Текст книги "Девушка из бара"

Шокированная, Лейси зашлась кашлем при виде этой сцены. Она постаралась убедить себя, что все в порядке, что на самом деле женщина просто провела языком по его уху. Но тут Бобби без тени смущения взглянул на Лейси и подмигнул ей.

– Ну же, Дарла, давай не заходить слишком далеко. Мы ведь не одни.

Дарла отступила назад и, казалось, только тут заметила невольных зрителей.

– Питер, – проворковала она.

Польщенный вниманием, бармен заважничал, однако Дарла тут же отвернулась от него, чтобы смерить взглядом Лейси. В ее зеленых глазах замелькали веселые искорки, пухлые губы растянулись в усмешке.

– Кто эта герлскаут?

Лейси расправила плечи и выпятила вперед подбородок, что вызвало улыбку со стороны Бобби.

– Я Лейси Райт, – сказала она, стараясь придать своему тону как можно больше надменности, и протянула руку.

Дарла этого даже не заметила. Она прильнула к Бобби и принялась медленно тереться об него. Еще немного такой активности, и все цветочные горшки Лейси полетят на пол.

– Я неделями грезила о том, как твое горячее, гладкое тело прижимается к моему, – пробормотала Дарла. – Не вздумай говорить, что собираешься встретиться со мной позже, а не сейчас.

У Лейси отпала челюсть, и если бы она не знала о дурной репутации Бобби, то могла бы поклясться, что он покраснел. Но ведь это Бобби Мак, Макинтайр, о победах которого на футбольном поле и вне его писали газеты по всей стране.

Как бы в подтверждение своей репутации он с похотливым блеском в глазах обхватил своими неандертальскими ручищами эту отталкивающую женщину, поднял ее и демонстративно, будто давая представление, поцеловал. Как вообще Лейси могла вообразить, что он способен на какие-то высокие чувства? Он просто сексуально озабоченный футболист-качок, чуждый всякой морали.

Лейси возмущенно фыркнула:

– Я думаю, ваша кровать с аттракционами больше подошла бы для вашего небольшого тет-а-тет.

Бобби со смехом поставил Дарлу на пол.

– Пойдем, Дарла, я куплю тебе выпивку.

Он позволил женщине взять себя за руку и потащить к выходу. Однако прежде чем закрыть за собой дверь, он обернулся и сказал:

– Питер, видишь ли, миз Райт немного взвинчена. Сделай нам всем одолжение: сбегай в кафе-мороженое и купи ей самую большую порцию сливочного мороженого с орехами, фруктами и шоколадом.

Лейси рассвирепела:

– Вы, вы...

– Я вас понимаю, дорогая. Но поверьте, благодарить не обязательно.

Потом он закрыл за собой дверь, и Лейси не успела схватить цветочный горшок, чтобы запустить им в его голову.

Глава 4

Пятнадцатилетняя Робин Райт, как правило, никуда не опаздывала. Никогда в жизни. Мать вбила ей в голову, что опаздывать неприлично, и Робин навсегда запомнила это. И когда по территории Высшей школы Коронадо разнесся звонок, возвещавший о начале занятий, она застонала.

Робин влетела в двери математического блока слишком поздно, чтобы оставлять учебники в шкафчике, и побежала прямиком в кабинет тригонометрии. Эту науку она не любила больше других дополнительных дисциплин, на необходимости изучения которых настаивала ее мать. Не то чтобы Робин не нравилась математика. Вовсе нет. Но ей претило то, что она была самой младшей в этом классе. Мать не считалась с тем, что здесь она была единственной из второкурсников, все же остальные ребята этого класса учились как минимум на третьем, а то и на последнем курсе высшей школы. Такие понятия, как «однородность состава группы», «умение налаживать отношения» или «вхождение в коллектив», значили для матери и того меньше. Этим и объяснялось зачисление Робин на курсы тригонометрии, физики, политологии и, о Господи, сравнительного анализа американской литературы.

