Текст книги "Блиндажные крысы"

– Все, лимит терпения исчерпан, – решительно бросил Валентин. – Палыч, берите этого упорного хлопца и поезжайте к нему домой. И как следует поработайте с его семьей. Особенно с дочкой. Вот тут-то оно и появится – страстное желание сотрудничать со следствием.

– С удовольствием! – плотоядно рыкнул Палыч, вскакивая с кушетки. – А ну, огрызок, иди к папочке…

– Не надо! – тонко крикнул доктор – примерно на пол-октавы выше, чем при упоминании давеча о приснопамятном тридцать седьмом. – Я все расскажу…

Таким образом неподготовленное интеллигентское сопротивление было привычно подавлено весомыми аргументами Системы: доктор быстро выложил все, что знал, и без запинки ответил на самые сокровенные вопросы.

– М-да, незадача, – озабоченно протянул Валентин, осмысливая услышанное. – Как реагировали остальные участники «консилиума» при упоминании имен Палыча и Шоты?

– Никак, – не задумываясь, выдал доктор. – По-моему, никто даже не обратил на это внимания.

Что ж, вполне может быть. Никто из этого «Бункера» до недавнего времени ни разу с ними не пересекался, так что…

– Беседу писали?

– Ннн… Эмм…

– Хорошо, сформулирую иначе: вы выдели, чтобы кто-нибудь из присутствующих пользовался диктофоном, камерой либо какими-то иными техническими средствами?

– Нет, не видел. Ну, по крайней мере, явно никто этого не делал.

– Ясно… Видите, доктор, как все оказалось просто? Могли бы сразу все рассказать и не было бы вот этого безобразия, – тут Валентин кивнул на Палыча.

– Просто я не думал… – доктор с опаской покосился на Палыча. – В смысле, не предполагал, что органы могут применять такие… гхм… методы…

– Доктор, вы укрываете раненого террориста, который взорвал режимный государственный объект. Ну и какого же вы отношения ожидали от органов? Да вас, по логике, без всяких разговоров должен был сейчас штурмовать спецназ – со всеми вытекающими!

– Одну минуту… – доктор опять опасливо покосился на Палыча и озабоченно нахмурился. – Это что ж получается… Пациент упоминал о…

– Пусть это вас не беспокоит, мы во всем разберемся, – оборвал его Валентин. – Пойдемте, посмотрим, как там поживает наш террорист…

* * *

Гена лежал в резервном «VIP-люксе», наскоро переоборудованном под реанимационную палату. Размеренно дышал допотопный аппарат, поддерживающий существование инженера «Блиндажа», тихо дребезжал старенький холодильник – «люкс» был под стать нищей больнице и всему нашему социальному здравоохранению. Очевидно, и в «випах» здесь числились дети старших слесарей и водителей снегоуборочных машин, которые получали больше местных врачей и имели возможность заплатить за столь сомнительные удобства.

Голова раненого была почти сплошь забинтована, открытыми оставались лишь рот и ноздри.

– Бинты снять можно? – спросил Валентин.

– Для опознания? – понятливо уточнил доктор. – Это бессмысленно. Лицо изуродовано, под повязкой сплошное мясо.

«И как же нам удостовериться, что это действительно Гена?» – подумал было Валентин, но Палыч предвосхитил этот вопрос, указав на шрам, красовавшийся на запястье инженера.

– И что? – не понял Валентин.

– Это я ему поставил, – с неожиданной грустью в голосе сказал Палыч. – Это Гена, сто пудов.

– Понял, вопрос снят.

Валентин сунул руки под мышки, склонил голову набок и, искоса поглядывая на Гену, погрузился в размышления. Собственно, размышлять уже не имело смысла: все ясно, нужно решать вопрос, но…

Валентин упорно перебирал варианты, проверяя себя. Нельзя ли выйти из положения как-то иначе? Бывает ведь так, что ситуация только с первого взгляда кажется однозначно тупиковой, а если как следует присмотреться, всегда можно найти какой-то спасительный выход…

Да, бывает. Но сейчас не тот случай.

Гена обречен. Доктор тоже.

Валентин наконец определился и молча раздал команды: со значением посмотрел на Палыча и кивком указал на Гену. Чтобы исключить превратное толкование, дополнительно кивнул на аппарат. Затем перевел взгляд на Шоту и вообще без всяких намеков ткнул пальцем в холодильник.

