Текст книги "Блиндажные крысы"

Глава 15
Алекс Дорохов: рейд

Добравшись до пункта высадки, мы бросили уазик на произвол судьбы, резво отбежали от него метров на сто, затем выстроились в колонну по одному и направились к дальнему рубежу блокирования.

Радиостанции и ПНВ (приборы ночного видения) были выключены, мы двигались вполне первобытно, в гробовом молчании, держа в левой руке «флажок» путеводной веревки и «прислушиваясь» к малейшему ее натяжению.

Ну, что вам сказать про ощущения?

Темно, страшно, ни фига не видно, где-то впереди стрекочут «вертушки». Очень хочется включить ПНВ и как следует осмотреться. С непривычки постоянно спотыкаешься, о буграх и выбоинах никто из спереди идущих почему-то не предупреждает.

Нет, это все не то…

Это незначительные детали, а вот вам мое общее состояние: первые двадцать минут движения я невыносимо страдал.

Сразу после высадки непослушный организм зачем-то выдал лошадиную дозу гормонов, и от такого обилия я буквально задыхался, меня распирало изнутри не выплеснутой энергией, давление зашкаливало, казалось, я в любой момент могу лопнуть!

Шли мы вроде бы размеренным темпом, но я чувствовал себя так, словно только что пробежал километров пять с полной выкладкой и сейчас из последних сил добиваю завершающий круг.

В общем, было мне, ребята, очень плохо. Страшно хотелось все бросить, упасть и заявить идущему сзади меня Степе: да хоть пристрели меня, а дальше я не пойду!

Вот такой тихий ужас. Никогда ранее не замечал за собой таких приступов малодушия, а с тех пор как попал в команду, они случаются с завидной регулярностью (да почти что на каждой акции!). Если переживу сегодняшнюю ночь, надо будет потом обязательно обсудить это отклонение с доктором.

Страдал я таким образом, на грани жизни и смерти, без малого полчаса.

А потом мои страдания как-то самопроизвольно закончились. Организм прогрелся, привык, вработался в режим рейда, гормоны постепенно разбежались по нужным местам, да и размеренное движение тому способствовало (шли мы ровно, без рывков, можно сказать, монотонно), и стал я чувствовать себя сначала вполне сносно, а потом и хорошо, даже какую-то нездоровую эйфорию поймал.

Чувствовал я себя, ребята, не просто молодым, здоровым парнем, с автоматом на плече и двадцатью кило полезного груза за спиной, а полноправным членом команды профессионалов. И пусть сам я пока что отнюдь не профи, а скорее зрелый «чайник», но вскоре я обязательно стану таким же, как остальные члены команды. Я выложусь, я буду таким же, я буду… я буду!..

Я повторял это как мантру, ритмично, нараспев, и от этого у меня поднялось настроение и возникла та самая вышеуказанная эйфория (а тоже ведь отклонение, не к теще на блины идем!), в результате чего я выпал из обстановки и стал мурлыкать под нос в маршевом темпе We Will Rock You.

В этот момент путеводная нить резко дернулась, и я послушно рухнул наземь.

– Извини, упустил, – сказал Степа ровным тоном, словно бы сидел в кабинете и наблюдал за всем происходящим через камеру. – При постановке задач забыл дать команду «не петь». Персонально для тебя: не петь! Ни в голос, ни под нос. Задача ясна?

– Так точно!

– Гут. Встать.

Я послушно вскочил.

– Слушай, а что-то он громко упал, – заметил спереди вредный Юра. – Я услышал!

– Ну так какие проблемы? – разрешил Степа. – До рубежа не близко, можно потренироваться.

Я слегка попрактиковался в бесшумном приземлении и даже не подумал при этом роптать: все было правильно, получил по заслугам. По окончании экзерциций Степа меня напутствовал:

– Через километр у нас уже не будет возможности заниматься твоим воспитанием. Так что сделай одолжение, веди себя прилично. Вопросы?

– Никак нет!

– Гут. Продолжаем движение…

* * *

Двигались мы в следующем порядке: впереди Юра, за ним проводник, Спартак, я и в замыкании Степа. Шли, как и было сказано, в режиме радиомолчания, кроме общения на тему моего воспитания не было сказано ни слова, а все команды передавались посредством веревки.

