Текст книги "Случайная жизнь (сборник)"

Он привстал, глядя поверх головы Никиты, изобразил на лице улыбку и помахал рукой.

Никита повернул голову. По узкому проходу между столиками уверенно двигалась высокая брюнетка с прямыми длинными волосами. Сильно накрашенные глаза, брови вразлет, широкая картинная улыбка. Вероятно, это и была Изабель. Вторая девушка шла за ней.

– Bonjour. Comment ca va?[3]3
  Здравствуй. Как твои дела? (фр.)


[Закрыть] – с улыбкой произнесла Изабель и поочередно подставила Денису щеки для поцелуя. Никите она подала руку, и он, привстав, смущенно пожал ее.

Девушка стала быстро что-то говорить, очевидно, представляя спутницу, вынырнувшую у нее из-за спины.

У Никиты сперло дыхание. Кровь отхлынула от лица, потом прилила с удвоенной силой, а сердце забилось часто-часто.

Спутницей Изабель была Настя…

Она совсем не изменилась. Так же носила волосы на косой пробор, так же чуть подводила серым карандашом глаза. Даже платье на ней было то же самое, в котором он впервые увидел ее сидящей с разбитой коленкой перед бампером своей машины.

Она сразу узнала его, и ее лицо озарила удивленная и радостная улыбка.

– Никита! Ты? Привет!

– Привет.

Настя шагнула к нему, и они обменялись поцелуями на глазах у изумленных Изабель и Дениса. «Местная привычка здороваться…» – подумал он, прикасаясь горячей щекой к ее прохладному лицу.

– Не верю своим глазам! Ты здесь?

– Я тоже не ожидал встретить тебя в Париже. Я думал, ты в Милане.

Настя махнула рукой.

– Значит, Денис и есть твой друг, который живет в Париже? Помню, ты рассказывал…

– Та-а-к, понятно, – протянул Денис. – Знакомство с истинными парижанками откладывается на неопределенное время. Ну что, Изабель? – Он достал шампанское изо льда и перешел на французскую скороговорку.

Никита плохо запомнил тот ужин. Кажется, было весело. Денис и Изабель много говорили и много смеялись. И Настя много говорила, по-французски в том числе. Не так быстро, как Денис, но тоже довольно бойко. Так, во всяком случае, казалось Никите.

За ту искреннюю радость, которая появилась на ее лице, стоило ей увидеть его, Никита готов был простить ей все: ее молчание, ее небрежение им даже как другом… Образ Инны, еще недавно такой близкий и реальный, отступил на задний план. Он попросту забыл о ней. За весь вечер Никита едва сказал пару фраз. Как завороженный он смотрел, как Настя ест устрицы, как говорит, как смеется. Ночной Париж вдруг показался ему необыкновенно прекрасным и волнующим. Сверкающие огни фонарей придавали ему сказочный вид, вино кружило голову. Он смеялся вместе со всеми после слов Изабель, а потом все смеялись над ним, потому что было ясно: он ничего не понял из ее рассказа. А он смеялся от счастья! От такого неожиданного, внезапного счастья. Чудеса все же случаются! И мечта, даже самая, казалось бы, несбыточная, вдруг осуществляется. Он вспомнил свою немую молитву в Нотр-Дам и мысленно послал хвалу Небесам. Все-таки Бог есть. Он услышал его!

Было много выпито и много съедено. Потом они долго гуляли по ночному Парижу и пили шампанское прямо из горлышка. Оно было теплым, пенилось и текло по рукам, подбородкам и шеям. Они отмывались от него в первом попавшемся фонтане. Было весело и здорово. Они хором пели песни Шарля Азнавура, Мирей Матье и Патрисии Каас, лежали на траве Марсова поля и смотрели в небо, на уходящую ввысь светящуюся Эйфелеву башню. Бродили по набережной, обнимая своих спутниц за плечи, и махали проплывающим прогулочным катерам. Потом они разъехались на такси. Денис подался на квартиру Изабель, они с Настей – к Денису…

– Надо же, где мы встретились! Как это ты оказался в Париже?

– Прилетел к другу. А ты?

– У меня здесь контракт.

– Не понравилось в Милане?

– Понравилось. Только… В общем, мне пришлось уехать.

