Текст книги "Помоги мне исполнить мечты"

Часть третья «Как и должно быть»

Пять

– Мне страшно, – шепчу, когда я и Лондон входим в ворота нашей новой школы.

Школа состоит из нескольких корпусов, и я только могла предполагать, где и что находится, но точно знала: здесь есть отдельный физический корпус с бассейном, естественно, есть стадион и спортивный зал, а также есть корпус искусства и труда, где проходят занятия по соответствующим предметам. Чтобы разобраться во всём остальном, придётся хорошенько изучить карту строения школы. Но, я думаю, долго тут не задержусь, впрочем, я и вообще долго не пробуду где-либо.

– Чего тебе бояться, глупая? – ласково ответила она.

– Ну, это не ты почти полгода общалась только с двумя людьми, которые знают твою тайну, – немного грубо произношу. Мне не хотелось, но так вышло.

Лондон посмотрела на меня жалостливо, словно я содрала старую мозоль, покоившуюся на её сердце.

– Извини… Я не подумала и ляпнула, – начала оправдываться я.

– Все хорошо, подруга, – по-доброму сказала она. – Просто… иногда я забываю.

– Забывай всегда и, пожалуйста, не смотри на меня так больше, – сказала я, и мы начали подниматься по ступенькам.

Семьдесят. Прошло семьдесят дней моей жизни с мыслями о смерти. Семьдесят дней в раздумьях о желаемом. Семьдесят дней тяжеленной пустоты в сердце, тянущей меня куда-то на дно отчаяния и безумства.

Утро началось не с кофе, а с тонны лака на моих волосах.

Лондон пришла очень рано для того, чтобы на меня навести марафет. Она хотела, чтобы первый день в школе прошел изумительно, и нас смогли заметить и запомнить.

Лори уложила и выровняла мне волосы так, что было абсолютно не заметно моего криво выбритого виска и шрамов. Волосы блестели и ложились на плечи так ровно, что я задавалась вопросом: это точно мои волосы? А затем она принялась за макияж.

Увидев результат, я её постоянно переспрашивала, а не ведьма ли она? Или, может быть, она пользуется магией вне Хогвартса? В зеркале стояла я, низкорослая темноволосая девушка, с идеальной прической – на мой взгляд – и макияжем, скрывавшим следы бессонных ночей и слез. Костюм, похожий на школьную форму, оказался мне немного велик, на что Лондон в восхищении охнула, а затем вздохнула с горечью – наверное, снова думала о том, как же я похудела.

На самом деле, Лондон худая девушка, но у неё постоянный комплекс по поводу её ног. У неё большие бедра – отсюда и полные ноги. Она невысокая, но намного выше меня. У неё красивые русые волосы чуть ниже плеч, длинные ресницы, карие глаза. В общем, когда ты смотришь на её, взгляд задерживается, хотя из-за угрей она выглядит немного диковато. А вот у меня никогда не было прыщиков. Повезло же.

И вот мы уже поднимаемся по ступенькам, чтобы открыть дверь и попасть в старшую школу. Меня пробирает дрожь: а что, если они все знают? Что, если будут жалостливо смотреть на меня и выдавать сожаления при каждом удобном случае? Что, если будут высмеивать мой поступок?

Лондон тянет дверь за ручку на себя и, пропуская меня вперед, заходит. Всё было по-другому, не так, как я представляла себе в кошмарах, и я этому радовалась. Ученики проходили мимо нас, не замечая, словно мы – пустое место. Взглянув на них, я, конечно, поняла, что оделись мы не так, как подобает здесь. В смысле, слишком официально. Большинство ходило в обычных джинсах и футболках, остальные были разделены на группы по интересам – я лишь успела заметить группу готов и команду чирлидеров.

– И что теперь? – спросила я Лондон, цепляясь за рукав её блузки, словно ребенок.

– Успокойся. – Одернула она меня. – Идем к расписанию.

– Стой. Так ты знаешь, куда нас определили? – я удивилась.