На этот раз Палыч не подвел: сразу все понял, скорбно поджал губы и, окатив Валентина свинцовым взглядом, молча кивнул.

Надо же, даже у такого дуболома есть какие-то чувства. Хоть он и не дружил с Геной, но привык к нему: долго работали вместе, были членами одной команды.

Шота, напротив, несмотря на простоту задачи, «притормозил» на ровном месте:

– Эээ… Не понял? А что с холодильником делать?

Зато доктор сработал за двоих и проявил нездоровую сообразительность: побледнел, как свежий больничный бюллетень, томно всхлипнул – дыхание перехватило от страха, и пролепетал:

– Если… Если выключить… Сигнал… Сестра… Нельзя!

– Раскрути термостат, оторви проволоку, поставь «мост», – специально для умственно отсталых Валентин показал, где именно нужно поставить этот самый «мост».

– Ага, понял, – Шота с готовностью достал нож и направился к холодильнику.

– Никакого сигнала не будет, – Валентин принял доктора под руку и деликатно повлек к двери. – А нам с вами нужно вернуться в кабинет и срочно решить один важный вопрос.

– Я не… Я не позволю! – попробовал было воспротивиться доктор.

– Доктор, если вы будете шуметь, нам придется ликвидировать весь персонал, который сюда заявится, – без обиняков предупредил Валентин. – Вы что, злодей? Вы желаете смерти своим подчиненным?

С этими словами Валентин решительно вытолкал доктора из «люкса» и повел в кабинет.

В кабинете Валентин истребовал у смятенного доктора ключи от сейфа. Доктор неожиданно воспротивился: с присущей ему бесхитростностью метнул взгляд в сторону вешалки, затряс головой и пробормотал:

– Нет ключей… Потерял где-то… Не помню…

– Что за блажь, доктор? – Валентин надел тонкие нитяные перчатки, забрал из кармана болтавшегося на вешалке докторского плаща ключи и через несколько секунд отпер сейф. – Какие теперь между нами тайны?

В сейфе, помимо всего прочего, был пакет с разнообразными препаратами.

– А, понял! – озарился Валентин. – Неудобно, да? Такой весь из себя честный и принципиальный, гордый потомственный интеллигент и тривиально тырит лекарства. Стыдно, да?

Несмотря на трагичность момента, доктор покраснел от смущения, потупил взор и не нашел, что ответить негодяю, по-хозяйски копавшемуся в его пакете.

– Не смущайтесь, доктор, – успокоил его Валентин, сортируя препараты. – Почти все нищие бюджетные врачи так делают, это своего рода стандарт, потому-то и попросил ключи… Ага, вот как раз то, что нужно.

Валентин отобрал нужный препарат, заправил шприц и протянул доктору:

– Вы сами или помочь?

– Вы полагаете… – усомнился доктор.

– Обязательно, – категорично кивнул Валентин. – Вам нужно как следует расслабиться и уснуть. Иначе ваше интеллигентское сердце не выдержит такой колоссальной нервной нагрузки.

– А если…

– Тогда мы вам поможем.

– Ладно, давайте я сам…

Схожий по действию препарат был у Валентина с собой – на случай, если в докторском сейфе не окажется подходящей тинктуры или доктор окажется нереально честным. Но коль скоро все получилось в пределах нормы, свой препарат можно приберечь для другого случая.

После инъекции Валентин усадил доктора за стол, дал ему лист бумаги с ручкой и продиктовал:

– Очень жаль, что пришлось так поступить, но другого выхода я не вижу. Простите меня за то, что я сделал. Подпись.

Продиктовал и напрягся: даже такой прекраснодушный тип, как доктор, в этом месте может заподозрить подвох.

– Вы хотите повесить ЭТО на меня?! – увы, обостренная совесть интеллигента оказалась сильнее инстинкта самосохранения. – Вы его… А я, значит…

– Пишите, доктор.

– А если…

– Тогда поедем к вашей семье. А потом все равно придется написать ровно то же самое.

– Господи… Что ж вы за люди такие! – с горечью воскликнул доктор, хватая ручку. – Повторите, я не запомнил…

Валентин повторил текст обращения.

Доктор торопливо написал и поставил внизу аккуратный автограф, неброский и скромный, как и вся его жизнь.

Валентин прочитал записку: доктор допустил некоторую отсебятину и в одном месте сделал орфографическую ошибку, но это вполне объяснимо сильным душевным волнением, так что переделывать не обязательно.

