Текст книги "Всего одна неделя"

– Что?

– Мне скучно. Я уже два дня не выходила из дома.

– Вот и умница. Кто-то пытается тебя убить, а потому тебе следует оставаться в надежном месте.

Неужели этот человек надеялся таким образом меня утешить?

– Я могла бы сегодня съездить в какой-нибудь другой город, но решила, что ты не захочешь отпускать меня одну.

Уайатт коротко кивнул:

– Все верно.

– Но теперь-то ты здесь. – Он вздохнул:

– Ну хорошо. Чем ты хочешь заняться?

– Не знаю. Чем-нибудь.

– Это облегчает задачу. Как насчет кино? Мы успеем в Хендерсон на девятичасовой сеанс. И это будет считаться свиданием. Согласна?

– Согласна. – Хендерсон – небольшой городок в тридцати милях от нашего. Часы показывали почти семь, и потому я пошла наверх, чтобы собраться. Благодаря маминым усилиям синяки на лице уже начали желтеть, и тональный крем вполне справился с большинством из них. Я выбрала длинные брюки и блузку с короткими рукавами, а концы блузки завязала узлом на животе. Причесалась, надела сережки. Все, готово!

Уайатт, разумеется, до сих пор сидел в кресле и читал газету. Причем даже не подумал переодеться.

– Готово, – объявила я. Он взглянул на часы:

– У нас еще полно времени. – И снова погрузился в чтение.

Я нашла список провинностей и добавила пункт об отсутствии внимания. Как видите, самонадеянный лейтенант Бладсуорт даже не пытался произвести на меня впечатление. И это во время первого за два года свидания! Эх, что и говорить, роковой ошибкой было так быстро лечь в постель с этим человеком! Теперь вот он принимает меня как нечто само собой разумеющееся.

– Пожалуй, мне лучше переехать в одну из свободных спален, – задумалась я вслух.

– Господи! Хорошо, сейчас выезжаем. – Уайатт бросил газету на пол и через две ступеньки побежал наверх.

Я подняла газету и уселась в освободившееся кресло. Разумеется, за целый день я уже успела прочитать ее вдоль и поперек, но вот информацию о фильмах пропустила, а потому понятия не имела, что сейчас идет в кинотеатрах. Список относился к нашему городу, но в Хендерсоне наверняка показывали то же самое.

Было бы неплохо развлечься и посмеяться, так что я выбрала новую романтическую комедию, которая, как я предполагала, была и сексуальной, и интересной. Уайатт показался на лестнице, на ходу застегивая белую рубашку. Остановился, расстегнул молнию на брюках, заправил рубашку, снова застегнул молнию.

– Что будем смотреть? – поинтересовался он.

– «Добрачные отношения». Наверное, смешно. – Он застонал:

– О нет! Не собираюсь смотреть такую чепуху!

– Хорошо, а что бы выбрал ты?

– По-моему, может оказаться интересным боевик, в котором банда охотится на парня.

– «Конец пути»?

– Да, кажется, так.

– Договорились.

Уайатт выбрал типичный боевик-стрелялку, где герой упорно сражается в горах за собственную жизнь. Разумеется, сюжет не обходится без полуобнаженной красотки, которую он попутно спасает, хотя трудно понять зачем – настолько она глупа. Но Уайатту, судя по всему, такие фильмы нравились, и он имел полное право их смотреть.

Солнце уже садилось, до предела удлинив все возможные тени, а жара никак не сдавалась, и потому кондиционер в машине трудился с полной отдачей. Я направила поток холодного воздуха прямо в лицо, чтобы не растаял тональный крем.

К кинотеатру мы подъехали почти за полчаса до начала сеанса, и Уайатт решил немного поколесить по улицам. Хендерсон – маленький городок с пятнадцатью тысячами жителей, и потому в нем только один кинотеатр, но зато с четырьмя залами. Хороший кинотеатр, обновленный всего пару лет назад. Как и большинство мужчин, Уайатт ненавидел прогулки в фойе перед началом сеанса, а потому, когда мы остановились у кинотеатра, в запасе у нас оставалось не больше пяти минут.

