Текст книги "Блиндажные крысы"

Глава 7
Алекс Дорохов: нелегал

Учреждение, в которое меня доставили соратники, было вполне под стать моему сиюминутному состоянию. Это была какая-то контора в полуподвальном этаже, насквозь серая и мрачная, обшарпанная, изрядно захламленная и как минимум целый век не видевшая ремонта. Про такие понятия как кабинеты и служебные помещения местным товарищам сообщить забыли: здесь был один огромный зал, разделенный невысокими перегородками (мне по плечо) на рабочие ячейки и секции, между которыми, несмотря на выходной день, деловито мигрировали сотрудницы – ни одного мужчины я не заметил, были только дамы среднего возраста. Повсюду высились стопки папок – на стеллажах вдоль стен, на столах, тумбах и подставках, и просто сваленные в кучу на полу между ячейками. Короче говоря, папок было неимоверно много, и на каждой красовалась надпись «Дело №…».

Интересно, что это за учреждение такое, деловитое во всех отношениях? Кругом дела, несмотря на 1 мая и субботу – рабочий день, черт знает что такое…

В одной из ячеек, неподалеку от входа, нас поджидали Ольшанский и доктор. Лицо доктора, читавшего что-то с экрана своего планшетника, выражало умиротворение и благость, а Ольшанский, с потухшей трубкой в зубах игравший в «сапера» на служебном компьютере, был сосредоточен, хмур и бледен.

– А вот и наш гулящий лейтенант, – безрадостно поприветствовал Ольшанский, тыкая в мою сторону мундштуком трубки. – Почему такой бледный? Пытали?

– Вы тоже бледный, – я плюхнулся на заботливо подвинутый доктором стул.

– Я – это неактуально, – отмахнулся Ольшанский. – Сейчас мы все сконцентрированы на тебе. Сеанс связи с Вованом состоится через двадцать минут, так что времени полно, излагай не спеша, со всеми подробностями.

Излагать не было никакого желания. Мне бы испить чайку, да завалиться поспать, вот это было бы здорово. Однако, подозреваю, что ни то, ни другое сейчас недоступно.

Доктор, верно оценив мое состояние, произвел беглый осмотр, прощупал пульс и уточнил:

– Наркоанализ?

– Угу, – подтвердил я. – Теперь – всё? Необратимые эти… как их…

– Не так страшен черт, как его малюют, – успокоил доктор. – В вашем возрасте это не летально. Про аллергию на барбитураты спрашивали?

– Угу.

– Ну и ладненько. Значит, вводили стандарт, это не чревато. Голова тяжелая, сухость во рту, жажда, тошнота?

– Угу.

– Ясно. Нам бы сейчас чайку, а потом поспать вволю – и все стабилизируется.

Вот это молодец, сразу влет все вычислил.

– Насчет поспать не обещаю, а чайку – запросто, – Ольшанский возвысил голос: – Аня Викторовна!

Тотчас же из неподалеку расположенной ячейки выплыла дородная дама с огромными красными бусами и состроила умилительную мордашку.

– Организуйте нам чайку с чабрецом, да побольше – мне тоже не помешает.

– Сию минуту, Сергей Петрович!

Ага, значит, Ольшанский здесь либо начальник, либо очень уважаемый товарищ, даже «пожалуйста» не сказал. Это что, какой-то подпольный (в буквальном смысле) филиал СКП?

Искусно исполненный чай меня слегка взбодрил, и я ответил на все вопросы Ольшанского. Благо напрягаться для этого не пришлось: наш рыцарь синего мундира словно бы сам побывал в учреждении, где меня недавно мытарили – он безошибочно называл последовательность, так что мне оставалось только утвердительно мычать и угукать. Все концептуальные вопросы, что задавали мне во время допроса, он также предвосхитил, из чего я заключил, что не особо-то и нужен коллегам: они и так в курсе всего, что со мной случилось.

– Так я и думал, – удовлетворенно пробурчал Ольшанский в завершение беседы. – Даже неинтересно, ничего нового, никаких вывихов, все по избитой стандартной схеме.

