Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил"

Если, опровергая ложь буржуазной прессы о мировом благоденствии, война одновременно уравняла нас в правах состояния со всей Европой в том смысле, что установила царство голода и истощения всюду, то есть все-таки разница и огромная разница между нами и большей частью остальной Европы. В Европе голод потому, что общие запасы хлеба там ничтожны. При этом, разумеется, буржуазные классы, господствующие в Европе, прибирают к своим рукам больше, чем получают народные массы. Там все взвешено до последнего золотника и распределено по указаниям государственной власти. А у нас? Есть хлеб у нас в стране или нет? Потому ли мы голодаем, что съели все запасы хлеба, или же потому, что не научились брать хлеб на учет, взвешивать его, как следует, и крепкими рабочими руками распределять? Я утверждаю, что продовольственные затруднения у нас имеют место не потому, что в стране нет хлеба. Хлеб в стране есть, но, к стыду нашему, рабочий класс и деревенская беднота еще не научились искусству управлять жизнью государства, брать в свои руки все его запасы и распределять их, как следует быть, в интересах трудящихся и голодающих масс.

В доказательство я приведу, товарищи, несколько цифр. Моя задача вовсе не в том, чтобы вести среди вас только одну агитацию. Нам нужно деловым образом поговорить о продовольственном положении страны, поговорить о том, что у нас есть и чего нам не хватает. По нашей статистике, в 1917 году избытка хлеба в тех местах, которые являются производящими и вывозящими хлеб, было 882.000.000 пудов. С другой стороны, в стране есть области, где своего хлеба не хватает. Если подсчитать, то окажется, что в них не хватает 322.000.000 пудов. Стало быть, в одной части страны имеется 882.000.000 пуд. избытка, а в другой – 322.000.000 пуд. не хватает. Если покрыть нехватку от избытка, то остается еще 560.000.000 пуд. для вывоза. Правда, львиная доля этого избытка падает на Украину и Новороссию, но если даже без этих земель и областей, которые отошли от нас (надеемся, на короткий срок),[265]265
  Советское правительство принуждено было отказаться от Украины в пользу центральной Рады по Брест-Литовскому договору. Занявшие Украину немцы разогнали центральную Раду и посадили гетманом б. гвардейского офицера Скоропадского. Весь хлеб с Украины вывозился в течение 1918 г. в Германию и Австро-Венгрию. Лишь после вынужденного ухода немцев с Украины в конце 1918 г. и после непродолжительных боев с петлюровскими войсками удалось в начале 1919 г. восстановить на Украине Советскую власть.


[Закрыть] подсчитать запасы во всей остальной стране, то окажется, что у нас за 1917 год наберется избытка не меньше, как 34.000.000 пудов. Значит, если покрыть все потребности населения по нормальному пайку, который требуется для поддержания жизни трудового человека, то у нас без Украины, без Новороссии должно остаться лишков 34.000.000 пудов. Это – из урожая только 1917 года. А разве у нас съеден урожай 1916 года, 1915 года? Ничего подобного! Есть огромные области, где урожай 1916 года не только не съеден, но даже и не обмолочен. Говорят, будто в Тургайской и Семипалатинской областях еще сохранились остатки урожая 1914 года. На одном Северном Кавказе сейчас имеется хлебных излишков не меньше, как 140.000.000 пудов; нам же, для того чтобы утолить голод во всех тех местах, которые страдают теперь от недостатка продовольствия, нужно на всю страну 15.000.000 пудов в месяц. Вот и прикиньте: 140.000.000 пудов излишка, находящегося только на Северном Кавказе, могут хватить, стало быть, на 10 месяцев для всей страны. А Западная Сибирь? Да у нас под самой Москвой, в ближайших губерниях – в Тульской, Тамбовской, Курской, Воронежской – есть не менее, как 15.000.000 пудов, которые являются запасным фондом, не потребляемым в настоящий момент.

Стало быть, никак нельзя сказать, что мы голодаем потому, что хлеба у нас нет. Хлеб у нас есть и не только до нового урожая. Можно сказать с уверенностью, что если бы мы сейчас сумели наличным хлебом распорядиться как следует, распределить его по всей стране так, как нужно, нам бы хватило его без нового урожая на год – до следующего, 1919 года. Но все наше несчастье в том, что мы еще не умеем, не научились пользоваться богатствами, имеющимися в собственной стране. Рабоче-крестьянская власть – власть молодая, которая, пока что, не умеет ни на местах, ни в центре, как следует быть наладить работу своих органов; кроме того, это власть, которую со всех сторон окружают враги, кровно заинтересованные в том, чтобы помешать ей наладить дело продовольствия и, сорвав обеспечение голодающих масс хлебом, тем самым сорвать господство рабочих и крестьян и восстановить господство буржуазии.

