Текст книги "Когда не нужны слова"

Глава 9

Мадди уже заканчивала уборку на кухне, собираясь ложиться спать. У них была женщина для этой работы, но Мадди привыкла отпускать ее пораньше, чтобы самой убедиться, что в доме все в порядке. Она очень любила эти спокойные минуты после закрытия «Кулабы», когда отец уходил спать. Можно было поразмыслить о событиях дня и спланировать дела на завтра.

Она заперла таверну и, погасив фонари перед входом, принялась накрывать столы для завтрака. Это была ее любимая работа. Ей безумно нравилось пользоваться тонким фарфором Маргарет. Она тщательно перетирала каждую тарелку и переворачивала ее вверх дном, раскладывая затем тяжелые серебряные приборы и сложенные полотняные салфетки. Именно так делалось в лучших английских домах, и Мадди тщательно придерживалась этой традиции. Это давало ей ощущение стабильности.

Она критическим взглядом окинула стол, чуть поправила вилку и, убедившись, что все в порядке, взяла лампу и направилась вверх по лестнице. Внезапно ей послышалось, что кто-то тихо скребется в дверь. Она остановилась и внимательно прислушалась. Звук повторился.

Усмехнувшись, она направилась к двери. Наверное, это опять Деймен Спиттл, который частенько, перебрав пива в «Кулабе», приходил после закрытия к черному входу и, умоляюще прижимая к себе шляпу, просил, дать ему еще глоточек, чтобы иметь силы добраться до дома и предстать перед строгой супругой. Обычно Мадди, снисходительно потрепав его по руке, одаривала доброй улыбкой и отсылала домой. Кэлдер Берне, конечно, не догадывался об этом, а если бы догадался, то Деймену Спиттлу не поздоровилось бы. Мадди же было приятно хранить этот маленький секрет.

Она сняла цепочку и широко распахнула дверь.

– Ну, мистер Спиттл, что у вас на сей раз…

Слова застряли у нее в горле: это был вовсе не Деймен Спиттл, а Джек Корриган. Тяжело дыша, он стоял, опираясь на косяк двери, и неловко прижимал к себе левую руку. Мадди застыла от ужаса.

– Извини, миленькая… я не знал, что делать. Ты единственный друг…

Она наконец увидела, что рука его в крови, и больше не размышляла.

– Ты ранен! – воскликнула она и, втянув его в комнату, быстро закрыла дверь.

– Это всего лишь царапина. Напали проклятые собаки. – Сердце у Мадди колотилось так сильно, что, кажется, могло сломать грудную клетку. Двигаясь как автомат, она усадила Джека на стул, принесла воды и смочила полотенце. Одежда Джека была в грязи и превратилась в лохмотья. Похоже, он проделал немалый путь.

Мадди вдруг похолодела от ужаса, застыв с полотенцем в руке.

– Ты… ты бежал? – хрипло спросила она. Некрасивое лицо Джека Корригана исказилось от боли.

Он стал подниматься со стула.

– Я принес опасность к вашему порогу. Я уйду.

– Нет, – решительным жестом остановила его она. – Позволь мне осмотреть твою рану. – Дрожащими от волнения пальцами она распахнула его рубаху и еле слышно прошептала: – Что… что случилось?

Он долго смотрел на нее, не зная, что ответить. Наконец усталость заставила его опустить глаза.

– Я терпел, сколько мог, – сказал он. – Там была женщина, которую хозяин купил, чтобы спать с ней. А я любил эту женщину так, как может любить только глупый ирландец. Она была красивая и нежная. – Он взглянул на нее. – Как вы, мисс. Она не была создана для такой жизни.

Он замолчал. Мадди тоже молчала, разрывая на полосы полотняную салфетку, чтобы перебинтовать его рану.

Лицо Корригана опять исказила гримаса боли, и Мадди, подумав, что нечаянно причинила ему боль, закусила губу. А он продолжал очень спокойным голосом:

– Видишь ли, она забеременела. Он разозлился и жестоко избил ее. Она… она была не очень сильная и умерла прошлой ночью.

