Текст книги "Непослушные принцессы"

Карабу не приплыла в Англию из далекой Ост-Индии. Такого места, как Джавасу, на свете просто не существует. На самом деле она была родом из соседнего графства. Как нам кажется, чем дольше ее спасители и их друзья пытались узнать о Карабу, тем больше информации они ей предоставляли. Считая, что девушка не умеет ни разговаривать, ни читать по-английски, они показывали Карабу книги с иллюстрациями, изображающими ее предполагаемую родину, и не таясь рассказывали друг другу об экзотических «восточных» традициях, известных им. Девушка украшала услышанным свои повествования. Ей не было дела до того, какое происхождение имеет та или иная традиция. Карабу в равной мере восхищалась китайской головоломкой и резьбой эскимосов по мыльному камню.

После первого толчка, полученного от португальского путешественника, мотивы которого до сих пор остаются невыясненными, Карабу вошла во вкус. Слушать ее было, должно быть, интересно. Девушка ни разу не прокололась. Современник вспоминает: «Она ни разу не сбилась и не запуталась, не допустила ошибки ни в разговоре, ни в своем поведении. Она всегда соблюдала ритуал омовения собственной чайной чашки и т. д.» Даже попытки вывести Карабу на чистую воду, удивив ее, не сработали. Однажды две подозревающие неладное служанки ворвались в ее комнату, вопя о пожаре, но принцесса лишь одарила их недоумевающим взглядом.

К началу июня, впрочем, когда весть о принцессе достигла даже Шотландии, продолжать игру стало очень опасно. Карабу сбежала от Уоралов в расположенный неподалеку модный город-курорт Бат. Но если девушка намеревалась лечь на дно и подождать, пока страсти вокруг нее поутихнут, она просчиталась. Когда миссис Уорал отыскала свою сбежавшую подопечную, то обнаружила Карабу «на вершине славы и в центре внимания». Девушка уютно устроилась в гостиной одной знатной особы в окружении «модных визитеров», пришедших с ней познакомиться.

Карабу удалось убедить миссис Уорал в том, что ее побег связан с желанием вернуться на Джавасу. Однако через несколько дней, благодаря общественному резонансу, вызванному ее появлением в Бате, правда начала всплывать на поверхность. Женщина, у которой Карабу прежде снимала помещение, сообщила миссис Уорал, что несчастная принцесса как две капли воды похожа на ее квартирантку-англичанку. Затем появился молодой человек, который помнил Карабу по прежней жизни и добавил что-то насчет того, что «ей следовало бы быть более покладистой в его обществе».

Карабу была изобличена, и ей ничего не оставалось, кроме как рассказать миссис Уорал правду или нечто очень близкое к правде.

Карабу с острова Джавасу на самом деле звали Мэри Бейкер, она же Уилкокс. Она была родом из Визериджа, расположенного в графстве Девоншир. В шестнадцатилетнем возрасте Мэри устроилась служанкой в дом к фермеру, но ушла оттуда, когда хозяин отказался повысить ей жалованье. Сменив несколько мест, на которых приходилось выполнять грязную и тяжелую работу, она впала в нужду и вынуждена была ходить от дома к дому, прося милостыню. Мэри не хотела возвращаться в маленькую деревушку в Девоншире, где почти все приходились ей родней. Девушка направилась в Лондон, где заболела и несколько месяцев провалялась в больнице. Оттуда ее взяла в прислуги одна семья.

После досадного недоразумения Мэри вынуждена была оставить это место. Отчаявшись, девушка нашла пристанище, как ей казалось, в женской религиозной общине, расположенной в районе Блэкфрайэрс. Вскоре, однако, выяснилось, что в лечебнице Святой Марии Магдалины живут исключительно «раскаявшиеся проститутки». Когда стало известно, что Мэри никогда не занималась этим ремеслом, ее оттуда выгнали. Теперь девушка решила вернуться в Девоншир. Направляясь домой, Мэри обрйзала себе волосы и облачилась в мужскую одежду, чтобы проще было найти себе работу. Она связалась с разбойниками, промышлявшими на большой дороге. В ее обязанности входило исполнять при них роль слуги и быть на подхвате. Уловка Мэри раскрылась, когда она не сумела выстрелить из пистолета. Разбойники отпустили ее, под страхом смерти запретив рассказывать что-либо о них посторонним.