Робин передернуло от одной этой мысли. Урок по литературе будет пятым. И ей предстоит зачитать перед классом свой реферат. По глупости для сравнения и противопоставления она выбрала «Пробуждение» Кейт Чопин и «Песню любви Дж. Альфреда Прафрока» Т.С. Элиота. Вначале она загорелась этой идеей. Как же, несчастная любовь, загубленные жизни. Сейчас же Робин была в смятении. Она знала, что классу это не понравится.

Вчера, например, Мария Луиза Симмонс, самая популярная девочка в классе, представила реферат, в котором сравнивала и противопоставляла два мелодраматических романа прошлого века, в которых, собственно, и противопоставлять было нечего. Поэтому Мария Луиза сравнивала прически и противопоставляла наряды. Даже Робин смеялась. Учительница, конечно, была недовольна и поставила низкую оценку, но зато у Марии Луизы полно друзей.

При мысли о популярности Робин сникла. Она рано поняла, что заводить друзей трудно. Некоторые люди казались ей хорошими, некоторые нет, но как угадать, если видишь человека впервые? За несколько недель до этого Робин решила, что люди придают излишне большое значение вопросу наличия друзей. Сейчас же, начав учиться в этой новой для себя школе, она все чаще стала задумываться над тем, не переменить ли ей точку зрения.

У нее отличная мама, которая всегда пыталась восполнить возникшую из-за отсутствия подруг пустоту. Но мама есть мама, не подруга. Что касается отца, то здесь вообще трудно что-нибудь сказать. Робин никогда не видела его и подозревала, что если бы ее мать не старалась вести себя всегда правильно, то, наверное, должна была бы использовать его фото в качестве мишени для метания дротиков из-за того, что он предал ее. Поэтому Робин никогда не поднимала вопрос, о том, что хотела бы увидеть его.

У нее заурчало в животе. Так бывало всегда, когда она думала об отце. Папа. Папочка. Робин никогда не признавалась матери, насколько сильным было ее желание иметь отца. Отца, который сильной рукой обнял бы ее за плечи и сказал, что она замечательная дочь. Но этому не суждено случиться, тем более что, как сказала ей мать, отец давно женился и у него куча детей. Ладно, пусть их всего трое, но и этого достаточно. Ясно, что ему не хочется вспоминать о допущенной в высшей школе ошибке, результатом которой было ее рождение.

Однако с их переездом в Техас жизнь, похоже, меняется к лучшему. Здесь никого не беспокоят ее непослушные каштановые кудри. Более того, не один раз девочки останавливали ее в коридоре и говорили, что завидуют ее непокорной гриве. Робин даже стала находить нормальными свои глаза и рот. Конечно, красавицей ее не назовешь, но и на неуклюжую идиотку она уже определенно не похожа.

Что же касается отца, то она не знала, как девочки, с которыми она здесь познакомилась, отнесутся к факту его отсутствия. Пока еще ее никто ни о чем не спрашивал. Но похоже, у нее начиналась совершенно новая жизнь, и на этот раз, возможно, эта новая жизнь окажется лучше, чем она ожидала.

Конечно, обо всем этом Робин думала еще до того, как прозвенел звонок, возвестивший о начале занятий в математическом классе мистера Мартина.

Стиснув зубы, Робин неслась по коридору, пока резко не затормозила перед комнатой 103. Она попыталась потихоньку проскользнуть в дверь, но сумка с учебниками стукнулась о дверной косяк.

– Так, так, так, мисс Райт. Как мило с вашей стороны, что вы решили присоединиться к нам.

Робин только виновато улыбалась в ответ на язвительное обращение мистера Мартина.

Мистер Мартин был неприятным маленьким человечком, который (Робин могла бы поклясться в этом) не любил подростков. При небольшом росте он был худым, с густыми темными волосами, зачесанными высоким «коком» наверх под Элвиса Пресли. В классе он любил разглагольствовать и язвительно высмеивать тех, кто отвечал неправильно. Робин никак не могла понять, почему он работал учителем.

Пригнувшись, Робин направилась к своему месту. Но оно оказалось занятым.