В рассмотренных условиях наша задача состоит в том, чтобы взять хлеб, имеющийся в стране; взять не за морем, подобно Франции и Англии, получающих хлеб из Америки, из-за океана, а в пределах нашей же собственной земли. У кого и где этот хлеб? Он имеется в настоящее время в руках деревенской буржуазии, у кулаков, у спекулянтов. У них в руках находятся сейчас десятки и сотни миллионов пудов хлеба.

Как извлечь и распределить его? Вот вопрос жизни и смерти для рабочего класса. В виде дружеского совета, – как разрешить продовольственные задачи, – вам нашептывают: «есть простое средство – нужно объявить свободу торговли, отменить государственную монополию и твердые цены на хлеб». Везде, – и в лавочке, и на заводе, и на железной дороге, и проникая даже в семью, снуют между вами с такого рода речами агитаторы, подсылаемые спекулянтами. Возможно, что есть среди них и такие, которые, по темноте своей, искренно верят в то, что если отменить хлебную монополию и объявить свободу торговли хлебом, то Москва будет немедленно обеспечена предметами продовольствия, и наши жены, матери и сестры будут без большой заботы готовить нам обед и ужин. Нет, товарищи, такое решение хлебного вопроса есть самое пагубное из всех, какие могут быть подсказаны нашим врагом – буржуазией.

Чтобы понять неизбежность и правильность продовольственной политики Советской власти, нужно, прежде всего, установить, кто ввел, вернее, кто оказался вынужденным ввести государственную монополию. Разве у нас не было раньше свободной торговли хлебом? Во всех буржуазных странах во все нормальные времена хлеб является предметом купли и продажи, предметом свободной торговли. Известно, что буржуазия покупает и продает все: машины, землю, дома, хлеб, мясо, честь и совесть. Все продается и покупается на буржуазном рынке! Почему же буржуазия оказалась вынужденной во время войны нарушить святой для нее принцип свободной торговли, ввести ограничение последней и установить на хлеб государственную монополию полностью или частично? Да потому, что когда хлеба достаточно, то можно перебрасывать его с места на место, с рынка на рынок, из города в город, из страны в страну, можно припрятывать, выпускать и опять прятать и на этом нагревать руки, наживать жирные барыши. Но когда война отвлекла рабочие силы от земледелия и вообще от производства и истощила все страны, хлебные запасы неизмеримо сократились. Конечно, буржуазные правительства заботятся не о народе, а о себе, о своей армии, чтобы не ослабеть и быть в состоянии бороться против армии врагов. Повинуясь этой заботе, правительства оказались вынужденными сократить спекулянтов, ограничить торговлю и взять под контроль наличные запасы хлеба. У нас это началось в 1915 году, еще при царском правительстве, и с тех пор уже не было свободной торговли. Царский министр Трепов, озабоченный состоянием государственных финансов, которым угрожал бешеный рост цен, оказался вынужденным установить твердые цены на хлеб.[266]266
  Продовольственный кризис, который давал о себе знать уже в первые годы мировой войны, заставил царское правительство приняться за дело урегулирования хлебного рынка с целью заготовки хлеба для армии. До второй половины 1916 г. мероприятия царского правительства сводились к ограничению вывоза хлеба и других продуктов из отдельных губерний и к предоставлению губернаторам права устанавливать твердые цены на главнейшие продукты. Организация заготовки хлеба для армии производилась по установленным предельным ценам через особоуполномоченных, которыми являлись в большинстве случаев крупные землевладельцы, заинтересованные в высоких ценах на хлеб. Эти полицейские мероприятия царского правительства еще больше углубили продовольственный кризис. В конце 1916 г., когда в городах и промышленных центрах наступил настоящий голод, вызвавший ряд забастовок на фабриках и заводах, а армия осталась без запасов, царское правительство вынуждено было стать на путь принудительного изъятия хлеба. 29 ноября 1916 г. была объявлена разверстка на 772 милл. пудов хлеба для снабжения армии. Разверстка касалась всех производителей хлеба. Торговые запасы, согласно распоряжения от 2 декабря 1916 г., из разверстки исключались и должны были закупаться нормальным порядком по установленным ценам. Разверстка была последним опытом царского правительства по изживанию продовольственного кризиса и потерпела неудачу. Причиной этой неудачи были отсутствие аппарата на местах и, главное, передача дела в руки помещиков, которые старались переложить всю тяжесть разверстки на плечи крестьянства, перепродавая свой хлеб спекулянтам по высоким ценам.


