Текст книги "Рискуя и любя"

Свет померк в ее глазах или же тьма накрыла город, она не знала. У нее в ушах жужжали чьи-то голоса, и бессмысленный шум постепенно стал формироваться в отдельные слова и фразы. Ниема ощутила тянущую боль, такую сильную, что она едва могла дышать.

– Черт тебя дери, не смей умирать! – рычал Джон, разрывая на ней одежду. – Ты слышишь меня? Не смей умирать, черт подери!

«Джон редко ругается, – подумала она, борясь с адской болью. – Значит, он чем-то расстроен. Но что же произошло?»

Она ранена. Теперь она вспомнила, что ее свалил с ног сильный удар.

Ранена. В нее стреляли. Так вот как это ощущается. Хуже ничего и представить себе нельзя.

– Не умирай! – рявкнул Джон, зажав ее рану ладонью.

Она облизала пересохшие губы и вымолвила:

– Может, и не умру, если ты поторопишься и позовешь на помощь.

Он резко обернулся и посмотрел на нее. Его зрачки расширились от ужаса, в лице ни кровинки.

– Держись, – сказал он. – Я остановлю кровотечение. – Он взглянул поверх ее плеча, и лицо его посуровело. – Используй все свое влияние, Ронсар, чтобы доставить сюда самых лучших врачей Европы, – произнес он хриплым от ярости голосом. – Иначе, если она умрет, я изрублю тебя на мелкие кусочки.

Вашингтон, округ Колумбия, три недели спустя

Ниема встала с постели и потихоньку, осторожными шагами подошла к креслу, стоявшему у окна в ее больничной палате. Ее ноги немного окрепли, и теперь с каждым днем она ходила все больше и больше, хотя «больше» означало всего несколько лишних минут по комнате. Она успела возненавидеть эту кровать и предпочитала проводить время сидя в кресле – так она не чувствовала себя инвалидом.

Сегодня она прошла последние процедуры. Завтра ее выпишут домой, и там она продолжит лечение. Фрэнк Виней тут как-то навестил ее и сказал, что ей будут помогать по дому, пока она не поправится окончательно.

Как хорошо снова очутиться дома! Приключения приключениями, а все-таки женщине с огнестрельной раной необходим покой и уход. Последние три недели она провела в полузабытьи. В памяти всплывала реанимация во французской больнице. Там был и Луи Ронсар. Да, он держал ее за руку.

Затем ее переправили на самолете из Франции в Штаты, в Вашингтон, и поместили сюда. Полет она не помнит, но медсестры рассказали ей, что она заснула во Франции и проснулась в округе Колумбия. Просто голова идет кругом.

Каждый раз, когда она приходила в сознание, то ощущала жгучую боль, но неделю назад перестала принимать обезболивающее, как только ее перевели из реанимации в обычную палату. Первые несколько дней было тяжело справляться с болью, но потом с каждым днем становилось все легче и легче.

Последний раз она видела Джона, когда лежала на мостовой в том самом тупике в Ницце. Ему пришлось сразу же исчезнуть – он, наверное, не мог остаться с ней ни под именем Темпла, ни под именем Джона Медины. Она не расспрашивала о нем Винея, понимая, что Джон либо появится сам, либо не появится вовсе.

В комнате была всего одна лампа. После яркого света в реанимационной палате ей хотелось, чтобы вокруг был полумрак. Ниема настроила радио на канал инструментальной музыки и убавила громкость. Откинувшись в кресле, она закрыла глаза и окунулась в мелодичные звуки.

Ниема не слышала, как отворилась дверь, но вдруг почувствовала, что Джон рядом. Открыв глаза, она улыбнулась ему, ничуть не удивившись его неожиданному появлению в полутемной палате.

– Ну наконец-то, – промолвила она, протягивая ему руку.

Он бесшумно, словно по воздуху, приблизился к ней. Окинув ее взглядом, он помрачнел: Ниема похудела и осунулась за эти недели. Обхватив ладонями ее лицо, он провел пальцами по ее впалым бледным щекам и нежно поцеловал ее в губы. Она положила ладонь ему на затылок и почувствовала прилив сил от одного прикосновения к его горячему телу.

– Я больше не мог находиться вдали от тебя, – хрипло промолвил он. – Фрэнк держал меня в курсе относительно твоего состояния, но я… я хотел быть с тобой рядом.