Наконец Мэри вернулась к родителям. Те потребовали от дочери, чтобы она нашла себе работу. Как и прежде, долго это не продлилось. От кожевенника Мэри ушла потому, что тот заставлял ее таскать тяжелые шкуры, привозимые на телегах в мастерскую. В другом месте ее заставили пройтись по глубокому снегу, после чего она заболела и чуть было не умерла. Стать кухаркой у Мэри не получилось из-за того, что «огонь с ней не дружил».

Вернувшись в Лондон в 1814 году, Мэри предположительно вышла замуж за француза, который сбежал от нее вскоре после того, как узнал, что она беременна. В 1816 году она родила сына. Не имея средств, чтобы самой прокормить ребенка, не зная, вернется ли к ней муж, Мэри отдала мальчика на усыновление. Вскоре после этого ребенок умер в сиротском приюте. Узнав об этом, Мэри бросила место служанки в Лондоне и пустилась бродяжничать по стране. Некоторое время она пропутешествовала вместе с цыганским табором. Покинув цыган, которые упрашивали Мэри остаться с ними, молодая женщина принялась скитаться из села в село, желая скопить достаточно денег, чтобы хватило на переезд в Америку. Побираться, приняв вид иностранки, показалось Мэри куда интереснее и выгоднее. Вот так она появилась в Алмондсбери, а затем очутилась под крылом добросердечных Уоралов.

Рассказанная ею история, насколько можно ее проверить, довольно близка к правде. Кое-что из того, что поведала Мэри, подтвердил ее отец, ошеломленный услышанным сапожник из Девоншира. Он выразил мнение, что, хотя его дочь смышленая, «у нее не все в порядке с головой», после того как в пятнадцатилетнем возрасте Мэри переболела острой ревматической лихорадкой.

Мэри не была мошенницей. Все рассказчики о ее мистификации сходятся на том, что она ничего не украла, никогда не брала вещей, ей не принадлежащих. Так почему она так себя повела? Возможно, первоначально Мэри хотела оградить себя от риска очутиться в тюрьме. Английские законы тех лет сурово относились к попрошайкам и бродягам. Если бы стало известно, что она не иностранная принцесса, а обычная, сбившаяся с верного пути англичанка, Мэри рисковала провести в тюрьме не один год.

Современники имели, впрочем, на ее счет другие предположения. Один краниолог (так называли ученых, которые по форме черепа человека пытались определить его характер) назвал Мэри «холодной» особой, обладающей «безграничными амбициями». Как ни странно, этот ученый муж обнаружил в форме ее черепа мало «скрытности», но исключительно много «осмотрительности» и «тщеславия». На основе своих наблюдений он пришел к выводу, что целью игры, которую вела Мэри, было доказать всем, что «я… я… я… я могу водить вас за нос и выставлять полными дураками». Журналистское расследование прошлого и личности «принцессы», которое вел неутомимый Джон Мэтью Гутч из бристольской газеты, выявило, что эта женщина обладала живым воображением и любила находиться в центре всеобщего внимания. Опросив всех, кто ее знал, Гутч пришел к выводу, что окружающим Мэри казалась эксцентричной выдумщицей, рассказывающей небылицы, «которые никому не причиняли ни малейшего вреда, но проистекали, кажется, от одной лишь любви к неординарному». На Гутча Мэри произвела благоприятное впечатление: «Подобного рода талантам должно было найтись лучшее применение; то, что этого не произошло, достойно великого сожаления».