– Ну, так оно и к лучшему, – поправил его доктор. – Легче работать.

– А где инженер? – спросил я.

– Решает квартирный вопрос, – ответил доктор.

– Ню-ню…

Да кто бы сомневался! Хитрая эгоистичная скотина. Чудовище. В то время как надо вкалывать, оно валяется в стельку пьяное. Когда команда под ударом, можно сказать – судьба решается, оно решает какой-то шкурный квартирный вопрос. Короче, горбатого могила исправит.

– Он решает ваш квартирный вопрос, – хмыкнув, уточнил доктор, умудрившись прочесть подоплеку в таком скверном источнике информации, каковым сейчас являлся мой мутный взгляд.

– Наш? У нас проблема с квартирами?

– Да, у вас проблема, – доктор кивнул на Степу с Юрой. – Если основная гипотеза подтвердится, вам троим придется экстренно съезжать на нелегал и какое-то время где-то жить.

Вот оно как… Ну что ж, в очередной раз подумал про человека плохо. Впрочем, мне сейчас простительно, после всех этих психоделических экзерциций я немного не в себе.

До сеанса связи с шефом оставалось несколько минут, спать мне не предлагали, так что я решил потратить время с пользой и занялся любимым делом: стал задавать глупые вопросы умным людям.

Вот они, эти вопросы:

– Насколько серьезно подставились Степа с Юрой, выдернув меня из крепких объятий Службы?

– Почему арестовали именно меня и никого другого из команды?

– Кто мне звонил в архив?

На все вопросы ответил Ольшанский:

– В архив звонил я. По твоей внезапной изоляции… Ну, я и Сёма – люди известные и очень вредные, если нас взять, вони будет немерено. Степа с Юрой люди опасные и неудобные: просто так к себе не подпустят, а если подпустят, то при задержании могут легко образоваться лишние трупы. Ты у нас – слабое звено. Неизвестен. Неопасен. А знаешь ровно то же, что и остальные члены команды. Вывод делай сам. Теперь по степени вины и соучастию: злодейское нападение на представителей власти с причинением вр. здор. разной степ. тяж. и орг. поб. из-под стр. – да, вы все трое преступники. Кстати, спасибо, что напомнил…

Тут Ольшанский достал телефон и принялся с кем-то общаться. Через минуту он поблагодарил собеседника, вполне удовлетворенно присвистнул в свою трубку (не телефонную, а ту, что с табаком) и резюмировал:

– Да, умалчивать не стали, инцидент прошел по инстанции как нападение и побег, везде доложено, принимаются первичные меры. Внимание, плюшка: в розыск подают всех троих. Здорово, да? Вы там что, на месте преступления визитки оставили?

Последний вопрос был адресован Степе и Юре. Степа пожал плечами и лениво зевнул, а Юра глумливо хмыкнул.

Между тем это очень актуальный вопрос: после столкновения Никита сотоварищи были очень заняты, рассматривать, кто там меня вынимает из машины, им было явно недосуг.

– Ааа! – озарился я. – То есть они предполагали, что… эмм… умм…

– Живость ума не утрачена, – похвалил доктор. – Это хорошо. А рассудочно-речевая связь со временем восстановится, это не фатально.

По наплевательской реакции наших боевиков я сделал вывод, что ничего страшного не произошло: это, видимо, какие-то аппаратные игры в поддавки. Наверное, Домовитый встретится с начальником тех, кто меня «принимал», выпьют коньяка и все утрясут. А как иначе? Никогда не поверю, что все на самом деле обстоит именно так, как только что озвучил наш злой прокурор. Судя по тому, что звонил в архив именно он (вот уж не ожидал от такого солидного камрада!), нетрудно вывести резюме: наш плешивый гений сыска – большой любитель некорректных шуток.

У меня был еще четвертый вопрос, сугубо личного характера, и касался он недавно испытанного мною состояния.