Мне никто не говорил, в какую группу мы попали. А тут раз, и оказывается, что Лондон уже это знает. Меня это пугало, ведь мы с Лондон совершенно разные. А что, если люди мне там не понравятся? Я не хочу общаться с той компанией, которую выберет подруга, если она, конечно, кого-нибудь найдет себе. Люди меня пугают.

– Конечно. Кто с твоей сестрой подавал документы?

И она потянула меня следом за собой. Сначала нас никто не замечал, но сейчас все внимание было обращено к новеньким. Не удивлюсь, если кто-то из них гадал, какого черта мы забыли здесь.

Лондон остановилось возле доски и начала внимательно её изучать, водя пальцем туда-сюда, затем она ткнула пальцем на лист бумаги и произнесла:

– Ах, вот! – Она резко взяла меня под руку и куда-то повела.

Возможно, со стороны это выглядело весьма странно, словно я – питомец Лондон, но мне так легче. Я еще сомневаюсь в своих решениях. Да черт! Если бы не Лондон, крепко схватившая мою руку, я бы давно убежала под напором взглядов окружающих.

Мне было неприятно, как они на нас смотрят, а вот подруге это, кажется, даже немного нравилось – она улыбалась. По телу прошла волна мурашек.

Из-за гула у меня начало звенеть в ушах.

«Да когда они прекратят смотреть?» – думала я, все больше раздражаясь.

Лондон зашагала медленнее, озираясь по сторонам, а затем, увидев нужную дверь, снова двинулась поспешным шагом. Я за ней еле успевала.

Мы зашли в кабинет психологии. У меня словно камень с души упал, когда я, Лондон и наш учитель оказались одни.

– А-а-а, вы, как я понимаю, новенькие? – спросил он.

– Да, Я – Лорен Уоррен, а это моя подруга – Эмили Беннет, – ответила за обоих Лондон.

– Очень приятно, – отозвался учитель, улыбнувшись.

Лондон улыбнулась в ответ.

Учитель на вид был довольно молодым, лет двадцати пяти – тридцати.

Лондон всегда умела общаться с мужчинами, ну, или научилась тогда, когда мне не было до этого дела. Она всегда считала меня странной, ведь любая девочка, по её мнению, хоть раз в жизни в переходном возрасте должна желать узнать, какого же это – быть с парнем, именоваться чьей-то девушкой, целоваться и расставаться. Но меня это совсем не интересовало – для меня было важным наладить отношения в семье и не допустить того, чтобы мы скатились на самое дно.

Первый парень у неё появился в четырнадцать лет. Помню, как она радовалась и волновалась. Все свои решения она оговаривала со мной, будто я в этом что-то понимаю. Но, тем не менее, я её поддерживала всегда, как и она меня.

В шестнадцать она в первый раз занялась любовью с Чедом – старшеклассником и парнем, который сводил её с ума. В то время она никого и ничего не хотела слышать против него – так безумно была влюблена – и делала все, что было угодно Чеду, лишь бы он остался с ней. Но он все равно её бросил, как только Лондон ему надоела.

«Глупая», – так я утешала её в то время.

А затем она, как истинная пижонка и разгильдяйка, забывала свою боль с Тришем, Кевином, Ником, Алексом… Всех имен не запомнить. В этом мы и отличаемся. Она – живая, веселая, сексуальная, на неё заглядываются парни. А я даже ни разу ни с кем не целовалась. Я унылая. Я молчаливая, хотя, как некоторые говорят, остра на язык. Я умирающая. Нет, я уже мертва.

Лондон старше меня на год, но мы ходим в один класс. Когда она была маленькая, у неё были проблемы с речью, её вечно занятые родители поздно спохватились, и им пришлось ждать еще год, чтобы отдать свою дочь в школу.

Иногда я мысленно благодарю их за это несмотря на то, что они постоянно сокрушаются, говоря: «Если бы мы не оплошались, ты уже была бы в выпускном классе». Если бы они не оплошались, я была бы вечно одна.

Лондон все еще улыбается и строит глазки нашему учителю, сладко с ним беседует. Я пихнула её локтем в бок:

– Эй! – возмутилась она.

– Вы можете присесть на любое место, – произнес учитель.