Она осталась стоять посреди класса, не в состоянии связать этот последний неприятный эпизод с длинной чередой других неприятных моментов этого дня. Хотя мистер Мартин не признавал постоянные места за учениками, Робин на каждом занятии занимала одно и то же место. Но сегодня там сидела Джо Бет Рэндалл, наверное, для того, чтобы произвести лучшее впечатление на мистера Мартина после неудачной контрольной работы, которую они писали на прошлой неделе.

– Мы ждем, мисс Райт, – сказал мистер Мартин, занявший свое привычное место у классной доски и готовый начать урок.

Робин окинула комнату быстрым взглядом и увидела только одно свободное место в последнем ряду. В углу, рядом с Кайлом Уокером. Самый плохой парень. Робин ощутила дрожь в коленках.

Кайл Уокер учился на третьем курсе и был самым красивым парнем в школе. У него были темные волосы и очень темные глаза, но от этого парня любой здравомыслящей девочке следовало держаться подальше. Однако не все так поступали. За то короткое время, что Робин посещала школу Коронадо, она не встретила здесь ни одной особы женского пола, которая оставалась бы равнодушной к этому красавцу, и ни одного парня, относившегося к нему без некоторой опаски.

Не смешиваясь с толпой, Кайл частенько покуривал на автомобильной стоянке, и на его плече вечно висела какая-нибудь девица. Ходили слухи, что он не один раз видел изнутри городскую тюрьму.

Кайл Уокер был источником неприятностей, и все это знали.

Все также знали, что мистер Мартин ненавидел его. С Робин Кайл не заговаривал ни разу, и хотя это было не ее дело, тем не менее Робин не нравилось, как мистер Мартин при каждом удобном случае придирался к нему. Ей не нравилось и то, что Кайл с непроницаемой маской на лице следил за мистером Мартином, в то время как тот все больше распалялся, повышая голос с каждой минутой и произнося при этом все более язвительные слова.

Мистеру Мартину хотелось спровоцировать Кайла на ответное замечание, однако парень молчал, и это еще больше злило учителя. В конце концов мистер Мартин, у которого краснело лицо и раздувались ноздри, умолкал, и тогда Кайл сдержанно и спокойно, будто это все его совершенно не касалось, говорил:

– Если вы закончили, Мартин, почему бы вам не начать урок?

У мистера Мартина, казалось, лицо краснело еще больше, а весь класс замирал в напряженном ожидании: неужели этот день настал? Неужели мистер Мартин наконец не выдержит и набросится с кулаками на Кайла?

Но по-видимому, этот день пока еще не наступил. И непонятно почему, но Робин не хотелось, чтобы он вообще когда-нибудь наступил.

Несомненно, сомнительная репутация Кайла была небезосновательной, но Робин чувствовала, что в его характере есть что-то еще. То, что он посещал курс тригонометрии, когда на третьем году обучения вполне мог заниматься элементарной математикой, говорило само за себя.

Робин чувствовала и то, что Кайл вовсе не так спокойно, как старался показать, воспринимал нападки мистера Мартина. Робин была уверена, что Кайлу Уокеру это совсем не безразлично, хотя он скорее позволил бы выгнать себя из школы, чем признался бы в этом. Она заметила непокорный гордый блеск в его темных глазах.

С гулко бьющимся сердцем Робин села рядом с Кайлом. В это утро в спешке она натянула на себя белую хлопчатобумажную рубашку с круглым отложным воротником, бледно-желтый кардиган, юбку из шотландки зелено-желтого цвета, желтые носки и сабо. Это был один из ее любимых нарядов, потому что она очень любила свои сабо. Хотя в глазах Кайла Уокера она, вероятно, выглядела неприметным лимонно-зеленым пятном.

Кайл, развалившись, сидел за партой с вытянутыми в проход скрещенными ногами, не обращая, как, впрочем, и всегда, никакого внимания на Робин.

– Ну что ж, – с обреченным вздохом сказал мистер Мартин, – давайте начнем. – Он взял со стола учебник. – Откройте, пожалуйста, ваши пособия на странице двести четыре.

Под пристальным взглядом учителя все, кроме Кайла, послушно раскрыли учебники. Лицо мистера Мартина расплылось в довольной ухмылке.

– Мистер Уокер, я вижу, у вас все еще нет учебника.