Настя сидела у открытой двери на балкон, настолько крошечный, что на нем с трудом помещался один человек. «Такие балконы в Киеве называют французскими», – вспомнил Никита. Он лежал на диване. Настя переместилась в единственное в квартире кресло, стоявшее у окна, и набросила на плечи тонкий плед. В темноте он едва различал очертания ее фигуры.

– Расскажи мне.

– Я прилетела в Милан по приглашению Мадлен. Она видела мои фотографии, когда приезжала к нам. Тогда она тоже звала меня работать у нее. Но в то время у меня были другие планы, был Стас… Мне не хотелось уезжать… Впрочем, все это ты знаешь. – Она закурила, и красный огонек сигареты чуть осветил ее лицо. Теперь оно было грустным. – Я проработала у Мадлен всего три месяца. Потом ушла.

– Почему?

– Мадлен… Она начала преследовать меня.

– Она что, лесбиянка?

– Да. И я знала об этом. Но сначала она была мне просто другом. А потом все изменилось. Пришлось искать другое место. Я бегала по кастингам, соглашалась на любую работу. Знаешь, сколько платят начинающей модели? На еду не всегда хватает. Жилье стоит дорого. А транспорт… А самые необходимые вещи… Одно время меня взяли для участия в показах. Я неплохо подзаработала и решила: «Пока есть на что, уеду в Париж». Это как в кино: увидеть Париж и…

– Не надо, – перебил Никита, не дав ей закончить, – не говори. Иди сюда!

Ее тело было прохладным, а кожа гладкой, как шелк. Тонкие волосы разлетались от его дыхания. Внезапно он понял, почему она приехала в Париж. Это был ее город. Он импонировал ей гораздо больше, чем все, что до сих пор ее окружало. Денис был не прав: именно она была истинной парижанкой – волнующей, как плеск Сены; изящной, как Эйфелева башня; таинственной, как Нотр-Дам. Для него она была воплощением очарования Парижа. И Никита уже не удивлялся, что встретил ее здесь. Только в Париже он и должен был ее увидеть. Она не стала здесь веселее или счастливее, он чувствовал это. И ее нынешняя жизнь не была проще или более упорядоченной. Но здесь она стала спокойней, каким становится человек в комфортном для себя месте.

– Ты давно в Париже?

– Уже полгода.

– А говоришь бойко, как настоящая француженка.

Настя засмеялась и прижалась щекой к его груди.

– Изабель говорит, что у меня ужасное произношение. А быстро потому, что все время с ней общаюсь.

– Вы вместе живете?

– Да, снимаем квартиру. Она хорошая. И потом, вдвоем легче.

– Она тоже модель?

– Да.

– А с Денисом ты давно знакома?

– Несколько месяцев, – помолчав, осторожно ответила Настя, и Никита сразу понял, что она не впервые лежит на этом диване.

Волна обиды захлестнула его. Он встал, отстранившись от ее объятий, и, не одеваясь, прошел по комнате в поисках сигарет. Ну почему, почему она такая? Ради нее он готов на все. Ради нее он может порвать с Инной и никогда больше не посмотрит ни на одну женщину. А ей все равно, что он, что его друг! Зачем она пришла на этот ужин? Развязка была ясна с самого начала. Только Денис планировал Изабель для него, а ее, значит, для себя… Денис, его лучший друг! Он даже имени ее не назвал! Может, и не помнил. Сказал: «Наша – мне». Для него она просто доступная девица, одна из многих, каких полным-полно в их чертовом модельном бизнесе!

Никита яростно курил, глубоко затягиваясь, но боль не проходила. Настя внимательно наблюдала за ним, приподнявшись на локте. Его невысказанный гнев и внутренний накал она поняла без слов и отреагировала, как всегда, стремительно:

– А ты, значит, и есть тот парень, который приехал в Париж поразвлечься перед своей свадьбой?

Никита замер, поражаясь ее осведомленности. Вероятно, так Денис сказал Мишель.

– Ну и когда же ты женишься?

Вся его злость мгновенно улетучилась. Никита запоздало вспомнил, что стоит совершенно голый. Он торопливо натянул шорты и присел на диван. Настя отпрянула.

