Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил"

После непродолжительных дебатов по частным вопросам тов. Троцкий в своей речи заявляет о разрыве переговоров.

Троцкий. Задачей подкомиссии, как мы ее понимаем, являлось ответить на вопрос, в какой мере предложенная противной стороной граница способна, хотя бы в минимальной степени, обеспечить русскому народу право на самоопределение. Мы выслушали сообщения наших представителей, вошедших в состав подкомиссии по территориальным вопросам,[100]100
  там же


[Закрыть] и мы полагаем, что после продолжительных прений и всестороннего рассмотрения вопроса наступил час решений. Народы ждут с нетерпением результатов мирных переговоров в Брест-Литовске. Народы спрашивают, когда кончится это беспримерное самоистребление человечества, вызванное своекорыстием и властолюбием правящих классов всех стран? Если когда-либо война и велась в целях самообороны, то она давно перестала быть таковой для обоих лагерей. Если Великобритания завладевает африканскими колониями, Багдадом и Иерусалимом, то это не есть оборонительная война; если Германия оккупирует Сербию, Бельгию, Польшу, Литву и Румынию и захватывает Моонзундские острова, то это не оборонительная война. Это – борьба за раздел мира. Теперь это ясно, яснее, чем когда-либо.

Мы более не желаем принимать участия в этой чисто империалистической войне, где притязания имущих классов явно оплачиваются человеческой кровью. Мы с одинаковой непримиримостью относимся к империализму обоих лагерей, и мы более не согласны проливать кровь наших солдат в защиту интересов одного лагеря империалистов против другого.

В ожидании того, мы надеемся, близкого часа, когда угнетенные трудящиеся классы всех стран возьмут в свои руки власть, подобно трудящемуся народу России, мы выводим нашу армию и наш народ из войны. Наш солдат-пахарь должен вернуться к своей пашне, чтобы уже нынешней весной мирно обрабатывать землю, которую революция из рук помещика передала в руки крестьянина. Наш солдат-рабочий должен вернуться в мастерскую, чтобы производить там не орудия разрушения, а орудия созидания и совместно с пахарем строить новое социалистическое хозяйство.

Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий, противостоящих ныне войскам Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Мы ждем и твердо верим, что другие народы скоро последуют нашему примеру. В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов. Эти условия отвергаются трудящимися массами всех стран, в том числе и народами Австро-Венгрии и Германии. Народы Польши, Украины, Литвы, Курляндии и Эстляндии считают эти условия насилием над своей волей; для русского же народа эти условия означают постоянную угрозу. Народные массы всего мира, руководимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти условия в ожидании того дня, когда трудящиеся классы всех стран установят свои собственные нормы мирного сожительства и дружеского сотрудничества народов. Мы отказываемся санкционировать те условия, которые германский и австро-венгерский империализм пишет мечом на теле живых народов. Мы не можем поставить подписи Русской Революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ.

Правительства Германии и Австро-Венгрии хотят владеть землями и народами по праву военного захвата. Пусть они свое дело творят открыто. Мы не можем освящать насилия. Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора.

В связи с этим заявлением, я передаю объединенным союзническим делегациям следующее письменное и подписанное заявление:

"Именем Совета Народных Комиссаров, Правительство Российской Федеративной Республики настоящим доводит до сведения правительств и народов воюющих с нами, союзных и нейтральных стран, что, отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия, с своей стороны, объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным.

Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту[101]101
  Приводим приказ о демобилизации армии, изданный тов. Крыленко после разрыва мирных переговоров в Бресте, 10 февраля 1918 г.:
  "Товарищи! Мирные переговоры закончены. Немецкие капиталисты, банкиры и помещики, поддержанные молчаливым содействием английской и французской буржуазии, поставили нашим товарищам, членам мирной делегации в Бресте, условия, под которыми не может дать свои подписи русская революция.
  Правительства Германии и Австрии хотят владеть землями и народами, захваченными силой оружия. Русская народная власть рабочих и крестьян не может дать на это своего согласия. Мы не можем подписать такого мира, который несет с собою горе, гнет и страдания миллионов таких же рабочих и крестьян. Но мы не можем, не хотим и не будем также вести войну, затеянную царями и капиталистами и в союзе с царями и капиталистами. Мы не хотим и не будем вести войну с такими же, как и мы, немецкими и австрийскими рабочими и крестьянами, мы не подписываем мира помещиков и капиталистов, и пусть знают теперь немецкие и австрийские солдаты, кто их гонит и за что их погонят теперь на войну, и пусть знают они, что мы с ними воевать отказываемся.
  Наша делегация, в полном сознании своей ответственности перед русским народом и угнетенными рабочими и крестьянами других стран, поэтому 28 января (10 февраля н. ст.) сего года сделала заявление, приведенное ниже.
  В связи с этим предписываю немедленно принять все меры к объявлению войскам, что война с Германией, Австрией, Турцией, Болгарией с этого момента считается прекращенной. Никакие военные действия иметь места не могут. Настоящим объявляется одновременно начало общей демобилизации на всем фронте.
  Штабам фронтов и армий предписываю принять меры к уводу войск с передовой линии и сосредоточению их в линии резервов для дальнейшей отправки, согласно общему демобилизационному плану перевозок, в глубь России.
  Для охраны пограничной линии выделить временные части из солдат сроков службы последних годов.
  Товарищей-солдат прошу сохранять спокойствие, терпеливо выжидать сроков отправки своего года и своей части, равно как напрячь все усилия для сведения в склады стоящего миллиарды народных денег артиллерийского и всякого иного имущества. Помните, что только при планомерно проведенной демобилизации все смогут уехать по домам, не разрушая железнодорожного движения и не останавливая подвоза провианта для временно остающихся.
  С первого февраля отпускаются 1908 и 1909 года, сроки остальных годов будут указаны дополнительно.
  Всем выборным солдатским организациям, всему командному составу предписывается принять все меры для наиболее планомерного проведения демобилизации.
  Верховн. Главнокомандующий Н. В. Крыленко".