Кайл взглянул на мистера Мартина, но промолчал.

– Если мне не изменяет память, – продолжал учитель, прижимая раскрытый учебник к груди, – вы должны были найти свой учебник или внести за него деньги до двадцать третьего числа. – Он взглянул на календарь на своем столе и изобразил удивление. – Ах, посмотрите, сегодня именно двадцать третье. Насколько я понимаю, раз у вас нет учебника, значит, вы принесли деньги.

Атмосфера в классе сгустилась. Мистер Мартин смотрел на Кайла, а Кайл на него. Мистеру Мартину представился шанс отыграться. Робин не сомневалась в этом. Судя по тому, как Кайл одевался и вызывающе вел себя, она была уверена в том, что у ее соседа по парте нет денег. Она догадывалась о гордыне, под которой он скрывал растерянность из-за неспособности платить за что-либо. Робин было слишком хорошо известно, каково быть бедным. В ней закипала бессильная злость.

– Что ж, мистер Уокер, у вас есть деньги?

Кайл медленно втащил свои длинные ноги под парту, наклонился вперед и очень спокойно похлопал по карманам своих джинсов. После нескольких секунд напряженного молчания он пожал широкими плечами:

– Извините, но, по-видимому, я где-то потерял их.

Довольная ухмылка мистера Мартина стала еще заметнее.

– Ну что ж, – заговорил он.

И в эту секунду Робин начала действовать. Она не думала о том, правильно ли поступает. Вытащив двадцатидолларовую банкноту, которую мать дала ей на две недели на школьные обеды, она незаметно бросила ее на пол. Затаив дыхание, Робин вжалась в спинку парты в ожидании дальнейшего развития событий.

– Похоже, мистер Уокер, у вас большие неприятности.

– Простите, мистер Мартин, – вмешалась Робин. – Но может быть, это деньги за учебник Кайла там, на полу?

Улыбка сползла с лица мистера Мартина, и он медленно повернулся, чтобы взглянуть на нее. Весь класс, включая Кайла Уокера, тоже посмотрел на Робин.

Она же настолько перетрусила, что ей показалось, будто отложной воротник душит ее. Что она наделала? О чем она думала? Да ни о чем она не думала.

Робин встретилась взглядом с Кайлом, в обычно непроницаемом выражении глаз которого сквозило едва различимое удивление. Прежде чем перевести взгляд на мистера Мартина, Робин чуть заметно пожала плечами.

Все по-прежнему молчали. Мистер Мартин смотрел на нее так, будто у нее на плечах вдруг выросло три головы.

Учитель простоял на месте, казалось, целую вечность, прежде чем, не спуская глаз с Робин, очень медленно двинулся по проходу в конец класса. Он остановился у аккуратно сложенной двадцатидолларовой банкноты, лежавшей на полу рядом с ногой Кайла.

Прошло еще несколько томительных секунд. Затем он наконец перевел взгляд на Кайла, после чего медленно нагнулся, чтобы поднять банкноту. Тихим голосом, чтобы слышал только Кайл (хотя Робин тоже расслышала это), мистер Мартин сказал:

– Это еще не конец, Уокер. – Затем он поднял деньги, развернулся и зашагал назад к доске.

Следующие пятьдесят минут тянулись, как никогда, долго для Робин. Минутная стрелка на висевших на стене часах двигалась чрезвычайно медленно. Теперь не только неправильные ответы приводили в ярость мистера Мартина, но и на правильные он реагировал раздраженно.

Когда наконец прозвучал звонок, возвещавший об окончании урока, портфель Робин был уже собран. Ей совсем не хотелось объясняться ни с мистером Мартином, ни с Кайлом Уокером. Не то чтобы Робин не хотела разговаривать с Кайлом, но она была уверена, что он видел, как она подбросила деньги. Подмеченное Робин выражение грустного удивления в его глазах только подтверждало тот факт, что его бедность трогала Кайла куда больше, чем он хотел это показать.

Продолжение учебного дня было для Робин не лучше, особенно если учесть, что она осталась без денег на обед и ощущала зверский голод. Помимо этого, она так нервничала при представлении своего реферата по литературе, что постоянно сбивалась, а это вызывало смех у старшеклассников.