Впрочем, надо признать, что фантазии Мэри не всегда были здоровыми. Даже рассказанная ею «правдивая» история ее жизни не полностью избавлена от лжи. В некоторых случаях ложь смехотворна. Несмотря на то что Мэри говорила миссис Уорал, она не могла не знать о том, что лечебница Святой Марии Магдалины – приют для бывших проституток. При поступлении в это заведение Мэри заявила, что на распутный образ жизни ее толкнул джентльмен, который соблазнил, а потом бросил ее. Из госпиталя Мэри ушла по собственной воле. Проституцией она не занималась, это достоверно известно. Зачем в таком случае ей взбрело в голову обращаться за помощью в лечебницу Святой Марии Магдалины, остается невыясненным. Была она замужем или нет, выяснить также не удалось. Известно только, что у нее родился мальчик, который умер в сиротском приюте – эти ее слова подтверждаются документами. После смерти младенца ее рассказы и выдумки становятся все более затейливыми.

Подобного рода поведение полностью соответствует тому, что мы знаем о нервных срывах, вызванных сильным потрясением. Особенно это опасно, если человек предрасположен к сумасшествию, что в случае с Мэри, кажется, соответствует действительности. Люди, пережившие острую ревматическую лихорадку, склонны к различным психоневрологическим расстройствам, в том числе к маниакально-депрессивному психозу. Поэтому заявление отца Мэри о том, что, пережив лихорадку, она начала вести себя немного странно, не так уж далеко от истины.

То, что люди ей верили, вполне объяснимо. Мэри была хорошей актрисой, а окружающие просто-напросто хотели ей верить. В те времена романтическое восприятие «восточного» было в моде. В популярную культуру оно проникало через живопись, поэзию, книги с иллюстрациями и даже внутренний декор помещений. Иметь у себя в маленькой тихой деревушке настоящую принцессу с Джавасу было ужасно экзотично. Кто бы не захотел поверить, что все это правда?

После того как обман Мэри открылся и рассказы о нем появились в местных газетах, интерес к принцессе-самозванке с Джавасу даже возрос. В город съезжались люди с разным общественным положением только для того, чтобы увидеть Мэри. Были среди них графы, врачи и даже несколько священников, желающих направить заблудшую душу на путь истинный.

Но в 1817 году, через несколько месяцев после своего разоблачения, молодая женщина села на борт корабля, следующего в Америку. Проезд ей оплатила достойная восхищения миссис Уорал, чья доброта не знала пределов. Рассказы о мистификации, героиней которых была эта женщина, опередили Мэри. На пристани порта в Филадельфии толпились любопытные зеваки. Уже появились планы поставить на подмостках пьесу, в которой Мэри будет играть саму себя. Каррабу, как начали произносить придуманное ею имя в Америке, моментально стала знаменитостью, а модницы принялись щеголять в тюрбанах. Впрочем, Мэри вскоре стала подвергаться насмешкам. Без сомнения, элемент издевки над легковерием британцев присутствовал в репортажах местных газет об американских похождениях мисс Карабу, включая плавание вверх по водопаду. К этому примешивалось негодование по поводу того, что эта девушка, «пользующаяся дурной славой» у себя на родине, как писалось в одном издании, осмелилась появиться в Америке.

В 1824 году Мэри вновь появляется в Лондоне в общем зале гостиницы на Нью-Бонд-стрит под именем принцессы Карабу. Желающих с ней познакомиться было не много, поэтому денег на оплату номера не хватало. Ее слава, судя по всему, была не слишком долговечна. Но судьба оказалась благосклонной к этой самозванке королевских кровей. Мэри вернулась в Бристоль и организовала доходный бизнес по продаже пиявок местным больницам и аптекам. Она вышла замуж за Ричарда Бейкера. У них родилась дочь, которую тоже назвали Мэри. После смерти матери торговля пиявками перешла к ней. Девушка унаследовала неординарную личность матери и со временем стала считаться городской сумасшедшей, помешанной на кошках.

