Текст книги "Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника"
Автор книги: Лев Суханов
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Виват, Президент!
Интрига свободных выборов Первого Президента России, как ни странно, оказалась менее закрученной, чем, допустим, выборы в Верховный Совет СССР. Тогда свободные выборы были неслыханной «новинкой», которую партийная и государственная номенклатура настолько приняла всерьез, что пустилась во все тяжкие, чтобы нейтрализовать наиболее сильных и авторитетных демократических деятелей. Возможно, со временем она осознала, что грубое давление – вчерашнее оружие, и стала изыскивать средства более эффективные. Но вместе с тем и более «бесшумные», менее скандальные и надежные. Но где такие средства взять?
С тех пор как Б.Н. Ельцин вышел на «большую политическую тропу» (после октябрьского Пленума 1987 года), его личный рейтинг держался на чрезвычайно высокой отметке. И те средства массовой информации, которые оповещали об этом публику, попадали в «черные списки» на Старой площади. За то, например, что «Аргументы и факты» позволили себе вольность опубликовать данные опроса Татьяны Заславской, главный редактор Старков чуть было не поплатился своей должностью. В этом опросе Б.Н. Ельцин, в который уже раз, единолично держал лидерство, оставив далеко позади «отца перестройки» и всю его команду. И тем не менее, готовясь к президентским выборам, демократы очень хорошо отдавали себе отчет в том, что номенклатура не обеспечит им безоблачного существования и за победу придется как следует повоевать.
Организацию предвыборной кампании возложили на Геннадия Бурбулиса, основательного, достаточно умудренного политика, проверенного Свердловском. Все тактические и стратегические ходы разрабатывались в его штабе, с которым были связаны все регионы страны, все общественные демократически ориентированные структуры. Стало законом: ничего не пускать на самотек. Борьба за голоса избирателей должна вестись тотальная – за каждый регион, область, район, город, за каждого отдельного человека, потому что все понимали: шанс, однажды предоставленный историей, может не повториться.
Вскоре на свет появилась подробная карта политической обстановки в России. Аналитики с большой степенью вероятности рассчитали, в каком районе, какой процент населения отдаст свои голоса за Ельцина. В помощь Борису Николаевичу были назначены сто человек доверенных лиц. Естественно, отбор вели строгий, поскольку от команды во многом зависела динамика подготовки выборов, да и сами выборы.
Мы, помощники Ельцина, не вошли в число доверенных лиц, поскольку организаторы понимали, что у нас и так был довольно обширный круг обязанностей и времени ездить по стране просто не оставалось. Но я попросил Бориса Николаевича, чтобы в команду доверенных лиц он включил прежних «доверенных», которые по совести и убеждению помогали ему пробиваться в Верховный Совет СССР, а затем – в парламент России и на пост его Председателя. Речь шла о полковнике в отставке Владимире Михайлове, Льве Демидове, Виктории Митиной и Саше Музыкантском. И эта четверка, с согласия Ельцина, была зачислена в группу доверенных лиц. Создался мощный пробивной кулак. Шеф собрал их вместе и дал напутствие – в каком ключе вести предвыборную пропаганду. Не потому, что они сами этого не знали, а для того, чтобы лишний раз напомнить, насколько важно соблюдать правила хорошего тона. Основное требование Бориса Николаевича заключалось в том, чтобы, Боже упаси, не поддаться искушению и не начать очернять конкурентов. Потом все мы убедились, насколько демократы были корректнее представителей альтернативных кандидатов…
Списки доверенных лиц передали председателю Центризбиркома Василию Казакову. В штаб Бурбулиса вошли социологи, экономисты, ученые других направлений, журналисты, люди из института Татьяны Заславской, которые постоянно «измеряли» пульс общественного мнения. Не щадя сил, работали народные депутаты Юрий Рыжов, Галина Старовойтова, ученые Бунич, Тихонов и другие. Россия еще не знала столь организованной кампании по выборам главы государства. В ее истории это был беспрецедентный случай, и, естественно, все осознавали эту колоссальную ответственность, которая ложилась на них.
Разных прогнозов относительно итогов выборов было более чем достаточно. Каждый стремился доказать, что и в своем отечестве существуют пророки. Валерий Борцов, Лев Демидов, Владимир Михайлов и я составили своеобразный тотализатор по результатам выборов Президента. Вернее, по предсказанию результатов. Я назвал цифру 5758 процентов – «за», Михайлов – 58–60 процентов, Борцов – 75, Демидов – 58. Таким образом, трое из нас, в общем, угадали – в действительности Б.Н. Ельцин набрал 57,35 процента голосов российских избирателей.