– Плачу я. – С этими словами я достала деньги и подошла к кассе. – Будьте добры, один билет на «Добрачные отношения» и один на «Конец пути». – Я сунула в окошко двадцать долларов.

– Что? – раздался за спиной возмущенный голос Уайатта, но я не отреагировала. Кассирша оторвала билеты и сунула в окошко вместе со сдачей.

Я повернулась и отдала один билет галантному спутнику.

– Теперь каждый сможет посмотреть то, что хочет, – провозгласила я и направилась к залам. К счастью, сеансы начинались практически одновременно.

Мой кавалер выглядел разъяренным, однако беспрекословно отправился смотреть желанный боевик. Я же устроилась в темноте и прекрасно провела время, наблюдая за происходившими на экране чудачествами и совершенно не беспокоясь о том, как отнесется к ним сопровождающее меня лицо. Интимные сцены оказались очень симпатичными и откровенными – именно такими, какие мне нравятся. Почему-то мне вдруг пришла в голову идея соблазнить Уайатта прямо по дороге домой. Я усмехнулась, вспомнив, что последний раз занималась этим в машине еше подростком.

Фильм закончился, и зал я покинула с улыбкой, вовсе не напрасно проведя в темноте один час пятьдесят минут. Пришлось немного подождать Уайатта, но и это время пролетело незаметно: в фойе висели интересные афиши.

Фильм не улучшил настроения лейтенанта Бладсуорта. Минут через десять он появился мрачный и насупленный, словно грозовая туча. Молча схватил меня за руку и потащил к машине.

– Какого черта это все значит? – закричал Уайатт, едва мы оказались в машине, вдали от посторонних ушей. – Разве мы не собирались смотреть фильм вместе?

– Нет, не собирались. Ведь ты не захотел смотреть тот фильм, который заинтересовал меня, а твой выбор оказался неинтересен мне. Мы взрослые люди и вполне в состоянии ходить в кино без сопровождающих.

– Но ведь идея заключалась в том, чтобы провести время вместе, отправиться на свидание, – процедил Уайатт сквозь стиснутые зубы. – Если ты не хотела смотреть кино вместе со мной, вполне можно было остаться дома.

– Но мне очень захотелось посмотреть романтическую комедию.

– Посмотрела бы позже: через несколько месяцев ее обязательно покажут по телевизору.

– То же я могу сказать и о «Конце пути». – Мне начинало надоедать упрямство Уайатта. Я сложила руки на груди и пошла в наступление: – Объясни, пожалуйста, с какой стати я должна смотреть то, что меня абсолютно не интересует, в то время как ты считаешь себя вправе отказаться от фильма, предлагаемого мной?

– То есть все должно быть только по-твоему, так?

– Не передергивай. Я с удовольствием посмотрела фильм в одиночестве и вовсе не настаивала, чтобы ты пошел со мной. Так что это не я, а ты требуешь, чтобы все было только по-твоему.

От бешенства Уайатт заскрипел зубами.

– Я знал, что все получится именно так! Знал! Ты просто чертовски надменна!

– Неправда! – Я так рассвирепела, что запросто могла бы его ударить, если бы не была вполне мирным человеком – как правило, мирным.

– Если ты посмотришь в словаре толкование слова «надменный», то увидишь собственный портрет. Хочешь знать, почему я вдруг внезапно ушел два года назад? Просто понял, что все произойдет именно так, и решил, что, вовремя ретировавшись, избавлюсь от массы неприятностей.

Бладсуорт взбесился до такой степени, что слова вылетали как пули. От неожиданности у меня даже открылся рот.

– Так что же, ты разорвал отношения только потому, что счел меня надменной? – Вопрос прозвучал недоуменно и жалко. Я-то думала, что причина окажется глубокой, серьезной и важной. Например, герой переходит на опасную секретную работу и расстается с героиней заранее, на всякий случай, потому что в любой момент его могут убить. Или что-нибудь в том же духе. А оказывается, этот негодяй бросил меня просто потому, что счел излишне требовательной и высокомерной!