– Да, конечно, мистер Стивенсон, – мягким голоском прощебетала Лондон и повела меня к последней парте у окна.

Я посмотрела на неё, как бы спрашивая: «Что? Ты уже даже знаешь, как его зовут?!»

– Что? – прошептала подруга, изумляясь.

Я закачала головой:

– Нет, ничего, – тихо ответила.

И тут прозвенел звонок. В кабинет ринулись наши одноклассники, все они озирались на новеньких. Все пихались, лишь бы занять самые лучшие места – галерку.

Слышно было лишь:

– Эй, это моё место, я тут сидел в прошлом году!

– Иди к черту, Оливер!

– Сама иди!

– А ну, проваливай!

Моя голова потихоньку разрывалась на части. Я не могла вынести это шума, и возгласы, и крики. Это было так непривычно. Почти полгода проведя в тишине и покое, я совершенно отвыкла от этого школьного шума, баса голосов парней и визги девушек.

– Ты чего? – поинтересовалась Лондон. – С тобой все в порядке?

Нет, не в порядке. Я умираю.

Но несмотря на душевную дискуссию я не заметила, как схватилась за голову, закрывая уши ладонями. Не замечала и то, как Лондон попросила класс замолчать (они, наверное, все внимательно следили за происходящим), а затем приобняла меня за плечи.

Кто-то (кажется, учитель) принес мне стакан воды, и я выпила таблетку парацетамола – Кристи сложила мне в сумку целую аптечку.

Мой слух успел уловить лишь то, что мистер Стивенсон представил меня и Лондон классу, а затем я провалилась в пустоту, слушая пульсирующую кровь у себя в висках.

Лондон разбудила меня сразу, как закончился вводный урок.

– Извини, я же говорила, что все это – плохая идея, – говорю я.

– Тебе уже лучше?

Я кивнула.

– Тогда идем?

Я снова кивнула.

– У нас химия, – сообщила мне подруга, и мы вышли из кабинета. Она не сводила с меня глаз, хотя за руку уже не держала.

Я шла рядом с ней и зачем-то обращала внимание на разные мелочи: большие окна, зеленый клен за окном, небо голубое, на нем нет ни облачка. У кого-то на звонке стоит «My Chemical Romance – Teenagers». Девушка с татуировкой на запястье. Парень сидит на скейте на полу. С ним рядом стоит девушка в массивных БДСМ-ботинках. Милый парень сидит на рюкзаке и смотрит на меня. Парень с курчавыми волосами.

Затем я шла и смотрела на свои ботинки. Ковыряю грязь под ногтями. Откуда она взялась? «Не смотри на них, займи себя, не обращай внимания», – говорила я себе, потому что слишком много глаз было устремлено на нас, и это меня крайне беспокоило.

Голова кажется такой огромной и тяжелой. Ноги ватные. Я словно лечу.

– Эй, привет, вы, кажется, новенькие, да? Я – Эрик, – протараторил парень и помешал моим раздумьям.

Затем сразу же к нему подошла девушка со светлыми мелированными волосами.

– Я – Бриттани, – сказала она.

– Я – Лондон, это моя подруга – Эмили.

Ну вот. К чему это было сказано? Не люблю, когда Лондон представляет меня кому-то без моего ведома, ведь это для неё важны новые знакомства, но никак не для меня.

– Мы работаем на школьном радио и сайте, передаем все самые свежие новости и сплетни. Если хотите, подпишитесь на бесплатную рассылку новостей, тогда вам на телефон будут автоматически пересылаться все события, и вы будете всегда в теме. Сейчас новость – это вы, и мы бы хотели с вами познакомиться, – начала Бриттани.

Она тараторила себе под нос. Наверное, Лондон её слушала, потому что первая была очень увлечена своим рассказом. Затем девушка начала слушать рассказ моей подруги. Лондон любит быть в центре внимания. Лишь бы она не сболтнула ничего лишнего. А хотя… мне плевать.

Бриттани выглядела немного смешно, на мой взгляд. Огромную грудь она не прятала, как сделала бы я, а, наоборот, выставляла напоказ, надевая майку с большим вырезом. Леггинсы синего цвета обтягивали её широкие бедра. Фиолетовые кроссовки. И много украшений.