[Закрыть]".

Кюльман запрашивает, намерено ли советское правительство заявить по прекращении войны, где в точности проходит внешняя граница РСФСР и согласно ли советское правительство возобновить торговые и правовые сношения, соответствующие состоянию мира между странами?

Троцкий. Мне остается прибавить немногое к сказанному в нашем заявлении. Российское правительство в этом письменном заявлении говорит, что оно, с своей стороны, объявляет состояние войны прекращенным, и что, во исполнение этого своего решения, оно отдает приказ о полной демобилизации армии на всех внешних фронтах. Что касается практических затруднений, вытекающих из создавшегося положения, то я не могу предложить никакой юридической формулы для их разрешения. Это отсутствие необходимой юридической формулы является не случайным недоразумением; весь ход мирных переговоров доказал, что, ввиду глубокого расхождения основных точек зрения, невозможно подыскать формулу, определяющую взаимоотношения российского правительства и центральных держав. Насколько я понял г. председателя германской делегации, он как бы допускал, по крайней мере в теории, возможность подыскания на практике недостающей нам формулы, и впредь опираясь на помощь пушек и штыков. Я этому не верю. Как бы ни злоупотребляли в течение этой войны понятием обороны страны, как бы ни насиловалась идея защиты отечества, ни один честный человек во всем мире не скажет, что продолжение военных действий со стороны Германии и Австро-Венгрии явится при данных условиях защитой отечества. Я глубоко уверен, что германский народ и народы Австро-Венгрии этого не допустят; и если наши основные положения станут для всех очевидными, то практические затруднения разрешатся тем или иным путем. Переданный нами документ не оставляет никакого сомнения относительно наших намерений. Мы, с своей стороны, объявляем состояние войны прекращенным и возвращаем наших солдат к мирному труду.

Кюльман предлагает созвать на 11 февраля пленарное заседание, где союзнические делегации выскажут свое мнение о создавшемся положении.

Троцкий. Что касается нас, то мы исчерпали все те полномочия, какие мы имеем и какие до сих пор могли получить из Петрограда. Мы считаем необходимым вернуться в Петроград, где мы и обсудим совместно с правительством Российской Федеративной Республики все сделанные нам союзническими делегациями сообщения и дадим на них соответствующий ответ.

Именем Совета Народных Комиссаров, Правительство Российской Федеративной Республики настоящим доводит до сведения правительств и народов воюющих с нами, союзных и нейтральных стран, что, отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия, с своей стороны, объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным.

Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту.

Брест-Литовск. 10 февраля 1918 г.

Председатель российской мирной делегации Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий.

Члены делегации:

Народный Комиссар госуд. имуществ В. Карелин. А. Иоффе. М. Покровский. А. Биценко.

Председатель Всеукраинского ЦИК Медведев.

2. После разрыва. Итоги переговоров

Тов. Троцкий начинает свой доклад напоминанием о том, что революционной России в настоящее время приходится не только строить новую жизнь, но и подводить итоги дореволюционной эпохи и расплачиваться по счетам истории царизма и буржуазной коалиции. И, прежде всего, нам приходится расплачиваться по счету войны, продолжавшейся 3 1/2 года и явившейся пробным камнем экономического могущества участников этой войны. Как наиболее слабая экономически страна, Россия должна была выдохнуться раньше, чем остальные участники этой войны. У нее, как и у других государств, имелся определенный военный капитал – средства взаимного истребления, – и если бы война продолжалась недолго, то Россия, быть может, и не оказалась бы по ту сторону военной победы. Но вся предыдущая политика народов вела к тому, что обе борющиеся стороны представляли почти равновесие сил, и потому война должна была затянуться. В этой затяжной борьбе победить могли лишь те, народное хозяйство которых могло бы в процессе борьбы воспроизводить истребляемый в ней капитал войны, а слабейшие неизбежно отстали, обессилели. Самым могущественным противником оказалась Германия, имеющая наиболее рационально организованную мощную промышленность; ей уступали в этом не только Россия, и не только Франция, но даже Англия. И когда начались мирные переговоры между Россией и центральными державами, фактическое соотношение сил не могло не обнаружиться, не могло не обнаружиться проявленное Германией в сорокамесячной борьбе колоссальное могущество, равно как не могли не выявиться страшная экономическая разруха, в которой ныне оказалась Россия, и факт дезорганизованности ее армии. И если бы мы базировались только на этих фактах, то, конечно, мы оказались бы в самом жалком состоянии, – даже и в том случае, если бы победила Англия. Ибо в современной войне платятся всегда слабейшие, а в силу всего исторического хода вещей Россия должна была оказаться наиболее ослабленной из так называемых великих держав. С этой точки зрения совершенно несостоятельны все утверждения буржуазной прессы о том, что мы были бы на гораздо более выгодной позиции, если бы вместе с нами в переговорах принимали участие наши союзники. Это, конечно, не верно, ибо для этой цели мы должны были бы прежде всего продолжать войну и, продолжая ее, тем самым растрачивать все более и более наши хозяйственные силы, дезорганизовать страну экономически и политически. Тем самым мы все более и более ослабляли бы наше значение в грядущих мирных переговорах, и, в конечном счете, капиталисты всех стран свели бы между собою счеты, заставив нас платить за все потери и убытки. Мы поэтому имели единственную возможность избегнуть окончательного и решительного поражения: это связать свою судьбу – судьбу русской революции – с революцией в Западной Европе.