Команд было немного, на инструктаже я их запомнил с первого раза. Резкий рывок в стойке – упали, тот же резкий рывок лежа или сидя – встали. Два коротких рывка – на колено, замри. Если натяжение – начинай движение, если лежишь и резкого рывка не последовало – ползи. Темп движения определяет ведущий, остальные подстраиваются под натяжение. В общем, все просто и легко запоминается. Единственно, с непривычки не сразу привыкаешь постоянно «прислушиваться» к веревке, но со временем приноравливаешься и начинаешь чувствовать ее как родную, как обязательное связующее звено между всеми членами команды. И – да, теперь я по-новому понимаю смысл выражения «идти в одной связке»…

* * *

По мере приближения к дальнему рубежу блокирования и вездесущим «вертушкам», нарезавшим круги над районом, о размеренном перемещении пришлось забыть, и мы стали двигаться в ритме вертолетного вальса. Заход, ближний разворот – сидим, отход, дальний разворот – перемещаемся.

Когда пара заходила на нас в первый раз, я, простите за фривольность, чуть было не обверзался.

Как всегда, в такие моменты меня одолевали сомнения: работает ли прибор, эффективен ли он? А ну как ничего не поможет – засекут, да как долбанут с ходу со всего обвеса – даже и не знаю, что у них там под консолями…

На собственно разворот заходили, казалось, прямо над нашими головами: было очень громко и просто дико страшно, продирало буквально до каждой косточки. Как всегда при пиковой ситуации, время резиново растянулось, мгновения стали тягучими и долгими…

И в этот момент ровный гул винтов разделился на фазы: я слышал каждый отдельно взятый оборот винта, каждый удар лопасти о воздух, как будто над моей головой злой самурай ритмично рубил ветер огромной катаной и постепенно приближался ко мне…

Однако и к этому привык: на третий раз даже и не вздрагивал. Воистину, человек – отлично обучаемое животное, быстро привыкает буквально к любым условиям и факторам.

* * *

Чем ближе мы приближались к рубежу, тем чаще приходилось падать и выжидать: расточительные военные регулярно вешали «светильники» (это такие осветительные ракеты на парашютах).

Метров за пятьдесят до рубежа мы сгруппировались для оценки обстановки и уточнения задач по предстоящему рывку. Минут десять Юра высматривал бреши в линии охраны, затем мы легли «ромашкой», головами к центру и шепотом посовещались.

Оказывается, «светильники» – это для нас очень здорово. «Забивка» приборов – и наземных и вертолетных, и частичное ослепление бойцов на постах (глаз не успевает адаптироваться к частой смене светового режима, к тому же скучающие бойцы зачастую смотрят собственно на свет, а не на обстановку) – осталось только ловить паузы и медленно перемещаться в то время, когда в небе не висит ничего лишнего.

Юра показал маршрут: небольшая ложбинка в створе между двумя постами. Мы еще минут десять полежали, пытаясь уловить систему в светооформлении, и не уловили. Константа была только в местонахождении: ракеты запускали из одних и тех же мест, очевидно, там располагались старшины с запасом. А по времени все было хаотично, никаких интервалов и даже какого-то намека на цикличность: всяк вешал свой «светильник» когда хотел, так что случалось, что две-три минуты была полная темень, а потом запускали сразу целый фейерверк – тогда на постах бойцы улюлюкали и всячески выражали одобрение по поводу красивой иллюминации. В общем, старшины развлекались.

– Внимательно «слушать» стропу, – предупредил Степа. – В следующую паузу начинаем движение…

* * *

Этот рубеж мы миновали без приключений. Падать вблизи пришлось дважды: в ложбинке между постами – на свет, и второй раз, метрах в двадцати за постами, но почему-то «по-темному» – в небе ничего не висло.

В ложбинке лежали совсем рядом с правым постом.