– Хорошо, – Валентин придавил листок органайзером и принялся выкладывать из пакета «стандартный набор»: несколько салфеток, коробку конфет, упаковку с пирожными, лимон…

И литровую бутылку недорогого коньяка.

– Ну уж нет, вот это увольте! – отказался доктор, слегка заплетаясь языком: препарат уже начал действовать. – После этой инъекции ваш коньячок – это вовсе не релакс, как вам мнится, а страшный яд, даже в самых малых дозах. Понимаете, сочетание алкоголя с…

– Я знаю доктор, можете не продолжать, – Валентин, пошарив в тумбочке, достал старозаветную чашку с намертво въевшимися следами многочисленных чаепитий и на две трети наполнил ее коньяком. – Пейте.

– О боже… – потерянно пролепетал доктор. – Вы что, хотите…

В этот момент в кабинет вернулись Палыч и Шота.

Валентин вопросительно посмотрел на Палыча. Мрачный, как грозовая туча, Палыч молча кивнул.

Все ясно, дело сделано.

– Готов, – Шота счел нужным озвучить безмолвный ответ более развитого собрата. – Без вариантов.

Палыч досадливо скривился – чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не отвесить оплеуху своему словоохотливому помощнику.

– Пейте, доктор, – вернулся к теме разговора Валентин.

– А иначе…

– А иначе поедем к вам домой! – ненавидя себя, желчно проскрипел Валентин. – А потом, после ВСЕГО, все равно заставим пить! Силком вольем, если понадобится…

Доктор несколько мгновений колебался, завороженно глядя на чашку, затем надрывно всхлипнул и в три глотка осушил ее.

Валентин тотчас же наполнил чашку.

– Повторим для верности…

Повторили трижды. В итоге доктор выхлебал полбутылки с интервалом в две минуты.

– А теперь можете с чистой совестью отдыхать, – Валентин принял доктора под руки, довел до кушетки и заботливо уложил. – Спите, не думайте ни о чем. Больно не будет.

– Гореть вам… В аду… – тихо прошептал доктор, погружаясь в последний сон. – Нелюди…

* * *

Когда покидали приемный покой, ласковая медсестра не преминула напомнить о себе:

– Быстро вы! Что, Андрей Федорович сегодня не в духе?

– Да, определенно не в духе, – ответил Валентин. – Что-то совсем без настроения. Спать, говорит, хочу. Пришлось оставить ему все и раскланяться. Пусть отдыхает…

* * *

– Все в норме. Проводили родственника и его лечащего врача.

– То есть эскулап оказался осведомленным?

– Да. Присутствовал, слышал, знает. Прозвучали две персоны. Остальные члены консилиума на них вроде бы не отреагировали.

– Вроде бы?

– Большего узнать не удалось. Искренность была – триста процентов.

– Ну что ж… Хорошо, спасибо за работу.

– Мы свободны?

– Разумеется. Сейчас заедете в одно местечко, заберете результаты консилиума, и – по домам. Просьба такая же: цивилизованно, без лишнего шума. В общем, в твоем стиле.

– Сделаем. А что за местечко?

– Поезжайте в сторону Ленинградки, не спешите, откройте левое заднее окно. Предупреждаю: сезон охоты на «Ямах» еще не открыт, так что палить не надо.

– Эмм… Не совсем понял: на кого сезон не открыт?

– Да там увидите. Все, до связи.

На пересечении Ленинградки и Беговой машину Валентина догнал невесть откуда выскочивший байкер на «Ямахе», ловко забросил в открытое окно небольшой сверток и пулей умчался восвояси. Предупреждение генерала было весьма своевременным: при других обстоятельствах Палыч и Шота мгновенно изрешетили бы ночного ездуна, попытавшегося забросить что-то в салон их машины. Потому что при других обстоятельствах это «что-то» запросто могло оказаться гранатой.

Остановились, посмотрели, чем нынче по ночам швыряются байкеры.

В свертке была записка и несколько фото: полный симпатичный мужчина средних лет, с плешью и недюжинным умом во взоре. На трех из пяти фото мужчина был с трубкой – такая вот своеобразная характерная деталь. Лицо мужчины показалось Валентину знакомым, возможно, приходилось пересекаться по службе.

Запомнив данные, Валентин устроил пожар в ближайшей урне, спалив всю доставку вместе с пакетом.

– Едем на Фрунзенскую набережную.