Лондон такой стиль, а-ля мажор, наверное, понравился.

Я не слушала никого и ничего, рассматривала свои ботинки, затем руки. У меня такие худые пальцы, словно вампир выпил из них всю кровь.

Мысленно задавалась вопросом, а какого черта я тут делаю? А затем я вспоминала, что все это ради них, ради Кристи и Лорен.

Затем я рассматривала того кучерявого парня, сидящего на рюкзаке. Мне понравилось, как он был одет, но больше всего мне понравилось, как он двигался: изящно, плавно, но с некой осторожностью, будто оценивал каждое своё движение. Он болтал с девушкой-готом (как я поняла) и с парнем-скейтером. Девушка была очень красива: темные волосы со вплетенными в них яркими прядями, прекрасная фигура и глаза, словно бы глядящие прямо в душу.

Они выглядят счастливыми. Я хочу быть счастливой тоже.

– Эй, Эмили, улыбнись, – сказала Лондон и приобняла меня за плечи.

Я рефлекторно повернула голову, и нас сфотографировали.

– Какого черта? – вырвалось у меня.

– Это Лейла – редактор школьной газеты, – пояснила Лондон. Только вот я все равно ничерта не поняла.

Передо мной стояла высокая девушка со смуглой кожей и длинными кучерявыми белыми волосами.

Я вопросительно смотрю на подругу. Лондон на меня. Я на неё.

– Я работаю вместе с Бриттани, – вмешалась в нашу немую перепалку Лейла. – Она делает радиорепортаж, я пишу статью в газете, поэтому мне нужна была ваша фотография.

– Можешь меня обрезать? – спрашиваю я её.

Она удивленно выпучила глаза, словно не ожидала этого услышать.

– Я думала, вы хотите появиться в газете, любой бы хотел, – с упреком произносит Лейла.

– Моя подруга – может быть. Я – нет.

Лондон хватает меня за руку и уводит прочь:

– Делай, что делала, удачи! – бросает она Лейле.

Я начинаю вырываться, словно ребенок:

– Отпусти меня!

– Ты идиотка? – спрашивает меня подруга.

– Если я не хочу выделяться, значит, я – идиотка? Ну, спасибо, – говорю я и оставляю подругу в одиночестве, идя вдоль коридора.

– Ты даже не знаешь, куда идти! – кричит она мне в след.

– И без тебя справлюсь, – огрызаюсь я и замечаю боковым зрением, как Лондон, взбешенная, разводит руками и уходит в другом направлении.

Я, следуя чертежам школы, развешанным на каждом повороте, выбираюсь из школы на улицу. В моей памяти еще складывался образ моей старой школы, поэтому, рассчитывая на то, что они построены по одному плану, я направляюсь искать уличный туалет. К счастью, эта школа наподобие моей старой.

Я зашла внутрь и к удивлению обнаружила там столик и два стула, помимо раковин и зеркал, которые стоят во всех школах. Бросила свою сумку на стол и стала рассматривать себя в зеркале.

Там отражалась не я, в зеркале была копия Лондон – подведенные глаза, длинные ресницы, белая кожа, красные губы. Мне до жути захотелось кому-нибудь насолить, чтобы они почувствовали себя на моем месте, а не я на их.

Я взяла влажные салфетки и стерла с себя весь макияж, который Лондон накладывала на меня целый час. Теперь это была я со всеми недостатками. Я немного приподняла волосы и челку у виска и водила пальцами по гладкому шраму, на котором так и не начали расти волосы. На остальных участках они уже отрасли сантиметра на полтора.

Я смотрю на себя, и мне хочется плакать. Мне хочется поскорее умереть. А, может, и не хочется. В этом-то и загвоздка.

Достаю телефон из сумки, набираю справочную и узнаю телефон доверия.

– Алло, – говорит мягкий, но одновременно до жути усталый женский голос после нескольких секунд моего ожидания. – Вы что-то хотели? – повторяет она. По её интонации я бы сказала, что звонки ноющих людей её достали.

