба округа генерал В.Е. Климовских. Особых распоряжений не последовало, а о том, что нужно быть наготове, они и так знали. На всякий случай Коробков также вызвал в штаб ответственных работников армейского управления.

В Минске в субботу вечером также все было спокойно. Командующий округом генерал-полковник Д.Г. Павлов и его заместитель генерал-лейтенант И.В. Болдин в гарнизонном Доме офицеров смотрели комедию «Свадьба в Малиновке». Неожиданно в ложу вошел начальник разведотдела штаба округа полковник С.В. Блохин и, наклонившись к Павлову, что-то прошептал тому на ухо.

Из воспоминаний И.В. Болдина:

«Начальник разведотдела удалился.

– Чепуха какая-то, – вполголоса обратился ко мне Павлов. – Разведка сообщает, что на границе очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы»[142]142
  Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат. 1961.


[Закрыть].

Павлов и Болдин всё-таки досмотрели комедию. Позднее, уже арестованный генерал армии Д.Г. Павлов на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 22 июля заявит:

«Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что всё в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу»[143]143
  Ямпольский В.П. «Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937–1945 гг. М.: Кучково поле, 2008. С. 498.


[Закрыть].

Следователи почему-то не стали добиваться фамилии того, на кого ссылался Павлов. Этот человек (И. Сталин) в протоколах допросов многочисленных «предателей» и «врагов народа» обычно фигурировал под названием – «инстанция».

О том, что нападение произойдёт в ближайшие часы, стало ясно лишь после полуночи. В час ночи 22 июня западнее Волчина (35 км северо-западнее Бреста) через Буг переплыл немецкий солдат, который заявил, что в 4 часа Германия нападёт на СССР. Начальник заставы объявил боевую тревогу и немедленно доложил о перебежчике коменданту участка, а через него – командиру погранотряда. Последний о перебежчике и его заявлении сообщил в Белосток, в штаб погран-войск Белоруссии, и отдал приказ всем заставам – держать под ружьем до 75 % личного состава. В штаб 4-й армии эти данные тогда не попали из-за нарушения связи.