Мэри Бейкер, она же принцесса Карабу, умерла в Бристоле в канун рождества 1864 года в возрасте семидесяти пяти лет, а вот история ее похождений продолжала жить и приводить людей в восхищение. Время от времени к ней обращалась популярная культура. Так, в девяностые годы прошлого века появились художественный фильм с Фиби Кейтс в главной роли, постановка в бристольском театре и телевизионная программа на Би-Би-Си. Мэри могла бы собой гордиться. В конце концов, она любила хорошие истории.

Шесть способов стать мнимой принцессой

Принцесса Карабу была не единственной женщиной, выдававшей себя за августейшую особу. История знает множество самозванок, которые из-за своего безумия, любви или жадности претендовали на то, чтобы быть теми, кем не являлись.

Большинство выбирали тактику героини «Принцессы на горошине». Они разговаривали как принцессы, вели себя как принцессы, устраивали истерики из-за овощей под матрасами и надеялись, что окружающие признают в них особ голубой крови. Другие самозванки полагались на невежество аудитории и желание поверить их россказням. Встречались, правда, и выдающиеся актрисы, подобные принцессе Карабу, которые пользовались своим живым воображением и непомерной дерзостью. Иногда в вымысел верили только потому, что и сама самозванка свято уверовала в свои сумасшедшие бредни.

Итак, если вы решили строить из себя липовую принцессу, вот шесть достойных вашего внимания способов стать самозванкой.

В 1774 году эта молодая женщина объявилась в Париже, заявляя, что является законнорожденной дочерью императрицы Елизаветы, тети русского царя Петра Третьего, и ее тайного мужа графа Алексея Разумовского. Если бы это было правдой, то у этой женщины прав на императорскую корону было бы больше, чем у императрицы Екатерины Второй, взошедшей на престол не по праву крови, а через брак.

Эксцентричная женщина называла себя княжной Таракановой. Так, по ее утверждению, нарекла ее высокородная мать, прежде чем отослать подальше от двора в Персию[32]32
  На самом деле титул княжны Таракановой присвоил самозванке французский дипломат Жан Анри Кастера в своей книге «Жизнь Екатерины II, императрицы российской» (1797). Под этим именем она фигурирует в исторической и художественной литературе.


[Закрыть]. Красивая и получившая, судя по всему, хорошее образование, самозванка вызвала определенный интерес в среде европейской аристократии. Несколько мужчин стали частью ее «свиты». (Примечание. Когда притворяетесь принцессой, полезно иметь под рукой немного настоящей голубой крови. Так ваши претензии будут иметь больший вес.)

Момент для самозванства был выбран не самый удачный. Недавно по приказу Екатерины Второй в ходе кровавого дворцового переворота был умерщвлен ее склонный к пьянству супруг. Мириться с какими-либо претендентами на престол императрица явно не собиралась. Самозваная княжна, живя в кредит в неимоверной роскоши в Италии, великодушно предложила Екатерине Второй поделить между собой Российскую империю, особо подчеркивая то, что не хочет звать турок себе на помощь. Но русская императрица была не из тех, кто будет колебаться, когда нужно раздавить кого-то из маленьких тараканов-людишек. Решимость Екатерины Второй еще более упрочилась, когда она узнала, что княжна Тараканова поддерживает отношения с польскими мятежниками, сеющими семена революции на территории империи.

Екатерину Вторую беспокоило то, что скандальная слава и определенная поддержка, которую оказывали княжне Таракановой, может спровоцировать начало полномасштабного восстания. Поэтому императрица послала своего бывшего любовника, графа Алексея Орлова, в Италию с особой миссией. В его обязанности входило втереться самозванке в доверие, притвориться, что он верит ей, обольстить и похитить ее.