Мадди медленно выпрямилась.

– Это сделал Хауи Петерсон?

Он промолчал. Да и не нужно было ничего говорить.

Мадди закончила перевязку и стояла, тяжело дыша и стараясь успокоиться.

Всего несколько минут назад она чувствовала себя в полной безопасности и была вполне довольна жизнью. Теперь все изменилось.

– Кроме нее, меня там ничто не удерживало. И сегодня я сбежал, но не потому, что боялся за себя, а потому, что боялся того, что мог бы сделать, если бы остался. Я понял, что должен бежать, иначе убью кого-нибудь. И вот я пришел к тебе, дитя, хотя не следовало бы этого делать. Но я увидел свет у тебя в окне…

– Джек, ты должен вернуться. Если тебя найдут, то повесят, – в отчаянии сказала она.

Он покачал головой:

– Им не придет в голову искать меня в городе – по крайней мере сегодня. А вернуться я не могу. Джек Корриган не рожден быть рабом.

– Я могла бы спрятать тебя здесь – хотя бы на сегодня и на завтра…

– Нет, девочка. – На его губах появилось подобие улыбки, и Мадди вспомнилось, как на судне она жила в ожидании этой слабой улыбки и звука его голоса. – У меня совсем нет времени. Они скоро возьмут мой след, я не могу подвергать тебя еще большей опасности. Однако… – он нерешительно взглянул на нее, – если бы у тебя нашлось немного еды на дорогу…

– И еще одежда, – добавила она. – Подожди, я все сейчас принесу.

Она торопливо принялась за работу: собрала кое-какую одежду отца, приготовленную в стирку, отрезала несколько ломтей баранины, взяла каравай хлеба и отсыпала в мешочек чаю. Потом бросилась в бар и принесла бутылку виски, которую Кэлдер держал для угощения особенно ценных клиентов. Пропажа бутылки, конечно, вызовет вопросы, но ей было все равно. Она справлялась и с худшими ситуациями.

Собрав все, что надо, она сунула узел в руки Джека. Ей хотелось сказать ему на прощание что-нибудь ободряющее, но она была так напугана и расстроена, что лишь спросила:

– У тебя хватит сил?

– Я справлюсь, – сказал Джек. – Когда приходится выбирать между побегом и смертью, человек выбирает побег.

– Но куда ты пойдешь? Где найдешь безопасное место?

– Примерно в тридцати милях к западу от Динготауна есть одно поместье. Управляющим там служит человек по имени Рейли Бордерс. Это бывший каторжник, получивший досрочное освобождение. Он помогает таким, как я. Если я туда доберусь, то буду в безопасности. – Он улыбнулся ей. – Не бойся за меня, девочка. Я знаю, что делаю, – сказал он и направился к двери.

– Подожди! – крикнула она и, бросившись к секретеру, открыла маленький ящик. – Здесь немного денег, оставленных на хозяйственные расходы. Но…

– Нет, девочка. – Он отступил на шаг и покачал головой. – Не возьму я твоих денег.

– Прошу тебя, – умоляющим тоном сказала она. – Это так мало по сравнению с тем, что ты сделал для меня. – Оба понимали, что она говорит не только о времени, проведенном на корабле, когда он приходил и утешал ее, но и о том, как он отвел глаза, увидев ее в экипаже, и тем самым спас ее еще раз.

– Пока мне нечего больше предложить тебе, – добавила она и опустила глаза.

Помедлив мгновение, Джек взял деньги.

– Ты хорошая девочка, – тихо сказал он. – Я всегда знал это. Надеюсь, у тебя из-за этого не будет неприятностей. – Он открыл дверь.

Она прикоснулась к его руке.

– Что с тобой будет? Узнаю ли я об этом? – Он печально смотрел на нее.