Пахло дешевым табаком и тушенкой, был слышен негромкий спокойный говор – кто-то из бойцов рассказывал анекдот, остальные тихо смеялись. Не было никаких признаков тревоги, настороженности или даже простой служебной сосредоточенности: бойцы вели себя естественно и непринужденно. Между тем буквально в нескольких шагах от них, в ночи затаился враг.

В этот момент я чувствовал себя ночным хищником, матерым волком, тихо крадущимся между группками ничего не подозревающих ягнят, которых он может легко убить одним движением.

Чувство это было новым и неожиданным, оно изрядно удивило меня. Со мной происходит какая-то трансформация, за последнюю неделю я открыл в себе столько нового, что просто диву даюсь.

Отдалившись от рубежа на относительно безопасное расстояние, мы сгруппировались для уточнения маршрута.

Тут Юра пожаловался:

– Ненавижу вэвэшников!

…и передал мне какой-то предмет.

– Сунь в мешок.

Я ощупал предмет – это была сигнальная мина, мне приходилось баловаться с такими на учениях.

– И чем тебе вэвэшники не угодили? – спросил Спартак. – Сколько доводилось пересекаться, нормальные ребята, по многим вопросам – лучше прочих.

– Вот за это и ненавижу. Все люди как люди, сядут на посты и давай бухать или дрыхнуть, вплоть до того, что могут к деффкам уйти – «свет» и патроны давно пропили, про «сигналки» вообще не слышали ни разу, в общем, можно в полный рост гулять мимо, а то и закурить попросить. А эти, гады… Светильники вешают ежеминутно – сами видели, службу несут, гады, да еще и обставятся со всех сторон собаками и «сигналками». Кстати, чуть не сдернул эту паршивую растяжку, еще сантиметр, и засветились бы! Хорошо, не бежали, вовремя почуял, что проволока на ноге.

Ну ничего себе… Мы были буквально в сантиметре от провала?! Я видел, как работают эти «мины»: если бы мы ее активировали, к нам сбежалась бы вся группировка.

– Собак пока не было, не сочиняй, – заметил проводник Гена.

– Ну, это пока, – уверенно пообещал Юра. – Подойдем к ближнему рубежу – будут.

Пока лежали, я заметил, что в вертолетном рокоте, к которому мы уже успели привыкнуть, что-то изменилось. Он словно бы поредел и разделился: один источник остался кружить над районом, а другой стал медленно отдаляться в северо-западном направлении.

– Одна «вертушка» улетела! – поспешно доложил я.

– Заправляться пошел, – спокойно отреагировал Степа.

– Я думал, они парой заправляются.

– Да, для нас это было бы здорово, – Юра хмыкнул. – Пока на заправку ходят, тут можно дивизию провести…

– Ну все, хорош валяться, – скомандовал Степа. – Встали, попрыгали, выдвигаемся…

* * *

По мере приближения к ближнему рубежу блокирования я вновь стал волноваться: издали, из разных мест, был слышен негромкий лай собак, что, сами понимаете, не сулило нам ничего хорошего. Кроме того, где-то впереди работали моторы, периодически доносились какие-то вопли через репродукторы и даже музыка, что невольно наводило на мысль: может, враги уже отловили наших оболтусов и на радостях гуляют?

Метров за сто до рубежа мы вновь сгруппировались для оценки обстановки и уточнения задач.

На ближнем рубеже было довольно шумно: сразу в нескольких местах работали дизеля, подающие питание на прожекторы, освещавшие периметр объекта. Метрах в двухстах правее нас, уже за линией рубежа, было заметно небольшое скопление техники. Полюбовавшись в обычный бинокль, Юра сказал, что там два БТР, ЗИЛ и КШМ.

– Очевидно, штабной резерв…

На периметре было заметно какое-то хаотичное движение. «Светильники» на этом рубеже никто не вешал, очевидно, в этом не было нужды.

Возможно, мы бы еще долго медитировали на подсвеченный периметр, но Степа внес неприятные коррективы: нужно торопиться, минут через десять-пятнадцать поменяется ветер. То есть будет дуть не от рубежа на нас, а наоборот, а это очень плохо, даже при наличии воняющих солярой дизелей.