В процессе подготовки выборов наш представитель встречался с Бакатиным на предмет выяснения его позиции, однако выяснить ее так и не удалось. Генерал Макашов явно «работал» на военно-промышленный комплекс, Жириновский, судя по его высказываниям и некоторым странностям биографии, шел от КГБ и симпатизирующих этой организации сил, Рыжков – несомненно, ставленник аграриев и периферии. Тулеев… – «темная лошадка», которая под конец предвыборной кампании все же «стукнула копытцем» и обдала грязью Ельцина. Я имею в виду его заявление по телевидению о «связях» российского правительства с каким-то мифическим дельцом-мафиози.
Жириновский избрал совершенно нелепую тактику: его пропагандистский поезд тащился буквально вслед ельцинскому. И там, где Борис Николаевич говорил «да», его лихой оппонент утверждал «нет» в многократном повторении. И наоборот: тысячу «да» – ельцинскому «нет». И если Ельцин здраво оценивал свои возможности в случае избрания его Президентом, то Владимир Вольфович, подобно Остапу Бендеру, сулил всем скорое благоденствие с шампанским и ананасами к Новому году, копеечной водкой и чуть ли не бесплатной колбасой. Жириновский нес феноменальную тарабарщину отнюдь не по глупости, а по причине своего безмерного высокомерия и низкого мнения о народе, за голоса которого сражался. Он считал и считает, что толпа все проглотит, чем бы ее ни потчевали, все снесет и поверит в любой бред и пойдет за ним словно стадо баранов. Это, безусловно, мастер злого умысла – циничный, постоянно переигрывающий свою роль, как будто глухарь на току – когда поет, никого и ничего не слышит.
Для новичков в политике он был даже неплох, для провинциалов – даже интересен, ибо «нестандартные» его речи и выходки заставляли людей слушать и «проникаться». Но любой здравомыслящий человек прекрасно понимал, что за его краснобайством и пустозвонством ничего не стоит…
Когда съезд российских депутатов выдвигал его кандидатом в президенты России, то на лицах присутствующих блуждала усмешка. Кое-кому очень хотелось его вытолкнуть на ковер политической арены, чтобы он всласть посмешил и отвлек от тяжелых раздумий публику. Но получилось так, что он не столько потешил публику, сколько показал уровень его выдвигавших.
Председатели колхозов обещали людям: будете голосовать за Рыжкова, получите сено, корма, не будете – останется ваш скот голодным… В воинских частях политработники тоже натаскивали солдат отдать голоса за Николая Ивановича. Мол, в случае его победы можно легко справиться с демократами, которые «развалили страну».
Работал наш штаб, работал, естественно, и штаб Лукьянова, под крышей которого концентрировались все консервативные силы. Борис Николаевич в день выборов находился у себя на даче, и все сведения, которые мы получали из различных регионов, поступали к нему. В одной из областей, где, по нашим данным, ориентация избирателей была в пользу Ельцина, Рыжков вдруг начал получать перевес. Такого быть не могло, и мы через своих представителей стали разбираться, в чем же дело. Оказалось, что «напутали» в воинских частях… Наши представители выяснили, что там имели место случаи подтасовок бюллетеней. Но такие факты были редки, а в основном голосование проходило по запланированному графику.
Очень помогал нам Аэрофлот, его пилоты перевозили сотни тысяч плакатов и листовок, призывающих голосовать за Б.Н. Ельцина. И хотя каждый из нас верил, что победит Ельцин, штаб все же лихорадило. Нетерпение буквально выматывало, ибо все отдавали отчет в том, что наступил действительно исторический момент, который нельзя упускать. Провались Ельцин в первом туре, неизвестно, чем бы все кончилось…
Перевыборы, случись таковые, были бы опасны. Возможно, то, что произошло в августе, могло бы в «силу обстоятельств» свершиться уже в июне – июле, скажем, в канун второго тура голосования, если бы таковой имел место. Трудно поверить, что генералитет, КГБ, военно-промышленный комплекс не понимали, на кого они ставят, кому при случае могут доверить управление страной.