– Доктор, скажите… А это… Гхм… Вот – клаустрофобия. Раньше – никогда в жизни, и вдруг… Как-то так – шарах! Ну просто жуть какая-то, это было что-то… что-то…

Тут я покраснел. Нет, не из-за сиюминутного своего косноязычия – хотя тоже неслабый повод, я вообще-то парень речистый, переговорить могу кого угодно. Просто я вспомнил обстоятельства, сопутствующие этому приступу, и мне стало неловко: доктор у нас умник, но догадается ли он не задавать лишних вопросов на предмет выяснения некоторых пикантных подробностей?

– Был острый приступ клаустрофобии? – деловито уточнил доктор. – А до этого никогда такого не случалось?

– Так точно.

– Важное уточнение: доводилось ли ранее находиться в условиях, провоцирующих клаустрофобию? Кладовка из детства, сломанный лифт, узкий проход, пещера…

– В лифте пару раз застревал. Раз с приятелем, другой – один.

– И как?

– Ничего. Когда один был, пришлось торчать долго, даже поспал. Нет, никаких приступов.

– Ясно. А здесь, очевидно, было так: тесная кабинка, обитая изнутри мягким материалом, без каких-либо выступов-выпуклостей, поверху – отверстия для поступления воздуха…

– Доктор, вы как будто сами там побывали!

– То есть все так и было?

– Совершенно верно.

– Паническая атака, навязчивые идеи, пугающие ассоциации?

– Ну, в общем… Да, и паника и… эмм… казалось, что меня похоронили заживо, и…

– Что?

– Ну, как будто кто-то там, наверху, сидит возле могилы и слушает, как я беснуюсь от ужаса… и получает от этого удовольствие.

– Все понятно, – кивнул доктор. – Инфразвуковой стакан.

– Да, «стакан» – такое понятие фигурировало… Но – инфразвуковой? А какой смысл? С какой целью?

– Стандартная процедура, – успокоил меня доктор. – Нередко предшествует наркоанализу – это своего рода предварительная подготовка. Никаких пыток. Никакого насилия. Все стерильно и вроде бы гуманно.

– В гробу я видел таких гуманистов, – злобно пробурчал я. – Посадить бы их самих в этот стакан – я бы на них посмотрел.

– Ну, насчет следователя не скажу… Но врач, сопровождающий процедуру, – он через это прошел, причем неоднократно, вот это я могу вам гарантировать на сто процентов.

– Почему вы так думаете?

– Я не думаю, – мягко поправил доктор. – Я это знаю совершенно точно. Врач, который с вами работал, он должен в мельчайших подробностях представлять, что чувствует пациент. Это делается не в угоду врачебной этике, а для абсолютной уверенности в результативности процедуры…

После такого объяснения у меня возникло подозрение, что наш доктор – человек интеллигентный и вроде бы добрый – сам принимал участие в такого рода процедурах. Вообще, я очень мало знаю о своих коллегах, мы работаем вместе меньше недели, а рассказывать о себе они не торопятся, так что приходится открывать каждого из них постепенно, исподволь, мелкими дозами вытягивая информацию при любом удобном случае…

* * *

С Домовитым общались по «скайпу».

Памятуя о предупреждении насчет дурацких вопросов, я сам напряг извилины и сделал вывод, почему именно так, а не лично или посредством телефонной конференции. Человек занятой, выезжать в народ ему некогда, а тащить всю толпу к себе – проблемно, с их жахнутой на всю голову системой проверок и пропуска через эти козлячьи «смотровые».

Рискуя прослыть идиотом, не могу, однако не признаться: по наивности своей я полагал, что беседа с шефом поставит жирную точку во всей этой неприятной истории. Пожурит, ободрит, пальчиком погрозит – ай-я-яй, не делайте так больше, мерзавцы, а в завершение скажет: расслабьтесь, парни, я эту проблемку решил, так что с вас бутылка коньяка, а теперь можете разбегаться по домам и отдыхать – заслужили. Ну а завтра с новыми силами приступим к выполнению непосредственных обязанностей, займемся наконец-то тем, для чего нас и создали…

Домовитый был не в своем кабинете, и непонятно, в кабинете ли вообще: в помещении было темно, где-то поблизости громко играла совершенно дебильная музыка – «Сосущие», «Хрустящие», или «Импотенция» – в общем, черт поймешь, они для меня все на одну ноту – в итоге шеф едва ли не жевал микрофон и получались щелчки, треск и шумы.