Я схватила ремень безопасности и изо всех сил его скрутила, чтобы побороть искушение сделать то же самое с шеей врага. Поскольку противник обладал преимуществом в весе в целых восемьдесят фунтов, итог схватки предсказать было трудно. А если честно, я отлично знала, чем она закончится, а потому предпочла душить ремень безопасности, а не того, кто сидел рядом.

– Если даже я и надменна, то это не твоя забота! – кричала я. – Я самостоятельный, независимый человек! Сама о себе забочусь и вполне обеспечиваю собственное существование! Хоть сейчас избавлю тебя от своего присутствия, и ты сможешь преспокойно вернуться к мирной, безмятежной и счастливой жизни!

– К черту! – внезапно с яростью в голосе произнес Уайатт и попытался меня поцеловать. Я так разозлилась, что даже хотела его укусить. Он увернулся, засмеялся и сделал еще одну попытку. Потянул сзади за волосы – так, что голова запрокинулась и шея оказалась незащищенной и уязвимой.

– Не смей! – Я попробовала увернуться и, отпустив ремень безопасности, уперлась ладонями в его плечи.

Но Бладсуорт, разумеется, очень даже посмел.

– Мне не нужна мирная, безмятежная и счастливая жизнь, – через несколько минут пробормотал он мне в ухо. – С тобой, конечно, масса неприятностей, но я тебя люблю, и тут уж ничего не поделаешь.

Уайатт бережно посадил меня обратно на сиденье, завел машину и выехал со стоянки, пока мы не привлекли внимания окружающих своими криками и кто-нибудь не вызвал полицию. Я все еще дулась и была готова в любую секунду расплакаться. Даже не знаю, сколько мы проехали, прежде чем Уайатт свернул с дороги и остановился за деревьями – так, чтобы никто нас не заметил.

Идея, пришедшая мне в голову после просмотра фильма, осуществилась.

Глава 26

Может быть, вы решили, что, услышав признание в любви, я оказалась на седьмом небе от счастья? Да, Уайатт действительно произнес священные слова, но сказал он их таким тоном, будто я была ложкой отвратительно горькой микстуры, которую ему предстояло принять, чтобы не умереть. Не помогла даже страстная сцена на заднем сиденье: я все равно чувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах. Больше того, когда пришло время задуматься, я заволновалась о санитарном состоянии этого самого заднего сиденья. Ведь машина была арендована; нечего и говорить, что на этом самом заднем сиденье могло происходить все, что угодно.

Всю дорогу я молчала, а приехав домой, тут же бросилась наверх, чтобы принять душ, – на тот случай, если уже успела подхватить какую-нибудь особую заразу, проживающую в арендованном автотранспорте. Я заперла за собой дверь, чтобы в душ не смог проникнуть противник. Прекрасно известно, чем заканчиваются совместные гигиенические процедуры. А роль доступной женщины меня не устраивает.

Надо было заранее все предусмотреть и взять с собой в ванную чистую одежду. Я этого не сделала, а потому пришлось после душа надеть то, в чем я была до него. Выйти, обернувшись полотенцем, было нельзя. Уайатт Бладсуорт в любой ситуации оставался самим собой и ни за что на свете не упустил бы возможность вероломного нападения.

Разумеется, он поджидал меня у двери ванной. Стоял, прислонившись к стене, так терпеливо, словно, кроме ожидания, нечем было и заняться. Надо признать, что этот человек никогда не пытался увильнуть от выяснения отношений – прямота относилась к числу немногих его достоинств.

– Ничего не получится. – Я попыталась взять инициативу в свои руки. – Даже в кино нам не удалось сходить без громкой ссоры. А ты потом пытался загладить ее сексом.

Уайатт удивленно поднял брови:

– А что, существует лучший способ?

– Секс – типично мужской способ. Женщины, если сердиты и обижены, не стремятся к близости.

Брови поднялись еще выше.

– Ну, значит, ты меня обманывала, причем достаточно искусно, – изобразил удивление Уайатт. По-моему, это замечание трудно отнести к числу самых умных.

У меня даже задрожали губы.

– Не смей дразнить! Я не виновата, что ты сумел обнаружить мою слабость. А вот тебе стыдно пользоваться ею и добиваться своего таким нечестным способом!