Тов. Троцкий в нескольких штрихах воспроизводит всю деятельность российской мирной делегации, предшествовавшую январскому перерыву, и доказывает, что январские забастовки в Австро-Венгрии и Германии[103]103
  Революционное движение в Германии и Австрии – действительно достигло к этому времени небывалого размаха. События развертывались под лозунгом «хлеба и мира». Непосредственным поводом к выступлениям послужило ухудшение продовольственного положения. Население голодало: зимой 1916 – 1917 года в Германии не хватало даже картофеля, который был заменен брюквой, с трудом доставлялись в далеко недостаточных количествах пшеница и кукуруза из Румынии. Еще хуже обстояло дело в Австрии: главенствовавшая в Четверном Союзе Германия снабжала в первую очередь себя, к тому же весь аппарат снабжения в Австрии никуда не годился. 16 января в Австрии паек муки на главу семьи был уменьшен до 475 грамм. В тот же день мы читаем в дневнике Чернина:
  «Из Вены отчаянные вопли о помощи, о продовольствии. Меня просят немедленно обратиться в Берлин с просьбой о помощи, иначе катастрофа неминуема».
  Одновременно с этим рабочие волновались из-за отсутствия сведений о ходе мирных переговоров. Накануне (15 января) в Вене состоялись массовые рабочие собрания, на которых были вынесены резолюции протеста по поводу отсутствия сообщений о мирных переговорах и были заявлены требования о заключении демократического мира и предоставлении Польше, Литве и Курляндии гарантий самоопределения. 17 января в Вене и ряде провинциальных городов вспыхнула забастовка. В Вене забастовал арсенал, заводы, работающие на оборону, и частные заводы. То же происходило и в Нижней Австрии. В Брюнне, Кракове и Будапеште происходили демонстрации с требованием немедленного заключения всеобщего мира. «Дурные вести из Вены и окрестностей, – читаем мы в дневнике Чернина 17 января, – сильное забастовочное движение, вызываемое сокращением мучного пайка и вялым ходом Брестских переговоров».
  Правительству пришлось пойти на уступки: оно обещало приложить все усилия для скорейшего заключения мира, реорганизовать на демократических началах продовольственное дело, демократизировать избирательное право в коммунах, сообщать о ходе мирных переговоров и отменить милитаризацию рабочих организаций. Австро-венгерская социал-демократия поспешила удовлетвориться этими обещаниями. Адлер заявил, что рабочие добились всего, чего можно было добиться при создавшихся условиях. Однако, несмотря на согласие ЦК соц. – дем. на прекращение забастовки, волнения продолжалась. Тем временем события в Австрии нашли себе отклик в Германии. И здесь основными поводами для волнений послужили продовольственные затруднения и затяжка переговоров. Основным лозунгом движения являлось и здесь требование немедленного заключения демократического мира.
  Начавшаяся в Берлине забастовка немедленно перекинулась в провинцию. Забастовали Крупповские заводы, Данцигские верфи, Гамбургские заводы «Вулкан», заводы военных снаряжений в Киле, остановилась военная промышленность Берлина и окрестностей. В Берлине, где бастовало до полумиллиона человек, образовался совет рабочих депутатов, выставивший следующие требования: 1) заключение всеобщего демократического мира, 2) введение всеобщего избирательного права в Прусский ландтаг, 3) освобождение арестованных и 4) реорганизация продовольственного дела. Одновременно с этим состоялся ряд крупных демонстраций против войны. 1 февраля Берлин и ряд других крупных центров движения были объявлены на военном положении. При пассивном, а иногда и враждебном отношении к движению социал-демократов и профсоюзов, объявивших себя «нейтральными» и отказывавших в выдаче пособий бастующим рабочим, германскому правительству удалось справиться с движением. Оно было подавлено, совет был разогнан и на время «порядок» был восстановлен.


[Закрыть] укрепляют позицию русской революции и ослабляют внутреннюю силу германского империализма. – Мы перед отъездом в Брест-Литовск, на последнем заседании III Съезда Советов, в котором мы принимали участие, говорили о том, что не можем взять на себя обязательства подписать истинно демократический и справедливый мир. Мы говорили, что революция может оказаться вынужденной подписать даже явно насильнический мир. Но в это время разразилась забастовка в Западной Европе и благодаря тому, что через Стокгольм к нам доходили очевидно преувеличенные сведения, могло показаться, что германский пролетариат близок к победе. И действительно, уже давно пролетарское движение в Германии не приобретало того грозного размаха, который оно приобрело в те дни. Однако это тотчас же отбросило германскую буржуазию в противоположную сторону, и она поняла, что малейшая уступка с ее стороны была бы капитуляцией, была бы смертным приговором капиталистическому строю Германии. Стачка была ликвидирована, и германская делегация повторила свои требования с полной непримиримостью и в прежнем объеме. Уступка была сделана лишь в области экономическо-правовой, т.-е. в той области, которая относительно менее интересует всесильную германскую военную партию. Та скрытая контрибуция, о которой мы говорили еще на III Съезде, и которая измерялась нами в количестве восьми и, может быть, десяти миллиардов, была ими понижена до трех миллиардов. Кроме того, они высказались против неотложности возобновления торговых переговоров.

