Текст книги "Испытание любви"

Глава 26

Когда Камерон сказал «в постель», Бейли решила, что речь идет о сексе, и это ее встревожило. Однако он был реалистом и, видимо, понимал, что состояние здоровья обоих далеко от идеального, да и давить на Бейли не желал. Поэтому они просто доели последний «сникерс», попили воды, почистили зубы и начали устраиваться на ночлег под навесом. Огонь все еще горел, хотя и не так ярко, бросая блики на стены палатки и рассеивая ставшую привычной ночную тьму. Под навесом было теплее, чем прежде, и это рождало ощущение уюта.

Впрочем, тепла от огня было все же недостаточно, чтобы полностью согреться, поэтому Бейли снова прижалась к Камерону. При этом в ее душе поднялось странное чувство, словно она обнимается с самым близким человеком на свете. Она двигалась по пути к настоящей зависимости от постороннего человека, зависимости, которой прежде не знала, и ее пугал этот путь. Он мог завести ее в тупик, из которого не будет дороги обратно.

На этот раз по какой-то непонятной причине спалось ей плохо. Бейли ненадолго уплывала в сон, чтобы внезапно вздрогнуть всем телом и открыть глаза. В такие моменты Камерон вставал и выбирался из-под навеса, чтобы подбросить в костер веток.

Потом Бейли все-таки удалось крепко заснуть, однако Камерон разбудил ее тем, что встряхнул за плечо.

– Бейли, Бейли, проснись… Что случилось? Что с тобой?

– А? – глухо спросила она, приподнимая голову и щурясь на него. – В чем дело?

– Это ты мне скажи. Ты плакала во сне.

– Правда? – Бейли провела ладонью по щеке. Кожа оказалась мокрой. – Действительно. Ты не волнуйся, со мной такое бывает, – смущенно пробормотала она.

– Ты плачешь по ночам? Во сне? Что тебе снится при этом?

– Кажется, ничего. – Бейли, лежа, пожала плечами. – Я просыпаюсь в слезах, но ничего не помню.

Бейли чувствовала себя неловко. Она не привыкла обсуждать свои слабости, а тем более странности. Собственные слезы раздражали ее, особенно потому, что им не было логичного объяснения.

Бейли повернулась к Камерону спиной.

– Не обращай внимания. Спи, со мной все в порядке.

Теплая мужская рука легла ей на живот, забравшись под одежду.

– И давно это происходит?

Бейли не хотелось продолжать этот разговор. Она не желала, чтобы Камерон забирался ей в душу еще глубже, узнавал все секреты. Она хотела отделаться какой-нибудь ничего не значащей фразой, но почему-то выпалила:

– Примерно с год.

– Со дня смерти мужа… – Ладонь, лежавшая на животе Бейли, внезапно напряглась.

Она вздохнула:

– Пожалуй, это началось через месяц после похорон.

– Значит, ты любила его.

Голос Камерона был ровным и каким-то безжизненным, словно он пытался не выдать своих эмоций. Бейли вздохнула:

– Все не так. Я уважала Джима, гордилась им, но никогда не любила. По крайней мере не больше, чем он меня. Наш брак был простой сделкой, и идея принадлежала Джиму, а не мне. – Она словно оправдывала какой-то свой дурной поступок, хотя стыдиться ей было нечего. Прежде Бейли никому не рассказывала о том, как и на каких условиях они с Джимом заключили брак по расчету. Исключением был только Грант Сиболд, да и то потому, что являлся близким другом и партнером Джима.

– И что это была за сделка?

По тону Камерона было трудно судить о его чувствах, и Бейли внезапно почувствовала раздражение. Почему она должна что-то объяснять, за что-то извиняться? Если Камерону не нравится ее поступок, это личное дело самого Камерона.

– Джим видел людей насквозь. Это не значит, что он часто пользовался своим даром, но способность предсказывать, как поведут себя в той или иной ситуации окружающие, помогала ему в работе. Он никогда не манипулировал людьми, просто действовал осторожно, если речь шла о доверии и больших деньгах.

