Текст книги "Прибалтика и геополитика. 1935-1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации"

Утром 29 ноября у ворот гетто царил хаос. У нас было такое чувство, что нас ожидает что-то необыкновенное. Говорили, что женщины не имеют больше права покидать гетто, однако моя группа, в которой, кроме меня, находилось еще несколько женщин, была пропущена.

«Перепись населения» в гетто была предлогом к тому, чтобы задержать евреев 30 ноября 1941 года в своих квартирах.

Я не возвращаюсь больше в гетто

Когда я 28-го июля 1941 года, усталая от работы, возвраща[ла]сь домой, мой отец сообщил мне, что меня спрашивал один латыш. Я была убеждена, что буду арестована. Латыш пришел еще раз, и я узнала латвийского офицера, с которым я познакомилась в феврале во время русской оккупации, впоследствии я ничего не слыхала о нем, и даже его имени я не могла вспомнить.

Этот офицер вспомнил меня, когда Рига была занята немцами и были введены законы против евреев, нашел меня и предложил мне свою помощь. Он вышел из армии и поступил служащим на строительное предприятие. Он снял комнату у знакомого в доме, где я жила со своими родителями.

Во время массовых грабежей он оказывал помощь всем еврейским жителям дома, пряча их дорогие вещи, и если он был дома, то защищал их.

Сразу же после вступления немцев евреям было запрещено посылать и получать письма. И так как выяснилось, что мы могли положиться на него, то мои родители и я поддерживали через него письменную связь с нашими бывшими знакомыми. Иногда мы получали от знакомых из деревни на его адрес посылки с продовольствием.

15 октября я переселилась в гетто. Когда я жила уже в гетто, я ходила иногда вечером после работы без звезды Давида к этому офицеру. Поскольку я получала на его адрес посылки с продовольствием и я не решалась брать с собой в гетто больше крохотного кусочка масла или нескольких кусков хлеба, то я должна была часто посещать его, даже рискуя жизнью. Иногда мне удавалось проскользнуть при контроле через ворота гетто и пронести что-нибудь для моей голодающей семьи.

Моя мать придумала остроумную систему. Она набивала газетами мои ботики, которые я одевала на домашние туфли.

Когда я вечером возвращалась в гетто, то в каблуках вместо газеты я часто приносила немного продуктов. Кроме того, я насыпала немного крупы в промежуток между домашними туфлями и ботиками. Голод в гетто был ужасный, и мы считали себя счастливыми, если у нас было покушать несколько картофелин или так наз. «пудинг» из картофельной шелухи.

В ноябре я работала еще в той же самой эсэсовской части, но в отделении на Альбертштрассе, 7. Там я не получала никакой еды. Каждый вечер, прежде чем возвратиться в гетто, я должна была явиться под охраной в главное управление вышеназванной части на Мариенштрассе, 4. Иногда латышская служанка давала мне покушать остатки из тарелок немецких эсэсовцев.

Вечером 29 ноября на пути в гетто я выскользнула из своей группы, так как утром я заметила, что количество нашей группы не записали, и побежала к знакомым, у которых жил офицер. Я рассказала о последних событиях в гетто, и офицер уговорил меня не возвращаться больше туда.

Утром 30.XI я опять пошла на свое место работы и надеялась, что мне удастся незаметно смешаться с моими товарищами по работе. Я пришла на кухню и никого не нашла там. Квартира была пуста, никого из немецких офицеров там не было. Я присела в комнате, ожидая наступления темноты, вдруг немецкий офицер открыл дверь квартиры, но пошел в соседнюю комнату, меня он не видел. Когда стало темно, я снова пошла к моим друзьям.

Ночью 30.XI я спала, спрятанная в квартире моих друзей. В той же самой квартире, кроме моих знакомых, жили еще два сотрудника латвийской полиции охраны и порядка, у них сидели женщины. Они справляли вечеринку. Зазвонил телефон, стены были тонкие, я проснулась и услышала, что говорили. Этим двоим полицейским их начальник приказал тотчас же идти в гетто. Возмущенные, они покинули квартиру.