Для рывка выбрали створ между постами в трехстах метрах левее нашего местоположения. На обоих постах не было собак, а на одном, ко всему прочему, гудел дизель.

Гена тоже одобрил этот маршрут: он сказал, что на периметре, в том месте, где мы будем заходить, сохранился фрагмент забора, высотой от «по колено» до «по х…» причем не строго в одной точке, а где-то на протяжении полусотни метров по кругу, так что есть варианты для маневров, если напоремся на тех, кто там сейчас праздно гуляет мелкими группами.

Решили, что рывок будем делать в две фазы. Сначала – до забора, там укроемся, если поблизости кто-то будет – переждем, затем рванем до здания заводоуправления, и уже там мы – «дома».

Степа сказал, что в любом случае придется гасить прожектор, иначе не пройти: периметр был очень хорошо освещен.

Я сумничал: если стрелять по лампе, в рефлекторе останутся дырки, при замене это обнаружится и станет ясно, что в районе работает диверсионная группа.

Степа хмыкнул, а Юра снизошел до пояснения:

– Ну, турист, ты даешь… Да по лампочкам только фулюганы во дворах стреляют, из рогатки! А приличные люди вот уже лет триста палят по кабелю, и попробуй потом определи по ночи, чем его перебило…

Сместившись в выбранном направлении и немного приблизившись к рубежу, мы приготовились к рывку.

Выждав момент, когда одинокая «вертушка» подошла на разворот, Степа принялся шлепать из «Вала».

Выстрелы были негромкими, но отнюдь не совсем бесшумными, спасибо, дизель работал, да и «вертушка» помогла – думаю, в полной тишине мы такой близкой стрельбой с большой вероятностью могли бы «сдать» себя.

Я подумал, что Степа изведет на прожектор половину боезапаса: темно, стрелял он без прибора (освещенный периметр исключал такую возможность), до рубежа – метров сорок-пятьдесят, попробуй, попади «на ощупь» по тому кабелю.

Степа, однако, «погасил» прожектор с пятого выстрела.

– Надо поторопиться, – скомандовал он, занимая свое место в походном порядке. – Все, ребята – двинули…

* * *

Между постами таки пришлось падать: какой-то деятель, озадаченный погасшим прожектором, подвесил «светильник».

Лежали, смотрели, как возле прожектора копошатся люди с фонарями, слушали ленивую перебранку на фоне работающего дизеля, и я опять смалодушничал: вот как сейчас не успеем, то-то будет здорово! Не хватало еще застрять тут, в створе между постами, когда до периметра – рукой подать…

Дождавшись, когда погас «светильник», мы почти бегом рванули к периметру и спустя минуту уже лежали за фрагментами бетонного забора.

Ну вот, почти что добрались. Остался один рывок, и, как сказал Гена – мы «дома».

Немного полежали за обломками забора, выжидая: прямо перед нами, в нескольких метрах, прошел патруль с фонарями, оживленно переговариваясь и волоча какого-то бедолагу.

Бедолага был пленен, но не раздавлен: он гордо орал на всю округу:

– Я свободный сталкер! Не имеете права!! Я буду жаловаться в Гаагский трибунал!!!

– Молчи, дурак, пока п… не дали, – напутствовал свободного сталкера один из патрульных и для убедительности вытянул его дубиной – сочная плюха и закономерный «ай, б…!!!» были слышны, наверное, за километр.

По-видимому, у патрульных было какое-то предубеждение против вышеназванного трибунала, то ли против свободных сталкеров – пока они не исчезли из нашего поля зрения, бедолага получил еще трижды.

– Это не наш, случайно? – обеспокоился Юра.

– Наших двое, должны держаться вместе и вести себя крайне скромно, – сказал Степа. – В любом случае, надо идти на объект и выполнять задачу…

Рывок до заводоуправления самую малость не задался.

Напомню, я шел предпоследним. Заходили мы через небольшой пролом в стене, так вот, когда я уже одной ногой был внутри, из-за угла вынырнули двое, с фонарями – и, по моему, заметили нас.

– Прилипли к стенам, – скомандовал в кромешной тьме Степа, вваливаясь последним.