На губах Уайатта появилась торжествующая улыбка. Оторвавшись от стены, он медленно выпрямился.

– Если бы ты только знала, как безумно приятно мне слышать о своей неотразимости! – Стремительно, словно змея, он схватил меня и крепко прижал к себе. – Отгадай, о чем я думал весь день.

– О сексе, – не задумываясь ответила я, глядя прямо перед собой, то есть в широкую мускулистую грудь.

– Да. И об этом тоже. Достаточно много. Но еще и о том, как ты меня смешишь, и о том, как приятно просыпаться по утрам рядом с тобой и возвращаться к тебе по вечерам. Я очень люблю тебя и вовсе не хочу поменять на какую-нибудь уравновешенную, невзбалмошную, ненадменную женщину. Никто в целом мире не сможет с тобой сравниться – просто потому, что искра не вспыхнет.

– Да уж, конечно, – саркастически вставила я. – Именно поэтому ты меня бросил и исчез на целых два года.

– Испугался. – Уайатт пожал плечами. – Признаю. Уже после второго свидания мне стало ясно, что рядом с тобой не дождешься ни единой спокойной минутки, а-потому я решил сократить потери, пока не увяз слишком глубоко. Ведь при взятом темпе уже через неделю мы оказались бы в постели, а к алтарю побежали бы раньше, чем поняли, что к чему.

– Так что же изменилось на сей раз? Я все та же.

– Слава Богу! Только такой ты мне и нужна! Вполне стоишь всех мыслимых волнений и неприятностей. Вот потому-то я полетел за тобой на море; по той же причине досидел в кино до самого конца, хотя от злости даже не понял, о чем шла речь в этом дурацком боевике. Ради твоей безопасности я готов свернуть горы.

Мне не хотелось успокаиваться, но злость сама собой как-то незаметно улетучилась. Я изо всех сил за нее цеплялась, а потому упорно хмурилась в нагрудный карман рубашки, чтобы злодей не вообразил, будто его сладкие речи возымели действие.

– Каждый день приносит что-нибудь новое, – продолжал Уайатт, склонив голозу и уткнувшись носом мне в висок.

Я задрала плечи, чтобы не позволить ему добраться до шеи, и он тихо рассмеялся. – С каждым днем я влюбляюсь все больше и больше. Ты даже помогла мне на работе, потому что те ребята из департамента, которые раньше из-за зависти терпеть меня не могли, теперь искренне сочувствуют.

Я нахмурилась еще больше – на этот раз по-настоящему. Что же, значит, любовь ко мне достойна сочувствия?

– Я не настолько плоха.

– Милая, ты неукротима, и они жалеют меня, потому что думают, что остаток дней мне придется провести в постоянных попытках каким-то образом тебя урезонить. В определенной степени они, конечно, правы. – Он поцеловал меня в лоб. – Но зато с тобой никогда не будет скучно, а в трудную минуту рядом всегда окажется твой отец, Блэр-старший, который подскажет мне, как лучше выжить в эпицентре торнадо. Ну вот. – Уайатт нежно коснулся губами моего уха. – Я первым раскрылся. Теперь твоя очередь. Можешь тоже сказать, что любишь меня. Не сомневаюсь, что так оно и есть.

Я поерзала, покрутилась, но объятие оказалось крепким и теплым, а запах кожи доводил до головокружения. Я обреченно вздохнула.

– Ладно, – произнесла я тоном угрюмой безысходности. – Да, я действительно тебя люблю. Но только даже на мгновение не надейся, что из-за этого я согласна превратиться в покорную бессловесную жену.

– Можно подумать, будто кто-нибудь когда-нибудь верил в такую перспективу, – уклончиво заметил Уайатт. – Но ты готова стать моей женой, и это главное. Я с самого начала серьезно об этом думал... то есть с самого начала нашей повторной встречи. Попытка убийства сразу расставила все по местам.

– Какая именно? – уточнила я, заглянув в зеленые глаза. – Ведь их было три.

Уайатт крепко прижал меня к себе.

– Первая. На прошлой неделе на мою голову свалилось столько страхов, что хватит на всю жизнь.