План сработал. Граф Орлов, пообещав жениться на Таракановой, заманил ее на свой корабль. Там ее посадили под арест и увезли в Россию. Княжна Тараканова умерла в тюрьме в 1776 году, чуть меньше чем через год после своего пленения. Она так и не дождалась суда. Сразу же после ее смерти поползли слухи, что самозванка захлебнулась в своей тюремной камере во время наводнения на Неве, но на самом деле женщину погубила болезнь, не излечимая в условиях тюрьмы.

В начале семидесятых годов XVIII столетия сестра королевы Шарлотты, супруги короля Великобритании Георга Третьего и тезки многих городов, местностей, дорог и пабов в британских колониях, посетила Новый Свет. Колониальные сплетники, падкие на новости из метрополии, находились в радостном волнении. Вы не слышали о принцессе Сюзанне-Каролине-Матильде? Ей запретили появляться при дворе после одного скандала… Но ведь королева Шарлотта родом из Германии. Почему принцесса Сюзанна не говорит по-немецки?.. Потому что она отказывается разговаривать на своем родном языке до тех пор, пока не помирится с самой любимой из своих сестер. Скандал в королевском семействе! Все места себе не находили от возбуждения.

Полтора года принцесса Сюзанна была украшением светских салонов Виргинии и обеих Каролин. Она ездила по гостям и пользовалась доступным ей комфортом. Как же все были шокированы, когда «принцесса» оказалась не впавшей в немилость особой благородных кровей, а беглой преступницей.

Настоящее имя принцессы Сюзанны было Сара Уилсон. Родом она была из графства Стаффордшир. В Лондоне Сара нанялась в прислуги к Каролине Вернон, одной из фрейлин королевы Шарлотты. Вскоре после этого обнаружилось, что за короткое время Саре Уилсон удалось украсть у своей хозяйки богатое платье, миниатюрный портрет королевы, кое-какие драгоценности и другие вещи. Женщину судили и приговорили к смертной казни. Благодаря ходатайству Каролины Вернон казнь заменили высылкой в колонии.

В 1771 году Сару Уилсон привезли на корабле в Балтимор и продали в качестве законтрактованной работницы Уильяму Деваллу, плантатору из Мэриленда. Каким-то образом ей удалось сбежать и добраться до Виргинии. С собой Сара прихватила шитое золотом платье, драгоценности и миниатюрный портрет королевы, которые она, верьте или нет, умудрилась утаить от полиции и перевезти через Атлантический океан. Эти вещи как нельзя лучше пригодились Саре Уилсон в задуманной ею авантюре.

Принарядившись должным образом, в глазах местных обывателей Уилсон превратилась в принцессу Сюзанну. Они распахнули перед ней двери своих гостиных и позволили создать собственный двор за их счет. Кажется, Сара была выдающейся актрисой, мелочно-дотошной в деталях. Она даже вышила маленькие короны и монограмму на своем постельном белье. Женщина надела на себя маску аристократки в изгнании, тонко намекая, впрочем, на то, что она все еще имеет определенное влияние на королевские дома Европы и доброта, проявленная к ней сейчас, будет впоследствии щедро вознаграждена. Сколь долго намеревалась самозванка играть свою роль, не ясно, но пока что ей удавалось вести успешную торговлю обещаниями.

Новости в колониях имели свойство путешествовать без всякой суеты. Прошло много месяцев, прежде чем Девалл услышал о проделках «принцессы в изгнании». Плантатор послал одного из своих людей в Южную Каролину, куда перебралась к тому времени Сара, с целью взять авантюристку под стражу. Человек, посланный Деваллом, обнаружил Сару Уилсон в доме местного богача в окружении свиты. Открыв присутствующим настоящее имя авантюристки, человек плантатора под дулом пистолета заставил «принцессу» следовать за ним.