Я прилип к стене и замер: снаружи доносился приближающийся топот. Вскоре у пролома раздались голоса:

– Может, показалось?

– Да нет, я говорю тебе – кто-то только что сюда влез!

– Ну давай, залезем, посмотрим. Страхуй, я первым пойду…

В проломе появился узкий сноп света и некоторое время шарил по противоположной стене. Не знаю, вполне возможно, они бы и не стали заходить внутрь, но через пару секунд луч света остановился на… дранном матрасе справа, в углу, на котором лежал лохматый человек в драной одежде!

– Какого х….!? – пьяно пробурчал человек, прикрывая глаза ладонью. – Иннна, я сплю!

– А-а-а! – обрадовался обладатель фонаря. – Вот кто тут шарахается! Заходим, Сань, у нас тут клиент!

Он влез в пролом и прямиком двинулся к человеку на матрасе. Его напарник далеко не пошел – забравшись внутрь, остался у пролома и повел лучом фонаря влево, по стене.

Я инстинктивно зажмурился.

Там наверняка стоит кто-то из наших, еще пара метров, и…

– Бац! – человек у пролома утробно хекнул и упал, выронив фонарь.

Черная тень метнулась к первому бойцу, послышался еще один глухой удар, и он тоже рухнул наземь, не издав ни звука.

– «Сквозняк» есть? – деловито уточнил Степа, гася поочередно оба фонаря.

– Да-да, – взволнованно ответил Гена. – Вот тут через дверь, потом еще пролом – и мы во дворе. А эти…

– Скоро очухаются, – успокоил Степа. – И будут долго разобраться, кто их так приложил.

– Иннна! – подтвердил человек на матрасе. – Дайте поспать, уроды!

– Ничего не берем, пусть погуляют в непонятках, – специально для Юры сказал Степа. – Гена, веди, надо шевелиться.

Пройдя за Геной по заводоуправлению, мы зигзагами преодолели довольно большую площадь, сплошь заваленную кучами бетона с торчащей арматурой, и финишировали у первого цеха.

Здесь никто не гулял. Вообще, все движение, насколько я заметил, осуществлялось именно по периметру, соваться вглубь никто не пробовал: то ли ввиду поставленных задач, то ли из чувства здоровой осторожности.

– Ну, все, мы «дома», – с облегчением констатировал Гена. – Немного передохнем и можно начинать работать. Жалко только, что «нейтрала» подставили. Очухаются – убьют ведь…

* * *

Завод был огромен, мрачен и тих. Мне он показался небольшим прифронтовым городом, затаившимся в преддверии нашествия безжалостных оккупантов. Еще у меня возникла мысль, что за ночь мы ничего не успеем сделать – разве что обойти пешком некоторую часть этой гигантской территории.

Я полагал, что по заводу мы будем перемещаться так же, как между рубежами блокирования: с рывками и падениями и веревкой в руке. Однако у моих коллег на этот счет было другое мнение. Нет, гопака мы не отплясывали и «Уй ты Русь моя родная…» хором не пели, но двигались в полный рост, без походного охранения, спокойно переговаривались вполголоса, а если и затаивались ненадолго, то только перед проверкой очередной «нычки», чтобы не спугнуть искомых оболтусов.

«Живность» на заводе присутствовала.

Кое-где мы натыкались на скрывавшихся в темноте людей, которые при нашем появлении замирали, надеясь, что мы их не заметим, либо торопливо удалялись прочь. Попадались и бесшабашные пьяные камрады, которым было все сугубо фиолетово – наподобие кудлатого типа в заводоуправлении – они либо мирно спали, не реагируя на наше присутствие, либо вольготно упоминали некую пани Инну.

Агрессоров мы не встречали: то ли они отсутствовали, то ли, завидев довольно основательную группу, спешили заблаговременно убраться подальше.

Наш проводник явно стоил даденных ему денег. Без него нам бы пришлось здесь очень туго. Несмотря на то что нам накануне дали ознакомиться с планом, сами мы не обнаружили ни одной «нычки», Гена безошибочно водил нас от точки до точки, по схеме, которая надежно застряла в его голове, и каждая следующая «нычка» была для нас (во всяком случае – для меня) полной неожиданностью.