Кто-то постучал в мою дверь, я открыла. Мой знакомый вошел, плача, в мою комнату. Он рассказал мне, что полиция охраны и порядка дала тревогу, и все полицейские должны тотчас же явиться вместе с командой АРАЙСА в гетто, они должны были охранять отправку евреев на расстрел.

Массовые убийства, 30 ноября 1941 года

Все трудоспособные евреи, которые не были женаты, должны были переселиться 29 ноября в отведенную для них часть гетто. Женатые трудоспособные мужчины должны были переселиться также в эту часть гетто, но они получили разрешение остаться вместе со своими семьями до 1-го декабря.

Вечером 30 ноября в ту часть гетто, где жили еврейские семьи, пришли члены команды АРАЙСА и сотрудники полиции охраны и порядка немецких войск СС. Они врывались в квартиры, стаскивали людей с постели под предлогом, что их будут переселять в другой лагерь, и взяли таким образом около 15 000 евреев. Имеющиеся ценные вещи евреи должны были взять с собой.

Много детей было расстреляно еще на месте – в гетто. На глазах у родителей их кололи штыками. Старые евреи, которые не могли идти, также были убиты прикладами на месте.

На следующее утро в гетто было найдено 700 трупов зверски убитых евреев.

Команде, которая была откомандирована в гетто для массовых убийств, предварительно выдали водки.

Прежде чем покинуть гетто, убийцы открыли по окнам квартиры стрельбу.

Часть евреев была выстроена в колонны, другие погружены на грузовики и автобусы. Автомашины под строгой охраной полицейских с ружьями наготове поехали в неизвестное евреям направлении.

Выстроенных в колонны несчастных повели вдоль Латгалерштрассе (Москауэрштрассе) в направлении к Скиротава. Длинные колонны охранялись с обеих сторон вооруженными полицейскими.

Евреи не имели никакого представления, какая судьба их ожидает, они думали, что их переводят в другой лагерь, в Саласпилс.

Молодая еврейская женщина с ребенком на руках спросила полицейского Фрициса ВАЙДЕЛИСА (Weidels): «Куда нас ведут?» Он ответил: «Скажите мне, куда вы спрятали ваши драгоценности, тогда я вам скажу правду». Когда она сказала ему, что ее оставшиеся драгоценности зарыты во дворе ее квартиры в гетто в определенном месте, он ответил ей: «Вас везут на расстрел».

В пути с евреями обращались самым жестоким образом. Их били дубинками, кололи штыками и били прикладами. Людей, падавших в изнеможении, истязали, и если они не приходили в себя, то их убивали или расстреливали. У матерей, которые были не в силах нести своих детей, выхватывали детей из рук и убивали на краю дороги.

Позади колонны ехали пустые грузовики. Убитых по дороге бросали в эти машины.

Рабочие, которые ранним утром 1 декабря ехали на трамвае № 5 по улице Латгалерштрассе на работу на фабрику «Квадрат», видели это траурное шествие и слышали жалобные стоны несчастных. На краю дороги рабочие видели трупы стариков, женщин и детей, вдоль всей дороги валялись жалкие чемоданчики и узелочки, которые побросали уставшие евреи.

Вблизи фабрики «Квадрат» колонна была остановлена. Большая лужайка была плотно окружена полицейскими. Небольшими группами несчастных подводили к огромной яме. Яма эта была вырыта заранее русскими военнопленными и евреями, которые не имели никакого представления, для какой цели она будет служить. На пути к яме стояли большие деревянные ящики, в которые евреи должны были бросать свои ценные вещи, многие евреи уже поняли, что они будут убиты, и поэтому бросали свои последние ценности, которые они попрятали под одеждой, просто на дорогу, в надежде, что латыши и немцы их не найдут. Многие еврейские женщины в волнении забывали бросать в ящик свои серьги, на краю ямы убийцы срывали у них серьги вместе с ушными мочками.