* * *

Рекогносцировка много времени не отняла – Валентин прекрасно знал этот район. «Объект» проживал в одной из нескольких «сталинок», образовывавших просторный двор с отличной детской площадкой, беседками и ухоженными клумбами. Двухкомнатная квартира «объекта» располагалась на третьем этаже, окна выходили не во двор, а на пешеходную аллею, вдоль которой росли вездесущие московские тополя.

Люди в этих домах жили в основном солидные и к своей безопасности относились бережно: все парадные были оборудованы видеокамерами и суточным постом с консьержем. То есть проникновение через подъезд по заявленному в пожеланиях (читай – в приказном порядке) тихому варианту можно было исключить сразу.

Оставив машину у соседнего двора, пошли подышать свежим воздухом и прогулялись по живописной тополиной аллее с весьма антуражными старинными фонарями, в которых, вполне возможно, вместо нынешнего неона когда-то горел живой огонь.

– Да, сохранила еще старушка-Москва вот такие уютные уголки…

Квартира объекта была крайней справа, свет в окнах отсутствовал. Впрочем, света не было во всем доме, за исключением одного окна на первом этаже – время позднее, люди давно отдыхают. А вот форточки во многих окнах были распахнуты настежь, в том числе и в квартире «объекта» – и это было весьма кстати, особенно в сочетании с толстыми ветвями могучих тополей, местами соприкасавшихся со стенами дома. В связи с этим напрашивался вполне логичный, хотя и несколько нетривиальный способ проникновения в нужную квартиру.

– Прогулялись, – доложил Валентин генералу. – Вариант есть, но специфический. Не одолжите ненадолго вашего специалиста?

– Какого именно?

– Нос…

– Нос, значит? Угу… А сами точно не справитесь?

Валентин живо представил, как квадратный Палыч будет смотреться в форточном проеме и криво ухмыльнулся. В эстетическом плане, разумеется, это было бы весьма занимательно и оригинально, особенно если все заснять на видео и потом смаковать под пиво в хорошей компании. Но с практической точки зрения это даже не ноль на выходе, а сплошной минус, прямиком ведущий к провалу задания.

– Нет, сами не справимся. Нужен спец.

– Хорошо, – неохотно согласился генерал. – Держи координаты. Звони не сразу, а минут через десять…

Позвонив по указанному номеру, Валентин услышал неожиданно бодрый для такой поры голос:

– Количество пациентов, сдерживающие факторы, глубина погружения?

Такая дикая продуктивность Валентина несколько озадачила: с этим спецом он работал единожды, довольно давно, задачу ставил лично генерал, так что пообщаться непосредственно в тот раз не довелось.

– Эмм… Может, для начала – «добрый вечер» и «с кем имею честь»?

– Уже давно ночь, чужой по этому номеру звонить не может. И… хм… в общем, Сам меня уже предупредил. Так что давай к делу: пациенты, погружение, сдерживающие факторы.

– Подъезжай, я тебе все на месте расскажу. Разговор не совсем телефонный, сам понимаешь, даже для нашего канала.

– Мне нужно знать, как экипироваться. Так что – хотя бы в общих чертах.

– Пфф… Что ж, резонно… Пациентов двое, глубина вообще никакая, они потом… эмм… поплывут дальше, как ни в чем не бывало. И желательно, чтобы утречком не сразу поняли, что, вообще, произошло… Так… Никаких дополнительных факторов нет, пациенты – обычные люди.

– Очень хорошо. Куда подъехать?

Валентин назвал место в трех кварталах от дома «объекта» – спец обещал прибыть не позднее чем через сорок минут.

После этого наша троица вернулась в машину, убыла к указанному пункту встречи и перешла в режим ожидания.

* * *

Ждали молча. Весельчак Шота попробовал было поднять соратникам настроение убойными грузинскими анекдотами, но мрачный Палыч посоветовал ему заткнуться. Валентин, обычно не вмешивающийся в отношения «неразлучников», неожиданно его поддержал:

– Шота, ты лучше поспи, пока есть время. Что-то не по формату сейчас твои анекдоты…

С Геной получилось нехорошо. Нет, не в том плане, что потеря соратника всегда наносит удар по моральному состоянию бойцов, особенно если бойцы косвенно (или прямо – это уж как посмотреть) повинны в этой потере.

Валентина сейчас меньше всего занимала мрачность Палыча и нервозное веселье Шоты. В необъявленной межклановой войне эти бойцы занимают свое место по праву кровного родства с иерархами клана. Так что пусть себе рефлектируют как угодно и в любую сторону, на их положении это никак не скажется.