Далее тов. Троцкий говорит о той предательской роли, которую играла делегация Рады во время переговоров, подкрепляемая теми предательскими ударами в спину Брестской делегации, которые наносила поддерживавшая Раду буржуазная пресса.[104]104
  Взаимоотношения между советской делегацией и делегацией У. Н. Р. – могут быть поняты лишь после ознакомления с событиями, имевшими место на Украине. Революционная борьба, развернувшаяся на Украине, как и во всей России, в период между февралем и октябрем, а также и в последующий период, осложнялась борьбой национальной. Националистические – как буржуазные, так и лжесоциалистические – партии Украины занимали в течение всего периода между февралем и октябрем двойственную позицию, лавируя между большевиками и партиями Временного Правительства и сосредоточивая все свое внимание на вопросах самоопределения Украины. Для урегулирования этого вопроса и была создана из представителей всех националистических украинских организаций т. наз. центральная Рада. Не играя никакой роли в общей политической борьбе на Украине, центральная Рада занималась лишь вопросами национальной жизни, ведя по этому поводу переговоры с Временным Правительством. Однако, внешне уклоняясь от политической борьбы, Рада подготовляла захват власти, создавая национальные войска, подготовляя комиссаров, чтобы в момент падения правительства Керенского поставить их на место комиссаров Временного Правительства. Воспользовавшись борьбой между войсками Временного Правительства и большевистскими частями в момент Октябрьской революции, центральная Рада заняла своими войсками в Киеве все караулы в городе и правительственных учреждениях и спешно сформировала правительство – Генеральный Секретариат. Немедленно все ответственные посты были заняты агентами Рады, в Киев были стянуты войска, на местах комиссары Керенского были заменены комиссарами центральной Рады. Советы были отодвинуты на задний план, их функциями были объявлены «местные задачи», и начались переговоры с правительством Дона и Кубани, с правительством Каледина о заключении союза против большевиков. Советские войска стали разоружаться. Было объявлено о предстоящем созыве украинского Учредительного Собрания. Когда выяснилась вся эта политика Рады, в ряде советов возникла мысль о созыве Всеукраинского Съезда Советов, который поставил бы вопрос о Советской власти на Украине. Съезд был назначен на 19 декабря. Он собрался вовремя, но было уже поздно. За 3 дня до открытия Съезда была арестована группа активных работников Киевского Совета; агенты Рады, пользуясь поддержкой своих войск, захватили помещение мандатной комиссии, печати и бланки и начали выдавать мандаты своим сторонникам. Выступившим на Съезде с протестом большевикам не дали говорить, фракция большевиков удалилась и организовала особое совещание.
  В тот же период Совет Народных Комиссаров объявил Раде войну. Это обстоятельство дало возможность Раде, под видом борьбы с «москалями», разгонять советы, арестовывать и уничтожать большевиков.
  Именно в этот момент и начались переговоры с немцами. Одновременно с этим и внутри Украины уже шла гражданская война.
  Отколовшаяся часть киевского Съезда постановила слиться с Донецко-Криворожским областным съездом советов и избрать ЦИК Украины. Одновременно с этим зашевелилась недовольная политикой центральной Рады деревня, и настроение ее передалось и украинским войскам, среди которых началось разложение.
  К январю движение охватывает всю Украину, большевистские войска окружают Киев и после 10-дневного упорного боя берут его (25 января).
  Ясно, что при таких условиях положение делегации Генерального Секретариата в Бресте было не из приятных. По мере того как советские войска одерживали верх и захватывали один пункт за другим, украинская делегация сдавала один за другим все предъявленные ею первоначальные условия мира с Германией и Австро-Венгрией. В начале переговоров советская делегация предложила украинцам выступать согласованно и совместно против немцев. Те согласились, но потом изменили, начав сепаратные переговоры с немцами, в надежде использовать их против большевиков. Подлая роль украинской делегации, о которой неоднократно говорил тов. Троцкий в своих речах этого периода, не укрылась даже от Чернина, который в своих мемуарах следующим образом характеризует образ мыслей, политику и намерения украинцев:
  «Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они значительно менее революционно настроены, они гораздо более интересуются своей родиной и очень мало социализмом. Они в сущности не интересуются Россией, а исключительно Украиной, и все их старания направлены к тому, чтобы как можно скорее эмансипировать ее… Они явно были намерены использовать нас, как трамплин, с которого удобнее всего наброситься на большевиков. Они стремились к тому, чтобы мы признали их независимость, дабы они могли подойти к большевикам с этим fait accompli (совершившимся фактом) и заставить их принять украинцев, как представителей равноправной державы, пришедших завершить дело мира». (Запись от 6 января 1918 г.)
  С другой стороны для держав Четверного Союза было также чрезвычайно важно договориться с Украиной для улучшения продовольственного положения в Германии и Австро-Венгрии, где на этой почве происходили волнения. «Мир с Украиной состоялся под давлением начинающегося форменного голода» – сообщает далее (11 февраля) Чернин.
  «Без Украины голод был неизбежен» – сообщает в своих мемуарах и Людендорф. Естественно, что при таком положении немцы решили временно прервать переговоры с советской делегацией и ускорить заключение мира с Украиной (см. примечание 82).
  4 февраля Кюльман и Чернин прибыли в Берлин. В основу переговоров с украинцами было положено обязательство поставить большое количество продовольствия для Германии и Австрии. Взамен украинская делегация получила обещание об образовании в восточной Галиции автономной украинской области.
  Обе стороны сильно спешили с переговорами, которые и были закончены уже 8 февраля.
  Вскоре после этого центральная Рада, призвавшая немцев для борьбы с большевиками, была немцами же разогнана (см. примечание 112).


[Закрыть] Он говорит о том, что в самый критический момент переговоров в некоторых русских газетах было напечатано сообщение генерала Бонч-Бруевича, которое рисовало в чрезвычайно мрачном освещении положение русского народного хозяйства и состояние армии.[105]105
  Текст заявления Бонч-Бруевича редакции отыскать не удалось.


[Закрыть] Эта телеграмма была перепечатана всеми германскими газетами, и она сильно укрепила позиции и намерения аннексионистов.

Тов. Троцкий опровергает обвинение немецкой печати в попытках затягивать переговоры и доказывает, что после последнего десятидневного перерыва вся инициатива затягивания переговоров принадлежит делегациям центральных держав, выжидавшим ликвидации стачки, с одной стороны, и окончания сепаратных переговоров о мире с делегацией Украинской Рады – с другой. 9 февраля, в день рождения Леопольда Баварского, был подписан мирный договор с Украинской Радой, и генерал Гофман «с ее разрешения» (ибо, по договору, Брест-Литовск включается в пределы Украины) салютовал одновременно и в честь заключения мирного договора, и в честь рождения Леопольда Баварского.

После этого все вопросы были выяснены, и занятия военной и территориальной комиссий явились лишь оформлением уже сказанного ранее. На доводы наших военных экспертов Альтфатера и Липского, блестяще доказавших, что требование Моонзунда и той линии границ, которую провел на карте генерал Гофман, является исходной точкой наступательной политики, а не оборонительной, как это было бы, если бы Моонзунд и другие острова остались в руках России, – на эти доводы германские делегаты могли лишь ответить, что они не могут отказаться от этих требований. Точно также и в политической комиссии лейт-мотивом доклада Граца была фраза: «комиссия не пришла к соглашению».[106]106
  О границе и о заседании территориальной подкомиссии см. примечания 37 и 90.