– Вернее всего, я подамся в Голубые горы. Жизнь там будет нелегкая, зато свободная Мы с тобой больше не увидимся, но я никогда не забуду тебя. – Он легонько прикоснулся к ее щеке, и она в последний раз заглянула в его добрые глаза, взгляд которых помог ей пережить когда-то множество тяжелых минут. – Желаю тебе удачи, девочка, – сказал он и ушел.

На следующее утро Мадди поздно спустилась к завтраку. Лицо у нее опухло, глаза покраснели, как будто она долго плакала. Кэлдер немедленно встревожился и хотел расспросить ее, но что-то в лице Мадди его остановило. Плечи у нее были напряженно расправлены, а взгляд такой жесткий, какого он никогда у нее не видел. Сегодня она выглядела старше своих лет.

– Мы больше не будем вести дела с Хауи Петерсоном, – сказала она. Ее голос звучал холодно и решительно, и была в нем спокойная властность. – Сообщи ему, что мы найдем другого поставщика. – Она повернулась и вышла из комнаты. В то утро они впервые после ее приезда в Сидней завтракали не вместе.

Кэлдер так и не узнал, что произошло и почему Мадди так ополчилась на Петерсона. И хотя такой поворот событий был ему неприятен, инстинкт подсказал ему, что задавать вопросы не следует: он мог слишком много потерять.

Через день-другой Мадди пришла в себя, и они никогда больше не касались в разговоре этой темы. Хауи Петерсон больше не появился на пороге «Кулабы», и Кэлдер Берне до конца своих дней не узнал, по какой причине это произошло.

Глава 10

Австралия, Сидней Апрель 1822 года

Как только Мадди вошла в комнату, Льюис Келп немедленно вскочил на ноги. Ему было пятьдесят лет, он был вполне счастлив в браке и знал Мадди с тех самых пор, как она приехала из Англии; она росла на его глазах, но он, как и любой мужчина, не мог устоять перед ее обаянием. Стоило ей войти в комнату, и он начинал потеть, как мальчишка.

Еще ребенком она была прехорошенькой, а став восемнадцатилетней девушкой, превратилась в настоящую красавицу. Даже в своем горе она была великолепна – возможно, даже больше. На ней было надето широкое черное траурное платье, скрывавшее фигуру от подбородка до кончиков мягких лайковых ботиночек. Ее единственным украшением была небольшая траурная брошь у горла. Даже на руках была надеты черные кружевные перчатки. С черными волосами, уложенными в строгую высокую прическу, с кожей цвета слоновой кости и огромными, всегда спокойными топазовыми глазами, она была неотразима.

Иногда Льюис, обладавший аналитическим складом ума, пытался определить, в чем заключается очарование Мадди Берне. Может быть, во всем виновата хроническая нехватка женщин в Сиднее, потому что, хотя она была, несомненно, привлекательна, на свете было немало женщин красивее ее. А возможно, дело было в том, что отец трепетно лелеял ее, как мог, оберегал ее здоровье от воздействия сурового климата и всячески охранял от грубых и неприглядных сторон жизни.

Однако он все больше и больше склонялся к тому, что загадка таилась в самой Мадди – была в ней этакая отстраненность, легкая печаль в обворожительных глазах, как будто мыслями она была где-то совсем в другом месте. Поразмыслив, Льюис решил, что именно в этом и заключалась ее притягательная сила: она обещала недостижимое. Но когда он воочию видел ее, то начисто забывал о своих умозаключениях, отчетливо понимая только одно: она прекрасна.

Он стремительно подошел к ней, протягивая руку:

– Мисс Берне, позвольте мне лично выразить вам свои соболезнования.

Мадди слегка пожала его пальцы затянутой в перчатку ручкой и слабо улыбнулась:

– Я знаю, что вы не раз заходили. Извините, я плохо себя чувствовала и не могла принять вас. Спасибо за заботу. Папа был бы рад.

– Ваш отец был хорошим человеком, – печально сказал Льюис. – Нам всем будет его не хватать.

– Да, – сказала Мадди, – он был хорошим человеком.