На краю ямы евреи должны были раздеться и прыгать в яму. Там они должны были встать на колени. Полицейские и члены команды АРАЙС стояли на краю ямы и избивали евреев палками и дубинками. Затем немецкие эсэсовцы и вышеупомянутые полицейские открыли по евреям огонь из пулеметов. Так как убийцы были совершенно пьяны, то они не были в состоянии сразу убить свои жертвы. Многие были только ранены.

После того как была убита одна группа, другая должна была стать на колени на убитых и раненых; их также истязали и затем убивали.

Еврейских детей подбрасывали в воздух и стреляли по ним, как по цели.

Один охранник рассказал моему знакомому Карлису ДОКТОРОВСУ, что он также участвовал в расстрелах евреев. У еврейки, которая была подведена к яме, он взял из рук ее примерно двухгодовалого мальчика. Ребенок, сидя у него на руке, начал считать пуговицы на его форме. Когда ребенок увидел, что все стоившие на краю ямы евреи раздеваются, он опросил: «Дядя, я тоже должен снять, свою рубашечку?» Даже полицейскому стало жаль ребенка, и он застрелил его, чтобы его не мучили перед смертью, как других еврейских детей.

Русские военнопленные рассказывали потом, что они должны были 1 декабря засыпать яму, откуда они слышали еще несколько часов после расстрела жалобные стоны и крики.

В ту же ночь тысячи немецких евреев, привезенных из Германии, вместе с латвийскими евреями были расстреляны на той же поляне.

В последующие дни к общей могиле приходили латышки и граблями перерывали землю в поисках драгоценностей, брошенных евреями.

Полицейский Борис РОВЕ, проживающей по Заубес иела, рассказал, что он не мог смотреть, как другой пьяный полицейский бил палкой еврейку, которая уже лежала раненая в яме. Он вырвал палку из рук пьяного.

Латвийский студент рассказал позже, что он лично расстрелял в эту ночь 3000 евреев. После в отеле «Зауле» он покончил жизнь самоубийством.

Латвийский студент Петер ЭГЛИТИС (Eglitis) (Вольдемарштрассе, 8), находившийся на службе в гестапо, рассказал, что он разбогател в эту ночь, так как он расстрелял очень много евреев и присвоил себе драгоценности.

Латвийский летчик Герберт ЦУКУРС (Сukurs), прославившийся своим полетом в Африку, особенно проявил себя при убийстве еврейских детей. В Риге его называют «Жиду бенде», т. е. убийца евреев.

Латыш Арвидс СИПОЛС (Sipols) (Юмарштрассе, 20) прославился позже тем, что сам расстрелял своих знакомых евреев, которые жили раньше вместе с ним в одном доме.

Латвийский комендант гетто, оберлейтенант ДАНСКОП, играл исключительно большую роль в убийствах евреев.

После массового убийства ДАНСКОП отправился в гетто и заставлял евреек, которых он видел на улице, выстраиваться перед ним, а затем без всякой причины, из простого садизма, он расстреливал каждую четвертую женщину. Позже он был смещен со своего поста, и на его место был назначен КРАУЗЕ, основатель гетто.

Хозяйственным комендантом гетто был латвиец БРОДЕРС (Broders).

7 декабря 1941 года

Оставшиеся в гетто евреи думали, что другие вывезенные евреи привезены в лагерь в Саласпилсе. Жизнь в гетто пошла своим чередом дальше – снова была введена трудовая повинность.

Вечером 7-го декабря еврейские полицейские в гетто получили приказ объявить, что оставшиеся в гетто евреи будут переведены в другой лагерь. Снова повторились страшные события 30-го ноября 1941 года.

Живыми остались только трудоспособные мужчины, которые еще до 30 ноября переселились в предназначенную им часть гетто, и около 300–400 женщин, в большинстве случаев портнихи. Несколько старых женщин и мужчин и 13 детей совершенно случайно остались живы.

Преобразование гетто

После массовых убийств рижское гетто было разделено на три части.

После 7-го декабря на внешней стороне проволочного забора гетто были вывешены плакаты со словами: Кто будет грабить, тот будет расстрелян!