Я не знаю, что мне ей сказать, слова в голове путаются, так и не образуя полноценные предложения. Просто молчу, пытаясь сконцентрироваться, но слова не идут. Понимая, что я трачу бесценное время этой женщины, от чего, мне, кстати, становится ужасно неловко, просто произношу:

– Жизнь – дерьмо.

Я, правда, так считаю. Взять весь короткий отрезок моей жизни: плохие моменты там преобладают над хорошими. И от того, что у меня такая никчемная жизнь, мне становится еще хуже. Ничего в этой жизни я не добилась, ни разу не испытала что-то поистине запоминающееся, никогда не была лучшей в школе, как Том или Кристи, а только разочаровывала своих родных ошибками. Я была мечтательна, но кому нужны мечтатели?

И вот я умру, ничего не узнав в этой жизни. И люди, и сама жизнь так обходятся со мной, что кажется, будто лучший выход это, действительно, смерть. Ну, или побег. Исчезновение.

– Угу, – произносит она. – Так что у вас случилось?

Мне хочется ей все рассказать: про мою болезнь, про мою семью, про мой неудавшийся суицид и про Лондон. Но я не знаю, кто она, не знаю, чем занимается помимо «службы доверия». Мне непривычно рассказывать что-то незнакомому человеку.

Я прижимаю трубку к уху, нервно дышу, пытаюсь сблизиться с женщиной по ту сторону телефона. Чувствую себя жалкой. На секунду мне показалось, что если я расскажу ей все, то она станет меня жалеть. А жалость мне не нужна.

– Вы все еще здесь? С вами все в порядке? Может быть, с вами что-то случилось? – спрашивает она спокойным голосом.

Вероятно, уже привыкла выслушивать бредни сотни людей. Ну, естественно, это ведь служба доверия; позвони, и тебе обязательно помогут добрым словом! О чём я собственно думала? Эта женщина одна из тех, кто постоянно выслушивает нытьё никчемных людей, людей, которые отчаялись. Знаю, не все звонят им, но мне не хочется быть одним из них. Моё признание не будет считаться за что-то дорогое, хотя это самое огромное откровение для меня. Потому я просто молчу и неровно дышу, словно маньяк из фильмов.

– Вы еще на связи?

– Нет. – Я бросаю трубку.

Шесть

Ветерок сдувает с деревьев золотые листья. Он же катит один из них по земле; листик то вздымается вверх, то опускается вниз, кружится, кружится, пока не натыкается на преграду.

Днем еще довольно тепло. Градусов пятнадцать – двадцать есть точно. Сейчас градусов десять. У меня мерзнут ноги. С чего бы это?

Я сижу в гамаке на крылечке, укутавшись в одеяло, и любуюсь тем, как просыпается город. С каждой минутой людей становится все больше и больше: кто-то спешит на работу, кто-то на учебу, кто-то просто по своим делам. Этот город занят своими делами, и ему нет дела до такого маленького человека, как я. К тому же, скоро и меня не станет.

Нет! Я не хочу, чтобы, когда люди вспоминали обо мне, они думали, мол, это бедная девочка умерла от рака, она была так молода. Я хочу, чтобы они восхищались мной, чтобы они помнили меня, чтобы я была примером тем немногим, кому также не повезло в жизни.

Вдруг я увидела приближающуюся фигуру. Это была Лондон. Она шла уверенно и, вероятно, была точно также уверена в своих действиях и словах. Наверное, уже предугадала все мои решения.

– Привет, – произносит она.

Я смотрю на неё и не понимаю, она что, действительно думает, что, сделав вид, будто ничего не случилось, я её прощу?

– Сколько можно дуться, Эмили?

Я смотрю поверх неё. За её плечами виднеется голубой кусочек неба, покрытый разноцветными облаками. Видна макушка дома; кровля забавного оранжево-красного цвета. Видна только что пролетевшая птица. Кто это был? Грач? Воробей?

– Ты меня вообще слушаешь? – Лондон всё ещё пытается привлечь к себе внимание.

– Нет, – холодно отвечаю я.

– Отлично. – Она поставила руки на пояс. – Кристи тебе разрешила в такую рань сидеть на холоде?

– Она не знает.