Я думал, он хотя бы слегка обрадуется, поприветствует меня: все-таки блудный пипл из пенатов прибыл, мытарства испытывал за всю команду. Увы, если эмоции и были, то отнюдь не в мою сторону: Домовитый был озабочен, хмур, и я бы даже сказал – испуган, он периодически озирался и вообще вел себя беспокойно.

– Ну-ка, покажите героя.

Камера у нас была плохонькая, приходилось ее постоянно крутить, крупным планом все не влезали.

– Ага, вижу. Теперь Петровича. Есть, понял. Петрович, давай по-быстрому…

Ольшанский четко и коротко доложил о моих мытарствах: я бы сам, наверное, мямлил бы бесконечно долго, а со временем, я так понял, у шефа были проблемы.

– Понял, спасибо… Герой! Есть, вижу. Слушай, герой, ты мне вот что скажи: про архив что-нибудь спрашивали?

– Про какой архив? – я без злого умысла притормозил – ей-богу, кроме как «Архив Смерти» (это кино такое, если кто не в курсе) на ум ничего более не приходило.

– Ну, блин… Про архив, в котором ты был на момент задержания! – раздраженно напомнил Домовитый.

– А-а, понял! Нет, про архив разговора нет было.

– Совсем? Никаких упоминаний?

– Никаких.

– Про то, для чего ты туда пришел, про то, что ты там делал – вообще ни слова?

– Вообще ни слова. Их этот вопрос совершенно не интересовал.

– Семен!

– Тута, – доктор направил камеру на себя.

– Сёма, он все помнит? Не может быть такого, чтобы после ЭТОГО – какие-то провалы, амнезия, ну, я не знаю, что там еще…

– Избирательно – вполне может быть. Но не в его случае. Он все прекрасно помнит, функциональных расстройств я не наблюдаю.

– Герой!

– Здесь я.

– Значит, ты на сто процентов гарантируешь, что про архив не было сказано ни слова.

– Ну я же сказал вам…

– Гарантируешь?

– Гарантирую.

– Ну, слава богу! – Домовитый сразу как-то расцвел – повеселел, расправил плечи и приободрился. – Ну, а остальное – мелочи жизни. Петрович!

– Слушаю.

– Значит так: у нас никаких изменений. По происшествию вообще ничего не знаю, давай, сам там – добывай, выясняй, держи меня в курсе. Ну и, работайте, как договорились. Тут сейчас так: или мы их уработаем, или они нас. Третьего не дано. Так что, отдыхать некогда, засучиваем рукава, и за дело. Все, ребята, если вопросов нет, побежал я.

Не понял, это что, вообще, было?!

Нам вроде бы обещали сеанс связи с шефом – человеком, который по нескольку раз на дню общается с Самим и может одним движением решить любой вопрос независимо от категории сложности. А что делает шеф? Он выпытывает совершенно никчемные детали, а о деле не сказал ни слова. Замечательно!

Меня такой сеанс связи поверг в оторопь: полагая, что чего-то недопонял или упустил ввиду своего нетипичного состояния, я буквально крикнул, боясь, что шеф сейчас удерет:

– У меня вопрос!

– Герой проснулся, – Домовитый недовольно скривился и демонстративно посмотрел на часы. – Я уже и забыл, что у нас есть любитель засыпать начальство вопросами. Слушаю тебя, только давай побыстрее – ты же видишь, у меня тут некомфортная обстановка и времени в обрез.

– А когда вы будете решать по нам?

– Решать по вам… По вам – в смысле? – Домовитый тоже притормозил – совсем как я, то ли сделал вид, что не понял вопроса, то ли в самом деле не понял.

– Ну… Вы же имеете доступ к Самому, верно? Можете запросто зайти и сказать все как есть – и одним движением решить вопрос, чтоб все это прекратилось…

– Что именно прекратилось?