В течение первого часа пребывания на объекте мы успели проверить одиннадцать «логичных нычек» и три «нелогичных» (т. н. нычек-нычек). «Нелогичные» проверяли не специально, а просто потому, что они попадались по пути – на всякий случай.

Чуть в стороне от промежуточного сектора между первым и вторым цехом – в заводской столовой – нас поджидало крайне неприятное открытие.

В этой столовой было три «нычки», и все – «логические». Стояла она несколько наособицу, вне основных секторов, намеченных нами для проверки – ближе к периметру, и мы решили завернуть туда и проверить по ходу, чтоб потом не возвращаться.

В столовой были люди… но отнюдь не бесшабашные пьяные камрады или безмолвные обитатели руин, которые при виде нас стремились убраться подальше.

Это была вооруженная группа, заметили ее благодаря чуткому Юре, который неотступной тенью следовал за проводником и вовремя подал сигнал.

Заметили, сдали назад и затаились, рассредоточившись в боевой порядок на случай внезапного открытия огня.

Люди в столовой вели себя по-хозяйски. Несколько неярких фонарей деловито обшаривали стены, кто-то неспешно и обстоятельно докладывал по рации. Осторожно поднявшись на кучу битых блоков, Юра, насколько это было возможно, рассмотрел их в обычный бинокль.

Через пару минут они исчезли. Явным образом никуда не выходили, но движение в столовой прекратилось, и все стихло.

Немного выждав, Юра прокрался к столовой, проверил, затем вернулся и доложил:

– Пусто. Как сквозь землю провалились…

Расспросив Гену о коммуникациях под столовой, Степа сделал вывод:

– Плохие новости, ребята…

Степа пояснил, что враги, скорее всего, запустили «нижние» команды для отработки коммуникаций. Возможно, у них есть «родной» план завода. По логике, эти команды должны проверять коммуникации на проходимость и соответствие плану. Если этих команд много, к утру все коммуникации будут «оконтролены». Делается это просто: нарезаются сектора – наподобие того, как это сделали мы – по мере проверки в каждом выставляется наряд-патруль-камера, чтоб «живность» не шарахалась с непроверенного на проверенный участок.

– Так что, бойцы, томная прогулка закончилась. Дальше двигаемся по-боевому и смотрим в оба.

Тут Степа выдвинул претензии к проводнику: тот вроде обещал, что сразу по заходу опросит каких-то своих корешей насчет «неофитов» – и не опросил.

– Кореш во втором цехе, – стал оправдываться Гена. – Как дойдем, сразу спросим. Просто по пути проверяем все что под руку подвернулось, чтоб потом не возвращаться. Нам, кстати, осталась столовая – и сразу во второй цех. Столовую пойдем проверять?

Степа сказал, что пойдет один Юра, чтобы не шуметь толпой. Гена популярно объяснил, где находятся нычки и люки, и Юра убыл на разведку. Вернувшись, он сообщил, что нычки пустые, а люки вроде бы «молчат» – активность снизу не прослушивается.

После этого мы разобрались в боевой порядок и пошли во второй цех.

* * *

В кладовой второго цеха было оборудовано совершенно секретное логово местного авторитета Швондера: он когда-то работал на этом заводе, в этом же цехе, а теперь тут же бомжевал, но с какими-то невнятными привилегиями.

Швондер не спал. Он читал книгу при свете керосинки, возлежа на старом продавленном диване. Ему очень не понравилось, что Гена притащил посторонних людей, и поначалу отказался откровенничать, даже за деньги (Гена предложил ему тысячу).

– Мне эта бумажка пригодится только послезавтра, – пробурчал он, сверкнув в тусклом свете керосинки железными зубами. – Я только послезавтра в люди вылезу…

А мне бы что-нибудь сейчас… У вас есть что-нибудь – сейчас?

– И что мы можем дать тебе прямо сейчас? – обескураженно спросил Гена.

– Ну-у-у… – Швондер задумался. – Что-нибудь вкусненькое… У меня от денатурата и собачатины уже желудок опух… У вас есть что-нибудь вкусненькое?