Там за пределами моего дома скрывается целая жизнь. Но мне её не достичь.

– И где же твоя сестра? – Интересуется.

– Ушла в магазин, – легко отвечаю я.

Если бы мне дали хоть один шанс. Еще один шанс на жизнь. Крохотный.

– Она оставила тебя одну?

– Нет. Она думала, что я сплю. – Сегодняшнее утро такое прекрасное – я не хочу портить его своими гневными речами, хотя и злой я себя пока что не чувствую.

– И что же ты делала?

Лондон села на деревянные доски рядом с гамаком, в котором я развалилась.

– Думала.

– Ну, вот. Ты снова это делаешь! – напряженно произнесла подруга.

– Думаю? Мне разве нельзя думать?

– Нет! Твоими мыслями нельзя! – возмущается она.

– А что же мне тогда делать? – Потихоньку я начинаю чувствовать, как чувство злости появляется где-то у меня в груди.

– Жить!

– Жить?! – Я разворачиваюсь к Лондон и смотрю в её глаза. – Жить? – повторяю.

– Да, жить. И ничего больше, – легко произнесла подруга и пожала плечами.

– Хватит! – обрываю я её на полуслове.

Я пытаюсь отбросить одеяло, но вместо этого еще больше запутываюсь в нем. Гневаясь, я плюю на все и, подхватив одеяло, ковыляю к дому.

– Хватит что?! – кричит мне вслед Лондон.

Но я её не слышу. Зайдя в гостиную, села на пол, чтобы разобраться в том, как же я умудрилась запутаться в одеяле.

– Ты не расслышала? Хватит что?! – вторит Лори.

– Хватит делать вид, что я выздоровею.

Мои слова повергают её в шок. Она пытается что-то подобрать, ответить мне, но видно, что язык заплетается; она не знает, что сказать.

Я выпрыгиваю из одеяла и направляюсь к лестнице, чтобы закрыться в своей комнате и провести остаток дня там. Мне все равно, что она будет думать обо мне, пусть хоть проваливает. Я. Хочу. Быть. Одна.

– Я просто хотела сделать, как лучше, – говорит она.

– А сделала хуже. – Остановившись на последних ступеньках, произношу.

– Я не знаю, почему ты так бесишься! Это все из-за газеты? Так я уже договорилась с ними, они не будут делать выпуск про нас. – Кричит мне из соседней комнаты Лондон, и я слышу, как она начала приближаться ко мне.

Тут у меня щелкает. Мне хочется сделать это назло Лондон, но и заодно выполнить своё желание. А хотя я не уверена, что это поможет. Но попробовать стоит.

– А знаешь,… – начинаю я, – пусть делают. Да, пусть! Я хочу, чтобы обо мне все узнали!

– Что? – Она произносит это так, словно только что споткнулась об порожек, хотя стоит на одном месте.

Мне становится смешно. Я не могу удержать слезы, потому смеюсь.

– Давай! Я хочу, чтобы обо мне все узнали. Считай, что это один из пунктов. В списке.

– Хорошо. Как скажешь. – Она кивнула головой. – Но тогда ты немедленно вернешься в школу. А сейчас иди, выпей таблетки и собирайся, – спокойно сказала Лори.

– Нет! – возмущаюсь я. – Хватит мне все время указывать, что делать!

– Я советую.

– И ты, и Кристи, вы постоянно твердите, что мне нужно делать! У меня такое чувство, что я неправильно умираю!

Я замолкаю. Лорен переваривает услышанное. Она, выпучив глаза, глядит на меня, поджав губы. Глаза заблестели и стали краснеть. Не могу на это смотреть. Отвернувшись, я кривлюсь так, чтобы почувствовать себя не виноватой в сказанном. Я не виновата, что они будут продолжать жить, а я умру.

– Хва-тит, – по слогам говорю я. – У вас обоих впереди вся жизнь, а у меня всего полтора года. И есть ли они вообще? – Мой голос срывается.

Я не знаю, куда девать руки, они так и норовят сделать что-то не то. Меня трясет от злобы и от боли. Неужели Лондон не поняла это? Неужели она, правда, думала, что вылечит меня, вернув в привычное русло?