– Что же ты не выбрал Изабель? Денис предоставил тебе право выбора.

– Настя…

– Какое ты имеешь право? – возмущенно закричала она. – Кто тебе позволил осуждать меня, мою жизнь? Кто позволил ревновать меня? Я живу, как хочу! И когда и с кем сплю – тоже решаю сама! Это моя жизнь! Тебя она не касается! – Она упала на подушку и заплакала.

Никита лег рядом и крепко прижал к себе ее вздрагивающее тело. Он, наверное, ненормальный, мелькнула мысль, но он счастлив оттого, что держит ее в объятиях. Как никогда, он счастлив именно сейчас, когда точно знает о ее неверности и неразборчивости, когда она горько плачет, уткнувшись ему в плечо. В эту минуту ему было уже все равно, что она приходила к Денису и еще неизвестно к кому. Она права, какое ему до всего этого дело? Быть всегда рядом с ней – вот что для него важнее всего на свете.

Он шептал ей ласковые слова, обещая все на свете, гладил ее длинные волосы и целовал соленые от слез щеки.

– Хочешь – уедем? Куда скажешь. Вдвоем. Только ты и я. Только скажи! Куда ты хочешь?

– Хочу в Ниццу, – сказала Настя и шмыгнула носом. Как ребенок, который тут же успокаивается, стоит пообещать ему новую игрушку.

– В Ниццу? А это во Франции?

– Да. Там море. Я никогда там не была. А ты?

– Я тоже. – В расчетливом и бережливом Никите просыпался Дон Кихот, безрассудный и решительный рыцарь, готовый на все ради прекрасной дамы. – Как скажешь. В Ниццу – так в Ниццу…

…Они улетели в Ниццу на следующий же день.

– Старик, ты не перестаешь меня удивлять, – только и сказал Денис. – Какая Ницца? Ты еще Парижа толком не видел! Мы еще не обо всем поговорили. Через неделю ты улетаешь домой. Или ты уже поменял свои планы?

Никита не отвечал, пряча счастливую улыбку, и собирал сумку.

– Да и Насте надо работать. У нее же контракт!

– Она сказала, что договорится.

– Черт знает что! Почему обязательно надо уезжать? Почему Ницца? Можете встречаться здесь. Пусть приходит сюда. Я буду уезжать на ночь.

– Я не хочу приводить ее сюда, – сверкнул на него глазами приятель.

– Никита, ты как ребенок! И потом, я же не знал… – виновато развел руками Денис. – Да это и было всего раз! Давным-давно! И неправда! – по фразе бросал он, косясь на собирающегося друга. – Никита! Если бы я знал…

– Ладно. Проехали. – Никита уже стоял с сумкой в руках. – Мне пора. Прилетим – позвоню.

– Учти, Ницца – город дорогой.

– Ничего. Я богатый.

Город на склонах бухты Ангелов встретил их ярким солнцем и безоблачным небом. С набережной открывался потрясающий вид Лазурного Берега. Они сняли небольшой номер в отеле рядом с набережной. Это было действительно очень дорого, но Никита рассчитал, что на три дня может себе позволить такие расходы. К намеченному сроку Насте следовало вернуться к работе. Они немного передохнули и отправились на прогулку по вечерней Ницце. Солнце медленно садилось в море. Они сразу пошли на пляж с крупной галькой. Вода в море была чистой-чистой, но идти босиком по большим гладким камням было трудно, и, сделав в море несколько шагов, они тут же ложились на воду и плыли, легко рассекая ровную гладь воды. У Насти в глазах светился детский восторг. Ей нравилось все, абсолютно все: высокое синее небо, соленый вкус Средиземного моря, аллея пальм вдоль набережной и он, Никита. Он тоже нравился ей. Здесь, под медленно темнеющим небом Ниццы, она наконец-то смотрела на него так, как ему всегда хотелось. Ее улыбка адресовалась только ему, ее полузакрытые от удовольствия глаза, когда она нежилась в теплых волнах моря, искали только его. Он держал ее в объятиях, и ее длинные волосы, как морские водоросли, плыли по воде, создавая сияющий нимб вокруг ее головы. Она казалась невесомой, словно была рождена неземным существом, не из плоти и крови, словно ангел, нашедший свою бухту, словно волна, легко набегающая на камни.