Однако плохо же они думали о народе (если вообще думали), когда всерьез ставили на таких людей, как Жириновский и генерал Макашов. Неужели народ достоин таких «вождей»? Что стало бы с ним, если бы, допустим, к власти пришел Жириновский, который обещал Прибалтику сделать свалкой ядерных отходов? Или Макашов, который спал и во сне видел «великую порку», которую он задумал устроить интеллигентам на Красной площади?
Галина Старовойтова так характеризовала кандидатов на пост Президента России: «Спектр выдвинутых кандидатур отлично продуман: каждый из шести претендентов олицетворяет определенное социальное течение, заполняет экологическую нишу. Рыжков – это ностальгия по временам застоя, когда людям не надо было беспокоиться о завтрашнем дне. Но не забудем – Николай Иванович перенес недавно тяжелую болезнь, вице-президентом же у него будет генерал Громов – случись что, и место Рыжкова автоматически займет он. Бакатин – типичный аппаратчик-либерал, ко всему – с имиджем человека, пострадавшего несправедливо и без соблюдения законной парламентской процедуры смещенного с поста министра внутренних дел. Если бы он выбрал вице-президента из числа депутатов-демократов, думаю, шансы его были бы велики. Макашов представляет так называемые «патриотические» силы, часть офицерства, по крайней мере высшего, а также интерфронты республик, которые могут повлиять на голосование в России – через родных и близких. Жириновский – лидер созданного КПСС фиктивного центристского блока, использующий пропагандистские приемы, характерные для Германии 30-х годов. Он обладает определенной харизмой – то есть влиянием личным, психологическим, и некоторые избиратели, сбитые с толку или уставшие от старых политиков, не исключено, пойдут за ним. Возможно повторение польской ситуации: кандидат в президенты Тыминьский весьма и весьма неплохо шел на первом туре выборов. Правда, этот миллионер делом доказал свою способность решать хотя бы собственные экономические проблемы, достижений же Жириновского – ни в этой, ни в других областях – мы не знаем».
В предвыборной кампании Б.Н. Ельцин применил свою «домашнюю заготовку», о которой потом с раздражением писала коммунистическая пресса. Когда незадолго до выборов объявили, что на Центральном телевидении состоится «круглый стол» всех шести кандидатов в президенты, Борис Николаевич отказался в нем участвовать. У него уже была запланирована поездка в Саратов, и он, объявив об этом, на телевидение не явился. Я думаю, не будь Саратова, он придумал бы что-нибудь другое. Жириновский потом на всю страну голосил, что-де Ельцин его испугался и потому не принял участия в «круглом столе».
Я полагаю, что, если бы Ельцин участвовал в том «круглом столе», он сильно бы проиграл в глазах российского народа. Находиться в одной компании с такими «ребятами», как генерал Макашов и «интеллигент» Жириновский, это, пожалуй, то же самое, что черпать суп из тарелки пятерней – разве этого ждал народ от своего лидера? Ельцин это прекрасно понимал и заблаговременно «умыл руки».
К чести Горбачева, он на этот раз обошелся без закулисных ходов и практически не вмешивался в избирательную кампанию. Просто обладая большим интеллектом, чем его окружение, Горбачев, видимо, не сомневался в победе Ельцина, а значит, и в неизбежности сотрудничества с ним.
Каждый час зарубежные радиостанции оповещали слушателей о ходе выборов. К трем часам ночи ни у кого больше не оставалось сомнений в том, что Б.Н. Ельцин «загнул салазки» своим конкурентам и без всяких «вторых туров» одержит убедительную победу. «Виват, Президент!» – воскликнул диктор одной западной радиостанции. И все мы, кто следил за головокружительной спиралью голосования, ликовали. Восторжествовала справедливость: человек, которого столько раз топили и унижали, победил…
В моей работе с Б.Н. Ельциным, да и вообще в жизни, это был кульминационный момент. Что бы ни случилось, мы все же дошли до заветной цели.
Потом, разумеется, состоялся дружеский ужин у Бориса Николаевича. Затем мы отправились на природу. Вспоминали и близкое, и далекое, первые годы работы, притирку, которая, между прочим, не всегда была безболезненной. Я ощущал себя счастливчиком – судьба свела меня с человеком, который появляется на исторической арене именно в тот момент, когда никто другой его заменить не может. Зигзаг моей личной судьбы соединился с судьбоносным «зигзагом» времени, которое породило и выдвинуло на авансцену такого деятеля.