[Закрыть] После этого российской делегации осталось лишь сделать то заявление, которое своевременно было опубликовано в газетах.[107]107
  См. заявление делегации РСФСР о прекращении войны (стр. 106 наст. тома).


[Закрыть] Тов. Троцкий рассказывает о том, какое сильное впечатление произвела эта декларация не только на представителей делегаций центральных держав, но и на тех немецких солдат, которые оказались в Брест-Литовске в это время. Не только немецкие солдаты, но и офицеры говорили: «мы не разбойники», «двигать нас на Россию невозможно», «стало быть, нас обманывали» и т. д. Однако же тов. Троцкий утверждает, что не следует считать наступление исключенным при всяких условиях. Он говорит лишь, что все те факторы, которые вынудили германских империалистов вступить в мирные переговоры и которые удерживали их от наступления до настоящего момента, не только сохранили свое значение, но, наоборот, они были усилены мирными переговорами в Бресте. И потому тов. Троцкий считает возможным без колебания демобилизовать нашу исстрадавшуюся армию, вернуть ее к повседневному труду, для того чтобы установить трудовую дисциплину и снова установить трудовую связь между ее отдельными элементами. И если мы имеем, с одной стороны, молчаливое, а может быть и не только молчаливое соглашение между империалистами центральных держав и держав Согласия, если мы имеем заговор мирового империализма против русской революции,[108]108
  Слухи о соглашении между Германией и Англией за счет России были весьма упорны и считались весьма достоверными многими видными деятелями партии и правительства, в том числе тов. Троцким. Именно исходя из предположения о достоверности этих слухов, тов. Троцкий считал, что нужно еще выждать с подписанием мира, ибо, в случае наличности такого соглашения, никакое заявление и никакие уступки советского правительства ничего не изменят. См. об этом также примечание 124.


[Закрыть] то, с другой стороны, всей нашей тактикой в Брест-Литовске мы поддерживали и укрепляли связь с нашими естественными союзниками – с рабочими Франции, Англии, Германии, Австрии и Америки. Протест союзных послов против аннулирования займов и т. д. замыкает вокруг нас кольцо мирового империализма. Но мировая революция, восстание пролетариата Западной Европы, разумеется, разрушит этот заговор и навеки освободит мир от заговоров угнетателей против угнетенных.[109]109
  После тов. Троцкого выступал ряд ораторов, в том числе Мартов и Блюм, критиковавшие внутреннюю политику советского правительства. Одобряя заявление советской делегации от 10 февраля, они утверждали, что в предстоящей борьбе Советская власть должна опереться на весь народ, прекратить гражданскую войну и вести политику так, чтобы «не замыкаться в одном классе».


[Закрыть]

Заключительное слово предоставляется тов. Троцкому. Возражая своим противникам, он говорит, что действительно в начале мирных переговоров германская делегация очень тщательно носила маску и старалась казаться более сговорчивой. Ее дальнейшее поведение объясняется вовсе не тем, что она будто бы теряла «уважение» к Советской власти из-за шагов последней во внутренней политике. Та программа, которую огласила германская делегация, в сущности, была повторением программы рейхстага, принятой 19 июля, но против нее восстала военная каста в Германии, которая окружена особым ореолом, ибо в тот момент, когда Германия была окружена целым миром врагов, именно военная каста подчинила ее защите всю капиталистическую технику и науку и мобилизовала все капиталистическое хозяйство. Все свое влияние она бросила на чашу весов при мирных переговорах и этим заставила молчать буржуазных соглашателей. Наоборот, германская буржуазная печать ненавидит нас теперь от всей души, ибо она поняла, что с большевиками сговориться с помощью дешевеньких фраз нельзя, что никакая маска в этом случае ей не поможет. Далее тов. Троцкий подробно излагает некоторые эпизоды своих переговоров с делегациями центральных держав и доказывает, что ни на одну минуту наша делегация не намеревалась проповедовать «непротивление злу». Наоборот, и граф Чернин и фон-Кюльман прекрасно поняли это, им было в соответствующих выражениях разъяснено, что русская революция, начиная с самого ответственного работника и кончая простым революционным солдатом, скорее изойдет кровью, чем допустит вмешательство во внутренние дела Федеративной Республики. Мы знаем, что у кайзера всегда найдется пять-шесть отборных корпусов, и что с их помощью можно организовать наступление; но если мы не можем обезопасить русскую революцию от этого наступления, то мы можем создать наилучшие условия для обороны, и с этой целью мы своей тактикой прежде всего стремимся раскрыть глаза германскому пролетариату.[110]110
  По докладу тов. Троцкого была принята следующая резолюция, предложенная тов. Свердловым от имени президиума:


[Закрыть]

«Протоколы заседаний ВЦИК».

7 ноября 1917 г. мы начали официально мирные переговоры, отправив радиотелеграммы в Берлин и Вену, а также в Англию, Францию и Америку, с предложением приступить к мирным переговорам.[111]111
  Смотри сноску 1


[Закрыть] В конце января этого года наши переговоры прервались. Таким образом больше двух месяцев длились эти переговоры, и теперь мы уже можем подвести итоги.

О первых этапах переговоров вам уже докладывали, и я сейчас дам краткий отчет о фактах последних двух недель, когда мы со Съезда уехали передать наш ответ немцам.[112]112
  Речь идет о III Съезде Советов, к концу которого тов. Троцкий уехал в Брест для продолжения переговоров.


[Закрыть]

Нужно сказать, что все переговоры вертелись вокруг лозунга «самоопределение». Этот лозунг впервые на мировую арену выдвинула русская революция.

Как вы помните, товарищи, они приняли этот принцип. Мы поняли, конечно, что они приняли на словах только, чтобы зарезать его на деле. И последующие события вполне это оправдали. Они поставили себе задачу прямо или косвенно захватить оккупированные территории и прикрыть этот захват красной фразой.