В половине четвертого у Робин наконец закончились уроки, и она готова была идти домой. Еще одна задержка у шкафчика, и ей скорее всего сегодня удастся избежать встречи с Кайлом Уокером. А завтра она сменит курс математики на другой предмет и тогда не будет встречаться с ним до конца года. Но, повернув за угол по пути к своему шкафчику, она поняла, что сегодня удача точно отвернулась от нее. Возле шкафчика ее поджидал Кайл Уокер. Робин попыталась убедить себя, что он ждет Вебстера Бэйлстока, чей шкафчик располагался рядом с ее, хотя и не могла себе представить, что понадобилось Уокеру от президента шахматного клуба. Но она вполне представляла себе, что ему могло понадобиться от нее.

Надеясь, что Кайл еще не заметил ее, Робин резко развернулась и направилась в противоположную сторону. Однако, по-видимому, Кайл обладал превосходным боковым зрением. Робин не успела пройти и нескольких шагов, как он оказался рядом с ней.

Решительно, но и с удивившей Робин мягкостью Кайл взял ее за руку и повернул к себе. Какой же он был красивый! Такого красивого парня ей еще не приходилось видеть так близко.

– Зачем ты сделала это? – спросил он.

– Что?

– Черт возьми, зачем ты сделала это?

Что она могла ответить? Что она, подобно всем другим девчонкам, влюблена в него по уши? Или еще более правдиво, что по его глазам она заметила, как он уязвим и только прикидывается, напуская на себя безразличный вид?

– Потому что мне не хотелось видеть, как тебя вышибут из школы только потому, что так захотелось мистеру Мартину.

Робин снова заметила проблеск удивления вето взгляде.

– Я сам могу о себе позаботиться. И не нуждаюсь ни в чьей защите, а тем более какой-то малышки.

Кайл мог сказать что угодно, чтобы привести Робин в замешательство, но, обозвав ее малышкой, привел в ярость.

– Никакая я тебе не малышка. Мне хватает и лет, и сообразительности, чтобы догадаться о том, как ты несчастен... из-за всех своих проблем.

Губы Кайла искривились в усмешке.

– Я несчастен? – Кайл облокотился о соседний шкафчики наклонился так близко, что Робин снова почувствовала, будто воротник стягивает ей горло. – Только не говори, что ты и в самом деле так наивна. Задница. Тебе приходилось когда-нибудь произносить слово «задница», малышка?

Это можно было предвидеть. Наверное, она витает в облаках, если могла подумать, будто увидела затаенную обиду в его глазах. Робин натянуто улыбнулась:

– Конечно, приходилось. Я знаю слова и похуже. Козел. Как тебе это нравится? Ты и есть козел. – С этими словами Робин оттолкнула его локтем и с высоко поднятой головой направилась к двери, не обращая внимания на раскаты смеха, эхом прокатившиеся по заставленному металлическими шкафами помещению.

Первое, что она сделает с утра в понедельник, так это поменяет курс математики на любой другой.

Глава 5

Поскольку Бобби Мак решил, что не может без угрызений совести уволить Лейси, он предположил, что ему легко удастся не обращать на нее внимания. Однако, пробыв здесь чуть более недели, он понял, что в отношении Лейси Райт ничто не дается легко.

Она сводила его с ума.

Кроме того, он ощущал пикантную тесноту в брюках каждый раз, когда она входила в комнату. Он терялся в догадках: почему? Лейси совсем не была похожа на тех женщин, с которыми он предпочитал встречаться. Те были нежными и покладистыми, их голоса были низкими и волнующими, побуждавшими думать о пылком, страстном сексе. Все эти годы репортеры по-разному называли его женщин: от ангелочков до ветрениц. Бобби же предпочитал думать о них как о нетребовательных и избегающих осложнений созданиях.

В отношении же Лейси нельзя было сказать ни то ни другое. И это становилось очевидным, едва она входила в бар и завсегдатаи «У Бобби» старались более чинно сидеть и разговаривать потише. Стоило ей бросить один взгляд, чтобы посетители начинали вести себя благопристойно, что вскоре стало вызывать раздражение. Уже никто не заходил в бар опохмелиться.