[Закрыть]

После того разыгралась революция, и в первые недели ее была кадетская власть. Кадеты – помещики и капиталисты – требовали, во имя своих барышей, восстановления свободной торговли, но кадеты, входившие в правительство, не могли этого сделать, ибо знали, что такая мера создаст в стране полный голод, вырождение народных масс, гибель. Даже кадетский министр Шингарев оказался вынужденным утвердить и проводить монополию на хлеб.[267]267
  Законом 25 марта 1917 г. – Временное Правительство объявило хлеб собственностью государства. По этому закону весь хлеб урожая прошлых лет и будущего урожая 1917 г., за вычетом продовольственного фонда владельцев и фонда на обсеменение полей, подлежал сдаче государству по твердым ценам; при обнаружении скрытых от сдачи хлебных запасов, таковые отчуждались с уплатой владельцу половинной стоимости, а при сопротивлении хлеб реквизировался.


[Закрыть] Потом к власти, голосами доверчивых и еще неопытных масс, пришли Керенский, правые эсеры и меньшевики. Что же они решили делать в области продовольствия? Отменили они монополию на хлеб? Нет, находясь в тисках нужды, в тисках продовольственной нищеты, они также были вынуждены поддерживать хлебную монополию.

И после того как даже буржуазная любовь к конкуренции, свободной торговле и спекуляции была принуждена подчиниться интересам государства, нам смеют говорить: отмените хлебную монополию и установите свободную торговлю, или, как говорят другие: если вы не хотите отказаться от хлебной монополии и ввести свободную торговлю, так, по крайней мере, повысьте цены на хлеб. Такие слова, такие речи я слышал не только от спекулянтов, кулаков, мародеров, крупных и мелких лавочников, но и от некоторых людей из рабочей среды. Их не может, конечно, не приводить в отчаяние голод, жалкий паек плохого хлеба, и они ищут выхода, но ищут его на ложном пути.

Если бы сейчас Советская власть объявила хлебную монополию упраздненной и открыла бы вольную продажу хлеба, к чему бы это привело? Это значило бы, что сейчас же все мародеры, спекулянты и крупные мешечники устремились бы на Дон, на Кубань, на Терек, в Западную Сибирь и там, как черви на труп, набросились бы на хлебные запасы. Цена на хлеб повысилась бы до 10, 25, 50, 100 и более рублей за пуд. В течение одной недели цены увеличились бы в 5, 10 раз.[268]268
  Уже к 1 мая 1918 г. в столицах на вольном рынке стояли следующие цены на хлеб: в Петрограде пуд ржаной муки стоил 400 – 500 руб. (пшеничной на рынке не было); в Москве пуд ржаной муки стоил 160 – 180 руб., а пуд пшеничной – 280 – 300 руб.


[Закрыть]

Это не все! Для перевозки хлеба к нам нужны вагоны, и вот началась бы борьба за вагоны. Спекулянты боролись бы между собой, и пошел бы невероятно подлый разврат, взяточничество, подкупы, ожесточенная конкуренция; в результате пуд хлеба, дойдя до Москвы, стоил бы 200, а, может быть, и более, рублей.

Конечно, буржуазия имела бы возможность получать хлеб для себя в большем количестве, да, впрочем, она и теперь может платить огромные деньги за добавочный хлеб; но для трудящихся масс хлеб стал бы окончательно недоступным; рабочий должен был бы совершенно отвыкнуть от него, просто забыть, что такое хлеб, каков его вкус. У рабочего, изголодавшегося на четверке или восьмушке, при отмене хлебной монополии хлеб исчез бы совершенно со стола.