Их плутовство было слишком грубо и явно, чтобы мы их не разоблачили. Но у них был такой расчет: России нужен мир, и российская делегация будет вынуждена этот мир прикрасить, чтобы этим помочь успокоить и германских и русских рабочих.

И когда мы начали открыто и честно разоблачать их проделки, то они, как выражаются французы, открыли широко глаза; ведь был, мол, между нами молчаливый уговор, а вы возражаете нам и этим идете против себя.

В первую эпоху переговоров, немецкая делегация стремилась освятить свои аннексионистские вожделения, прикрыть демократическим принципом захват Польши, Литвы и т. д. И мы, конечно, должны были их разоблачить; в результате прений мы принудили их указать нам без фраз, какую границу они предлагают для России. Мы заявили им после этого, что их программа нам ясна, и просили перерыва, чтобы доложить нашим руководящим органам, и вынесенное обеими руководящими в стране фракциями решение повезли в Брест-Литовск.

Мы ждали, что сейчас же на первом заседании немцы нас спросят: принимаете вы наши требования или нет? Первое заседание отстояло от второго на два дня. Но не по нашей вине, а по вине немцев, которые вели тем временем закулисные переговоры с Радой.

Вы помните, товарищи, что мы заключили перемирие на всех фронтах, и не было с этой точки зрения надобности в особом выделении Украины. Но потом буржуазная Рада потребовала места для своего представителя в Бресте. Мы заявили ей, что не желаем представлять позорного зрелища, чтобы два братских трудовых народа раздирались разногласиями и ненавистью на глазах всего империалистического мира. И мы в этих целях, по собственной инициативе, обязались перед делегацией Рады в Бресте не утаивать ничего, показывать ей протоколы заседаний, но потребовали от нее того же. Она на это ответила отказом. И сам украинский народ не знает, и это, вероятно, останется для него навсегда тайной, какие и с кем вела тогда Рада переговоры.

Когда мы запросили буржуазную Украинскую Раду, правда ли, что пишут буржуазные германские газеты о переговорах, они отвечали – неправда. Но мы догадывались обо всем, мы понимали, что буржуазная кучка, оказавшаяся у власти на Украине, желая удержать в своих руках эту власть, готовит предательский удар и украинскому и братскому российскому народу. Чтобы закончить переговоры с Радой, германская делегация оттягивала наши заседания. 9 февраля в 2 часа ночи был подписан мир с буржуазной Радой. И как водится в монархических странах, Леопольду Баварскому ко дню его рождения, к 9 февраля, был поднесен этот позорный акт. А в то самое время, когда буржуазная Рада получила Брест-Литовск в свое «владение», – на словах только, ибо немцы еще и поныне там, – в это самое время они потеряли, отдав советским войскам, Киев и почти всю Украину,[113]113
  Взаимоотношения между советской делегацией и делегацией У. Н. Р. – могут быть поняты лишь после ознакомления с событиями, имевшими место на Украине. Революционная борьба, развернувшаяся на Украине, как и во всей России, в период между февралем и октябрем, а также и в последующий период, осложнялась борьбой национальной. Националистические – как буржуазные, так и лжесоциалистические – партии Украины занимали в течение всего периода между февралем и октябрем двойственную позицию, лавируя между большевиками и партиями Временного Правительства и сосредоточивая все свое внимание на вопросах самоопределения Украины. Для урегулирования этого вопроса и была создана из представителей всех националистических украинских организаций т. наз. центральная Рада. Не играя никакой роли в общей политической борьбе на Украине, центральная Рада занималась лишь вопросами национальной жизни, ведя по этому поводу переговоры с Временным Правительством. Однако, внешне уклоняясь от политической борьбы, Рада подготовляла захват власти, создавая национальные войска, подготовляя комиссаров, чтобы в момент падения правительства Керенского поставить их на место комиссаров Временного Правительства. Воспользовавшись борьбой между войсками Временного Правительства и большевистскими частями в момент Октябрьской революции, центральная Рада заняла своими войсками в Киеве все караулы в городе и правительственных учреждениях и спешно сформировала правительство – Генеральный Секретариат. Немедленно все ответственные посты были заняты агентами Рады, в Киев были стянуты войска, на местах комиссары Керенского были заменены комиссарами центральной Рады. Советы были отодвинуты на задний план, их функциями были объявлены «местные задачи», и начались переговоры с правительством Дона и Кубани, с правительством Каледина о заключении союза против большевиков. Советские войска стали разоружаться. Было объявлено о предстоящем созыве украинского Учредительного Собрания. Когда выяснилась вся эта политика Рады, в ряде советов возникла мысль о созыве Всеукраинского Съезда Советов, который поставил бы вопрос о Советской власти на Украине. Съезд был назначен на 19 декабря. Он собрался вовремя, но было уже поздно. За 3 дня до открытия Съезда была арестована группа активных работников Киевского Совета; агенты Рады, пользуясь поддержкой своих войск, захватили помещение мандатной комиссии, печати и бланки и начали выдавать мандаты своим сторонникам. Выступившим на Съезде с протестом большевикам не дали говорить, фракция большевиков удалилась и организовала особое совещание.
  В тот же период Совет Народных Комиссаров объявил Раде войну. Это обстоятельство дало возможность Раде, под видом борьбы с «москалями», разгонять советы, арестовывать и уничтожать большевиков.
  Именно в этот момент и начались переговоры с немцами. Одновременно с этим и внутри Украины уже шла гражданская война.
  Отколовшаяся часть киевского Съезда постановила слиться с Донецко-Криворожским областным съездом советов и избрать ЦИК Украины. Одновременно с этим зашевелилась недовольная политикой центральной Рады деревня, и настроение ее передалось и украинским войскам, среди которых началось разложение.
  К январю движение охватывает всю Украину, большевистские войска окружают Киев и после 10-дневного упорного боя берут его (25 января).
  Ясно, что при таких условиях положение делегации Генерального Секретариата в Бресте было не из приятных. По мере того как советские войска одерживали верх и захватывали один пункт за другим, украинская делегация сдавала один за другим все предъявленные ею первоначальные условия мира с Германией и Австро-Венгрией. В начале переговоров советская делегация предложила украинцам выступать согласованно и совместно против немцев. Те согласились, но потом изменили, начав сепаратные переговоры с немцами, в надежде использовать их против большевиков. Подлая роль украинской делегации, о которой неоднократно говорил тов. Троцкий в своих речах этого периода, не укрылась даже от Чернина, который в своих мемуарах следующим образом характеризует образ мыслей, политику и намерения украинцев:
  «Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они значительно менее революционно настроены, они гораздо более интересуются своей родиной и очень мало социализмом. Они в сущности не интересуются Россией, а исключительно Украиной, и все их старания направлены к тому, чтобы как можно скорее эмансипировать ее… Они явно были намерены использовать нас, как трамплин, с которого удобнее всего наброситься на большевиков. Они стремились к тому, чтобы мы признали их независимость, дабы они могли подойти к большевикам с этим fait accompli (совершившимся фактом) и заставить их принять украинцев, как представителей равноправной державы, пришедших завершить дело мира». (Запись от 6 января 1918 г.)
  С другой стороны для держав Четверного Союза было также чрезвычайно важно договориться с Украиной для улучшения продовольственного положения в Германии и Австро-Венгрии, где на этой почве происходили волнения. «Мир с Украиной состоялся под давлением начинающегося форменного голода» – сообщает далее (11 февраля) Чернин.
  «Без Украины голод был неизбежен» – сообщает в своих мемуарах и Людендорф. Естественно, что при таком положении немцы решили временно прервать переговоры с советской делегацией и ускорить заключение мира с Украиной (см. примечание 82).
  4 февраля Кюльман и Чернин прибыли в Берлин. В основу переговоров с украинцами было положено обязательство поставить большое количество продовольствия для Германии и Австрии. Взамен украинская делегация получила обещание об образовании в восточной Галиции автономной украинской области.
  Обе стороны сильно спешили с переговорами, которые и были закончены уже 8 февраля.
  Вскоре после этого центральная Рада, призвавшая немцев для борьбы с большевиками, была немцами же разогнана (см. примечание 112).