Она достала из рукава черный платочек, и Льюис испугался, что она разразится рыданиями. Но он плохо знал Мадди: она никогда не проявляла своих эмоций на публике и лишь слегка промокнула платочком шею, потому что в маленькой гостиной было очень жарко. Несмотря на траур, она держала окна открытыми, и комната была залита жарким австралийским солнцем.

– Я обещаю быть по возможности кратким. Не пригласите ли сюда слуг? – тихо сказал Льюис.

Когда собрались слуги и служащие таверны, Льюис уселся за письменный стол, принадлежавший некогда Маргарет Берне, и начал зачитывать последнюю волю Кэлдера Бернса. Мадди сидела, выпрямив спину и сложив на коленях руки, и делала вид, что внимательно слушает, хотя не слышала ни слова. Она знала, что Кэлдер был щедр со своими служащими, как и с ней.

Из-за жары в Австралии с похоронами не затягивали, поэтому все произошло так быстро, что Мадди и опомниться не успела. Кэлдер Берне умер во сне две ночи назад, вчера вечером его похоронили, а сегодня состоялся завершающий этап. Почему-то это казалось неправильным и несправедливым.

Кэлдер некоторое время болел, Мадди это знала, и ей следовало быть готовой к худшему. Но разве можно подготовиться к утрате? Она уже многих потеряла: Мадди, Маргарет, Джека Корригана. Все, к кому она привыкала и кому позволила стать частью своей жизни, исчезли, и теперь она оказалась совсем одна. Никого не осталось. Пустота настолько угнетала ее, что она даже не могла плакать. Она даже боли не чувствовала. Только одиночество.

Мадди вернулась к реальности, когда дверь снова открылась и служащие стали потихоньку выходить из гостиной. Льюис Келп остался сидеть за столом с бумагами в руке, поглядывая на Мадди поверх очков добрым взглядом.

– Остальное касается вас, мисс Берне, – объявил он, – и я подумал, что вы пожелаете заслушать волю покойного без посторонних.

Мадди кивнула, хотя ей было безразлично.

– Как вам известно, вы являетесь единственной наследницей своего отца. Это делает вас очень богатой молодой леди. Вы получаете «Кулабу», крупную сумму денег и поместье вашей тетушки в Англии…

– Моей тетушки?

– Да. – Он заглянул в документ. – Полины Саттон. Вы не знали, что после ее смерти унаследовали ее поместье?

Мадди тупо покачала головой. Ей вдруг вспомнились темная душная каюта, запах смерти, беспомощные стоны. Ей стало не по себе, и чтобы подавить подступившую к горлу тошноту, ей пришлось сосредоточить внимание на том, что говорил Льюис Келп.

Он прочистил горло и снова заглянул в бумаги.

– Ну, конечно, вы не знали, потому что в то время еще не достигли совершеннолетия. Но как бы то ни было, вам теперь принадлежат полностью меблированный дом в Англии, значительные капиталовложения, которыми мы с вашим отцом с успехом управляли за вас в течение нескольких последних лет, а также драгоценности вашей тетушки: я буду рад предоставить их в ваше распоряжение, когда вы того пожелаете. Так что будьте уверены: ваше будущее хорошо обеспечено.

Льюис сложил на столе руки и взглянул на Мадди.

– Мисс Берне, не подумайте, что я вмешиваюсь не в свое дело, но мы с вашим батюшкой не раз за эти годы говорили о вашем будущем. Я знаю, что он хотел бы, чтобы я сейчас не оставил вас без участия, и я не выполнил бы своего долга перед ним, если бы не сделал все от меня зависящее, чтобы устроить ваши дела так, как вы того пожелаете. – Поскольку Мадди никак не отреагировала на его слова, а лишь продолжала молча смотреть на него, он откашлялся и продолжил: – Как вам известно, ваш батюшка мечтал дожить до того дня, когда вы счастливо выйдете замуж. Я еще раз прошу прощения, но он, возможно, был чрезмерно требователен в отборе кандидатов, потому что ему казалось, что ни один из них не заслуживал вас. Я знаю, что это очень огорчало его, и по его просьбе я навел справки. Оказалось, что в одном лишь Сиднее немало хороших молодых людей, которые были бы не прочь искать вашей руки. Вы уверены, что среди них не найдется никого, кто подошел бы вам?