– Твой муж мне нравился. В нем не было снобизма. Мне кажется, он судил людей по поступкам, а не по внешнему виду. – Тон Камерона по-прежнему был невыразительным.

– С ним было приятно работать. В отличие от многих мужчин, занимающих руководящие должности, он не заводил интрижек в офисе и относился к женщинам как к равным партнерам. Работая с ним, я могла действовать по своему усмотрению, принимать или не принимать его советы, а Джим анализировал мои решения непредвзято. Правда, он частенько посмеивался над моей осторожностью, говорил, что в бизнесе необходим разумный риск, но я всегда предпочитала действовать наверняка. – Бейли протяжно вздохнула. – А потом умерла Лина, жена Джима.

– Должно быть, ему стало одиноко…

– Все совсем не так, – оборвала Бейли. – Лина и Джим составили свои завещания годы назад, еще когда Сет с Тамзин были детьми. Как большинство стабильных семейных пар, они отписали свои доли друг другу, чтобы оставшийся в живых родитель сам мог принять решение, каким образом обеспечивать детей. Когда Лина умерла, перед Джимом встала задача изменить завещание таким образом, чтобы его дети ни в чем не нуждались. Он смог сколотить солидное состояние, но Сет с Тамзин могли бы спустить деньги за пару лет, получи они их на руки.

– Да уж, сладкая парочка, – хмыкнул Камерон. – Золотые детки.

– Иначе не назовешь. – Бейли снова вспомнила о том, что Сет пытался ее убить, и поежилась. – Джим занимался созданием именных трастовых фондов, когда узнал, что смертельно болен. Он надеялся, что известие о его скорой смерти заставит Сета остепениться, возглавить семейное дело, но этого не произошло. И тогда Джим принял решение найти для детишек опекуна.

– Позволь угадать, кого он выбрал, – усмехнулся пилот.

– Да, прошу тебя.

Камерон задумчиво провел ладонью по животу Бейли.

– А ты крепкий орешек, детка. Поэтому он и выбрал тебя. Выходит, единственным способом на всю жизнь привязать тебя к трастовым фондам Сета и Тамзин был брак? Ты рада, что вытянула эту карту?

Бейли горько рассмеялась. Если бы она только знала, какое будущее ей уготовано, она ни за что не согласилась бы выйти за Джима замуж!

– Мне следовало тщательней взвесить все «за» и «против». Но теперь можно сколько угодно сожалеть о неразумном поступке. В тот момент мне показалось, что сделка несет выгоду обеим сторонам. Учти, Джим отлично разбирался в людях, он знал, кому какую косточку подкинуть. – Бейли помолчала. – И все же в некоторых вещах он так и остался наивным оптимистом. Он рассчитывал, что Сет возьмется за голову, когда будет вынужден жить на жалкие крохи. Джим думал, его сын захочет большего и будет вынужден пойти работать. А уж вакантное место в компании покойного отца для него нашлось бы.

– Да уж, Сет оправдал надежды Джима. Он действительно пожелал большего: больше выпивки, больше тусовок, больше девиц…

– Сет не знает о второй части нашего с Джимом соглашения. Если бы он начал вести себя как взрослый, устроился на работу, смог разобраться со счетами, я передала бы руководство фондами в его руки. Джим намеренно ничего не сказал сыну, он боялся, что Сет схитрит, обманет мое доверие, сделает вид, что образумился, но, получив деньги, начнет их безостановочно тратить направо и налево.

– Ладно, условия вашего договора я понял. Но зачем надо было вступать в брак? Как единственный владелец состояния, он мог назначить тебя опекуном и без этого. Чего он хотел добиться?

– Он хотел встряхнуть сына, ужалив его побольней. Ведь я младше Сета! Я годилась Джиму в дочери. Я должна была предстать в глазах несведущих людей хищницей, окрутившей больного старика. Я ведь даже въехала в его дом, принадлежавший когда-то Лине. По версии Джима, это должно было ранить Сета и подтолкнуть к работе над собой.

– Ладно, теперь ясно, зачем Джим на тебе женился.