Мне вспомнился наш разговор в самолете, когда мы с Борисом Николаевичем возвращались из Америки. Он тогда спросил у меня: «Скажите, Лев Евгеньевич, согласны ли вы идти со мной до конца?» Я ответил: «Да, пойду до конца». И когда мы были на природе, я напомнил ему о том нашем разговоре. Я сказал, что прошел с ним весь путь: «Вы теперь Президент, и я могу уйти». Это была грустная минута. Но Борис Николаевич тактично и с оптимизмом меня поправил: «До конца мы еще не дошли… Это только начало, Лев Евгеньевич, и мы с вами еще как следует поработаем…»
Между «Альфой» и Ельциным – Россия
Вне всякого сомнения, «интродукция рондо каприччиозо», разыгранная заговорщиками, оглушила их самих. Они поднялись не против Горбачева, лишь изолировав его, а всю бронетанковую мощь направили на единственно возмущавшую их силу – Ельцина и его окружение. Мечтали сделать переворот в белых перчатках и заслужить лавровый венок за спасение державы. Но, как известно, подобные перевороты возможны лишь в банановых республиках, а не в стране, которая только-только почувствовала изумительный запах свободы.
Заговорщики знали цену времени. Они спешили во что бы то ни стало помешать Ельцину отметить сто дней его президентства, которые узаконили бы его пребывание у власти. Их охватила непреодолимая паника. Оставались считаные часы до подписания союзного договора, после чего весь каркас союзной власти мог претерпеть нежелательные метаморфозы. И вместо того, чтобы использовать многократно опробованный метод политического терроризма, путчисты втянулись в дорогостоящую, громоздкую и архиглупую акцию по введению ЧП. Чем, интересно, они думали? Ведь можно было посадить своих лучших снайперов на ту же гостиницу «Украина» и в любой момент преспокойно убрать Президента. В конце концов могли бы инсценировать катастрофу самолета (для правдоподобия с пассажирами) со «случайной» траекторией полета: небо, Белый дом, кабинет Президента. Словом, существуют тысячи дешевых и неброских способов устранения любого как физического, так и юридического лица… И этого не случилось исключительно потому, что путчисты знали: убийство Ельцина народ никогда не простит. Был избран довольно наезженный, проторенный гусеницами танков путь: под флером законности произвести контрреволюционный переворот. В результате – сами проиграли и подставили тех, кто надеялся на их поддержку.
Те августовские дни стали самыми горькими в моей жизни. До какого-то момента не покидало ощущение безнадежности. Ведь сначала лишь немногочисленные группки людей прирастали к Белому дому. Это потом пришли тысячи, а в первые часы маятник качался не в пользу законности. И, конечно же, обращение Бориса Николаевича к народу, сыграло в тот момент решающее значение.
Когда я подошел к танку, с которого выступал Б.Н. Ельцин, люди ловили каждое его слово: «В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным, антиконституционным переворотом… Уверен, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным законам и указам Президента России…»
Рядом с Ельциным – Геннадий Бурбулис, Валентин Моханин, Саша Коржаков… Они прикрывали своего Президента со всех сторон, ожидая худшего. Могли ведь стрелять из толпы, с деревьев, с этажей зданий, окольцевавших Белый дом. Как потом стало известно, в толпе находились агенты КГБ, внимательно следившие за каждым движением Президента и его свиты.
В Доме Советов все помощники Бориса Николаевича были на местах: Илюшин, Семенченко, Корабельщиков. В приемной Ельцина толпился народ. Там были А. Руцкой, генерал К. Кобец, народные депутаты. Лица у всех напряженные, в глазах тень большого горя. И у меня ныла душа, обуревали нехорошие предчувствия. Но каждый старался не подавать вида. И это нетрудно было сделать, чувствуя близость товарищей.
Был ли путч большой неожиданностью? Нет, пожалуй, ведь увертюра к нему началась значительно раньше. Возможно, с траурных ноток Тбилиси, затем Вильнюса, Риги… Какие-то зловещие тени уже подбирались, но в текучке мы не удосужились их заметить. Было ощущение бесконечного падения в пропасть, хотелось забыться и не думать, к каким последствиям могут привести спущенные с курка события.
В какое-то мгновение я остановился у окна и взглянул на город. До боли знакомые очертания… Стоило преодолеть каких-то сто метров, и я бы оказался в своем старом дворе. В квартире, где и сегодня проживает моя сестра с мужем и двумя детишками. Однако человек не может до бесконечности находиться в состоянии безнадежности. Это противоестественно: силы наши направлены на преодоление.