Но, выслушав эти доводы, с нами не соглашаются и говорят: тогда повысьте, по крайней мере, цены на хлеб. А кому на руку повышение хлебных цен? Кулакам! Почему кулак не дает хлеба стране? Да потому что каждый из кулаков, – а кулак не дурак, – рассуждает так: «Выгоднее выдержать хлеб в подполье, ибо до революции были одни твердые цены на хлеб, потом Керенский увеличил их вдвое, а теперь, быть может, увеличат вчетверо». И если бы мы, действительно, повысили цены на хлеб, кулак тогда сказал бы: «Пускай московский и питерский рабочие поголодают еще месяца два, и тогда они за хлеб дадут в пять, в шесть раз дороже, чем теперь». И кулак со своей грабительской точки зрения окажется прав, если будет хлеб прятать в амбарах, а то и в землю закапывать. В деньгах он не нуждается – бумажных денег у него накопилось такое количество, что теперь во многих местах кулаки ассигнации не на рубли, а на фунты считают и, засмолив их в бутылках, зарывают в землю.

Вот почему кулаки могут и будут брать рабочий класс измором. Они хорошо знают, что, если после одной-двух недель свободной торговли хлебом у рабочего не будет и того жалкого пайка, какой он имеет сейчас и какой, путем правильной продовольственной политики, может быть увеличен, тогда в городах будут происходить бунты, вспыхивать возмущения, в результате которых, авось, потонет в потоках крови голодных волнений Советская власть и восстановится господство буржуазии. Политика же буржуазии и ее опоры – крепкого кулачества – в этом и заключается. В первую очередь она направлена на то, чтобы, использовав продовольственный кризис, свергнуть, сломить, взять измором рабоче-крестьянскую Советскую власть. Вот почему их газеты и агенты, их агитаторы и подголоски, все равно, как они там называются – правые эсеры или меньшевики, – усердно распространяют версию, что голод-де создала Советская власть.

Слепцы и клеветники, они забыли, что мы, коммунисты, марксисты, предсказывали имущим классам у самого порога нынешней войны! А мы предсказывали, что она будет войной народов, которая приведет их на край гибели, породит неслыханные хозяйственные бедствия. Мы напоминаем наши предвидения: «Вы должны будете бросить в бой, – говорили мы капиталистам, – цвет европейского населения, оторвав его от производительного труда, и вы заставите и оставшихся трудиться только для уничтожения ценностей, вы разрушите богатейшие хозяйства, и через два-три года наступит невероятный голод по всей Европе». Революционный марксизм рисовал капитализму такие картины не только перед самой мировой войной, но и задолго до нее.

Август Бебель, который умер незадолго до этой войны, на одном из международных социалистических съездов в Копенгагене,[269]269
  Конгресс II Интернационала в Копенгагене, – о котором говорит тов. Троцкий, состоялся в 1910 году. Вызванное перспективой надвигающейся войны предложение о призыве к стачкам в производствах, работающих на военное дело, в случае войны, было конгрессом отменено.


[Закрыть] где мне пришлось присутствовать, произнес речь, в которой нарисовал пророческими чертами будущую мировую войну и ее последствия. Он сказал тогда. «Вы, господа буржуа, подготовляемой международной войной вызовете злого духа, которого не сможете вновь заклясть, который вас и погубит!..»

А теперь, когда наши предсказания исполнились, когда на плечи рабоче-крестьянской власти легло тягчайшее бремя преступлений царей, имущих классов и их приказчиков, враги народа говорят: «во всем виновата Советская власть, и голод создала она»… Позвольте же спросить: Разве господа буржуа не пытались справиться с задачей власти? Ведь власть была в руках царей, буржуазии, правых эсеров и меньшевиков, и разве не они в итоге своих великих дел оставили нам в наследство эту разруху? Как же после этого они смеют вопить, что «лишь одна Советская власть заставляет рабочих голодать, только она не может справиться с разрухой, – долой Советскую власть!»

«Знайте, – заявляем мы в ответ, – трудно, очень трудно сейчас Советской власти, но, несмотря на все тяжести, на все бедствия, рабочие и крестьяне власти из рук своих не отдадут!»

Буржуазия хитра. Она знает, что рабочий, трудящийся человек, не привык к господству, не привык к власти, а трудностей много. И, учитывая это, буржуазия нашептывает рабочему: «Власть не твоего ума дело; твое призвание вывозить телегу из грязи, а управлять – это священная обязанность капиталистов, помещиков, профессоров, адвокатов». Понятно, такие речи заставляют рабочего человека колебаться. Может быть, и впрямь рабочий класс взял обязанности невмоготу? Может быть, и в самом деле, чтобы держать власть, нужны такие качества, которые, так сказать, самой природой даются буржуазии для управления народными массами, и не нужно ли, чтобы рабочие и крестьяне покорно сгибались перед ней и смывали грязные следы ее? И если, в действительности, мы поверим в нашу неспособность управлять государством, мы погибнем. Дух потеряем – погибнем!