После купания они долго сидели на теплых камнях у кромки воды. А когда наступала звездная ночь, ужинали в одном из многочисленных ресторанов под открытым небом, пили белое итальянское вино, ели лобстеров и все время смеялись. Смеялись от счастья, оттого, что они молоды, влюблены, праздны и свободны. Оттого, что они в Ницце, самом удивительном и прекрасном городе Лазурного Берега.

Этот полуфранцузский-полуитальянский город не уставал их восхищать. По утрам, когда было еще не слишком жарко, они бродили по его улицам, любовались старинными храмами и памятниками. Днем становилось слишком знойно, и тогда они отправлялись к морю. Половину дня они проводили на пляже, половину – в гостиничном номере. А по вечерам выходили на набережную. Высокие пальмы подсвечивались снизу прожекторами и в синеве южной ночи казались золотыми. Их гулянье после ужина заканчивалось далеко за полночь. Никита больше всего любил эти ночные часы вдвоем, когда они рука об руку шли вдоль линии моря, разглядывая сверкающие огни модных прибрежных городков. Настя не выказывала желания их посетить. А Никите и подавно они были не нужны. Все эти красоты были лишь фоном, на котором расцветала их любовь. Они часами сидели на набережной и смотрели вдаль, туда, где гладкая бесконечность воды соприкасалась с огромным звездным небом. Никите нравилось молчать с Настей, и улыбаться на ее смех, и отшучиваться в ответ на ее наивные вопросы.

Поначалу она словно онемела от детского восторга, который охватил ее с первого шага на Лазурный Берег. На второй день стала беззаботно весела. Радовалась каждому подарку: шляпе, бусам, букетику цветов… В последний день на нее нашла необычайная разговорчивость. Она все время говорила что-то – то малозначительное, то важное, смеялась над собственными словами и заставляла Никиту рассказывать истории из его жизни. Не касалась она только недавних событий – подробностей своего пребывания в Милане и жизни в Париже. И он, догадываясь, что эта тема не улучшит ей настроения, тоже не затрагивал ее. Не от хорошей жизни она улетела в Милан, а потом оттуда. Все, что касалось ее недавнего прошлого, включая Дениса, уже не трогало его. Вернее, почти не трогало. Денис и Настя не придавали сексу такого серьезного значения, как он. В богемной среде провести с кем-то ночь, вероятно, то же самое, что выпить с ним кофе. Глупо было бы постоянно из-за этого огорчаться.

Если бы Никита мог, он бы навсегда отгородил Настю от такой жизни. Но у него не было на нее никаких прав. И только здесь он на какое-то время почувствовал себя причастным к ее жизни. Она просыпалась вместе с ним. Ее лицо он видел, едва открыв глаза. Ее дыхание касалось его по ночам. Она терпеливо ждала по утрам, пока он побреется. Доверяла ему определить маршрут очередной прогулки, при заказе в ресторане полагалась на его вкус в выборе блюд и вина. Она не спорила с ним, не грубила, как прежде. Была покорна и мила, но это и настораживало. Почему она не язвит, не вспыхивает, как раньше? Неужели из-за того, что он тратит на нее деньги? Такое объяснение ее покладистости было ему глубоко неприятно, и он с отвращением гнал эту мысль.

С одной стороны, это было именно то, чего он всегда хотел от нее. А с другой, это была уже не совсем Настя. И иногда ему даже хотелось спровоцировать ее недовольство.

Он перестал бояться расспрашивать ее о прошлом. Сначала о семье. Так он узнал об одинокой сельской учительнице, у которой совсем молодым умер муж. Дочь она растила сама. Часто болела. Жили от зарплаты до зарплаты. Подработать было негде, за репетиторство тогда денег никто не давал. Мама Насти занималась с учениками бесплатно, но иногда подрабатывала тем, что писала курсовые и дипломы заочникам. Платили за этот труд мало, чаще рассчитывались деревенскими продуктами – яйцами, мясом, медом. Она сама шила дочке одежду, часто из собственной, вязала свитера, носки и шапки. С пальто и обувью была беда – сам не смастеришь. Одну пару сапог Настя носила по три года. Брали с запасом. Первый год обувь была большой и болталась, несмотря на три пары носков. Второй – уже впору, но после годичной носки сапоги не имели вида. На третий год пальцы уже упирались в носок и Насте казалось, что ее постоянно пытают испанским сапогом, как Эсмеральду.