– Неужели? Что же тогда говорить мне? – Я окончательно сдалась и положила голову на грудь, которую упорно и хмуро разглядывала. Сердце стучало так, как умел заставить его стучать только Уайатт, но почему-то звук был стереофоническим. Не понимая, в чем дело, я сосредоточилась и прислушалась. Оказывается, ощущая бег собственного сердца, я одновременно слышала, как бьется сердце Уайатта – оно тоже куда-то стремительно летело.

И в это мгновение в душе моей расцвел восторг – он раскрывался до тех пор, пока я не ощутила, что наполнилась до краев. Еще немного, и восторг начнет выплескиваться, не помещаясь в тесном резервуаре. Я подняла голову и с торжествующей улыбкой громогласно объявила:

– Ты меня любишь!

В зеленых глазах возникла тревога.

– Знаю. Я сам только что это сказал, разве не так?

– Так. Но ты действительно меня любишь!

– А ты думала, вру?

– Нет, не думала. Но слышать и чувствовать – не одно и тоже.

– И ты чувствуешь... – Фраза повисла в воздухе, приглашая заполнить многоточие.

– ...как бьется твое сердце. – Я похлопала ладонью по надежной груди. – Скачет точно так же, как и мое.

Лицо Уайатта смягчилось, став непривычно нежным.

– Стоит мне оказаться возле тебя, как оно начинает безобразничать. Сначала я даже решил, что у меня развивается аритмия, но потом понял, что это всего лишь реакция на твое присутствие. А поначалу собрался бежать к врачу.

Уайатт, конечно, преувеличивал, но меня это мало волновало. Он любил меня. Этого я жаждала, к этому стремилась, об этом мечтала, на это надеялась с той самой минуты, как впервые увидела героя своего романа. Безжалостно бросив меня два года назад, он нанес мне страшный удар. Разрыв в любом случае поверг бы меня в отчаяние, но удар оказался тем более тяжким, что злодей даже не объяснил, почему уходит. Всю последнюю неделю я изо всех сил старалась усложнить Бладсуорту жизнь, ведь своим поведением он в полной мере заслужил испытание. Нет, я не жалела ни о едином поступке, ни о едином капризе! Раскаиваться приходилось лишь в одном: едва Уайатт прикасался ко мне, я тут же уступала всем его желаниям. Все-таки неплохо было бы заставить мучителя хоть немного помучиться самому. Впрочем, какая теперь разница? Иногда приходится просто плыть по течению.

– Как бы ты хотела это организовать? Предпочитаешь сделать все побыстрее и попроще или хочешь устроить шумное веселье? – поинтересовался Уайатт.

В том, какой способ предпочитает он сам, сомневаться не приходилось. Я на минуту задумалась, от усердия даже прикусив губу. В моей жизни уже была настоящая пышная церковная свадьба, и должна признаться, что спектакль доставил всем присутствующим огромное удовольствие. Но церковная свадьба требует огромных хлопот и больших денег, да и немалого времени на подготовку. Я была рада, что однажды уже прошла по этому пути, хотя брак и оказался совсем коротким. Во всяком случае, потребности в повторении помпезной церемонии уже не ощущалось. Но с другой стороны, поспешная, совсем простая свадьба меня тоже не устраивала.

– Хочу гостей и шумное веселье, – наконец ответила я, и Уайатт с явным усилием подавил стон. Я похлопала страдальца по руке. – Не волнуйся, ничего грандиозного. Мы просто должны вспомнить о своих семьях и устроить любимым родственникам небольшой праздник. А воздвигать ледяные скульптуры и фонтан с шампанским никто не собирается. Просто маленькое торжество, человек на тридцать или около того, может быть, в саду у твоей мамы. Как ты думаешь, идея ей понравится? Не будет она слишком уж переживать, если кто-нибудь из гостей наступит на ее цветы?

– Мама непременно обрадуется. Ей очень нравится демонстрировать дом.