[Закрыть] и этим самым Рада потеряла право называться киевской, а получила возможность называться брестской Радой.

Сегодня я говорил с некоторыми членами французской миссии, и они рвут на себе волосы, – почему они давали ей, Раде, поддержку, надеясь, что она будет воевать с немцами. И характерен факт, что, когда мы заявили, как вы помните, что киевской Рады не существует, Рада нам ответила, что Франция, Англия, Германия и Австрия ее признают. В тот момент, когда советские войска проникли вглубь Украины, буржуазная немецкая пресса писала, что войска Рады взяли Харьков. Когда мы побеждали, они писали, что наши бегут, что Крыленко взят в плен и т. д. Одним словом, по их отчетам можно было думать, что в России ничего не осталось, кроме Рады. Когда мы предлагали Кюльману и Чернину, после получения нами сведений о взятии красными отрядами Киева, послать делегатов на Украину и убедиться в этом, они сперва согласились было, но, когда мы спросили их, значит ли это, что они согласны ждать и с заключением мира с Радой до возвращения делегации, то они ответили отрицательно, ибо боялись не только упустить день рождения Леопольда Баварского, но и потерять возможность видеть перед собой украинскую Раду вообще. И мы тогда заявили им, что если они думают получить хлеб от киевской Рады за счет поражения русской революции, то, как мы теперь ни ослаблены во всех отношениях, пока в жилах каждого честного труженика течет красная кровь, мы будем отстаивать революцию всеми мерами. После этого граф Чернин счел необходимым на следующем заседании заявить, что они не намерены вмешиваться во внутренние отношения между Россией и Радой. Это доказывает, что внутреннее положение Австро-Германии не таково, чтобы облегчать им вмешательство.[114]114
  54 Революционное движение в Германии и Австрии – действительно достигло к этому времени небывалого размаха. События развертывались под лозунгом «хлеба и мира». Непосредственным поводом к выступлениям послужило ухудшение продовольственного положения. Население голодало: зимой 1916 – 1917 года в Германии не хватало даже картофеля, который был заменен брюквой, с трудом доставлялись в далеко недостаточных количествах пшеница и кукуруза из Румынии. Еще хуже обстояло дело в Австрии: главенствовавшая в Четверном Союзе Германия снабжала в первую очередь себя, к тому же весь аппарат снабжения в Австрии никуда не годился. 16 января в Австрии паек муки на главу семьи был уменьшен до 475 грамм. В тот же день мы читаем в дневнике Чернина:
  «Из Вены отчаянные вопли о помощи, о продовольствии. Меня просят немедленно обратиться в Берлин с просьбой о помощи, иначе катастрофа неминуема».
  Одновременно с этим рабочие волновались из-за отсутствия сведений о ходе мирных переговоров. Накануне (15 января) в Вене состоялись массовые рабочие собрания, на которых были вынесены резолюции протеста по поводу отсутствия сообщений о мирных переговорах и были заявлены требования о заключении демократического мира и предоставлении Польше, Литве и Курляндии гарантий самоопределения. 17 января в Вене и ряде провинциальных городов вспыхнула забастовка. В Вене забастовал арсенал, заводы, работающие на оборону, и частные заводы. То же происходило и в Нижней Австрии. В Брюнне, Кракове и Будапеште происходили демонстрации с требованием немедленного заключения всеобщего мира. «Дурные вести из Вены и окрестностей, – читаем мы в дневнике Чернина 17 января, – сильное забастовочное движение, вызываемое сокращением мучного пайка и вялым ходом Брестских переговоров».
  Правительству пришлось пойти на уступки: оно обещало приложить все усилия для скорейшего заключения мира, реорганизовать на демократических началах продовольственное дело, демократизировать избирательное право в коммунах, сообщать о ходе мирных переговоров и отменить милитаризацию рабочих организаций. Австро-венгерская социал-демократия поспешила удовлетвориться этими обещаниями. Адлер заявил, что рабочие добились всего, чего можно было добиться при создавшихся условиях. Однако, несмотря на согласие ЦК соц. – дем. на прекращение забастовки, волнения продолжалась. Тем временем события в Австрии нашли себе отклик в Германии. И здесь основными поводами для волнений послужили продовольственные затруднения и затяжка переговоров. Основным лозунгом движения являлось и здесь требование немедленного заключения демократического мира.
  Начавшаяся в Берлине забастовка немедленно перекинулась в провинцию. Забастовали Крупповские заводы, Данцигские верфи, Гамбургские заводы «Вулкан», заводы военных снаряжений в Киле, остановилась военная промышленность Берлина и окрестностей. В Берлине, где бастовало до полумиллиона человек, образовался совет рабочих депутатов, выставивший следующие требования: 1) заключение всеобщего демократического мира, 2) введение всеобщего избирательного права в Прусский ландтаг, 3) освобождение арестованных и 4) реорганизация продовольственного дела. Одновременно с этим состоялся ряд крупных демонстраций против войны. 1 февраля Берлин и ряд других крупных центров движения были объявлены на военном положении. При пассивном, а иногда и враждебном отношении к движению социал-демократов и профсоюзов, объявивших себя «нейтральными» и отказывавших в выдаче пособий бастующим рабочим, германскому правительству удалось справиться с движением. Оно было подавлено, совет был разогнан и на время «порядок» был восстановлен.