В институт она поступила легко и училась без усилий. Закончила с красным дипломом. Уже с первого курса подрабатывала. Сначала секретарем в суде, потом помощником юриста. На старших курсах ее взяли в коммерческую структуру, там же она и проработала два года после окончания института. Профессия юриста оказалась не по ней. Настя бросила юриспруденцию и стала искать себя на другом поприще. Так она попала сначала в стриптиз-клуб, потом в модельное агентство…

Настя отвечала на его вопросы, но коротко, без подробностей. Мама умерла четыре года назад. Им была выделена в селе половина дома, но это не их собственность, а колхозная, теперь там живет семья другой учительницы. А у нее нет ни дома, ни родины, ни родных – только сегодняшний день.

– А планы на будущее? – спросил Никита, обеспокоенный таким поворотом в их разговоре.

– Какие планы? – усмехнулась Настя и посмотрела на него, как взрослые смотрят на детей, задавших глупый вопрос.

Никита растерялся:

– Но ты же хочешь чего-то достичь, к чему-то стремишься…

– Если ты имеешь в виду мои фото на обложке журналов, то пожалуй. Но я занимаюсь этим не из желания преуспеть, а больше из-за денег. Как еще я могу заработать со своими данными и ужасным французским? Но если бы я была богата, то ничего бы не делала, а просто жила. В каком-нибудь красивом месте. Может быть, даже здесь, в Ницце.

– Но зарабатывать деньги можно по-разному. А ты выбрала работу модели. Значит, тебе это нравится?

– Я не хочу работать юристом, а больше ничего не умею. Вот и весь ответ.

– Но ты молода. Можешь приобрести другую профессию.

Настя улыбнулась:

– Никита, мне двадцать семь лет…

– Неважно. Хотя я всегда считал, что ты моложе.

– Я высокая и худая, не склонна к полноте. Для модели это идеально. Но через пару лет меня перестанут снимать и приглашать на показы. Я могу жить только сейчас.

– Не говори глупостей. Только дети полагают, что после тридцати наступает глубокая старость.

– Я этого не сказала. Но я не хочу думать, что будет потом. Я живу сейчас. У меня есть контракт до конца этого года. Значит, пока есть на что жить. Я могу ни от кого не зависеть. Я свободна! И это для меня главное.

– А потом? Ты когда-нибудь задумывалась, что будет потом?

– Нет! – Настя встала, и он впервые увидел тень раздражения в ее взгляде. – Не думала и не собираюсь!

– Но почему? Это ведь нормально – думать о будущем.

– Хочешь напомнить мне, что я ненормальная? Спасибо!

– Я не о том. – Он протянул руку и потянул ее за подол платья, побуждая снова сесть. – Я как раз хочу сказать, что мы с тобой во многом похожи. Меня тоже воспитывала мать. И я тоже сирота. У нас одинаковое прошлое. Возможно, что и будущее одинаковое.

– Ты опять о том же, – поморщилась Настя. – Как ты любишь все усложнять! У нас впереди последний вечер в Ницце. Давай не будем его портить. Пусть каждый получит то, зачем сюда приехал.

– А зачем мы сюда приехали?

– Ты – за любовью. Я – за покоем и за всей этой красотой.

– То есть ты меня не любишь?

– Почему? Люблю, – спокойно ответила Настя. – Просто наши представления о любви сильно отличаются. Ты любишь и потому постоянно чего-то от меня хочешь. А я просто люблю. Мне нравится быть рядом с тобой. Ты меня не грузишь, и еще с тобой очень хорошо молчать.

– Мне ничего от тебя не надо… – начал было Никита и осекся. – Нет, вру. Мне все от тебя надо. Все! Любовь, семью, детей, наш дом… Только такая любовь мне понятна. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе!

– Мое «вместе» и твое «вместе» – разные понятия. Если вместе так, как сейчас, – пожалуйста. Мы вместе, но мы свободны в своих поступках. А твое «вместе» мне не подходит.