Трудный момент сейчас! Буржуазия хитра; она на страже, она мобилизует против нас свои силы – деревенских кулаков, т.-е. сельскую буржуазию, внушает им через свои газеты, через своих агитаторов: «Не давайте городам хлеба, придержите, придержите его. Возьмем Питер, Москву голодом, надломим дух у рабочего класса; тогда мы голыми руками возьмем его и вернем нашу старую власть – власть богатых над бедными».

Кулаки – передовой отряд контрреволюции, вся надежда буржуазии зиждется на кулаках. Вот почему можно твердо сказать, что сейчас главными врагами города и деревенской бедноты являются кулаки, которые прячут в своих закромах и амбарах сотни и тысячи пудов хлеба, в то время как в городах и деревнях голодают, умирают от голодного тифа рабочие и крестьяне и умирают их дети.

И прав, трижды прав был Центральный Исполнительный Комитет Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов, когда он заявил, что Советская власть не потерпит того, чтобы, когда повсеместно голодают рабочие и крестьяне, часть населения одной и той же страны – кулаки и мародеры – сидела на своих мешках хлеба и выжидала часа, когда голод костлявой рукой сломит трудящихся. Нет, товарищи, этому не бывать! Через свою власть рабочий класс уже заявил во всеуслышание: «Горе всем кулакам, горе спекулянтам, которые задерживают у себя излишки хлеба, в то время как дети рабочих умирают от голодного тифа!» Для Советской власти нет никакой частной собственности вообще, а тем более на хлеб. Мы, коммунисты, знаем только одну священную собственность – жизнь трудового человека, жизнь рабочего, его жены, его ребенка. Вот единственная священная для нас собственность, и она дает нам право на все.

В таком случае, могут спросить: «Если жизнь трудящегося рабочего человека, его семьи, каждого члена ее, для нас дороже всего, то не лучше ли платить по 200, 300, 400 рублей за пуд хлеба, только бы сохранить эту жизнь?».[270]270
  Содержащая этот вопрос записка сохранилась в архиве тов. Троцкого. Приводим ее:
  «Что дороже – жизни многих тысяч умерших с голоду рабочих и крестьян или те деньги-бумажки, которые пришлось бы платить за хлеб, если бы пуд при свободной торговле стоил бы 200 – 400 р.?».
  На записке рукой тов. Троцкого написано (заметки для ответа):
  «Соленая вода; хлеб в гробах и мешках, мы их в могилу».


[Закрыть] Кажется, чего проще.

Но ведь если цены на хлеб поднимутся до 200 рублей за пуд, нужно соответственно, для обеспечения покупательной способности, поднять заработок рабочих, и он выразится в 1.000 и в 2.000 рублей в месяц. Тогда, по свойствам свободных цен, хлеб поднимется сразу уже до 500 рублей за пуд, и заработок рабочего, чтобы его карман не отставал от роста цен, нужно будет снова увеличивать. Так поднимать цены на хлеб и повышать заработную плату – это то же, что пить соленую воду, чтобы утолить жажду; сколько ее ни пей, все равно жажды не утолишь. Раздаются и такие голоса: «Зачем хлеб отнимать у кулака, когда можно его добром обменять на ткани, на металлические изделия?» Да в том-то и дело, товарищи, что у кулака все необходимое и так уже есть, а если и не хватает, скажем, гвоздей и ситцу, то он их достанет за пять пудов хлеба; а у него хлеба-то сотни и тысячи пудов, а на такое количество ни ситцу, ни гвоздей ему не надо… Они нужны бедноте, но у нее хлеба для обмена нет. Поэтому мы будем через комитет бедноты отбирать хлеб у кулаков без всякого обмена, обменивать же на ткани, на гвозди, на сельскохозяйственные орудия, на все, что есть в городе и в чем нуждается деревня, будем только для бедных. Эта работа ляжет на крестьянские комитеты бедноты. Они, под контролем власти, будут брать хлеб у кулаков, обменивать его на ткани и распределять между собой.