В самом гетто и вне его за проволочным заграждением после 7-го декабря выставлялись для охраны помимо латвийских часовых также немецкие. Никто, и даже из членов команды АРАЙСА или сотрудников в полиции охраны и порядка, не имели права без разрешения посещать гетто. В гетто стояли открытыми квартиры убитых евреев со всей мебелью, бельем и одеждой.

Несмотря на запрещение, латвийские полицейские и члены команды АРАЙС ночью неоднократно пробирались сквозь проволочные заграждения и грабили квартиры.

Часто дело доходило до вооруженных столкновений между немецкими часовыми и грабителями.

Из Германии неоднократно прибывали транспорты евреев в Рижское гетто.

Одну часть реорганизованного гетто населяли трудоспособные рижские евреи (мужчины). 300–400 еврейских женщин были размещены в другой части. В третьей части, т. е. в квартирах убитых рижских евреев, были размещены немецкие евреи – мужчины, женщины, дети. У немецких евреев по пути в Латвию были отобраны все их пожитки. Они также должны были отбывать трудовую повинность.

Контроль у входа в гетто ежедневно не производился; устраивались только обыски на выборку. Если у еврея находили продукты, то комендант гетто КРАУЗЕ избивал его собственноручно. За большие «преступления» (как попытка пронести в гетто кусочек масла или другие продукты) евреев публично вешали, все жители гетто должны были присутствовать на казни.

Комендант гетто КРАУЗЕ сам осуществлял эти смертные казни, выступая в качестве помощника палача.

Он часто приходил в гетто, чтобы дать волю своим садистским инстинктам. Если он замечал еврейку с красивыми волосами, то обстригал ее наголо. На кладбище он расстреливал провинившихся мужчин и женщин. Убитых должны были хоронить сами евреи.

После своих гнусных поступков он шел всегда гулять по улицам гетто вместе со своей женой и ребенком.

Неоднократно евреи должны были собирать ему большие суммы денег, чтобы откупиться от массовых расстрелов, которыми он угрожал. Получив изрядную сумму денег, он прекращал террор на короткое время.

В 1942 году КРАУЗЕ издал следующий приказ:

Если у кого-либо в квартире в гетто находили деньги или дорогие вещи, то все жители этого дома расстреливались. По-прежнему часто производили домашние обыски.

Евреи были вынуждены, рискуя жизнью, прятать свои еще оставшиеся у них дорогие вещи.

В начале 1943 года все еврейские полицейские в гетто были собраны и расстреляны эсэсовцами. Во время расстрела некоторые полицейские, которые в первый момент не были убиты, пытались убежать. Эсэсовцы стреляли по бежавшим и при этом попали в одного эсэсовца, который остался лежать мертвым. На месте, где оп упал, был поставлен памятник.

Немец, член НСДАП, Мартин ХАНКЕ из Тильзита, заведовавший украденными еврейскими вещами, тайно с помощью 11 рабочих переправил в свою квартиру на Фриденштрассе, 29 в Риге одежду, обувь и шерстяные чулки, предназначенные для немецкой армии. Эти утаенные вещи он отослал со своей дочерью и женой в Германию. Так как он боялся, что через этих евреев станет известно, что он присвоил вещи, предназначенные немецкой армии, он расстрелял всех 11 евреев. Его жена сама говорила об этом своим знакомым. Я поддерживала связь с гетто через одного из этих 11-ти евреев.

Евреи, которые работали в немецких частях, размещались в лагерях, поблизости от их рабочих мест. Они работали в немецких госпиталях, в дезинфекционных камерах, в немецких автомастерских, на фабрике ВЕР и т. д. В городе евреи работали в различных мастерских, как, например, в швейной мастерской государственного комиссариата.

В гетто сразу же после больших расстрелов были устроены мастерские. Эти мастерские работали на немецкую армию, на областной комиссариат (Gebitskommisariat), государственный комиссариат, для Службы Безопасности и для различных немецких властей.