– Вот и хорошо. Подожди, а что, если ты так и не сможешь выяснить, кто стрелял в меня и повредил машину? Что, если придется прятаться до самого Рождества? Ведь к тому времени все цветы уже отцветут и станет слишком холодно, чтобы праздновать в саду. Мы даже не можем назначить конкретную дату! – Я заплакала. – Пока проблема не разрешится, ничего нельзя планировать!

– Если потребуется, мы можем отвезти всю компанию в Гетлинбург и пожениться в одной из маленьких свадебных часовен.

– Неужели придется устраивать свадьбу в мотеле? – Тон вопроса не оставлял сомнений в моем отношении к этому варианту.

– Почему бы и нет? Ведь тебе же вовсе не обязательно наряжаться в чудовищное платье с огромной юбкой, правда?

Вообще-то конечно, но... хотелось бы иметь под рукой все необходимое. Вдруг понадобится что-нибудь, что забуду упаковать и взять с собой? Подобная катастрофа способна полностью омрачить память о важном событии.

– Нужно срочно позвонить маме. – Я освободилась из объятий и направилась к телефону.

– Блэр... уже первый час ночи.

– Знаю. Но если не сообщу ей сразу, она непременно обидится.

– Но как же она узнает? Позвони утром и скажи, что мы все решили за завтраком.

– Маму не проведешь. Раскусит в один момент. За завтраком не говорят о свадьбе. О свадьбе говорят поздно вечером, после пылкого свидания, страстных любовных сцен и всего такого прочего.

– Да, особенно привлекательно звучит пункт насчет страстных любовных сцен, – задумчиво произнес Уайатт. – В последний раз я участвовал в сцене на заднем сиденье лет двадцать назад. Даже успел забыть, как там чертовски неудобно и чертовски приятно.

Я начала набирать номер.

– Собираешься рассказать маме обо всем, в том числе и о страстных сценах?

Я отвергла предположение осуждающим взглядом.

– Можно подумать, что она ни о чем не догадывается. Мама сняла трубку после первого же гудка, голос ее звучал тревожно.

– Блэр? Что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке. Просто хотела сообщить, что мы с Уайаттом решили пожениться.

– Ну и что же в этом удивительного? Еще при первом знакомстве, когда мы встретились в больнице, где тебе зашивали руку, он сказал, что вы собираетесь пожениться.

У меня почему-то вдруг закружилась голова. Я смерила самонадеянного выскочку презрительным взглядом.

– Неужели? Как интересно! Странно только, что мне он об этом не говорил вплоть до сегодняшнего вечера.

Бладсуорт лишь недоуменно пожал плечами. Раскаяния заметно не было. Да, совместная жизнь может оказаться слишком напряженной. Человек явно страдает излишней уверенностью в себе.

– А я-то никак не могла понять, почему ты сама мне ничего не говоришь. Уже начала обижаться.

– Виновный за это поплатится, – мрачно пообещала я.

– О, черт! – негромко воскликнул Уайатт, понимая, что речь идет о нем, но не подозревая, чем именно заслужил немилость. Конечно, зная тему разговора, мог бы и догадаться. Но ведь он еще и понятия не имел, что обижать миссис Мэллори строжайше запрещено.

– В отношении данной ситуации возможны две линии поведения, – продолжала мама, и я поняла, что она уже успела рассмотреть вопрос с различных точек зрения. – Первая заключается в том, что тебе следует должным образом отчитать виновного, чтобы он понял, как надо себя вести, и в дальнейшем уже не повторял подобных ошибок. Вторая же предполагает, что ты можешь дать ему поблажку, учитывая неопытность и неосведомленность.

– «Поблажку»? А что это такое?

– Узнаю мою дочь, – одобрительно произнесла мама.

– А почему ты до сих пор не спишь? Ответила с первого же звонка, словно держишь телефон в руках.

Если честно, мне просто было любопытно услышать ее ответ. Дело в том, что мама буквально спала с телефоном, когда волновалась за одну из нас. Привычка уходила корнями в то время, когда мне исполнилось пятнадцать и я начала встречаться с мальчиками.