Приехали доверенные лица Бориса Николаевича: Владимир Михайлов, Лев Шимаев, Лев Демидов, Валерий Борцов. К Белому дому стали стекаться афганцы. Илюшин был на связи все время. Любопытно, что все телефонные каналы Президента бездействовали, спецсвязь тоже не работала, а контакт с внешним миром осуществлялся через мои и илюшинские телефоны. Звонил Буш и разговаривал с Ельциным. Лично мне звонили из Лондона и Праги, почти из всех иностранных посольств. Спрашивали, беспокоились и поддерживали добрым словом. Позвонил хирург Геннадий Вихров из института Склифосовского и предложил свою помощь. Я согласился. Он пришел с хирургическим инструментом и провел с нами две ночи.
В моем кабинете перебывали, наверное, все сторонники Президента. Пришел поэт Евгений Евтушенко, и мы долго обсуждали происходящее. Ему очень хотелось поговорить с Борисом Николаевичем, но это было маловероятно, поскольку готовилось выступление Президента, назначенное на 19 августа. И тем не менее, я пообещал поэту поспособствовать его встрече с Ельциным. И когда объявили по мегафону, что сейчас будет выступать Президент, я предложил Евтушенко пойти с нами. Увидев Евтушенко, Борис Николаевич тепло с ним поздоровался.
Затем была встреча с Ростроповичем. Когда я зашел в приемную Президента, в глаза бросилась любопытная деталь: генерал К. Кобец о чем-то оживленно беседовал с А. Руцким, а чуть в стороне, на диване, сиротливо сидел Святослав Ростропович. Известный всему миру музыкант поддержал сопротивление тем силам, которые изгнали его из страны. Он очень смешно рассказывал о своих впечатлениях: «Я все время себя щипаю и спрашиваю: Слава, ты где? Разве ты мог когда-нибудь предполагать, что будешь охранять Белый дом?» Многие газеты мира опубликовали уникальную фотографию, на которой был изображен Ростропович с автоматом в руках.
А танки между тем все шли и шли, шли бронетранспортеры, грузовики с солдатами. У танковых пулеметов – стрелки. По телевидению – «батман» по-янаевски. Белый дом готовился к отражению штурма. Позже станет известно, что людям из спецподразделения «Альфа»… Впрочем, вчитаемся в строки профессионала – начальника отделения группы «Альфа» Леонида Гуменного: «Военные должны были обстрелять из гранатометов каждое окно со 2-го по 5-й этаж, после чего мы, ворвавшись в здание, провели бы «зачистку», которая производится следующим образом: сотрудники открывают дверь помещений, бросают гранату и дают очередь из автомата…»
Начальник другого отделения группы «Альфа» Анатолий Савельев по поводу сложности штурма Белого дома высказался так: «Штурмовать дворец Амина в Кабуле было намного проще…» Действительно, разница была существенная: в Кабуле «Альфе» противостояла только охрана, в Москве «Альфе» пришлось бы пробиваться через кровавое месиво человеческих тел – москвичей и москвичек.
С аэродрома «Арзиц» поднялись в воздух транспорты с 299-м воздушно-десантным полком из 98-й дивизии ВДВ. 217-й полк должен был приземлиться в Москве на военном аэродроме «Кубинка», а 299-й – на «Чкаловском». 37-я десантная бригада, расквартированная в Калининградской области, передислоцировалась в Ригу, 234-й парашютнодесантный полк усилил Таллинский военный гарнизон, 21-я бригада высадилась на аэродроме «Вазиани».
В 12.35 167 постов радиоразведки и помех приступили к выявлению и подавлению радиостанций, выступавших в поддержку Президента. В 14.00 ГКЧП закрыл все демократические издания…
Заместитель министра ВД СССР Громов, пытавшийся убедить Пуго отказаться от операции, в ответ услышал сакраментальное: «Это приказ, а все приказы следует выполнять». По приказу генерала Варенникова эскадрильи вертолетов, вооруженных ракетами, были перебазированы в подмосковный Подольск. Этот «воздушный кулак» предназначался для участия в операции «Гром», то есть для захвата Белого дома.
Но вернемся к рассказу Л. Гуменного: «По уточненному плану действий группа «Б» (отдельный учебный центр КГБ) должна была «обработать» 1-й и 2-й этажи секретным оружием огромной разрушительной силы. А задача арестовать Ельцина, которую поставил Карпухин (начальник группы «Альфа»), была нереальной по той причине, что после «зачистки» все, в том числе и Президент России, были бы уничтожены…».