Евреи, которые работали в городе, жили в лагерях, имели право один раз в неделю ходить в гетто и посещать своих родных и знакомых. Их приводили обычно под охраной в субботу вечером, в гетто, где они могли оставаться все воскресенье. В воскресенье вечером их снова уводила охрана.

Евреи гетто пытались получить работу в городе, т. к. там их жизнь была в меньшей опасности, чем в гетто.

Ликвидация гетто

В качестве предлога для последнего массового убийства в гетто немцы выставили причину, что евреи якобы имели в гетто большие склады с оружием и готовились к вооруженному восстанию.

В действительности же было небольшое количество оружия, которое было спрятано в плите на кухне еврейского сапожника. Это оружие приготовили молодые евреи, чтобы как можно дороже продать свою жизнь.

От сотрудников латвийской службы безопасности я узнала, что все евреи, которые остались жить еще в гетто, за исключением мастеровых и около 250 женщин, были увезены и расстреляны. Оставшиеся в живых были переведены в лагеря, расположенные вблизи места работы.

Гетто было ликвидировано.

Немногочисленная мебель, белье и одежда убитых евреев были снесены на сборные пункты, находившиеся в различных частях города.

Забор гетто был снесен. В районе гетто теперь живут русские беженцы.

В Риге имелись сборные пункты украденных у евреев вещей.

После массовых расстрелов 30 ноября и 7 декабря вся одежда, которую евреи должны были снимать на краю ямы, была отвезена на вышеупомянутые сборные пункты. Там работали латышки, которые должны были просматривать одежду, так как некоторые евреи зашивали в свою одежду деньги и драгоценности.

Как я уже упоминала, евреи должны были бросать свои украшения по пути к могиле в ящики, выставленные на дороге для этой цели. Самые дорогие украшения немцы и латыши делили между собой на месте.

В лучших еврейских квартирах поселились сотрудники полиции охраны и порядка и члены команды АРАЙСА, разбогатевшие от грабежей при убийствах евреев.

АРАЙС, руководитель латвийской команды безопасности (команда АРАЙСА), ездил по улицам города в элегантном экипаже.

Жены полицейских, которые раньше были в большинстве своем служанками и крестьянками, разряженные ходили по улицам Риги.

Ювелиры ЯКОБСОНС – Айцзаргусштрассе, ЯКОБСОНС в Старом городе, золотых дел мастера МОРОЗОВС и ШМИТХЕН скупали у полицейских украденные драгоценности по ценам до смешного низким. Эти ювелиры стали миллионерами.

«Конфискованные» в свое время из еврейских магазинов и фабрик новые вещи были привезены на один сборный пункт – как я слышала, во дворец д-ра Карлиса УЛЬМАНИСА (бывший латвийский президент), где они охранялись латвийскими полицейскими. Эти полицейские предлагали в городе в обмен на водку меховые пальто, пуховые одеяла, шелковые чулки и т. д.

Каждый латвийский полицейский, служащий, член команды АРАЙС[А] или сотрудник полиции охраны и порядка, Службы Безопасности и т. д. имели право подать заявление своему начальнику с просьбой выдать ему из фондов сборного пункта мебель, белье, предметы домашнего обихода и т. д. Такие заявления в большинстве случаев удовлетворялись.

Все немецкие сотрудники и сотрудницы получали со сборных пунктов комплектную обстановку. Они получали также золотые часы и могли использовать золото для зубных протезов.

Немка Элизабет РОНГЕ, сотрудница Рейхскомиссариата, в Риге получила 4 пары ручных часов с браслетом, радиоаппарат, 2 новых платья, пальто, костюм и т. д.

В районе ликвидированного гетто был устроен аукцион, на котором латыши и латышки стояли в очереди, чтобы получить туда доступ. Все оставшиеся в гетто вещи были проданы с аукциона по ценам до смешного низким.

Желание латвийцев было выполнено. Зверскими массовыми убийствами они освободились от «внутреннего врага» – евреев.

Они назвали убийство евреев «Dziesmu svetki», т. е. «праздником песни». Праздник песни – теперь самый большой праздник латвийского народа и отмечается очень торжественно.