– Неужели? А ты быстро схватываешь, – с сарказмом сказала Бейли.

– Да, я умный. Однако твой рассказ не дает ответа на другой вопрос.

– Какой?

– Зачем ты вышла замуж за Джима? Какова была твоя цель?

Бейли нахмурилась. Она думала, что уже ответила на этот вопрос. Повернувшись лицом к Камерону, она прищурила глаза.

– Я же объяснила. Дело вовсе не в любви, как ты поначалу подумал. Я вообще никогда не была влюблена. Брак с Джимом меня не пугал. Таковы были условия сделки.

– Но эта сделка была выгодна Джиму. А что она давала тебе? Ведь вступление в брак – серьезный шаг. Для этого следует тщательно все обдумать.

– Серьезный шаг? – Бейли устало вздохнула. – Видишь ли, я с самого начала рассматривала брак исключительно с точки зрения выгоды, потому что никогда никого не любила. Джим позаботился о том, чтобы я ни в чем не нуждалась. Он знал, что умрет, и предлагал обеспечить мне безбедное существование.

– Значит, он и тебе оставил наследство?

– Нет. – От этого допроса у Бейли медленно начинала болеть голова. – Он наделил меня кое-какими привилегиями. Например, я могу жить в его доме и пользоваться всем, что осталось после его смерти. И мне будет начисляться пожизненное жалованье, даже если я снова выйду замуж. Конечно, деньги я буду получать до тех пор, пока я занимаю пост в компании и работаю на ее процветание.

– Ясно. Не стану спрашивать, насколько велико это жалованье.

– Вот и не надо, поскольку это не твое дело, – резко сказала Бейли, вновь отворачиваясь.

Камерон притянул ее к себе и уткнулся подбородком в плечо.

– Поверь, мне действительно это не важно. Любопытно другое… правда ли, что ты никогда никого не любила?

Бейли замерла. Такого поворота она не ждала.

– А что? Ты кого-нибудь любил?

– Конечно. Причем несколько раз.

Это «несколько раз» здорово ей не понравилось. Насколько серьезными могли считаться чувства, если они случались неоднократно? Для Бейли слово «любовь» ассоциировалось со словами «семья», «дети», «домашние животные», но никак не с перебором подходящих партнеров для совместной жизни. Любовь – это раз и навсегда, разве нет?

– Несколько раз? – переспросила Бейли на всякий случай.

– Впервые я влюбился, когда мне было шесть лет. Объектом любви была учительница, мисс Саммс. – В голосе Камерона слышалась усмешка. – Она устроилась к нам сразу после колледжа, этакое юное создание с синими глазищами, да еще пахла фиалками. Я на всю жизнь запомнил этот запах. Мисс Саммс была обручена с каким-то парнем, который, по моему мнению, был совершенно ее недостоин. Я страшно ревновал и хотел набить ему морду.

– Надеюсь, тебе хватило мозгов не связываться с ним? – засмеялась Бейли. Она чувствовала странное облегчение. Разве можно считать серьезным чувством влюбленность шестилетки?

– Мне нравилось строить кровавые планы по уничтожению соперника. Но ни один из них я так и не воплотил в жизнь, так как не желал расстроить прекрасную возлюбленную.

Бейли расхохоталась, а Камерон ткнул ее в бок пальцем:

– Эй, не смейся над святым! Мисс Саммс много для меня значила. Если хочешь знать, я пронес ее светлый образ через годы. И кстати, всерьез планировал сделать ей предложение.

– Ладно, а что там со второй большой любовью?

– Я как раз перешел во второй класс. Разумеется, я сильно повзрослел и возмужал.

– Превратился в настоящего мужчину, я поняла.

– На этот раз я выбрал более подходящий по возрасту объект воздыханий. Ее звали Хитер, она училась в параллельном классе. В один прекрасный день она задрала юбку и показала мне трусы.

Бейли едва не подавилась от смеха.

– Боже! А Хитер была не промах!

– Это точно. К сожалению, наш роман был скоротечным. Мое сердце было разбито, когда я увидел, как Хитер показывает трусы другому мальчику.