– Ты не хочешь замуж? Не любишь детей?

– Я люблю детей, но я к этому не готова. Рожать ребенка, не зная, на что его растить? Чтобы моя дочь носила по три года одни сапоги? Знаешь, сколько раз я жалела, что вообще родилась! Я не хочу давать жизнь ребенку, обрекая его на такие же страдания.

Никита придвинулся и взял ее ладони в свои.

– Но мы будем заботиться о нашем ребенке. У него будет все. Поверь мне. Я все для этого сделаю.

Настя не отняла рук. Ее большие темные глаза были рядом, и их глубина засасывала его, как трясина.

– Никита, милый, мне так жаль… Ну как объяснить, чтобы ты понял? Ты хороший. Ты самый лучший. Но я другая. Мне не нужно всего того, что так необходимо тебе. Ты говоришь, что мы похожи. Нет, совсем не похожи. У тебя есть то, чего нет у меня: и дом, и родина, и любимое дело. И все это ты создал себе сам, ценой кропотливого каждодневного труда. Это твои корни. И поэтому тебе нужно продолжение – семья, дети… Я же человек без корней. Мне ничего не нужно. Я не хочу ни к чему привязываться. Я… Я не всегда была такой уродкой… Так сложилась жизнь. Я тоже когда-то умела мечтать. Тоже думала о будущем…

Он понял, что она говорит о своей любви к Стасу. Настя встала и, подойдя к окну, села на подоконник. За окном было еще светло. Солнце уже спряталось за крыши, но еще не село, и его отблески подсвечивали ее тонкую фигуру. Она протянула руку, взяла со стола свою новую соломенную шляпу, его подарок, и надела на голову. Широкие поля скрыли ее лицо, оставив его взгляду только изгиб шеи, изящно переходящий в линию щеки. Одну ногу она поставила на подоконник, другая расслабленно свешивалась, не доставая до пола. Тонкое платье просвечивало, и в свете уходящего дня ее облик казался тающим, словно призрак.

– «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука», – речитативом прочел Никита. – «Незнакомка». Когда я тебя увидел, еще тогда, прошлым летом, мне на ум сразу пришли эти строчки Блока.

Она грустно улыбнулась уголками губ.

– Тогда уж скорее: «Не подходите к ней с вопросами. Вам все равно. А ей – довольно: любовью, грязью иль колесами она раздавлена – все больно…»[4]4
  Цитируется «На железной дороге» А. А. Блока.


[Закрыть]

– Настя, перестань!

– Это ты перестань! – Она сдернула шляпу с головы и бросила на прежнее место. – Сейчас ты станешь говорить банальные, избитые слова, что надо жить, что надо найти в себе силы… И так далее. А я буду, как в кино, изливать тебе свой печальный любовный опыт и говорить, что мое сердце разбито. И это будет полное вранье! Ни фига оно не разбито! Как вообще у живого человека может быть разбито сердце? По-моему, очень глупое выражение. Депрессии у меня больше нет, но нет и восторженности перед жизнью. Я больше не хочу мечтать, строить планы и думать о будущем! Понимаешь? Не хо-чу! Не доставляет это мне удовольствия! Мы прекрасно провели время. Ты старался делать то, что приятно мне. Я это оценила. И тоже пыталась сделать так, чтобы тебе было хорошо. Ты не любишь колючих женщин и выяснения отношений, тебе нужны лишь тишь да гладь да божья благодать. По-моему, я вела себя примерно. Мы доставили радость друг другу. Завтра наши дороги разойдутся. Мы вернемся в Париж. Меня ждет работа. Тебя – друг, который хочет провести с тобой вместе последние дни твоего отдыха, а дома – невеста. Зачем нужен был весь этот разговор? Пусть бы такой момент наступил после прилета. Мы бы без слов поняли все! А так – испортили себе вечер.

– Я не хотел ссориться, – упрямо сказал Никита. – Я просто пытаюсь тебя понять.

– Зачем? – Она легко соскочила с подоконника, подошла и встала рядом с ним. – Никита, не все в жизни нужно постигать умом. Пойми это.