– Ну… Розыск, положение наше – что мы, типа, преступники…

– А, вот ты про что! – прозрел Домовитый. – Да, доступ имею. Но толку от этого не имею – скорее, один вред… В общем, специально для тебя: нас законсервировали, дали команду приостановить любую деятельность. Де-факто и де-юре нас сейчас вроде бы и нет. Решать вопрос по вам я не буду: не из вредности, а ввиду отсутствия таковой возможности. Саша, не мой формат перед тобой оправдываться, но все равно скажу: ты как себе это видишь? Там мои башибузуки угробили четверых сотрудников в больнице – один еле дышит, трое – намертво, чуть было не взорвали режимный объект и подвергли при этом опасности жизнь более полусотни человек, ухайдокали целую толпу, в то время как в принципе, с имеющимся массивом данных, можно было решить все это «поверху», по кабинетному, аппаратно, одним словом! И в конечном итоге организовали побег из-под стражи с нападением на представителей власти, но давайте мы им все это простим, выдадим ордена, и пусть себе трудятся дальше! Вот так, да?

– Ммм… – у меня даже слов не нашлось в ответ на такую нелицеприятную тираду.

– Саша, не мычи, это не поможет. Я тебе скажу: нет, я не буду подходить к Самому с такими дикими просьбами. И ни один даже самый конченый самаритянин не будет этого делать, потому что это не просто бессмысленно, но и опасно – и для меня, и для всех вас.

– И что нам теперь делать? – от великой растерянности я этот вопрос не проговорил, а буквально проблеял, с высоким тремоло в первом слоге слова «делать» – Юра за моей спиной не удержался и хрюкнул от удовольствия.

– Как что? Я же сказал: или мы их уработаем, или они нас. Работать! Спрятаться, как следует, и работать, вкалывать, выкладываться, пока есть смысл. Потому что по прошествии некоторого времени – при отсутствии результатов, этот смысл пропадет и все останется как есть, в первую очередь это касается вашего статуса врагов общества.

– Что значит – «прятаться и работать»?! Это какая-то метафора, что ли?

– В общем, Саша – все, время кончилось. Там вокруг тебя специалисты и попрятаться, и поработать, так что обстоятельно во все посвятят. Работайте. Теперь у вас есть очень веский стимул: надо очень быстро и искрометно поработать сейчас, иначе потом придется медленно и печально работать в рудниках до конца жизни. Все, удачи.

И отключился, вельможный негодяй.

Вот так ни… Что за… Какого…

Мой пришибленный психоделическими трюками мозг не дал мне взорваться тысячами эмоций, но в помутненном сознании четко зафиксировалось отчаяние.

Это что же получается…

То, что сказал Ольшанский про наш статус «преступников» – это не шутка?!

Листья дубовые падают с ясеня – вот ничего себе так ничего себе!!!

Теперь тот факт, что шеф не стал встречаться с нами очно-лично интерпретируется несколько иначе и в полном соответствии с форматом ситуации: все просто, ребята, мы – преступники, и общение с нами его скомпрометирует.

Между тем в поведении моих коллег абсолютно ничего не изменилось: они все восприняли как должное, и, как мне показалось, на страшное резюме по нашему статусу вообще никак не отреагировали.

– Саша, я вижу вы в шоке? – сочувственно спросил доктор.

– Эмм… Да, в нем самом. Я даже не знаю, как теперь…

– Как теперь жить? Саша, не волнуйтесь: мы рядом, поможем, подскажем, подсобим – одним словом, пропасть не дадим. Мы живы-здоровы, не в каземате, имеем свободу для маневра, и, что немаловажно, у нас есть рабочая гипотеза. Так что ничего страшного не произошло, поверьте мне, бывают ситуации значительно хуже этой. Верно я говорю, коллеги?

Ольшанский зачем-то хмыкнул, по-моему, совсем не в тему, а Юра со Степой согласно кивнули.

Ну да, для таких головорезов это действительно мелочи жизни, охотно верю.

Но для меня это нечто… нечто… Черт, даже и не знаю, как сформулировать, – расстроен я, ребята, ничего толкового в голову не лезет.