Юра, не раздумывая выдал ему на растерзание свой персональный бутерброд с колбасой.

Вот это, скажу я вам, был жест. Никогда не думал, что наш прожорливый мелкий бес добровольно расстанется со своей пайкой.

– Оумррр! Упфф…

Бутерброд Швондера впечатлил. Громко чавкая и ухая от удовольствия, он тут же поделился свежими новостями: в районе мастерских третьего цеха люди видели двух чужаков. Молодые, совсем пацаны еще, «необстрелянные», нездешние, прибыли совсем недавно. Скорее всего, остановились в берлоге Дизеля.

– Не понял, – удивился Гена. – Это кореша Дизеля?

– Дизель сдох. Два дня тому назад… – без эмоций пояснил Швондер. – А берлога у него, сам знаешь – оторви да брось. Не берлога, а проходной двор. Ну и не занимает пока никто, никому она не нужна…

– Поня-ятно, – задумчиво протянул Гена. – Очень интересный вариант… Ну, спасибо тебе, выручил.

– Это тебе спасибо. Колбаса была – ну о-о-очень вкусная! И – сегодня. Тысяча, конечно, это хорошо, но – послезавтра. А колбаса была сегодня… Вкусная… Спасибо!

Нет, это мне спасибо. Это моя колбаса! Что бы вы, вообще, без меня делали…

* * *

Распрощавшись со Швондером, мы коротко посовещались. Гена сообщил, что в районе второго цеха – в собственно помещениях цеха, во дворе, и в конвейерном зале – почти два десятка «логических нычек». По идее, второй цех – это основной объект наших ночных поисков. Однако Степа сказал, что разумнее будет прямиком топать к третьему цеху и смотреть берлогу Дизеля, а если там никого не будет, тогда уже возвращаться сюда. На том и порешили.

До третьего цеха дотопали вполне благополучно, но несколько нервозно. Теперь любой встречный силуэт во мраке ночи воспринимался уже не так безобидно, поскольку это с равным успехом мог быть и местный обитатель, и боец одной из «нижних команд».

Гена сказал, что в мастерские лучше заходить со стороны периметра: по цеху идти не стоит, там полно ржавого железа, если кто-то ненароком заденет, в берлоге могут услышать. Довод был принят во внимание и нам пришлось давать основательный крюк, огибая огромное здание со стороны периметра.

По прибытии на место мы остались во дворе, а Гена пошел смотреть, как там поживает берлога Дизеля.

– Интересно… – сумничал я. – Дизель – это не брат Дизеля?

– Какого Дизеля? – не понял Юра.

– Который «Форсаж» и «Риддик».

– Тупой юмор, – неожиданно поругал меня Юра. – Совсем не смешно. Человек умер.

– Не понял… – опешил я. – А нам какое дело до этого человека?

– Молчи, дурак, – приблизившись ко мне, горячо прошептал на ухо Юра. – Если кто умер, в том месте до сорока дней нельзя про него шутить и плохо говорить!

– А иначе что?

– Иначе п… тебе настанет, – Юра с беспокойством оглянулся, как будто боялся, что этот самый п… наступит прямо сейчас, и не мне, а всей команде разом. – Слышь, ты не шути так, ну его в ж…

– Ладно, не буду.

Да уж, шиза косит наши ряды. Головорез Юра, спокойно работающий в амплуа мясорубки во вражьем бункере, боится духов? Это как минимум забавно…

* * *

Гена вернулся через пару минут, весь из себя взбудораженный и радостный, и поделился с нами результатами первичного осмотра.

Берлога Дизеля – это небольшое помещение в подвале, там есть железная дверь – старая, проржавевшая насквозь, но на довольно прочной раме, изнутри запирается на задвижку. Так вот, сейчас дверь заперта, и через щели виден тусклый свет. То есть там кто-то есть.

– А чего ждем? – не понял Степа. – Пошли, пообщаемся?

Гена объяснил особенность берлоги Дизеля: там даже не люк, а целый провал в коммуникации, заложенный сверху досками. Если спугнуть тех, кто там сейчас сидит, они просто отодвинут доски, спрыгнут в этот провал и убегут по трубе. И показал, куда выходит туба – почти в центре двора находился люк без крышки.