Впервые с тех пор, как узнала об истинных размерах своего состояния, Мадди заговорила:

– Я не намерена выходить замуж, мистер Келп.

Льюис не мог скрыть удивления. Он хотел было запротестовать и даже открыл рот, но быстро закрыл его снова. Трудно было обычному мужчине возражать против того, что говорила Мадди Берне. К тому же это и впрямь было не его дело.

Он занервничал, снова откашлялся и сказал:

– В таком случае, мисс Берне, позвольте мне напомнить, что Австралия – едва ли подходящее место для одинокой женщины, особенно… – Ему хотелось добавить «такой молодой и красивой, как вы», но, спохватившись в последний момент, он удержался и не произнес этих слов. Это означало бы, что он высказывает субъективное мнение, а это недопустимо. – Но может быть, вы подумаете о том, чтобы вернуться в Англию и поселиться в доме вашей тетушки? Там, несомненно, более цивилизованное общество, оно в большей степени подходит для молодой леди вашего положения. Мы без труда найдем вам подходящих компаньонов для этого путешествия, а я тем временем буду счастлив помочь вам продать «Кулабу».

Мадди взглянула на него цепким взглядом.

– Продать «Кулабу»?

– Конечно, а как же иначе?

– Но это было делом всей его жизни! Он построил ее, начиная с нуля, и мама…

Льюис Келп покровительственно улыбнулся:

– Неужели, мисс Берне, вы хотите сами продолжать управлять таверной? Что бы вы ни решили относительно своего будущего, с «Кулабой» придется расстаться.

Мадди вдруг отчетливо увидела перспективы, которые перед ней открывались: уехать из Австралии, покинуть единственный дом, который она когда-либо знала, и вернуться в Англию, чтобы жить в доме, доставшемся ей в наследство от чужой женщины. Рисковать, что тебя разоблачат люди, знавшие настоящую Мадди Берне. Но даже если всего этого не случится, она не выбрала бы для себя такую судьбу.

Сидней был ее домом: здесь ее знали и любили, здесь были люди, которые от нее зависели, и «Кулаба», созданная тяжким трудом Кэлдера с помощью проницательного ума Маргарет, которая сумела научить Мадди смотреть в будущее.

В голове Мадди давно зрела идея преобразования «Кулабы». Просто она не ожидала, что так быстро настанет время осуществить эту идею на практике. Но теперь, когда этот момент настал, она знала, что у нее нет другого выбора. Маргарет гордилась бы ею, а Кэлдер ее одобрил бы, как всегда одобрял все, что бы она ни решила. Мадди поняла, что ради мечты Маргарет и веры в нее Кэлдера, а также ради всех, кто сейчас зависел от нее, она, вооружившись мужеством, должна продолжать их дело.

– Нет, мистер Келп, – медленно сказала она, – я не намерена продолжать управлять «Кулабой». Я намерена сделать ее больше и лучше, а потом открыть ее заново.

Теперь настала очередь Льюиса утратить дар речи. Мадди поднялась со стула и задумчиво прошлась по комнате.

– Скажите, мистер Келп, куда, по-вашему, ходят высокородные джентльмены, поселившиеся в этой новой стране, чтобы пообщаться в непринужденной обстановке с людьми своего круга? Люди с деньгами, обладающие властью и титулами, которым не хватает здесь жизненно важных для них вещей, к которым они привыкли в Англии?

– Не знаю. Я никогда… – растерянно произнес он. Мадди живо обернулась к нему. Лицо ее выражало спокойную уверенность, глаза блестели.

– Зато я знаю. И года не пройдет, как они будут приходить сюда, в «Кулабу», которая станет самым изысканным, самым престижным клубом для джентльменов за пределами Англии.

Льюис Келп медленно поднялся с места, держась руками за крышку стола, словно опасаясь упасть от неожиданности.