– Думаю, после этого тебе потребовался курс психоанализа. И как ты нашел в себе силы жить дальше?

– Я был безутешен до тех пор, пока мне не стукнуло одиннадцать. Тогда появилась Кейти. О, эта Кейти! Знала бы ты, как она умела вести мяч! У нее была удивительная техника! Я восхищался ею целых три года, а она не обращала на меня никакого внимания. А когда мне исполнилось четырнадцать, Кейти внезапно проявила ко мне интерес, причем в довольно навязчивой форме.

– Что это значит? Она тоже задирала юбку и показывала тебе трусы?

– Нет, она воспользовалась моим телом!

– Серьезно? Должно быть, ты чувствовал себя ужасно, – хохотнула Бейли.

– Она мучила меня. Я даже отбиваться не стал, так как у Кейти были сильные руки. Ты же помнишь, она была спортивной девочкой. – Камерон вздохнул. – Кейти пользовалась мной целых два года. А я просто плыл по течению. – Бейли ткнула его пальцами под ребра, заставив согнуться. – Уоу! – взвыл Камерон. – Женщины вечно тиранят бедных мужчин. Я тебе душу раскрываю, а вместо сочувствия ты применяешь ко мне пытки.

– Ах, бедняжка! Сразу видно, что ты много страдал. Видимо, секс стал тебе глубоко противен, раз ты так легко возбуждаешься, когда я прижимаюсь к тебе задом.

– Это происходит помимо моей воли. На самом деле я очень ранимый парень.

– Камерон, немедленно прекрати прибедняться! – хихикнула Бейли.

– Женщины! Жестокие создания! Я рассказываю ей о своих страданиях, а она знай хихикает.

– Ладно, продолжай. Сколько еще великих влюбленностей было в твоей жизни?

– Только одна. Это были серьезные отношения, закончившиеся браком.

Бейли внезапно перестала веселиться. На этот раз тон Камерона не был шутливым.

– А почему вы… разошлись?

– Если честно, не знаю. Я не изменял ей, а она, думаю, была честной со мной. Мы поженились, когда я учился в училище. Ее отец был офицером, она выросла в семье военного, поэтому знала, чего ожидать от подобного брака. Лора – так ее зовут – спокойно воспринимала переезды, простую жизнь, подчиненную дисциплине. Пожалуй, как раз гражданская жизнь оказалась не по ней. Когда я ушел со службы, наша жизнь медленно, но верно покатилась в ад. Если бы у нас были дети, возможно, они помогли бы склеить осколки брака, заставили бы нас идти на компромисс. Но нас было двое, и никто не желал уступать. Возможно, мы просто недостаточно друг друга любили.

– Вот и хорошо, что у вас не было детей! – воскликнула Бейли прежде, чем успела прикусить язык. – Прости… я имела в виду…

– Ты знаешь, что чувствуют дети, когда семья распадается, – закончил за нее Камерон.

– Да… именно это я и хотела сказать.

– Думаю, как раз поэтому ты не торопишься открывать свое сердце посторонним. Ты дорожишь стабильностью своей жизни. Ты не хочешь ошибиться, боишься разочарования. Ты хочешь сделать единственный выбор на всю оставшуюся жизнь, – говорил Камерон, и каждое его слово отзывалось внутри Бейли, словно церковный набат.

Он видел ее насквозь! В его руках оказалось мощнейшее оружие, которое он, не колеблясь, пустит против нее, если решится на завоевание. Сердце Бейли сжалось от страха.

И, словно в подтверждение этих опасений, Камерон издал удовлетворенный вздох, как хищник, утоливший мучительный голод.

– Теперь я знаю о тебе все, – сказал он.

Глава 27

– Мужчины, – раздраженно пробормотала Бейли, с трудом переставляя самодельные снегоступы. – И жить с ними невозможно, и пристрелить жалко.

– Я все слышал, – отозвался Камерон, обернувшись на нее. – Кстати, у тебя все равно нет оружия.

– Остается придушить во сне, – еще тише сказала Бейли, щурясь от сильного ветра.