Ничем не отличался и сегодняшний день. Лейси вышла из офиса с одним из этих проклятых гроссбухов в руках, как только начали появляться завсегдатаи.

– Бонжур, – бодрым голосом поприветствовала она всех, не обращая внимания на прокатившийся по бару недовольный ропот.

На ней была шерстяная кофта с маленькими белыми пуговицами и шерстяные брюки с отворотами. Кремовая кофта, кремовые брюки, туфли без каблуков и нитка жемчуга на шее. Волосы были стянуты узлом на затылке, и небольшие завитки обрамляли лицо; в ушах поблескивали жемчужные сережки. Ее вид совершенно не соответствовал работе с бухгалтерскими книгами в баре, скорее можно было предположить, что она собралась на задний двор, чтобы нарезать цветов для обеденного стола.

Лейси выглядела строгой, чопорной и, как вынужден был признать Бобби, чертовски сексуальной. Кто бы мог подумать, что тип библиотекарши сможет возбуждать его? Эта травма определенно подействовала на его мозги.

Бобби сидел на месте, с которого мог обозревать все помещение. Лейси лишь мельком взглянула на него в тот момент, когда он в очередной раз глотнул взболтанную сыворотку, которую налил в глиняную кружку для темного пива.

Лейси по-хозяйски прошла за стойку бара, чтобы подсчитать количество бутылок.

– Знаете ли вы, – перекрывая все разговоры, обратилась она к посетителям с очередным своим сообщением, что превратилось в ежедневный ритуал снабжения их бесполезной информацией, – что у раков нет видимых признаков существования мозга?

Сидевшие у стойки застонали, а Джаззи беззвучно воззвала к Бобби с просьбой уволить ее. Бобби нахмурил брови.

– Тогда пристрелите меня и положите конец моим несчастьям, – прошипела Джаззи как раз в тот момент, когда Лейси вынырнула из-под стойки.

– Да, я тоже думаю, что без мозгов жить одно несчастье, – подхватила она, выписывая на листке бумаги столбики цифр. – А я говорила вам, что весь английский язык...

– Да! – в унисон оборвали ее все присутствовавшие.

Лейси пожала плечами и, рассмеявшись, направилась к складу.

– Глупо загружать вас такими вещами. Пойду лучше считать бутылки на складе, чтобы не надоедать вам.

– Вот и хорошо, – проворчал кто-то, как только она ушла.

– Не спеши радоваться, – откликнулся другой.

– Может быть, запереть ее там? – выдвинул предложение Питер.

– Ну что вы, ребята, – удивляясь себе, вступился Бобби. – Не так уж она плоха.

В действительности же еще как плоха. Стоило ему лишь подумать обо всех тех историях, что рассказывала Лейси, как у него начиналась головная боль. Но при этом, как ни странно, он испытывал уважение к ней. Хотя она была еще несовершеннолетней, когда у нее появился ребенок, она не испугалась ответственности. Не отказалась от своей дочери. Она пожертвовала своей молодостью ради дочери.

Более того, хотя Лейси и ставила с ног на голову все представления Бобби о том, как следует содержать бар, ей удалось навести порядок в бухгалтерских книгах. Ночами, после закрытия бара, Бобби корпел над гроссбухами, и чем больше погружался в дело, тем явственнее осознавал, что Аллигатор обманывал его. Сначала мысли об этом приводили его в ярость, но когда он узнал, что его друг детства снялся с места и покинул город, то пришел к выводу, что это был наилучший выход из положения. Им больше нечего было сказать друг другу.

– Лейси Райт кого хочешь достанет, – заявила Джаззи. – И она мешает мне работать.

Бобби покачал головой:

– Она никому не мешает.

Снова появилась Лейси.

– Готово.