Никита, привстав, обнял ее и прижался щекой к ее груди. Действительно, зачем слова, если они все портят? Вот так бы держать ее в объятиях и не отпускать… Это и есть счастье!

Им удалось вернуться к прежнему тону, но ему весь вечер не давала покоя мысль о завтрашнем расставании. Ужинать они пошли очень поздно, после ставшего уже привычным ночного купания. Рыночная площадь – место, где они обычно ужинали, – была зажата с двух сторон домами. Многочисленные столики под легкими навесами заполняли ее. Утром на этом месте шла бойкая торговля морепродуктами, цветами, фруктами, овощами и сувенирами. После обеда лотки убирали, сметали мусор, и к вечеру площадь уже становилась ресторанной. Ночная Ницца сверкала огнями. Уличные фонари, огни вывесок, искусно спрятанные в листве фонарики – все это создавало иллюзию сказочного, сверкающего города. Настя была права. Ницца была воплощением свободы. Не зря именно здесь родился Гарибальди. Этот город рождал только свободолюбивых людей. И ему здесь легко дышалось. Не было ничего, что пугало, смущало бы его. Здесь он был свободен. Свободен, но не одинок. Кому она нужна, свобода, если ее не с кем разделить?

В этот вечер они пришли поздно. Большинство ресторанов оказались закрытыми. В остальных не подавали горячее. Но в одном заведении их все же накормили – холодными отварными лангустами и салатом. Они долго сидели, потягивая вино, и наблюдали, как пустеет площадь.

– Не хочу думать, что завтра придется улетать, – сказала Настя.

Бокал с вином в ее руке светился медово-желтым цветом.

– Давай останемся.

– Давай.

– Я буду по утрам ловить рыбу, а ты – продавать ее на этом рынке. А вечером будем приходить сюда и заказывать ее.

– Да, хорошо бы… – вздохнула Настя. – Но, боюсь, одной рыбной ловлей мы с тобой на ужин в таком ресторане не заработаем.

– Займемся чем-нибудь другим, – стал развивать свою мысль Никита и, отметив, что теперь она не отвергла само предположение об их совместной жизни, поддел ее: – Странно, но ты отреагировала очень рационально для девушки, живущей одним днем и витающей в облаках.

– Не надо ловить меня на слове. Я вполне рациональна в своих поступках. Жить одним днем и витать в облаках – не одно и то же. Чтобы жить хорошо и ни от кого не зависеть, надо уметь зарабатывать на жизнь.

– Тогда еще вариант: изучим историю Ниццы и будем проводить экскурсии для туристов на русском, французском и английском. Как тебе такая идея?

– Отличная идея, – с улыбкой подняла бокал Настя, принимая шутку. – Ты прирожденный предприниматель.

– Вот видишь! А ты мне отказала! – продолжал он шутливо. – Смотри, проворонишь свое счастье.

– Неважно. Лишь бы ты был счастлив.

– Я не смогу быть счастливым без тебя, – без тени улыбки сказал он.

Настя задумчиво провела длинными ногтями по своей щеке.

– Это пока. Потом сможешь.

– Когда «потом»?

– Когда забудешь меня.

– Я тебя никогда не забуду.

– Значит, когда воспоминания обо мне станут для тебя источником не печали, а так… светлой грусти.

– Зачем ты так?

– Не сердись. Я не хотела тебя обидеть. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. А тебе для счастья нужна жена. И не такая, как я. Ой, у тебя же есть невеста! Как ее зовут?

Никита промолчал. Он совсем забыл об Инне. Сейчас она была бесконечно далекой ему.

– Ладно, не отвечай. Я сама знаю какая. Ты выбирал не сердцем, а умом. Значит… – Настя остановилась и стала загибать пальцы, перечисляя. – Красивая. Умная. Целеустремленная. Добрая. Хочет замуж. И любит тебя. Правильно?

Никита угрюмо молчал, не поднимая на нее глаз. Настя усмехнулась:

– Такая жена тебе и нужна. Ты сам это прекрасно понимаешь…

– Может быть, я сам решу? – ответил он, по-прежнему не глядя на нее.

– Обиделся, – протянула Настя. – Ну и на здоровье!