– Это я тоже слышал.

– Скажите, какой острый слух! – раздраженно воскликнула Бейли. – Раз так, то знай: ты упертый, глупый осел! Если ты замерзнешь и не сможешь идти от усталости, есть шанс, что ты рухнешь без сил! И тогда – клянусь тебе – я не стану тебя подбирать и оказывать первую помощь!

– Даже ноги на груди греть не будешь?

– Отстань, идиот!

– Я тоже очень тебя люблю. – Он засмеялся, и Бейли захотелось нагнать его и пнуть под коленки.

Она очень редко злилась так сильно, теперь же просто кипела от ярости. Наверное, сказывалось ее особое отношение к спутнику. Отношение, нарушавшее привычное равновесие в душе.

Бейли мысленно и вслух ругала Камерона на все корки. Он принял глупое решение, которое она совершенно не разделяла. Возможно, стоило просто наплевать на это и позволить событиям идти своим чередом, но Камерон был ей небезразличен, поэтому она боялась, что ошибка дорого ему обойдется.

– Осел. Упертый осел, – бормотала Бейли себе под нос. Камерон тащил за собой повозку, на которую сложил все, что могло пригодиться в пути. А злилась Бейли потому, что пилот уложил на повозку даже батарею. Как ему удалось выкорчевать такую здоровенную штуку из покореженного тела самолета, осталось для нее загадкой. Камерон успел вымокнуть от пота, пока укладывал прибор на воз. Батарея весила, должно быть, килограмм сорок, и тащить ее за собой было проблематично. Воз утопал в снегу, прорывая глубокую траншею. По словам Камерона, в батарее по-прежнему был заряд и с ее помощью можно было снова развести костер.

Напрасно Бейли кричала, что груз слишком тяжел, чтобы тащить его с собой. Напрасно махала кулаками, убеждая, что они справятся и без костра. Камерон не уступал. Он сказал, что на той высоте, где кончаются снега, батарею можно будет бросить, а огонь добывать трением. Он бил себя в грудь, утверждая, что учился добывать пламя с помощью палочек в лагере бойскаутов.

– Значит, ты умеешь разводить огонь с помощью трения? – возмущалась Бейли. – Так, может, поищем ветки посуше, вместо того чтобы тащить с собой тяжеленную батарею? Ты ранен, у тебя швы на голове, сотрясение, а ты собрался тянуть за собой воз!

– Не такая уж она тяжеленная! Самое оно для крепкого мужика! И потом, я же не на себе ее волоку, она лежит на повозке.

В конечном итоге Камерон все-таки пристроил батарею на повозку, едва не надорвавшись под ее тяжестью. Самодельные сани, если их можно было так обозвать, сильно просели вниз. Поняв, что разубедить пилота не удастся, Бейли вцепилась в провода, за которые следовало тянуть повозку, и попыталась сдвинуть ее с места. Повозка медленно потащилась за ней, утопая в снегу.

– Эй, эй! – возмутился Камерон, выдирая провода из ее рук. – Если хочешь помочь, возьми рюкзак. – Он протянул Бейли небольшой чемодан, который теперь мог привязываться к спине ремнями безопасности.

Бейли пришлось сдаться. Но она пылала таким гневом, что готова была расстрелять Камерона снежками. Она бы и сделала это, если бы не опасалась попасть ему в голову. Приходилось тащиться сзади и скрежетать зубами в бессильной ярости.

Склон казался бесконечно длинным. Он обвивал гору, уходя в глубь хребта и вниз, и почти везде имел чуть наклонную форму. Если бы на путешественниках были лыжи, а не самодельные снегоступы, они рисковали бы соскользнуть вниз и сорваться с огромной высоты.

По пути Бейли и Камерону встречались островки деревьев, а порой склон казался совершенно гладким. Но эта гладкость была обманчивой – под снегом таились уступы, валуны и толстые ветки, мешавшие тащить повозку. Поэтому путешественникам часто приходилось петлять, обходя препятствия, и это сильно выматывало. Спустя три часа они продвинулись по склону едва ли на сотню метров, хотя прошагали, казалось, не меньше пары километров.