Команду АРАЙСА они называли «капеллой АРАЙСА», так как эта команда при убийствах «играла первую скрипку».

Убийство евреев в провинциях Латвии

После вступления немецких войск в Ригу, когда еще велись бои между немцами и русскими на латвийской земле, в большинстве провинциальных городов евреи были убиты латышами.

В моем родном городе Гольдинген (Кульдига) в первые же июльские дни были убиты наиболее уважаемые евреи. Остальные евреи были изгнаны из своих квартир и заперты в синагоге.

Латыши Карлис БРИКЕРС и его брат, а также Вальдис ГРАНОВСКИС и ФИБИГС организовывали убийства евреев и привозили в лесок, лежащий вблизи города, заставляли вырыть себе могилу и затем расстреливали.

В мою девятилетнюю кузину Хеллу ХОЛЬЦМАНН они не могли попасть сразу, так как были пьяные. Она молила пощадить ей жизнь. Убийца БРИКЕРС закричал: «Разве никто не может убить такую маленькую жабу?» Он подбросил мою сестренку в воздух. На землю она упала мертвой.

Еврейки – м-м Нану ГИТТЕЛЬЗОН, фрейлин КАТЦ и м-м ФЕЙТЕЛЬБЕРГ были только ранены, и им удалось, после того как убийцы ушли, добраться до города. В Красном Кресте их перевязали. Однако позже они были пойманы и расстреляны.

Свидетелем этих убийств был латыш, который незаметно в лесу все видел. Он рассказал об этом моим знакомым в Риге.

В Модонне евреи должны были сами сжечь синагоги. При этом присутствовал окружной начальник РЕЙНЕКС. Латыш Роберт ШПРОГИС принимал участие в сожжении синагог.

Евреев привели в школьное здание, где их мучили несколько дней. Служащие немецкой полевой жандармерии и латыши – студент Билис КИНКЕРС и БОГДАНОВС принуждали молодых евреек к сожительству, обещая, что спасут их от расстрела. Дочери торговца КАЦИНА, студентки рижской консерватории, отказывались: «Лучше мы умрем честно, чем будем опозорены», – заявили они. Все они были расстреляны.

Все ценности евреев из Модонн были проданы в полицейском участке полицейским чиновникам по ничтожным ценам.

Все это я узнала через чиновника полиции этого города.

Во всех городах Латвии, где евреи были убиты, на подъездных дорогах был установлен щит с надписью: «свободен от евреев».

Во время расстрелов в Модонне латвийские полицейские чиновники фотографировали немецкую полевую жандармерию, которая расстреливала евреев. Они делали эти снимки с намерением, чтобы доказать впоследствии миру, что за эти зверства ответственны немцы.

Смешанные браки

Евреи, женатые на арийках, должны были вместе с другими евреями переселиться в гетто. Жены их имели право свободно проживать в городе. Дети таких пар в большинстве случаев могли оставаться в городе. Некоторые арийки, вышедшие замуж за евреев, обращались в областной комиссариат с просьбой разрешить их мужьям-евреям остаться в городе. В подобных просьбах всегда давался отказ.

Еврейки, которые вышли замуж за арийцев, получали также продовольственные карточки, как и остальные евреи, но им разрешали остаться вместе со своими семьями. Позже немцы издали приказ, что только те еврейки, вышедшие замуж за арийцев, могут не ехать в гетто, которые подвергнут себя стерилизации. Большинство согласилось подвергнуться этой операции.

В Риге имелось около 400 смешанных браков.

Судьба иностранных евреев

С немецкими евреями, которые проживали в Риге, обращались так же, как и с латвийскими. Они также должны были в установленные сроки переселиться в гетто.

Евреи – иностранные подданные имели право ходить по улицам без звезды Давида. До февраля 1942 года они имели право сохранить свои квартиры в городе. В феврале немецкая тайная полиция арестовала всех иностранных евреев. Они были частично расстреляны, частично интернированы в центральную тюрьму.

2/III-1945