По оценке самих же командос, в случае штурма Белого дома 50 процентов личного состава «Альфы» полегло бы у его стен и в помещениях «коридорного типа». Каждый второй из штурмовавших отдал бы свою жизнь. Во имя чего?
Из «откровений» заместителя председателя КГБ Гения Агеева: «Утром Крючков по телефону поручил мне связаться с заместителем министра обороны Ачаловым для разработки операции по блокированию и захвату Белого дома. Он назвал место, куда будет отправлен арестованный Ельцин. Это было все то же «Завидово». Все эти факты красноречиво говорят о серьезных намерениях заговорщиков.
Но обо всем об этом мы узнали позже. А в то утро, когда моя машина чуть не была раздавлена кортежем Бориса Николаевича, направлявшегося из Архангельского в Белый дом, возник и мучил вопрос: «Почему путчисты не схватили Ельцина сразу? На что они рассчитывали? На танки и ракетонесущие вертолеты вместе с «секретным оружием»? Или надеялись на «коридорную систему», захватить которую так же легко, как легко разрушить карточный домик? Или путчисты все же отдавали себе отчет в том, что террор против Ельцина поднял бы всю Россию со всеми вытекающими из этого последствиями?»
Если захват Белого дома был чреват колоссальными человеческими потерями, то, думается, штурм президентской дачи был бы не ахти каким сложным делом. Шесть – десять лет назад такие операции могли бы закончиться тихо и молниеносно. В августе 1991 убить или депортировать в «Завидово» первого российского Президента было бы непостижимо сложно. И главное потому, что уже были произнесены на всю страну слова-заклинания: совершен антиконституционный переворот, в опасности Россия и ее законно избранный Президент. Это был бы для путчистов самоприговор, и они это прекрасно понимали. Но вместе с тем они понимали и другое: оставшийся на свободе Ельцин и его сторонники не откроют хунте путь к власти. Что было делать? Чтобы ответить на этот извечный вопрос, главари государственного переворота теряли драгоценные часы. И к счастью, эти потерянные часы, хотя и обернулись для них трагедией, зато сохранили им единственное, с чем никогда не хочется расставаться, – жизнь. Упущенное заговорщиками время прибавилось к часам демократов и в итоге способствовало победе. Маятник российской истории качнулся вправо, влево и замер…
Начиная с 18 августа судьба Ельцина висела на волоске. Но дело в том, что путчисты не уложились в свой график. Бывший начальник 7-го управления КГБ Е. Ращепов дал такую интерпретацию событиям: «…Детали предстоящей операции обсуждались на совещании у заместителя министра обороны Владислава Ачалова. Он проинформировал собравшихся, в числе которых были начальник группы «Альфа» Виктор Карпухин и командующий ВДВ Павел Грачев, о том, что в воскресенье 18 августа самолет Ельцина под благовидным предлогом будет посажен не во «Внуково», а на военном аэродроме «Чкаловский». Планировалось, что командир особой дивизии КГБ пригласит Ельцина в здание аэровокзала, где, как я понял, у него состоится разговор с министром обороны Язовым. Перед подразделением ВДВ и группой «Альфа» ставилась задача нейтрализовать охрану Ельцина»… «Обследовав вместе с Карпухиным Архангельское, – вспоминает Ращепов, – мы обратили внимание, на большое количество в поселке вооруженных милицейских нарядов, в том числе и подвижных милицейских групп. Это подтвердило, что идет подготовка к встрече высокопоставленного гостя.
Убедившись, что самолет приземлился и Президент России отправился в Архангельское, я доложил об этом Грушко. Он приказал мне держать наготове группу «Альфа» и ждать распоряжения от Крючкова».
Итак, все было предрешено. С четырех утра спецназ ждал приказа, но не дождался. Время шло, а действий не было. То ли помешало интенсивное движение в районе Архангельского, то ли многочисленные прохожие… А может, все дело в другом: может, фортуна и на этот раз была благосклонна к моему шефу, а не к тем, кто жаждал поставить его на колени? Как бы там ни было, Ельцину и его охране удалось «вместе» с танками прибыть в Москву, один из которых и стал трибуной для Б.Н. Ельцина.
Вечером 21 августа Илюшин предложил нам собраться в приемной Президента. Обсуждался вариант в случае крайней необходимости перебраться в американское посольство. Американцы были готовы принять нашу группу.