– Я это знала. – Она попыталась разгладить суровые складки у его рта, появившиеся за это время.

– Когда ты завтра вернешься домой, я буду тебя там ждать.

– Но со мной будет сиделка…

– Знаю. Это я и есть. – Он склонился над ней и взял ее за руку.

– Вот и отлично. Ты поможешь мне подняться на ноги. А то терапевты не позволяют мне тренироваться столько, сколько я хочу.

– Если ты полагаешь, что я позволю тебе что-то еще, кроме сна и еды, то ты глубоко ошибаешься.

– Правда? А я думала, ты постараешься поскорее поставить меня на ноги.

– Зачем?

– Да чтобы показать мне свои остальные трюки. – Она ухмыльнулась. – Жду не дождусь. Последние несколько недель, лежа в кровати, только об этом и думаю.

Суровые складки на его лице разгладились, и он улыбнулся:

– Пройдет еще много времени, прежде чем ты окажешься в достаточно хорошей форме для подобных штук.

– А это зависит от того, как быстро ты меня выходишь.

– Мы не станем торопиться. Поврежденная печень не заживет в два дня.

К тому же Ниема потеряла часть селезенки, и пуля задела два ребра. С другой стороны, Джон жив, а это самое главное. Если бы она не отвлекла внимание на себя, его пристрелили бы на месте.

– Зачем ты это сделал? – спросила она, откинувшись в кресле и нахмурившись. Наконец-то она может задать ему вопрос, который мучил ее все это время. – Зачем ты стал наступать на Ронсара?

– Этот мерзавец целился тебе в голову, – ответил он. – И я потерял самообладание. Так случается всегда, когда речь идет о тебе.

– Так не может продолжаться.

– Я постараюсь исправиться, – сухо пообещал он.

– А эту сделку, которую я заключила с Ронсаром… я еще не говорила о ней с Винеем. Она остается в силе?

– Конечно. Лучше и придумать нельзя.

– Мне показалось тогда, что это неплохая идея. Ронсару нужны деньги на лечение Лауры; ему все равно, каким способом он их получит. – Она помолчала и добавила:

– А вы можете достать для нее сердце?

– Мы пытаемся. Шансы невелики, но мы прикладываем все усилия. – Он вздохнул. – И если мы найдем подходящее донорское сердце, это будет означать, что более здоровый ребенок его не получит.

– Та информация, которой снабдит нас Ронсар, спасет жизни многим людям.

Они оба умолкли, взвешивая все «за»и «против» этого решения. Можно бесконечно обсуждать этическую сторону дела, но все зависит от того, касается ли это твоего собственного ребенка. Ниема могла понять безумную любовь Ронсара к своей дочери-инвалиду, однако тот, чей ребенок тоже нуждается в донорском сердце, будет совсем другого мнения об этой сделке.

Она оперлась руками о подлокотники кресла и медленно приподнялась. Джон тоже встал и протянул к ней руки, готовый в любой момент ее поддержать, как будто она – малышка, делающая первые шаги. Ниема улыбнулась ему.

– Не такая уж я хрупкая.

– Для меня ты самая хрупкая на свете драгоценность, – промолвил он, и по лицу его скользнула тень пережитого страха за ее жизнь. – Черт тебя дери, хватит героизма, слышишь?

– Предоставить тебе играть роль героя?

Он тяжело перевел дух.

– Да, предоставь это мне.

– Не могу. – Она прижалась щекой к его груди. – Герои – большая редкость в наше время. Если уж посчастливилось полюбить такого, надо его беречь как зеницу ока. – Как же ей повезло – она любила, была любима Далласом и теперь Джоном. Других таких нет на всем свете.

Он осторожно, чтобы ненароком не причинить боль, погладил ее по спине.

– Вот и я думал о том же.

Ниема коснулась губами его груди, вдыхая в себя его запах. Стоило ему дотронуться до нее, как она сразу потеряла нить разговора.

– О чем ты?

– Если уж посчастливилось полюбить героиню, надо ее беречь как зеницу ока. – Он приподнял ее лицо за подбородок. – Итак, мы с тобой теперь партнеры?

Ниема радостно улыбнулась.

– Партнеры, – ответила она, и они скрепили рукопожатием свой договор.