– Хорошо, давайте так, – Степа хлопнул меня по плечу. – Мы выставим блок, а вы идите общаться. Побегут – перехватим.

– Я видел, вы укладывали инструмент, – сказал Гена.

– А зачем инструмент?

– Дверь там довольно крепкая. Они наверняка не откроют, выбивать ногами будет долго и шумно. А если разом отжать, в двух местах, успеем вломиться быстро: если они спят, то даже не успеют понять, что происходит.

Инженер забрал мой мешок и достал инструмент. Степа попросил уточнить, что там под люком в центре двора.

– Довольно большой коллектор, круглый, в него выходят пять труб, – как по-писаному отбарабанил Гена. – Две проходные, один «ракоход», две – никакие. Нормальная лестница, внизу не река, но влажно, осадки были. Если побегут – то по той трубе, что справа от лестницы. Если пробегут до того, как успеете спуститься, – сразу лезьте в «ракоход», это прямой путь, быстро выпадете в другую трубу, в рост сечением, она там петлю делает. Все понятно?

– Эмм… – Степа призадумался. – Ни фига не понятно, но на месте разберемся. Значит так: сразу не ломитесь, как подойдете, оцените дверь, тихонько примерьтесь, прикиньте, что к чему. В общем, подождите пару минут: нам осмотреться надо. Все, разбежались…

Коллеги с проводником пошли в мастерские, а мы со Степой выдвинулись к люку посреди двора.

Несмотря на то что отсюда до периметра было довольно далеко, мы приняли некоторые меры предосторожности. Напомню: по объекту шарахались «нижние команды» противника и встреча с ними в наши планы не входила.

Степа немного послушал люк, затем мы тихо отошли в сторону и пошептались:

– Не пойму… Какие-то фоновые шумы… Но невнятные, не определить, что это… Пойдешь первым – «пустышкой».

«Пустышка» – это значит гражданский чайник без оружия, я помню.

Думаю, вы меня понимаете: «пустышкой» идти я не хотел.

– Степа, как – «пустышкой»? А вдруг там внизу – ЭТИ?

– И что ты с ними сделаешь? Положишь всех одной очередью с лестницы? – Степа хмыкнул. – Ты не дрейфь, влет тебя валить никто не будет. У них другие задачи. Тебя сначала рассмотрят, поговорят с тобой, спросят, как звать, – это если ты будешь пустой. А если со стволом прыгнешь, может выйти по-всякому. Так что распрягайся: «разгрузку» и ствол оставь здесь.

– А если…

– Если там кто-то есть, с момента обнаружения считай до десяти и падай: желательно ближе к стене и ничком, даже если личиком в воду. Ты понял?

– Да. До десяти, и – ничком.

– Молодец. Все, пошел…

Я переложил в карман фонарь из разгрузки, подошел к люку, перекрестился и полез…

* * *

Колодец был довольно глубокий. Снизу пахло гнилью, было слышно, как мерно плещется вода. Лестница в самом деле была вполне приличная для таких старых коммуникаций, и вскоре я благополучно достиг дна.

Плюхнувшись в воду по щиколотку, я достал фонарь и хотел было его включить, но в этот момент меня разом ослепили сразу несколько чужих фонарей.

– Руки в гору! – негромко, но властно рявкнул кто-то из-за вражьей стены света.

Я поднял руки и стал считать:

Раз…

– Еще один горе-сталкер? – спросил кто-то. – И чего вам не спится, идиотам? Какого хрена вы тут шарахаетесь?

В это время меня обшаривали и обхлопывали чьи-то крепкие руки: я был ослеплен, часто моргал, пряча глаза от света, и ничего не видел.

Что удивительно: мне ни капельки не было страшно. Люди, обыскивавшие меня, даже не потрудились предположить, что я могу гулять тут не один. Между тем сверху у люка затаился страшный ночной хищник, и участь этих «нижних» уже была предрешена. Не поверите, но в этот момент я их всех пожалел – заблаговременно.

– Пустой, – доложил обыскивавший.