Она отодвинула стул и встала. Никита молча последовал за ней. По дороге в отель они не сказали ни слова, но, как только дверь номера за ними захлопнулась, порыв страсти бросил их в объятия друг друга.

А когда они разомкнули их, было уже утро. Сон сморил их ненадолго. Жаркие лучи солнца проникли через открытое окно и разбудили его. Никита лежал, с трудом приходя в себя. Настина голова покоилась у него на плече, а ее руки и ноги обвили его, как лиана дерево. Она щурилась от солнца, но объятий не разжимала. Это были их последние часы вдвоем.

– Настя, поедем со мной, – одними губами прошептал он ей в волосы. – Не хочешь за меня замуж – не надо. Просто будь рядом. Будешь жить, как хочешь. Мне больше ничего не надо…

– Это сначала, – ответила Настя и открыла глаза. – Сначала все бывает хорошо. А потом тебя начнет раздражать…

– Что?

– Все. Жизнь вместе – это быт. А быт – это немытая посуда, неприготовленный ужин, грязный пол.

– Я привык сам себя обслуживать.

– Наверное. Но ты устаешь на работе и вполне логично предположить, что это должна буду делать я.

– Если тебя волнует только это…

– Никита, не надо. – Она ослабила объятия и чуть отстранилась. – Тебе нужна нормальная семья. Чтобы вечером – семейный ужин. Чтобы в доме – порядок. Чтобы были дети. Ты такой человек. Тебе это необходимо. Со мной ты не будешь счастлив.

– Но почему? – Он привлек Настю к себе и снова прижал ее голову к своему плечу.

– Потому что для меня такая жизнь не годится. Да ты через полгода возненавидишь меня! И себя – за то, что не послушался!

– Настя, Настя, – говорил он, сжимая ее так, что ей трудно стало дышать, – скажи, что ты поедешь со мной. Скажи!

– Хорошо. Поеду, – ответила она, – только отпусти. Ты что, решил задушить меня?

– Нет! – счастливо рассмеялся он. – Ты правда поедешь?

– Нет, конечно, – засмеялась она в ответ. – Ты забыл – у меня контракт!

– К черту! – Он вскочил и стал одеваться.

– Придется платить неустойку, – деловито пояснила Настя. Она тоже поднялась с постели и стала расчесывать волосы. – Это огромная сумма. Ты не потянешь.

– Когда заканчивается твой контракт?

– Через полгода. Вернее, уже через пять месяцев.

– Хорошо. – У Никиты созрело решение, и от этого его настроение сразу улучшилось. – Я тебя подожду. Когда окончится контракт, ты, возможно, переменишь свое мнение.

– Все может быть, – спокойно ответила Настя, натягивая платье.

Она устала с ним спорить. Согласие ни к чему ее не обязывало, и она решила больше не возражать. Никита видел это, но не хотел принимать такую правду.

– А перед моим отъездом я предлагаю отметить нашу помолвку. В Париже. – И, видя ее удивление, добавил: – А что? Позовем Дениса и Изабель. Классно посидим!

– Нет, ты ненормальный! – вышла из себя Настя. – Ты можешь думать о чем-нибудь другом?

– Нет. – Он подошел и взял в ладони ее лицо. – И такой я только рядом с тобой. Твое присутствие делает меня ненормальным.

Настя ответила на поцелуй, но тут же отошла от него и присела на подоконник в своей излюбленной позе.

– Не хочется уезжать, – сказала она. – Так хорошо, как здесь, уже не будет никогда!

– Что за мрачные мысли… – покачал головой Никита, собирая сумку.

– Я буду часто вспоминать нашу Ниццу. И очень благодарна тебе за то, что ты подарил мне ее.

Она помолчала. Никита уже сложил свои вещи и взялся за ее сумку. Он бережно укладывал ее одежду: платье, сарафан, шорты, в отдельные карманы прятал косметику. Каждая вещь была дорога ему, словно это была часть ее самой. Он задерживал в руке шампунь или тюбик с солнцезащитным кремом и только потом осторожно прятал в очередное отделение.

Настя с улыбкой наблюдала за ним.

– Для меня никто не делал такого. Никогда. Все-таки ты особенный. Только зря влюбился в меня.

– Ничего не зря, – ответил он, закрывая молнию. – Все, готово.