– Она мне мешает, – продолжала настаивать Джаззи. – И тебе тоже, Бобби Мак. Со дня своего приезда ты еще не закадрил ни одну женщину. Тебе нужно поддерживать свою репутацию. Вместо этого ты сидишь целый день в баре и пьешь... – она схватила его кружку, поднесла к носу и с гримасой отвращения грохнула ею о стол, – вонючую болтушку.

Дай Джаззи волю, и она уничтожит противника.

– Но ведь была Дарла, – заявил Бобби и даже устыдился оборонительного тона, которым произнес это.

– Дарла? По-твоему, Дарла – это завоевание? – с издевкой продолжила Джаззи. – Завалить Дарлу даже Питеру под силу.

Лейси оттопырила ухо рукой с зажатым между пальцами карандашом.

– Мне послышалось, или здесь действительно упоминалась сексапильная возлюбленная нашего бесстрашного патрона?

Джаззи громко фыркнула:

– Ну вот. Снова начинается.

И действительно, Лейси приступила к подробному анализу любовной жизни Бобби. Бобби отказывался верить своим ушам, когда она сравнила его умение ухаживать с манерами доисторических предков – вроде того как схватить женщину за волосы и потащить в пещеру.

Бобби только потихоньку выругался, а вот у завсегдатаев вдруг обнаружилось чувство юмора, которое проявилось в их дружном смехе. Однако, когда он начал обстреливать их грозными взглядами, они вдруг так же дружно закашлялись. Одна лишь Джаззи настолько сохраняла лояльность к боссу, что сначала выслушала сравнения Лейси с гневным выражением лица, а потом, горестно покачивая головой, отвернулась.

– Конечно, есть женщины, которым нравится брутальное обращение нашего самца Бобби. – Направившаяся в офис Лейси казалась довольной. – Все бутылки сосчитаны. Теперь остается только сверить цифры. – Она выразительно посмотрела на своего работодателя. – Меня очень интересует результат.

Чертовски соблазнительные ягодицы Лейси скрылись в коридоре, и Бобби пробормотал проклятие в адрес женщин. Бет, Лейси, черт, даже Джаззи – все сегодня только и делали, что доставляли ему огорчение.

Угнетало Бобби и то, что колено не заживало так быстро, как он надеялся. Дни пролетали, а ему нужно быть снова в форме до начала игр серии плей-офф. Но движение ноги в колене все еще было затруднено, сухожилия натянуты, как рояльные струны, опухоль полностью не сошла.

Бобби отказывался думать о боли. Единственной его задачей было вернуться на поле. Он уверил себя, что колено разработается. Каждый раз на приеме у доктора у него появлялось желание снять скобки и отбросить костыли. На сегодня у него был запланирован долгий вечер расслабления с Дарлой. Она знала, как заставить мужчину забыть о его заботах.

Устав от бесплодных мыслей, Бобби оттолкнулся от барной стойки и поковылял по коридору. Войдя в кабинет, он сразу увидел Лейси, которая сидела за своим столом, колдуя над бухгалтерскими книгами, и все его мысли о славном, расслабляющем вечере с Дарлой улетучились.

Лейси действовала на него завораживающе, привязывая его к себе, не давая отвернуться. Она сосредоточенно работала, склонив набок голову. Старомодный узел волос резко контрастировал с длинной белой шеей. Очень изящной.

Закрывая дверь, Бобби хлопнул громче, чем хотел. Лейси подняла голову и улыбнулась, отчего глаза у нее стали светлее. Бобби с удовольствием вспомнил тот день, когда сказал, чтобы она воспользовалась маленьким боковым столом, и Лейси, как политзаключенный, брошенный в тюрьму за свои твердые убеждения, собрала вещи и водворила на новое место это чертово макраме и фарфоровую чашку. Бобби стойко переносил ее выпяченный подбородок или колючие взгляды, но от ее неожиданной улыбки его бросало в жар, и у него кружилась голова.

Бобби направился к своему столу, а Лейси вернулась к гроссбуху. Каждый его шаг сопровождался ее возмущенным фырканьем или сердитым хмыканьем. «Слава Богу», – чуть не пробормотал он вслух.

Но у Бобби хватило сил удержаться от этих слов, он даже добрался до своего стола, не задав ни одного вопроса. Лейси же не говорила, что обнаружила на этот раз, а у него не было настроения выспрашивать, что там еще натворил Аллигатор.