В свое время мы не остановились перед тем, чтобы насильственной рукой отнять землю у помещиков, передать фабрики, заводы и железные дороги в руки народа, как раньше до этого не остановились и перед тем, чтобы вооруженной рукой снять корону с тупой царской головы. Так остановимся ли мы перед тем, чтобы вырвать хлеб из рук тех кулаков, которые держат и бесчестно припрятывают запасы его?

Придерживаясь этого решения, Центральный Исполнительный Комитет заявил: «Крестьяне! Города обязаны все, что у них есть из необходимого сельскому хозяйству: металлы, гвозди, жатвенные и другие машины, орудия, ткани, кожи, стекло – дать не кулакам, а деревенской бедноте. А взамен этого деревенская беднота, вместе с продовольственными органами Советской власти, должна изъять у кулаков хлеб. Если они не хотят отдавать его добровольно, то нужно изымать все запасы хлеба насильственным путем посредством реквизиции и затем по-братски делить его между голодным населением деревни и города».[271]271
  Тов. Троцкий имеет в виду декрет об организации комбедов.


[Закрыть]

Если мы с этой работой не справимся, то значит мы никуда не годны.

Неужели в своей собственной стране, где есть хлебных запасов на год, мы не сумеем, чтобы не голодать, взять хлеб насущный из рук кулаков и спекулянтов, которые, как собака на сене: сама съесть никак не может и отдать не хочет. Нас пугают, говоря: «вы хотите начать гражданскую войну города против деревни». Это говорят все: буржуазия, правые эсеры, меньшевики. Мы отвечаем им: «Неправда, это не есть война города против деревни, а общая борьба города и деревенской бедноты против кулаков-богатеев, против мародеров, которые изнуряют и истощают и городскую и деревенскую бедноту».

Если бы началась война города против деревни и деревни против города, это означало бы гибель революции. А если рабочий класс протягивает руку из города в деревню и заключает союз с деревенской беднотой, которая не имеет ни запасов, ни излишков, хлебом не торгует, но является таким же тружеником, как и городской рабочий, – то это не война города и деревни, а их совместная борьба против деревенского кулачества.

Чтобы немедля провести в жизнь свою продовольственную политику, как она была выше изложена мной, Советская власть издала декрет от 13 мая.[272]272
  Приводим основные пункты декрета 13 мая:
  "1. Подтверждая незыблемость хлебной монополии и твердых цен, а также необходимость беспощадной борьбы с хлебными спекулянтами-мешочниками, обязать каждого владельца хлеба весь избыток сверх количества, необходимого для обсеменения полей и личного потребления по установленным нормам до нового урожая, заявить к сдаче в недельный срок после объявления этого постановления в каждой волости. Порядок этих заявок определяется Народным Комиссариатом по продовольствию через местные продовольственные органы.
  2. Призвать всех трудящихся и неимущих крестьян к немедленному объединению для беспощадной борьбы с кулаками.
  3. Объявить всех имеющих излишек хлеба и не вывозящих его на ссыпные пункты, а также расточающих хлебные запасы на самогонку и не вывозящих на ссыпные пункты – врагами народа, предавать их революционному суду, заключать в тюрьму на срок не менее 10-ти лет, подвергать все имущество конфискации и изгонять навсегда из общины, а самогонщиков, сверх того, присуждать к принудительным общественным работам.
  4. В случае обнаружения у кого-либо избытка хлеба, не заявленного к сдаче, согласно пункту 1-му, хлеб отбирается у него бесплатно, а причитающаяся по твердым ценам стоимость незаявленных излишков выплачивается в половинном размере тому лицу, которое укажет на сокрытые излишки, после фактического поступления их на ссыпные пункты, и в половинном размере сельскому обществу. Заявления о сокрытых излишках делаются местным продовольственным организациям".
  Кроме того, Народному Комиссариату Продовольствия был дан ряд исключительных полномочий, в том числе право «применять вооруженную силу, в случае оказания противодействия отбиранию хлеба или иных продовольственных продуктов».


[Закрыть]

Этот новый декрет Центрального Исполнительного Комитета от 13 мая говорит: после объявления в каждой волости закона, дать всем сроку одну неделю. В течение этой недели все обязаны заявить точно и добросовестно, сколько у них имеется хлебных запасов, и, если есть излишки против того, что им нужно для продовольствия своей семьи, для скота и обсеменения полей, они обязаны эти излишки передать советским продовольственным организациям по твердым ценам. Кто же в течение недели не объявит излишков, тот является преступником. Долг каждого жителя деревни указать на него пальцем местному совету и продовольственной организации, и тогда у него хлеб будет отобран не по твердой цене, а бесплатно, и сам он будет предан суду и судим суровым образом, как за убийство, и приговор будет до 10 лет принудительных работ. Вот что говорит новый закон Советской власти от 13 мая. Это правильный, справедливый закон. И он уже нашел отклик в разных частях страны.