А вот Валентин, напомним, с сегодняшнего дня ни разу ничей не родственник, а всего лишь наемник. Примерно такой же, как и Гена, только более высокопоставленный (и кстати, не факт, что более полезный).

Гена много лет верой и правдой служил клану. И генерал Желябов служил. И даже входил в круг иерархов.

И Валентин служит.

Интересно… Как они поступят с загадочно «сгоревшим» Желябовым? Для Валентина этот интерес сейчас был отнюдь не абстрактным и не праздным, а вполне объектно-ориентированным…

* * *

Спец прибыл через полчаса, совершенно внезапно и не пойми на чем. Валентин поглядывал на дорогу, ожидая спереди появления света фар (сзади был тупик), как вдруг передняя правая дверь беззвучно распахнулась и в салон юркой змейкой скользнула темная фигура.

– Привет.

От неожиданности Валентин едва не вскрикнул, а Палыч и Шота хором сказали:

– Б…!

Единомышленники, однако.

– Это он? – запоздало проявил бдительность Палыч, хватаясь за поясную кобуру.

Валентин включил в салоне свет и несколько секунд рассматривал ночного гостя.

Это был мелкий невзрачный мужчинка, по телосложению более похожий на подростка. Впрочем, лик у него был вполне взрослый и некоторым образом даже пугающий, очевидно, из-за очень бледной кожи и красных зрачков. Ни дать ни взять этакий вампир-альбинос, словно бы сотканный из ночного мрака где-то в Средневековье и какой-то злой магией занесенный в наши дни.

Характерно, что полный позывной альбиноса был Носферату, а всем, кому доводилось с ним общаться, велено было именовать его не иначе как Нос, по сокращенному варианту. Людей непосвященных такое прозвище могло повергнуть в недоумение – нос у спеца был маленький и курносый.

Спец в свое время служил в одном замысловатом подразделении, но с некоторых пор пробавлялся на вольных хлебах и в течение последних нескольких лет использовался генералом для особых поручений.

– На фига нам свет? – недовольно щурясь, уточнил Нос.

– Это он, – подтвердил Валентин, выключая свет.

– Ты, брат, так больше не шути, – пробурчал Палыч, переводя дух. – Сейчас у тебя была реальная возможность схлопотать пулю.

– Сейчас у вас, у всех троих, была реальная возможность очень быстро умереть, – сказал Нос, без всякой угрозы или рисовки, как о чем-то совершенно обыденном. – И за пушки не успели бы схватиться. Нельзя так на операции стоять, тем более по ночи. Закрываться надо и дозорного назначать.

Странно, но никто из здоровяков не стал возражать этому мелкому человечку: что-то было такое в его тоне, и вообще, во всем его необычном облике, что заставляло безоговорочно верить – это не пустые слова.

– Ладно, слушай задачу, да пойдем работать…

* * *

Через десять минут Нос призрачной тенью вспорхнул по пожарной лестнице на крышу «сталинки», добрался поверху до квартиры «объекта» (чердак глухой, без окон) и приступил к оборудованию страховки для короткого спуска.

Дельный совет Валентина – попробовать забраться в квартиру с дерева – спеца изрядно позабавил. Дилетантам почему-то кажется, что с дерева очень удобно забираться в окна верхних этажей. Их совершенно не заботят такие простые факты, что по стандарту дерево отстоит от дома на изрядном удалении, концы ветвей, касающиеся стен, вряд ли выдержат даже ворону средней упитанности, «дорожку» к окну придется тянуть под прямым углом к стене (параллельно земле), а новые пластиковые рамы и арбалетные болты – вещи не сочетаемые в принципе. Да, Валентин критически взглянул на небольшой рюкзачок спеца – арбалет, или приспособление для отстрела более серьезных, чем болт, крепежных элементов, туда явно не влезет.

Оборудовав подвеску, Нос спустился по стене на уровень форточки второго от угла окна и острым как бритва ножом срезал антикомариную сетку. Умение бесшумно влезать через форточку – это настоящее искусство, если кто-то сомневается, попробуйте поэкспериментировать, желательно на первом этаже, во избежание серьезных травм. Нос владел этим умением на уровне мастера, так же, впрочем, как и целым рядом иных специфических навыков, необходимых в его профессии. Убедившись, что какие-либо признаки активности в помещении отсутствуют, Нос скользнул в форточку и через несколько мгновений уже сидел на полу, впитывая обстановку и чутко прислушиваясь.