Снегоступы были неудобными и часто ныряли в снег, цепляясь за коряги. Вытаскивать ноги в этих случаях приходилось очень осторожно, чтобы не поломать конструкцию. Бейли высоко поднимала ноги, и от постоянного сгибания у нее заболели колени. Порой ей начинало казаться, что она марширует на торжественном параде, настолько нелепыми были ее шаги.

Вдруг снегоступ ушел слишком глубоко вниз, Бейли покачнулась, нелепо взмахнув руками, и упала вбок. При этом она как-то умудрилась подвернуть вторую ногу, и мышцу свело болью.

– Что случилось? – взволнованно спросил Камерон, бросая повозку и устремляясь к Бейли на помощь. – Ты в порядке?

– Кажется, потянула связки, – с досадой простонала она, морща лоб. – Помоги мне встать.

Камерон подхватил ее за талию и потянул вверх. Бейли попробовала опереться на пострадавшую ногу.

– Кажется, не смертельно, – вздохнула она. – Только щиколотка болит.

– Давай я повезу тебя на повозке? – предложил Камерон, с беспокойством глядя на нее.

Бейли уставилась на него, словно на его голове внезапно выросли эльфийские уши.

– Да ты рехнулся? – возмутилась она. – Мало тебе батареи? Еще и меня везти хочешь? Ты же не сможешь тащить меня всю дорогу!

Серые глаза Камерона сощурились.

– Смогу, если не будет иного выхода. Я обязан доставить тебя домой.

Бейли изумленно покачала головой.

– Сумасшедший… – шепнула она. – Зачем ты взваливаешь на себя такую ответственность? Ты не обязан заботиться обо мне! Самолет разбился не по твоей вине! Если кто и виноват в случившемся, то только я.

– С чего ты это взяла?

– Сет, – просто ответила Бейли. – Он разозлил меня, а я в ответ пообещала урезать ему денежное довольствие. Думаю, именно это стало для него последней каплей. Не стоило мне угрожать этому ублюдку.

– И что, это дает ему право на убийство? – удивленно спросил Камерон.

– Я вовсе не оправдываю Сета. Просто его целью была я, не так ли? А значит, из нас двоих только я виновата, что мы оказались вдали от цивилизации.

– Ты виновата в катастрофе? – изумился Камерон. – Ты в своем уме?

– Но ведь ты по какой-то причине чувствуешь свою ответственность за меня? И это не кажется тебе странным.

– Все просто. Дело вовсе не в чувстве вины. Я ощущаю ответственность, потому что я тобой дорожу. Люди стараются беречь то, что им дорого.

Бейли застыла, глядя на Камерона неверящим взглядом. Ей показалось, что она ослышалась. Разве мужчины говорят женщинам подобные вещи? Вот так просто, без прикрас?

– Ты мной дорожишь? – пробормотала Бейли. – Это невозможно! Ты совсем меня не знаешь.

– А вот тут наши точки зрения не совпадают. Давай подсчитаем…

Последняя фраза окончательно сбила Бейли с толку.

– Подсчитаем? О чем ты?

– Давай сделаем перерыв, и я объясню, что имею в виду.

Камерон накинул провод повозки на ветку ближайшего дерева, чтобы она не начала скользить вниз, поскольку склон в этом месте был достаточно крутым. Сев на камень, торчащий из-под снега, он выжидательно уставился на Бейли. Она пожала плечами, села на соседний валун и прикрыла глаза, задрав лицо к солнцу.

Они попили воды и съели половинку энергетического батончика, оставшуюся от завтрака. На трудную дорогу ушло немало сил, холод и разреженный воздух сильно затрудняли путь, поэтому передышка была только на пользу.

– Мы тут четвертый день, верно? – спросил Камерон.

– Да.

– Мы вылетели в восемь часов, а значит, провели вместе уже… семьдесят шесть часов.

Бейли задумалась, затем кивнула. Она не понимала, к чему он ведет, но ей было любопытно послушать его рассуждения.