Я забегаю в свою комнату, хлопаю дверью и закрываю её на замок изнутри. Во мне столько эмоций. Я даю им волю. Даю волю рукам.

Сначала я нашла какой-то журнал и теребила его обложку, думая и заливаясь слезами в истерике. Уголок загибается треугольником, разгибается. Загибается. Разгибается. Сама и не заметила, как вырвала обложку и мяла в руках. Затем комкала страницы и разбрасывала по комнате, беззвучно кричала – голоса не было совсем.

Я представляю, что похожа на халка, и крушу все вокруг. Вся моя одежда из шкафов летит на пол. Все вещи, бумаги, карандаши и фломастеры со столов, столиков и комодов летят на пол тоже. Я швыряю куда-то свой мобильник. Переворачиваю все простыни, бросаю в стороны подушки, швыряю на пол матрац. И, заходясь в истерике, сажусь возле кровати, хватаясь за свои волосы.

Я хочу спрятаться. Хочу вернуться в свое детство, где все было хорошо, и я была здорова. Залезаю под кровать – ныряю в прошлое. Раскидываю руки и притворяюсь, что лечу.

Я хочу почувствовать себя живой. Хочу попробовать то, что не успела сделать в жизни. Но моя жизнь закончилась.

Я нащупываю у себя под рукой что-то, подвожу к глазам и вижу, что это фломастер.

Я поняла.

Подползаю к стене, все еще прячась под кроватью, и начинаю писать. Корявые буквы пляшут вверх-вниз. От фломастера пахнет спиртом. Чернила выводят образы из моей головы на стену.

Первое – я хочу, чтобы меня запомнили. Я хочу оставить после себя что-то памятное. Чтобы люди знали моё имя.

Затем опускаюсь ниже и пишу следующую строчку. Затем еще. И еще. И еще. Весь промежуток, который я могла расписать под кроватью, оказывается заполненным.

Я ложусь снова на спину и гляжу на стену, перечитывая перевернутые буквы. Всего полтора года, если они есть, конечно же. Успею ли я?

А что если я прекращу дышать прямо сейчас? Решаюсь попробовать.

Вдох. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Десять. Пятнадцать. Тридцать. Перед глазами начинают бегать черные точки. Сердце бьется чаще. Хочется глотнуть воздуха. Рефлекс. Сорок. Вдох. Я не выдерживаю.

Слышу приближающиеся шаги. Замираю. Ручка дергается, но дверь не открывается. Больше её не пытаются открыть. Я слышу, как Лондон спускается вниз по лестнице. Двенадцать громких шага – тринадцать ступенек. Затем слышу скрип дивана. Включенный телевизор. По телеканалу крутят Икс-Фактор.

Завибрировал телефон. Я вылезла из под кровати и начала искать его. Он лежал в куче вещей, которых я разбросала. Лондон написала эсэмэску: «ИЗВИНИ».

Кидаю взгляд на комнату – я её разгромила. Все мои руки измазаны фломастером. Волосы превратились в птичье гнездо. Беру расческу и пытаюсь привести их в порядок. Через несколько минут усилий стало намного лучше.

Я выглядываю в окно. Тучи уже затянули небо. Скоро будет дождь. Интересно, когда ветер успел их пригнать?

Дышу полной грудью, чтобы наладить сердцебиение. Вдох-выдох. Вдох. Вдох. Выдох. Набираю эсэмэску Лондон: «И ТЫ МЕНЯ».

Вытерла лицо рукавом кофты, в которую я была одета, и убедилась, что больше такого не повториться. Я спокойна. Спокойна.

Спускаюсь вниз и вижу Лондон, обнимающую подушку. Наверное, ей тоже некуда было девать руки, но она нашла наиболее правильный выход. Подруга оборачивается на звук моих шагов. Не знаю, что делать, стою, как вкопанная, смотрю в глаза Лондон.

– Иди ко мне, – произносит она и отбрасывает подушку в сторону, раскрывая объятия для меня.

Я плюхаюсь в её объятия. Приятные мурашки. Тепло её тела. Зарываюсь в её волосы. Пахнут яблоком.