В Комиссариате продовольствия получаются десятки телеграмм, которыми местные продовольственные организации извещают Москву о проведении в жизнь декрета 13 мая. Я не стану приводить их всех, это заняло бы слишком много времени, но на некоторые из них сошлюсь. Вот что телеграфируют, например, из Ельца: «В каждую волость посланы агенты наблюдать за работой волостных советов, в каждой деревне организуются продовольственные комиссии беднейших крестьян, которые производят учет и распределение излишков хлеба». Вот сообщение из Самары: «Разосланы по всем уездам и волостям агенты самарского продовольственного комитета с целью проведения в жизнь декрета 13 мая. Они должны содействовать уездным и волостным советам, должны доказать населению незыблемость хлебной монополии и твердых цен, т.-е. то, что продовольственный комитет неуклонно стоит на своей точке зрения, не идя ни на отмену хлебной монополии, ни на повышение хлебных цен». Из Омска, где сейчас развернулось контрреволюционное движение чехо-словаков, три или четыре дня тому назад телеграфировали: «Все подготовлено для переписи хлеба. Завтра отправляем специальных агентов для ускорения переписи». Телеграмма из Луги гласит: «Крестьянский съезд принял декрет от 13 мая в полном объеме и приступил к немедленному проведению его в жизнь». Я упоминал, что враги говорят про нашу продовольственную политику: «это война города против деревни». А ведь все эти телеграммы есть подлинный голос крестьян и крестьянских съездов, которые принимают декрет 13 мая. Вот сведения из Воронежа: «Приглашены специальные отряды рабочих для реквизиции хлеба; организуются новые реквизиционные отряды; будет объявлена в ближайшее время вербовка рабочих Воронежа в эти отряды, чтобы отнимать у кулаков хлеб. Установлен определенный срок сдачи хлеба с момента опубликования декрета. Ощущается недостаток реквизиционных военных сил». Далее, вести из Курска: «Декрет циркулярно разослан всем уездам; в некоторых уже производится реквизиция». Пенза уведомляет: «Местный совет постановил принять все меры к скорейшему проведению в жизнь декрета 13 мая». Елец извещает: «Предписано неуклонно выполнять декрет. В волости посланы реквизиционные военные отряды; о результатах сообщим». Весьма интересны данные из Камышина: «На открывшемся вчера крестьянском съезде большинство ораторов высказалось за немедленную реквизицию имеющихся у кулаков хлебных запасов для отправки в голодные губернии». Недавно происходил в Екатеринодаре съезд богатых хлебом областей, на котором было 1.333 делегата. И какую же вынес этот съезд резолюцию? Может быть, за свободную торговлю? За повышение хлебных цен? Я вам прочитаю резолюцию съезда: «На третьем съезде Кубанской и Черноморской республики присутствуют 1.333 делегата от отдельных станиц, хуторов, фронта. По вопросу о текущем моменте съезд признал правильной политику российского Совета Народных Комиссаров. Съезд главное внимание уделил вопросу о фронте и решил отдать все силы на восстановление крепкой дисциплинированной армии. Съезд решил начать энергичную отправку хлеба голодному северу». Послушаем голос из Уфы, которая всегда поставляла много хлеба: «Население оповещено о декрете. Все продовольственные органы работают под страхом суровой ответственности. Ссыпка хлеба усилилась прежде, чем были посланы отряды». Самый декрет, так сказать, напоминает о смертном часе деревенских кулаков и заставляет их поторапливаться с ссыпкой хлеба. «Съезд бедняков в 150 депутатов принял нашу резолюцию единогласно».

Все приведенные телеграммы присланы, товарищи, не из чьих-либо кабинетов, не от отдельных «писателей», – это голоса с мест, голоса советских продовольственных комитетов, деревенской бедноты. Теперь видно, что комитеты деревенской бедноты нужно создать всюду, противопоставив их деревенским богатеям. Комитеты деревенской бедноты возьмут в свои руки проведение в жизнь декрета 13 мая.