– Я, наверное, не так вас понял? Ведь это неслыханное дело! Не говоря о прочих соображениях, вы, извините мою нескромность, женщина! А женщине не подобает…

Уголки ее губ дрогнули в улыбке, и взгляд потеплел.

– Я ценю вашу искреннюю заботу о моем благополучии, мистер Келп, но, извините, никоим образом не могу изменить свой пол. А что касается того, что не подобает женщине, то вам, наверное, известно, что я в жизни делала много такого, что могло бы показаться невозможным.

Льюис растерянно пытался найти подходящие доводы.

– Но как вы себе представляете… как вы намерены находить клиентов для вашего заведения? Скажу вам откровенно, моя дорогая, что, поскольку ваш батюшка слишком оберегал вас, вам, возможно, невдомек, что здесь разделение общества на классы проявляется еще резче, чем в Англии. Знатные джентльмены даже о планах ваших не узнают, не говоря уже о том, чтобы посетить ваше заведение…

– Поскольку хорошие стряпчие здесь – большая редкость, я думаю, вам приходится вести дела большинства представителей аристократии в Сиднее, не так ли? – с уверенностью сказала в ответ Мадди. – Вы могли бы начать с того, чтобы уведомить своих клиентов о наших планах, а дальше… Мама однажды сказала мне: «Дай людям то, что напоминает им о доме, и они заплатят за это любую цену». Она была очень мудрой женщиной.

А теперь, – сказала Мадди, расхаживая взад-вперед по комнате, словно размышляя вслух, – я хотела бы обратить в наличные свое поместье в Англии. Думаю, что денег мне понадобится много. До конца недели я составлю перечень всего, что мне потребуется для новой «Кулабы», и я хотела бы, чтобы вы поехали в Англию и лично приобрели все нужное у лучших поставщиков. Ведь я могу позволить себе это, не так ли? У меня хватит денег?

Льюис Келп беспомощно вздохнул:

– Вы, мисс Берне, можете позволить себе все, что пожелаете.

Она явно почувствовала облегчение.

– Видите ли, я намерена превратить «Кулабу» в доходное, очень доходное заведение. Вы всегда были преданным другом – и для моего отца, и для меня. И я по-прежнему буду во многом полагаться на вас. За меня не беспокойтесь: я знаю, что делаю. У Маргарет и Кэлдера я научилась не бояться трудностей. И то, что я делаю, будет данью их памяти. Так что не судите меня слишком строго.

Больше Льюис ничего не мог сделать: он был полностью околдован Мадди. Наконец, официально поклонившись и склонившись к ее руке, он произнес:

– Я, как всегда, к вашим услугам, мисс Берне.

Когда стряпчий ушел, Мадди поднялась в свою спальню, чтобы обдумать невероятную вешь, которую только что сделала. Возможно, мистер Келп прав, и возможно, ее неожиданное решение было принято под влиянием обрушившегося на нее горя, однако в глубине души она чувствовала, что ее решение было правильным.

Самой своей жизнью она была обязана капризу судьбы, но, увидев Джека Корригана на своем пороге, раненного и истекающего кровью, поняла, что судьба слишком переменчива и на нее нельзя полагаться. Теперь, когда Кэлдера Бернса не стало, она была уязвима и одинока. Надо ей самой брать судьбу в свои руки. Она не должна допустить, чтобы с ней произошло то же, что и с Джеком Корриганом.

В коридоре ее поджидал человек из обслуживающего персонала «Кулабы», которого звали Дарси. Лицо у него было встревоженное, в руках он неуверенно крутил платок.

– Хозяйка, – нерешительно произнес он, – прошу прощения, но не уделите ли вы мне минутку?

– Конечно, Дарси, – любезно сказала она: Дарси в течение двадцати лет верой и правдой служил Кэлдеру Бернсу в таверне, а когда Кэлдер разболелся не на шутку, почти вся работа, связанная с управлением таверной, легла на его плечи. Мадди почувствовала угрызения совести из-за того, что не нашла времени, чтобы поблагодарить этого хорошего человека за все, что он сделал для ее семьи.