– Кстати, вот это совсем не понял: а при чем здесь вообще архив? – вспомнил я. – Тут такие проблемы, а он все про архив спрашивал…

– Вот как раз архив это о-очень важно!

Ольшанский с доктором переглянулись и гнусно захихикали, словно бы им на презентации плюшевых мишек вместо проморолика показали чудовищную порнографию.

Ну не дебилы ли? Тут земля под ногами горит, а они прикалываются не пойми над чем.

– САМ дал команду: всем сидеть по домам, никуда не соваться, все мероприятия свернуть, – пояснил Ольшанский. – А Вован, значит, зарядил тебя в архив, поработать, как я понял, с неким фолиантом, верно?

– Ну, в общем…

– А фолиант, как я понял – особого допуска?

– Эмм… Понимаете…

– Саша, боже меня упаси спрашивать про суть документа – даже и не пробуй рассказать, что это такое! Ты просто скажи: вас к нему просто так пустили или были какие-то предварительные танцы с бубнами?

– Ну да, были. Нас в какие-то балахоны обрядили…

– Все, этого достаточно, – остановил меня Ольшанский. – Ну вот теперь представь себе, что допрос начался бы не с животрепещущих для них проблем, а с архива: какого черта ты там делал, да кто тебя послал и с какой задачей. И какая картинка бы получилась? В то время как дана команда всем затаиться и ничего не делать, Вован начинает втихаря шелестеть с документами особого допуска, а это уже один шаг до крамолы и заговора.

– Да ну, это просто смешно! Какой там может быть заговор? Бред какой-то…

– Ну, это для тебя смешно и бред, – Ольшанский ткнул пальцем в потолок. – А там все видится несколько иначе. И в несколько иных масштабах.

– Ладно, бог с ним – с заговором, но мог бы хотя бы в двух словах поставить задачу, ободрить, успокоить… Вот что мы сейчас, после такого заявления, должны делать?

– Как что? Тебе же сказали: прятаться и работать, – Ольшанский был совершенно серьезен, и я не понял, это опять юмор такой или на этот раз руководство к действию. – Сейчас поедем, по-быстрому проверимся на статус, и уже по результатам определимся, как именно прятаться и в каком формате работать.

– Что значит, «проверимся на статус»?

– Поехали, по дороге мы тебе все расскажем.

– А мне, наверное, стоит в больницу прокатиться? – уточнил доктор.

– Да, хорошо, что напомнил. Давай в больницу. Подключай все свои знакомства, талант и обаяние – нам нужно знать всю подноготную этого происшествия. Потому что официальная версия мне совсем не нравится…

* * *

Сегодня Ольшанский был вне официоза: без своего представительского «мерса» с водителем-молотобойцем, без синего мундира и даже без кожаного плаща. В неброском партикулярном наряде, весьма гармонично сочетающемся с нежно-розовой плешью, он более всего походил на проворовавшегося бухгалтера. Встреть я его неделей раньше, никогда бы не подумал, что это следователь по особо важным делам и светило сыска.

Перемещались мы на серебристом «кашкае», по причине сумеречного состояния я даже не поинтересовался, личная это машина прокурора или специально под случай позаимствованная у кого-то из друзей.

По дороге, как и было обещано, мне в общих чертах обрисовали ситуацию.

Преамбула была такова: арестовав меня, наши недруги одним движением решили сразу две проблемы. Добыли информацию по ряду острых вопросов и элегантно вывели нас из игры. Последствия моего выдирания из цепких лап правосудия были вполне предсказуемы, но поступить иначе мои коллеги не могли.

– Почему же не могли? Если было сразу ясно, на что мы нарываемся, устраивая мне побег, не проще ли было оставить меня в пенатах?

– Нет, не проще. Во-первых, нужно было достоверно узнать, какие именно вопросы интересуют контрагентов. Сам понимаешь, по вектору интересов легко определить чаяния и стремления. Ну а во-вторых, есть определенные правила игры, и мы их приняли. Тут столько коллизий и нюансов, что неподготовленному человеку вникать придется очень долго, так что лучше ни о чем не спрашивай и воспринимай этот пункт как данность.