Бобби рухнул в свое кресло и напустил на себя деловой вид. За тот короткий период, что Лейси работала здесь, она настолько плотно и досконально вникла в дела, что для него не оставалось никакой работы. Но ей не обязательно знать об этом.

– О Господи, – сказала Лейси, ни к кому не обращаясь, потом перевернула страницу гроссбуха.

Наконец Бобби не выдержал:

– Что там еще?

Лейси встала. Кофта накинута на плечи, раскрытый гроссбух прижат к груди.

– Вы знаете, сколько порций рома было продано в баре за сентябрь? – строгим тоном спросила она.

Бобби знал, но не собирался извещать ее об этом.

Лейси заглянула в книгу.

– Судя по этим данным, было оплачено сто пятьдесят семь порций рома, а это означает, что должно было быть израсходовано двести тридцать пять унций рома, то есть менее семи, а если точно, шесть целых и шестьдесят восемь сотых литровых бутылок.

– Куда вы клоните? – поинтересовался Бобби, прекрасно понимая, куда она клонит.

– Это означает, что более пяти бутылок рома было украдено, подменено... – Лейси поколебалась и обличающее взглянула на Бобби, – или было разлито бесплатно в соответствии со снисходительным отношением к раздаче алкогольных напитков, что мне довелось наблюдать с момента появления здесь. Последнее, по-моему, наиболее вероятно.

Действительное количество недостающих бутылок поразило Бобби. Хотя он и просматривал книги, у него не хватало времени перевести количество проданных порций в количество израсходованного напитка. Он знал, что они часто наливают даром. Бобби считал, что это помогает удержать посетителей. Он списывал эти расходы на развитие предприятия. Как же, репутация фирмы. Но, узнав точное количество всего одного напитка, израсходованного на эти цели в течение одного только месяца, Бобби не мог не обратить на это внимания, хотя ему и не нравилось, что об этом знает Лейси.

– Вероятно, вы правы, – сказал Бобби.

Он отвернулся. Лейси возмущенно ахнула, но ему было все равно. Хватит с него Аллигатора, бухгалтерских книг, Лейси с ее нежными карими глазами и слишком пухлыми губами, от которых у него моментально встает.

Бобби поднялся с кресла, схватил костыли и направился к двери. Чем околачиваться здесь, лучше уж заняться физиотерапией. Но прежде чем он успел благополучно выскользнуть из офиса, Лейси остановила его строгим окликом:

– И вам это все равно?

Бобби резко крутанулся и посмотрел на нее, чувствуя, как внутри у нее разгорается какой-то огонь.

– Все равно, – солгал он.

Лейси запрокинула голову и округлила глаза, но не потому, что он внушал ей ужас, а потому, что ей было непонятно. Что же он за человек, если его не волнует, куда уходят его деньги? Бобби прочитал этот вопрос в ее глазах и не мог винить ее в этом.

Конечно, его волновало это. Иногда даже очень. Однако идея создания бара «У Бобби» никогда не была связана с вопросом о выигрыше в деньгах. Но если она связана не с получением прибыли, то с чем же?

Бобби смотрел на Лейси и прокручивал в голове напрашивающиеся вопросы. Вопросы, которые ему не нравились. До сих пор такая жизнь вполне устраивала его, и ему не хотелось, чтобы эта женщина все перевернула здесь вверх дном.

– Оставьте все как есть, миз Райт. У меня нет настроения разговаривать с вами на тему о том, что мне нравится, а что нет. Оставьте меня в покое. Мне сейчас необходимо сосредоточиться на колене.

Он протаранил дверь, потом миновал бар, ограничившись не более чем улыбкой и прощальным взмахом руки, сел в свой мощный «лексус» и укатил со стоянки. Пульс стучал, как часовой механизм бомбы. Бобби ехал вверх по Меса-стрит в направлении медицинского центра. Несмотря на вздымавшиеся по левую сторону горы и сменившие их затем холмы, желанное успокоение пришло к нему, лишь когда справа показалась речная долина.