– Я не сплю с телефоном с тех самых пор, как Дженни закончила колледж. А сейчас просто все еще вожусь с этими дурацкими квартальными отчетами, а компьютер то и дело зависает. Вот, опять начал печатать какую-то чушь. С удовольствием отослала бы отчет в закодированном виде, ведь налоговое ведомство присылает такие отвратительно четкие и детальные инструкции и правила, хотя сотрудники понятия не имеют, что делают. Как, по-твоему, они к этому отнесутся?

– Плохо отнесутся. Налоговое ведомство чувством юмора не обладает.

– Знаю, – мрачно согласилась мама. – От руки можно было бы сделать все гораздо быстрее, если бы знать, что эта дурацкая техника сойдет с ума. Но ведь в компьютере все мои файлы. Теперь непременно буду оставлять бумажную копию.

– А разве у тебя нет страховочного диска?

– Разумеется, есть. Только спроси, работает ли он.

– Думаю, неисправность достаточно серьезная, так что ничего не получится.

– Конечно. И вообще я уже устала от всей этой возни Но победить монстра – дело чести, сама понимаешь.

Последнее высказывание означало, что мама собирается бороться, даже перейдя за ту грань, когда всякий нормальный человек уже сдался бы и отвез компьютер в мастерскую.

Здесь мне кое-что пришло в голову, и я вопросительно взглянула на Уайатта:

– Можно, я скажу маме о тех волосках, которые вы нашли?

Он на секунду задумался и кивнул.

– Что за волоски? – заинтересовалась мама.

– Следствие обнаружило на днище моей машины два темных волоса длиной около десяти дюймов. Ты не знаешь кого-нибудь с такими волосами, кто хотел бы меня убить?

– Хм-м... – Мама явно задумалась. – Волосы просто темные или черные?

Я переадресовала вопрос Уайатту. На лице лейтенанта возникло такое выражение, словно он хотел сказать, что не видит в этом существенного различия, но потом напрягся и сумел все-таки это различие осознать.

– Скорее черные, – ответил он.

– Черные, – перевела я.

– Естественные или крашеные?

Мама оказалась в своей стихии. Я обратилась к Уайатту:

– Естественные или крашеные?

– Пока не знаем. Улики должны подвергнуться тщательному анализу.

– Вопрос еще выясняется, – ответила я маме. – Ты о ком-нибудь вспомнила?

– Ну, существует, например, Мелинда Коннорс.

– Но это же было тринадцать лет назад, когда я выиграла у нее титул «Королева выпускного бала». Она уже наверняка давно об этом забыла.

– Не уверена. Мне эта девочка всегда казалась мстительной.

– Мелинда слишком нетерпелива. Она ни за что не смогла бы ждать целых тринадцать лет.

– Что правда, то правда. Хм-м... И все же сделала это женщина, которая тебе почему-то завидует. Или ревнует. Спроси-ка Уайатта, с кем он встречался до тебя.

– Об этом мы уже думали. Он утверждает, что подходящих кандидатур нет.

– Если молодой человек не вел монашеский образ жизни, кандидатуры наверняка найдутся.

– Знаю, но он отказывается даже называть имена, зная которые я могла бы сама все выяснить.

Уайатт подошел и сел рядом со мной, всем своим видом выражая тревогу.

– О чем вы говорите?

– О тебе и твоих женщинах, – ответила я, поворачива ясь спиной и закрывая трубку, чтобы он не мог подслушать.

– Моих женщин не существует, – раздраженно возразил Уайатт.

– Слышала? – спросила я маму.

– Слышать-то слышала, да только не верю. Поинтересуйся, как долго до встречи с тобой он соблюдал обет безбрачия.

Обратите внимание: подразумевалось, что мама считает период безбрачия законченным. А сам факт абсолютного без различия к моей нынешней личной жизни свидетельствовал о полном и безоговорочном одобрении спутника этой самой жизни, что уже само по себе было очень важным. Одобрение мамы в значительной степени определяет семейное счастье.

Я взглянула через плечо:

– Мама хочет знать, сколько времени прошло между твоим последним свиданием и нашей встречей.

Бладсуорт казался несколько растерянным.

– Неправда, она этого не сказала.

– Сказала. Возьми трубку, она спросит тебя сама. Я протянула трубку, и он неохотно ее взял.