– Понятно. Хотя нет, ничего не понятно, но… Давайте дальше…

Дальше была информация о том, кто нам противостоит. Тут Ольшанский прочел целую лекцию по структуре вражьего клана, из которой я мало что понял, но два момента уяснил четко: у них там сейчас ротация, сумятица и бардак, что для нас в принципе неплохо, но комиссию по расследованию всего подряд опять возглавляет человек из клана (только более хитрый и во всех отношениях страшный), что для нас едва ли не фатально.

Вот такие странные фокусы. И зачем, спрашивается, было что-то менять, кого-то арестовывать, смещать, низвергать и так далее, если в итоге во главе всего опять оказался человек из клана?!

– Короче, те же яйца, только в профиль, – глубокомысленно заметил Юра.

Совершенно верно. Грубо, конечно, но в целом, ситуация обрисована верно.

Теперь пара слов о том, зачем с нами так поступили в части, касающейся моего ареста и последовавших за ним процессов. И хотя это выглядит как тривиальная месть за то, что мы влезли куда не следует и тем самым здорово навредили интересам сильных мира сего, на самом деле все далеко не так просто, как кажется. Дело в том, что своим вмешательством мы запустили целую цепь событий, которые весьма на руку тем, кто сейчас как раз берет власть в противостоящем нам клане, так что, по логике, они, как это ни странно звучит, должны быть нам благодарны.

Почему в таком случае с нами так нехорошо поступили? Вот тут как раз все просто и понятно: нас элементарно убрали с дороги, чтобы мы не путались под ногами. Тут тоже масса нюансов, в которых можно долго разбираться, но самый важный для нас вывод на теперешнем этапе звучит примерно так: у наших противников сейчас большие проблемы и довольно шаткое положение, они здорово нервничают и со всех сторон «обставляются» – хотя, по большому счету, могли бы не размениваться на такую незначительную штатную единицу, как наша команда, – мы для них сейчас не помеха. Иными словами, они сейчас устраняют буквально все, что может хотя бы даже гипотетически представлять для них опасность.

В связи со всем вышесказанным, а также еще целым рядом факторов, которые до меня не довели ввиду отсутствия времени, у нас есть двухступенчатая рабочая гипотеза, основанная отчасти на фактах, отчасти на предположениях.

Ступень первая: противостоящий нам клан кого-то ищет. Ищет и официально, и неофициально, буквально на всех доступных уровнях, с приложением всех имеющихся сил и средств.

Ступень вторая: клан лихорадочно «подчищает хвосты» и активно проводит «работу над ошибками». Сегодня ночью были ликвидированы два вроде бы совершенно безвредных для клана человечка: инженер, которого мы достали из коллектора, и врач, оказавший нам содействие, друг нашего доктора. Теперь наш док исследует обстоятельства этого летального события.

И сегодня же ночью кто-то забрался в квартиру к Ольшанскому, усыпил его и его подружку и уволок буквально все, что хоть как-то касалось нашей беседы с пленным инженером.

Про вот это последнее происшествие Ольшанский говорил скупо и неохотно. В этот момент он весь потемнел от рвущейся наружу злобы и жажды немедленного насилия, и это показалось мне несколько странным. Насколько я знаю из фильмов и книг, когда ночью к человеку в дом кто-то забирается, а потом он узнает об этом, человек должен испытывать растерянность, страх и подавленность перед лицом очевидной незащищенности – своей и своих близких.

В общем, я могу ошибаться, но мне показалось, что наш прокурор страстно желает отыскать того, кто к нему забраться, и… убить его. Возможно, лично, своими руками. Возможно, не просто убить, а садистски, каким-то изощренным мучительным способом. Не знаю, почему, но… вот так мне показалось.

Однако, бог с ними, с моими домыслами, не в том я сейчас состоянии, чтобы решать такого рода шарады, так что давайте побыстрее закончим с гипотезой, а то у меня от всего этого уже голова идет кругом.

Итак, из гипотезы плавно вытекают задачи, которые нам предстоит решать.