– Я, правда, не хочу тебя терять, – говорит она.

Чувствую, как моя щека становится мокрой – с подбородка подруги капают слезы.

Ни разу не видела, чтобы Лондон плакала. Даже когда её бросил Чед. Она закрывалась ото всех, пребывала в депрессии, бесилась, но не плакала. Ни разу. По крайней мере, при мне.

– Это глупо, но я буду до последнего верить в то, что ты выздоровеешь, – произносит Лондон.

– Глупо, – вторю я.

– Любой бы на моем месте, так думал.

– Ты говоришь, как моя сестра.

– Потому что это правда. – Она гладит мою голову, поправляя волосы, заправляя их за уши.

А затем мы молчали. Просто находились в объятьях друг друга, ничего не говорили, даже не смотрели друг друга. И на меня накатило такое теплое чувство от того, что я сижу с человеком, с которым мне хорошо, которого я люблю. Я ведь, действительно, её люблю. И больше не нужно что-то делать, чем-то занимать себя, наполнять пустоту звуками. Достаточно просто чувствовать присутствие любимого человека.

И тут я поняла: это и есть счастье. Прямо сейчас, здесь я счастлива.

Зацокали каблуки. Ручка двери повернулась, и в комнату вошла Кристи. Я притворилась спящей в объятьях Лондон.

– О, Лорен, здравствуй! – звенящим голосом произнесла она.

– Привет.

– Она спит? – тихо спросила сестра.

Я почувствовала, как подруга пожала плечами. Спасибо, что не сдала.

– А ты чего не в школе? – задала вопрос Кристи.

– Хотела зайти за ней.

– Она категорически отказывается выходить из дома, – устало произносит Кристи.

Я слышу, как она снимает туфли. Они глухо ударились об пол. Зашелестели полиэтиленовые пакеты с покупками.

– Угу, – произнесла Лондон.

– Что произошло тогда? Она не хотела с тобой больше общаться.

Я представила, что Кристи встала в проходе, облокотилась об арку, возможно, даже села на пол из-за усталости и разговаривает с Лондон вот так, непринужденно.

– Ничего особенного. Мы и раньше ссорились.

– Дружба без ссор и примирений – не дружба, да? – Голос Кристи всегда такой мягкий, спокойный, словно она всегда всё понимала с полуслова.

– Можно и так сказать.

– Хочешь чаю? Ты не голодна?

– Нет, спасибо.

Кристи зашагала. Еще двенадцать шагов – тринадцать ступеней. Затем она повернет и увидит открытую дверь в мою комнату. Решит закрыть и удивится тому, какой я бардак устроила. Я слышу.

– Что здесь у вас произошло? – недоумевая, спросила сестра, громко затоптавшись на месте, после того, как посетила мою комнату.

Она, наверное, раскрыла рот от удивления после увиденного. Но я не знаю. Глаза закрыты.

– Мы с ней снова повздорили, и она закрылась у себя в комнате. – Лондон вновь пожала плечами, мне кажется, она улыбнулась.

– Боги… она – монстр.

И повисла неловкая пауза.

– Она что, хотела разнести весь дом? – наконец спросила Кристи.

– Не знаю. Возможно.

– Я не понимаю, как мне быть… – Я слышала в голосе сестры нотки печали и безысходности. – Сегодня предстоит море работы. – Она вздохнула.

Затем снова шаги. Похоже, она ушла в свою комнату. Я поднимаю голову и шепчу на ухо Лондон:

– Я – чудовище, – произношу это так, будто подтверждаю слова сестры.

Лондон кивает в знак согласия.

– Я хочу, чтобы меня запомнили. Это номер один. – Не представлю, как я буду всё это делать, но рядом со мной есть Лорен, она решит всё-всё.

– Хорошо, – и шепчет, – а что под номером два?

– Стать кем-то другим. Не собой. Всего на день.

– Хочешь почувствовать себя в другой шкуре? – переспрашивает она.

Я угукаю.

– Значит, завтра ты станешь мной, – говорит Лондон, и её глаза светятся коварством. Она что-то задумала.