– Алло!

Потом долго говорила мама. Уайатт слушал, и на щеках его постепенно разгорались алые пятна. Наконец он даже прикрыл ладонью глаза, словно стремился спрятаться от вопроса.

– Ну... недель шесть, – неуверенно произнес он после паузы. – Возможно, даже дольше. Передаю трубку Блэр.

Передать трубку достаточно быстро Уайатту не удалось. Наконец я все-таки взяла ее и продолжила разговор:

– К каком выводу ты пришла?

– Шесть недель – немалый срок. Если помешаться на ком-то и сходить с ума от любви и ревности, ждать так долго невозможно. Так что скорее всего здесь мы ничего не найдем, – заключила мама. – А как насчет тебя? Может быть, кто-то из твоих «полупарней» впоследствии начал встречаться с излишне чувствительной особой и прежние отношения вызвали у нее резкий приступ ревности?

В маминой терминологии слово «полупарень» не означает ничего страшного. Это просто человек, с которым я пару раз встретилась, но без серьезных последствий. В дальнейшем наши орбиты просто больше не пересекались. После неожиданного разрыва с Уайаттом в моем активе числилось несколько таких кавалеров, сейчас я даже не смогла бы всех вспомнить по именам.

– Отношений мы, разумеется, не поддерживаем, но все-таки можно что-нибудь выяснить, – ответила я. – Если удастся вспомнить имена.

– Это единственное, что приходит мне на ум, – заметила мама. – И скажи Уайатту, чтобы он по возможности ускорил расследование, потому что приближается день рождения бабушки, а мы не сможем праздновать, если тебе придется прятаться.

Я повесила трубку и должным образом передала сообщение по назначению. Уайатт кивнул, показывая, что все понял, но, уверена, в полной мере осознать ситуацию с бабулей он все-таки не смог. Непосвященному трудно представить себе гнев, который обрушится на наши головы, если старушка не получит соответствующей порции внимания и любви. Она не раз повторяла, что в ее возрасте впереди не так уж много дней рождения, а потому следует выжать из них максимум удовольствия. Если вы еще не догадались, то поясню, что бабуля – это мамина мама. Ей исполняется семьдесят четыре, так что она вовсе не старая, просто умело пользуется возрастом для достижения собственных целей.

Да уж, гены – забавная штука, правда?

Я пронзила Уайатта взглядом.

– Итак, как же все-таки ее зозут?

Лейтенант сразу прекрасно понял, о чем речь.

– Так и знал, – покачал он головой. – Знал, что присосешься как пиявка. На самом деле ничего не было. На конференции я встретил давнюю знакомую и... и ничего не произошло.

– Кроме того, что ты с ней переспал, – тоном обвинителя закончила я.

– У нее рыжие волосы, – оправдывался Бладсуорт. – И она детектив в... нет, черт возьми, не скажу, где она работает. Не дождешься. Иначе ты завтра же позвонишь ей и либо обвинишь в покушении на убийство, либо начнешь обсуждать меня.

– Если она служит в полиции, то наверняка умеет стрелять.

– Блэр, пожалуйста, поверь. Ведь если бы существовала хоть мизерная доля вероятности, что эта особа способна на нечто подобное, я бы уже давным-давно ее допросил.

Я вздохнула. Бладсуорт действительно умел так формулировать мысли, что совсем не оставлял мне места. Да к тому же и соображал он здорово.

– И все-таки мама права – дело в ревности. И я права. Причины покушений именно личные.

– Согласен. – Уайатт поднялся и начал раздеваться. – Но сейчас уже очень поздно. Я устал, и ты устала. Поговорить мы успеем после того, как найденные волосы пройдут необходимую экспертизу. Тогда и узнаем, замешана ли в деле естественная брюнетка или та, которая покрасила волосы для маскировки.

Насчет усталости Уайатт был абсолютно прав. Я решила, что прав он и относительно второго пункта. Поэтому разделась и заползла в прохладную постель. Уайатт поставил регулятор кондиционера на «холод», выключил свет и лег рядом. Здесь-то и выяснилось, что относительно усталости он все-таки солгал.