Разве мог я когда-то предположить, что кварталы моего детства превратятся в поле битвы и не с каким-то иноземным захватчиком, а со своими соотечественниками. А бой по существу уже начался. Горели автобусы, раздавались автоматные очереди, пространство, прилегающее к Белому дому, взорвалось стоном многотысячной толпы: «Убийцы! Убийцы! Убийцы!»
В те часы я как никогда чувствовал необходимость дружеского локтя. Прекрасно понимаю Юрия Лужкова, который уже в первые часы путча твердо решил, что скорее умрет в борьбе, чем позволит быть схваченным у себя дома или застреленным в переулке.
В самый критический момент, когда до вероятного штурма оставались считаные часы, мне позвонила жена. Мы не знали, как ободрить друг друга, не было слов… Кажется, недавно мы с ней обсуждали «простой» вопрос – идти на работу к Ельцину или нет… И вот уже все позади: бессонные ночи, многотысячные митинги, изнуряющий предвыборный марафон… И прошлое и будущее стали какими-то далекими и эфемерными. Болело сердце за сына, к счастью, он был в безопасности. Тревожные мысли о матери не покидали в эти минуты и Бориса Николаевича. Не выдержало материнское сердце, и после путча Клавдия Васильевна заболела.
Около трех часов (предполагаемое время начала штурма) пришел Саша Коржаков и повел меня, Демидова, Михайлова, Пихоя, Ильина к специальному лифту. На нем мы спустились в подземные этажи, о которых я даже не подозревал. На каждом шагу встречались вооруженные люди. Мы долго шли лабиринтами коридоров и переходов, пока не оказались в просторном помещении, с большими коваными дверями, похожими на створки шлюза. В этом помещении мы увидели нашего Президента, там же были вице-мэр Москвы Лужков и мэр Попов. Борис Николаевич был без пиджака, имел рабочий вид. Затем Лужков вышел в большой зал и стал по телефону отдавать команды. Делал он это решительно, и в его голосе была твердость и уверенность. Мы узнали, что работала мэрия и Моссовет, что туда стекается подробная информация и передается к нам в бункер, где принимались решения и отдавались команды. Узнав, что со стороны Калининского проспекта движется десантная часть, тут же было дано распоряжение перегородить ей путь автобусами. Таким образом все подъезды к Белому дому были перекрыты.
Ребятами из охраны была проведена разведка подземных тоннелей и выставлена охрана. Все, что хоть в какойто мере вызывало подозрения, было блокировано. Однако в самый критический момент переезд в американское посольство как вариант Президентом был решительно отклонен. На экстренный случай рассматривался уход через один из тоннелей, который выходил на пустырь, недалеко от Краснопресненской набережной. По нему уже прошли телохранители Ельцина, выяснили, что делается наверху, и установили постоянное дежурство. Это был наиболее вероятный вариант на случай катастрофы.
В ночи витало тревожное ожидание, никто не спал, работали, обменивались мнениями. Ведь не зря же на улицы Москвы выведено такое огромное количество военной техники, различных дивизий и полков, включая части спецназа КГБ, ОМОН, МВД, десантные подразделения. Ясно же, что путчисты поставили конкретную задачу: взять или уничтожить тех, кто руководил сопротивлением.
23 августа в газете «Россия» появилось интервью с генерал-майором КГБ В. Карпухиным. Вот что рассказал этот компетентный человек:
«19 числа в 5 утра я был вызван к Крючкову. Получил приказ: силами своего подразделения арестовать Ельцина и все руководство Верховного Совета России и доставить их в одну из оборудованных точек в «Завидово», недалеко от Москвы… С самого начала я предпринимал все, чтобы не выполнять приказы руководства КГБ…
– Отдавали ли вам приказ брать штурмом Белый дом?
– Да.
– Устно или письменно?
– Крючков вызвал меня в свой кабинет и сказал, что судьба страны зависит от наших действий. Вечером 19 августа в Министерстве обороны СССР состоялось закрытое совещание. Его вел генерал Ачалов. Из военной элиты на нем присутствовали Моисеев, Ахромеев, в кабинет постоянно заходил Язов… Мне был дан приказ возглавить путч. В мое оперативное подчинение вошли дивизии ОМСДОН, Московский ОМОН и специальное подразделение трех высших управлений КГБ – всего 15 тысяч человек.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.