Во-первых, нам нужно искать того (тех), кого ищет клан. Нет, мы понятия не имеем, кого ищут наши оппоненты и почему они тратят на розыск столько усилий, но если объект поиска так нужен клану, значит и нам он тоже пригодится. И если нам удастся преуспеть в поисках и переиграть оппонентов, для нас это будет огромный плюс.

Во-вторых, нужно как можно быстрее выяснить, что же такого фатального могло прозвучать в коротком разговоре с пленным инженером. Что там было такого ценного, из-за чего клан убил двоих людей (один из них, кстати, сам был из клана) и рискнул провернуть филигранную акцию по проникновению в квартиру Ольшанского?

– Работал, кстати, мастер, – тут Ольшанский почему-то покосился на Юру.

– Это не я, – заверил Юра.

– Хм… Это понятно. Однако, как только образуется лишнее время, надо будет обязательно разобраться по этому хитролазу.

– Разберемся, – кивнул Юра. – Если это то, о чем я думаю, мы его найдем…

В завершение была озвучена наша мотивация. Зачем, вообще, мы должны что-то делать и во все это ввязываться, в то время как могли бы просто затаиться, «лечь на дно» и ждать разрешения ситуации?

Вот тут как раз все очень просто. Такое понятие как «презумпция невиновности» (это когда ты не должен ничего доказывать – невиновен и все, сидишь себе на попе ровно, потребляешь пончики и ждешь, когда закончится объективное и беспристрастное расследование) – это сугубо западные и заокеанские штучки, у нас они не работают. У нас повсеместно и всегда работает презумпция «права сильного». Иначе говоря, нам нужно во что бы то ни стало доказать, что наши враги – от председателя комиссии и далее – негодяи и преступники. Если мы этого не сделаем, нам конец. То есть негодяями и преступниками будем мы. Как видите, мотивация вполне доступная и животрепещущая.

Ну и напоследок, уже вне гипотезы, а по развитию ситуации: для начала нам следует «провериться на статус».

Тут равновероятно возможны два варианта.

Первый – стандарт: это обычные аппаратные игры. То есть нас перевели в разряд преступников, чтобы устранить как потенциальную опасность и связать руки нашему шефу. На самом же деле нашей системной ловлей никто заниматься не собирается, поскольку все силы и средства брошены на розыск реального объекта опасности, а сами по себе мы особой угрозы для клана не представляем.

Второй – перестраховка: нас будут реально искать, ловить, если понадобится – уничтожать, иными словами, проведут по нам все положенные оперативно-розыскные мероприятия.

От чего зависит выбор варианта – вопрос без ответа, то ли от настроения иерархов клана, то ли от ретивости промежуточных исполнителей – это уж как фишка ляжет. Проверить, как она ляжет, можно также двумя способами: «поверху», аппаратно, и «понизу» – чисто эмпирически.

Первый способ весьма распространен и практикуется, когда между противоборствующими сторонами сохранится некое подобие «теплых отношений». То есть Домовитый пинком открывает дверь пред. комиссии и спрашивает: «Эй, обалдуй, я слышал, ты там моих архаровцев на статью разводишь, это будет как обычно, понарошку, или в формате «все включено»?»

Способ, как видите, очень простой и не затратный, но… в нашем случае совершенно неприемлемый ввиду жесткой «контры» между Домовитым и председателем комиссии.

Поэтому нам ничего не остается, кроме как прибегнуть к способу номер два: «понизу – эмпирически».

– Это каким образом?

– Это элементарно. У тебя там сейчас должна торчать «наружка». Если ее нет – это самое веское свидетельство в пользу первого варианта. Если есть, надо проверить реакцию. Зайдете, засветитесь, посмотрим, как будут реагировать. Если вас не тронут, значит, первый вариант. В этом случае открывается масса возможностей: и жить легче, и работать можно свободно, без особых ухищрений, и таким образом сэкономить массу времени, сил и средств.

– А если все же будет второй вариант?

– Тогда вас попробуют захватить, – простецки объяснил Ольшанский. – Но это не беда – вы просто убежите, и всех делов.