Вернувшись к Деваллу, Сара Уилсон еще два года провела в скромной роли служанки, пока ей не представился шанс сбежать. Когда в колонию приплыла другая женщина, которую также звали Сара Уилсон, авантюристка ухитрилась завладеть ее документами. Бывшая «принцесса» впоследствии вышла замуж за британского офицера, и супружеская пара организовала собственный бизнес, используя в качестве стартового капитала деньги, собранные во время пребывания Сары Уилсон в роли изгнанной аристократки. Они жили долго и счастливо в постреволюционной Америке и растили своих детей.

Оливия Серрес, урожденная Уилмот, была женщиной, которая время от времени оказывалась в долгах. Попав в такое незавидное положение, она начинала утверждать, будто является не просто Оливией Серрес, не пользующейся особым признанием художницей-пейзажисткой и романисткой, а принцессой Оливией Кумберлендской, иногда рожденной в браке, иногда незаконной дочерью брата короля.

Впервые Оливия сделала это заявление в 1817 году, направив прошение на имя короля Георга Третьего, который к этому времени был безнадежно психически болен. Она утверждала, что является незаконнорожденным ребенком покойного Генриха Фредерика, герцога Кумберлендского. Этого, впрочем, было недостаточно для того, чтобы отвести от Серрес угрозу долговой тюрьмы. В 1820 году она возобновила свои притязания, утверждая на этот раз, что является законнорожденным ребенком, появившимся на свет 3 апреля 1772 года. Ее мать Оливия Уилмот втайне обвенчалась с герцогом Кумберлендским.

Оливия не ограничилась тем, что тревожила своими просьбами королевский двор. Она выносила свое дело на суд общественности, причем неоднократно. Будучи плодовитой писательницей, она публиковала памфлет за памфлетом, в которых пыталась связать вместе противоречивые притязания. Однажды на улицах Лондона появились листки с броским заголовком: «Принцесса Кумберлендская содержится в неволе!» В 1822 году Оливия выпустила в свет перл под названием «Обращение принцессы Кумберлендской к британскому народу», отличающийся растянутостью и непоследовательностью изложения. Среди всего прочего в нем рассказывалось о том, как юную принцессу, начавшую тонуть, спасла собака, и о том, как она у себя дома подверглась нападению разбойников.

А еще Оливия утверждала, что ее дядя доктор Уилмот был на самом деле ее дедушкой, тайно обвенчанным с польской принцессой. Плодом этого союза была мать Оливии, которая вызвала настолько сильную страсть в сердце герцога Кумберлендского, что он обвенчался с ней в 1767 году. Но их семейное счастье было недолговечным. Герцог бросил свою жену, которая вскоре после этого умерла. Свою дочь отец отдал на воспитание в дом маляра из Уорика, который имел склонность растрачивать чужие деньги.

К счастью для Оливии, все, кто мог бы опровергнуть ее заявления, были мертвы: герцог умер в 1790 году, король Георг отошел в мир иной в 1820-м, а Олив Уилмот, ее мать, «скончалась от мук разбитого сердца» примерно в то время, как ее дочь впервые начала рассказывать небылицы о себе. Аргументом в пользу самозванки было ее внешнее сходство с покойным герцогом. Не обошлось и без театральных эффектов. Оливия приказала нарисовать королевский герб на дверцах своей кареты и одела лакеев в ливреи королевских цветов. Остальные «доказательства» состояли из переписки между нею, членами королевской семьи и несколькими министрами, а также письменных показаний под присягой, подтверждающих ее притязания. Все это было подделкой.

Оливия продолжала настаивать на своем, часто в письменном виде, до самой своей смерти, случившейся в 1835 году. Один из последних памфлетов под названием «Беды, выпавшие на долю ее королевского высочества принцессы Оливии Кумберлендской» вышел в свет в 1833 году. Там, в частности, утверждалось, что «все законы, как людские, так и Божьи, были нарушены в отношении этой леди». В конце памфлета стояло: «Продолжение следует». Так и случилось. После смерти Оливии ее дочь старалась добиться того, чтобы быть признанной принцессой Лавинией Кумберлендской, но ничего у нее не вышло.