[Закрыть]

Когда мы приехали в Брест после Съезда, то в Германии появились первые грозные признаки возбуждения рабочих масс. Это был только первый шквал, не девятый вал. Не знаю, будет ли сейчас же второй и третий, но, во всяком случае, первый был. Мы знали, что после этого военная клика, возглавляемая Гинденбургом и Гофманом, более нагло заговорит с нами и скажет, что, мол, в империалистических пороховницах еще имеется достаточно пороха, чтобы заставить вас принять предложения.

Кюльман под давлением этой клики хотел поставить нам прямо ультиматум, но австрийская делегация, более миролюбивая, удержала его. Мы, с своей стороны, попытались дать понять австрийцам, что такое Советская власть, какие партии стоят у нас у власти, и что у нас во главе угла стоит не карьера, как у Кюльмана, а революция, за которую наша партия будет бороться до конца.

Когда необходимо было уже дать решающий, окончательный ответ, то австрийцы, которые занимали роль посредников между нами и ими, передали, что немцы пойдут на уступку: согласятся создать военную комиссию. Это посредничество австрийцев не привело ни к чему. Немцы не пожелали оставить ни одной пяди захваченной земли, а согласились оставить нам открытую дорогу в Ригу. В последний день бывший австрийский министр финансов Грац сделал доклад от имени военной комиссии, заключавшийся в одной фразе: «в военной комиссии соглашение не достигнуто».

Что же дальше? Если бы мы согласились с оборонцами на ведение в дальнейшем войны в тех условиях, как до революции, то мы играли бы лишь вспомогательную роль при Антанте, и – не надо себя обманывать, – вследствие крайней расслабленности в военно-техническом отношении, а также и во всех других, должны были бы отдавать десять своих солдат за одного немецкого. И мы поэтому должны были поставить своей задачей вырвать наш народ из той бойни, где состязаются в кровавой схватке империалистические гиганты.

Мы выходим, заявили мы в Бресте, из этой бойни. Мы должны строить новое социалистическое хозяйство. И когда мы читали эту первую половину своего заявления, то немцы думали, что их дело выиграно. Но по заслушании второй части нашего заявления, они убедились, что этот мир не будет освящен печатью русской революции. Мы сказали честно и открыто, как есть: мы не можем воевать, но не можем заключить и империалистического мира. И я думаю, что наше международное положение от этого только выиграло. Зачем вообще понадобилось Кюльману и Гогенцоллерну говорить с нами за зеленым сукном целых два месяца? Им нужна была печать наша. Они ведь нас ненавидят не меньше, чем мы их. Но, если вы помните, они все время строили нам комплименты и безоговорочно согласились вести переговоры с ненавистной им Советской властью только потому, что для своих рабочих они должны были иметь штемпель русских рабочих и крестьян, чтобы показать им, что мы подписали их мир, тот самый мир, в знак протеста против которого они, германские рабочие, вышли на улицы. И мы поэтому вдвойне, втройне не могли подписать подобный мир.

Пусть Кюльман поедет в Германию, покажет своим рабочим свой мир и объяснит им, почему там нет нашей подписи.

Я считаю в высшей степени невероятным наступление германских войск против нас, и если возможность наступления перевести на проценты, то 90 процентов против, а 10 процентов за.

И с военной и с продовольственной точки зрения наступление с их стороны затруднено; что же касается стороны внутренней, то сейчас послать немецких солдат против России, которая громогласно заявила, что вышла из состояния войны, значит безусловно вызвать могущественный революционный протест со стороны германских рабочих, пробудить их на борьбу против попытки немецких империалистов задушить нашу революцию. И этот наш шаг по отношению к охране нашей страны является в данный момент наилучшим.

Одновременно с своим заявлением о выходе из войны мы обратились к рабочим Германии и Австрии:

Слушайте! – сказали мы им. – Мы выходим из войны. Но если германским милитаристам удастся двинуть свои контрреволюционные отряды против нас, если германские аннексионисты попытаются нанести удар нашей революции, то мы возлагаем всю ответственность на германскую социал-демократию, которая должна приложить все усилия, все свое влияние, чтобы не дать империалистам нас задушить. А мы сделаем, что сможем. Каждый трудящийся, каждый честный гражданин, для которого дороги жизнь и развитие нашего движения, нашей революции, встанет на защиту ее, не дорожа своей собственной жизнью, и общими нашими усилиями, общими нашими жертвами мы отстоим себя и свое право строить новую жизнь.

«Известия С. Р. и С. Д.» NN 27, 28, 17, 19 февраля 1918 г.