Это была спальня. На широкой кровати лежали двое, мужчина и женщина. Нет, вопреки расхожей байке про альбиносов, спец не видел в темноте. Но благодаря огромному опыту работы в специфических условиях, он непостижимым образом чувствовал все детали обстановки и улавливал нюансы, скрытые от восприятия неискушенного человека.

Женщина и мужчина пахли по-разному. Едва уловимый сладковатый аромат женщины на фоне крепкого амбре из смеси мужского пота, табака и алкоголя воспринимался как слабый флюид вянущего лепестка фиалки, невесть каким образом угодившего в медвежью берлогу.

Оценивая объем работы, Нос невесомым фантомом просквозил по всем помещениям квартиры и вернулся на исходное положение.

Очевидно, за неимением других возможностей мужчина оборудовал кабинет здесь: кровать была сдвинута в угол, а в другом углу стоял рабочий стол, две тумбы и большой стеллаж во всю стену, с книгами и какими-то мужскими безделушками – во тьме они представлялись монотонным фоном, без какой-либо информационной насыщенности.

Придется включать свет. На столе стационарный компьютер и ноутбук, с ними надо поработать, да и стеллаж нужно осмотреть как следует.

Достав из рюкзака герметичную коробку и надев респиратор, Нос извлек шприц-тюбик, несколько салфеток и две таблетки сухого льда. Летучее вещество из шприц-тюбика поместил на каждую таблетку в соответствующей пропорции: на первую четыре капли, на вторую – три.

Мужчина вольготно храпел, распластавшись на спине и раскинув руки, он занимал большую часть кровати. Церемониться с ним Нос не стал: положил на грудь вчетверо свернутую салфетку, сверху – таблетку с активным веществом и перешел на другую сторону.

Женщина спала на самом краю кровати, свернувшись калачиком. Свободного места не было: Нос поднес салфетку с таблеткой к лицу женщины и держал таким образом, дожидаясь результата.

Через некоторое время напряженный и местами даже агрессивный храп мужчины стал спокойным и размеренным. По женщине, и без того дышавшей почти неслышно, ориентироваться было сложно, но мужчина сработал лучше любого индикатора. Как только храп утих, Нос потрепал женщину по щеке – никакого эффекта, перешел к мужчине и решительно дернул его за руку – реакции не последовало.

Задернув поплотнее шторы, Нос включил свет и принялся за работу: обследовал квартиру, проверил все вещи мужчины, изъял все, подпадавшие под категорию «задание», а также извлек из стационарного компьютера и ноутбука жесткие диски.

В процессе работы Нос проголодался и позволил себе поздний ужин: похозяйничав на кухне, изобразил три гигантских бутерброда с черной икрой и заварил чаю. Это было существенным нарушением правил задания, но Нос никогда не отказывал себе в таких маленьких слабостях, справедливо полагая, что жизнь коротка (особенно жизнь человека, занятого ТАКОЙ работой), а понятие «служебная этика» – не более чем прихоть начальства, которое всегда желает держать исполнителей в строгости и дисциплине.

Закончив работу, Нос сверился с часами: до окончания действия препарата оставалось еще довольно много времени.

В принципе, дело сделано, можно уходить с «темой задания» в рюкзаке, но…

Носу понравилась женщина.

Она была как минимум вдвое моложе мужчины и в своей трогательной беззащитности и открытости показалась спецу совершенно обворожительной. Короткий кружевной пеньюар нимало не скрывал, а лишь подчеркивал ее прелести. Изящный изгиб бедра, розовые пяточки, атласная кожа открытых плеч и роскошная копна шелковых волос – да разве можно было удержаться и не впасть в лирическое настроение при виде всей этой красоты, находящейся в тот момент в безраздельной власти ночного гостя?

– Думаешь, нам стоит это сделать? – возбужденно хихикнул Нос, скидывая комбинезон и переворачивая безвольную женщину на спину.

Вот это уже было не просто существенным отклонением от правил, а грубейшим нарушением, за которое Хозяин мог жестокого покарать своевольного исполнителя. Но, напомним, Нос считал, что жизнь коротка и не собирался упускать такой прелестный бонус за отлично проделанную работу.

Приподняв пеньюар, он некоторое время любовался формами молодой красавицы, наливаясь вожделением, затем решительно перешел в наступление и, разбойничьи подмигнув бесчувственному мужчине, с довольным урчанием вторгся в безответное женское естество…