– Пока я поспеваю за твоей мыслью. Что дальше?

– Сколько часов в день обычно проводят вместе мужчина и женщина? Кажется, часов пять? Как банки высчитывают средний срок наступления платежа? Кажется, он равняется четырем часам?

– Каждые четыре-пять часов.

– Ладно, пусть будет пять. Семьдесят шесть делим на пять… примерно пятнадцать целых. А если делить на четыре, получается вообще девятнадцать. Возьмем между пятнадцатью и девятнадцатью среднее арифметическое. Получится семнадцать. Правильно?

– Правильно, – кивнула Бейли, совершенно не понимая, куда он ведет, но забавляясь процессом подсчета. – Выходит семнадцать сроков. Или семнадцать дней, проведенных вместе стандартной парой. И какой вывод из этой глупости? Мы уже продолжительное время вместе, а значит, отлично друг друга знаем, что ли?

– Даже круче! Еще немного, и можно съезжаться.

Бейли хмыкнула. Камерон считал, что они достаточно сблизились… для чего? Для необременительного секса? Но тогда к чему фраза «можно съезжаться»? Неужели Камерон желал большего? Неужели отношений?

Это ужасно напугало ее.

Камерон сказал, что дорожит ею. Никогда в жизни Бейли не говорили подобных вещей.

– Но не можем же мы… – начала она растерянно и умолкла. Бейли и сама не знала, какие тут возможны возражения.

– Отчего нет? Мы можем, очень даже можем. Будем действовать постепенно, чтобы ты могла привыкнуть к неизбежности происходящего. Понимаю, что ты тащишь на себе печальный детский опыт, поэтому дам тебе время. Однако ты должна довериться мне. Рано или поздно тебе придется смириться с мыслью, что нельзя прожить жизнь, полагаясь только на себя.

Бейли хотела возразить, что и прежде в ее жизни были люди, которые о ней заботились. Например, ее брат, Логан. Джим тоже тепло к ней относился и постарался обеспечить безбедное существование. У нее были и друзья… правда, та дружба осталась в прошлом, а люди круга Уингейтов охладели к ней, как только рак свел Джима в могилу. Но они оказывали ей всяческую поддержку, пока муж был жив. А родители? Разве она могла пожаловаться на равнодушных родителей? Они заботились о своих детях, пусть и не с таким рвением, как о самих себе.

Бейли уже была готова выложить все это Камерону, но не открыла и рта. Разве то, о чем она собиралась рассказать, было настоящей заботой? Можно ли выдать за заботу отсутствие равнодушия? По сути, каждый, о ком сейчас вспомнила Бейли, жил своей жизнью, а она сама занимала в этой жизни лишь весьма небольшое место. Бейли привыкла всегда и во всем полагаться только на себя именно потому, что рядом не было крепкого плеча, о которое можно опереться. Она не открывалась людям точно так же, как они не открывались ей. Еще не успев узнать собеседника ближе, Бейли заранее выставляла вперед щит, пряталась за маской равнодушия.

Только Камерону удалось увидеть ее без этой маски. И изменить обстоятельства было уже невозможно. Она открылась и стала беззащитной, увязая все глубже в отношениях, суть которых ей до сих пор была неясна.

Но разве Камерон не сказал, что дорожит ею?

Бейли посмотрела на него и утонула в бесконечной глубине серых глаз, уже вовсе не холодных, стальных. Горячая волна прошла по ее телу, под веками стало жечь от собирающихся слез.

– О нет! – Она шмыгнула носом, напуганная интенсивностью своих эмоций. – Только не это! Не хватало еще зареветь!

– Не вижу ничего ужасного. – Камерон присел рядом на корточки и обнял Бейли за плечи. – Ты очень сильная но даже сильные люди порой плачут.

Бейли отстранилась, отчаянно шмыгая носом.

– Здесь нельзя плакать! У меня веки покроются льдом.

– Ты можешь вытереть их о мое плечо, – улыбнулся Камерон, вновь прижимая ее к себе.

Бейли зажмурилась. Ей было страшно от глубины той пропасти, в которую она падала.