Дарси вытер платком шею и снова принялся вертеть его в руках. Это был высокий худой сутуловатый человек, и, разговаривая с ней, ему пришлось слегка нагнуться.

– Мы тут все подумали, что вы, наверное, теперь свернете работу «Кулабы». Интересно, оставите ли вы кого-нибудь из нас на службе.

Мадди снова почувствовала себя виноватой, потому что, погрузившись в свое горе, не подумала о том, чтобы утешить и ободрить людей, зависевших от Кэлдера Бернса. Она улыбнулась Дарси и подошла ближе.

– Я намерена всех вас оставить на работе, – сказала она. – Возможно, мне даже придется дополнительно нанять людей. Я хочу, чтобы «Кулаба» продолжала работать.

На лице Дарси отразилось огромное облегчение. Он благодарно улыбнулся ей.

– Не сочтите мои слова за дерзость, мисс Берне, но я чувствовал, что вы именно так и поступите. И, позвольте сказать, мы все рады этому.

– Спасибо, Дарси. В «Кулабе» произойдут кое-какие изменения, и мне очень потребуется твоя помощь. Уверена, что могу рассчитывать на тебя.

Не медля ни секунды, он ответил:

– Я сделаю для вас все, что угодно. Ваш батюшка был хорошим хозяином, вы тоже обращались со мной более чем хорошо. Не сочтите за дерзость, но я тут кое о чем подумал. Если вы собираетесь сами управлять таверной и жить здесь совсем одна, то вам было бы неплохо нанять человека, который днем и ночью следил бы, чтобы с вами не произошло ничего плохого, и присматривал бы за домом: Здесь много всякого подозрительного народа вокруг. Вы, возможно, не знаете, но во многих больших домах нанимают местных жителей для охраны от всякого сброда. Вы такая красивая молодая женщина, и теперь, когда не стало вашего батюшки, вам не помешает быть немного осторожнее, не так ли?

– Наверное, не помешает, – задумчиво сказала Мадди. – Но…

– Есть и другие причины, мисс Мадди. – В голосе Дарси чувствовалось большое уважение. – Когда такая молодая женщина занимается тем, чем занимаетесь вы, это может быть опасно. Надеюсь, вы и сами хорошо это понимаете. А я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось, хозяйка.

У Мадди замерло сердце. Она впилась в него взглядом, но не успела сказать ни слова, как он добродушно улыбнулся и сказал:

– Я ведь знаю, что вы делаете для бедолаг, которые приходят сюда среди ночи, и уверяю вас, это очень великодушно с вашей стороны. – Он опустил глаза, глядя на свернутый в жгут платок. – Знаете, а ведь я тоже когда-то бы каторжником. Ваш батюшка купил мне досрочное освобождение и взял меня сюда на оплачиваемую работу.

– Я этого не знала, – тихо сказала Мадди.

– Он выкупил большинство из тех, кто здесь работает. Для всех нас он был словно святой. А теперь вот вы… вы настоящая дочь своего отца.

– Кто-нибудь еще об этом знает? – осторожно спросила Мадди.

Он покачал головой:

– Нет, только я. И я буду молчать об этом до гробовой доски. Хочу, чтобы вы знали: для вас я готов сделать все, что угодно, даже отдать свою жизнь. Я и без того обязан вашему батюшке и вам своей жизнью.

Она пожала руку Дарси.

– Спасибо тебе, – просто сказала она. – Ты и понятия не имеешь, как это для меня важно.

Она повернулась и, войдя в свою комнату, тихо закрыла за собой дверь.

Мгновение спустя она подошла к письменному столу и достала старую шкатулку для писем. Вынув истершийся на сгибах рисунок, она долго смотрела на него. Потом улыбнулась и обвела кончиком пальца по контуру знакомое изображение на бумаге.

– Я не забыла, Джек, – прошептала она. – Я не забыла.