Текст книги "Непослушные принцессы"

Несмотря на всю свою язвительность, Шарлотта все же заслуживает толики сочувствия. В конце концов, в детстве ее никто не любил. Девочка росла нервной. Она кусала ногти и сосала одежду. Постоянные придирки со стороны матери только усиливали странности ее поведения. Виктория, дочь королевы Виктории, кажется, испытывала к собственному ребенку стойкую неприязнь. Она называла Шарлотту «глупой», «недоразвитой», «капризной», «непослушной» и «неблагодарной». Природная проницательность Шарлотты воспринималась не иначе как грубость. Спустя много лет, когда мать умирала от рака, Шарлотта была последней из детей, кому сообщили об этом.

Учитывая сложные отношения с матерью, не было ничего удивительного в том, что и к своей дочери Шарлотта не особенно привязалась. Она ненавидела себя беременной, ненавидела те ограничения, которые эта беременность на нее налагала. После рождения Феодоры женщина решила больше никогда не рожать. Ее дочь росла без материнской любви, так же как и она в свое время. Девочку предоставили заботам нянек и гувернанток. Играть с другими детьми ей доводилось нечасто. Когда Феодора подросла, бабушка принялась жаловаться, что «она вылитая копия своей матери». Единственное, что интересовало Феодору, это ее наряды и одежда окружающих. Девушка часто лгала. Отношения с матерью нисколько не улучшились после того, как Феодора в семнадцать лет вышла замуж за принца Генриха XXX Ройсса, не особо богатого аристократа, к тому же на пятнадцать лет ее старше. Феодора страстно хотела иметь детей, но никак не могла забеременеть. К ее горю Шарлотта отнеслась более чем равнодушно. Когда с ней заговорили о внуках, женщина презрительно фыркнула: «Нет, уж лучше я обойдусь без этих маленьких ублюдков!»

Шарлотта не могла понять свою дочь, считала ее «странной», заявляя: «Она ни на что не годна. Уж лучше я буду держаться от нее подальше, и пусть делает, что ей заблагорассудится». Шарлотта настолько отдалилась от своей дочери и зятя, что считала вполне приемлемым публично их оскорблять. Отец Феодоры с удивительной наивностью жаловался на «любовь дочери к сплетням и клевете, которые она не могла унаследовать от нас». Даже плохое здоровье девушки не вызывало у матери ни малейшего сочувствия. Она злословила по поводу «бледности, худобы и уродства» Феодоры, заявляя: «Я не верю, что эта крикливая, чудаковатая особа – мой ребенок… Я просто не могу ее любить!» На переломе столетий Шарлотта принялась уверять окружающих в том, что ее зять заразил дочь венерической болезнью. Она настаивала на том, чтобы Феодора подверглась медицинскому освидетельствованию, если хочет доказать противное. Ссора между матерью и дочерью достигла такого накала, что берлинские сплетники начали поговаривать о психическом заболевании обеих женщин. На то имелось достаточно оснований.

Поведение самой Шарлотты уже долгое время поражало своеволием и истеричностью. Женщина испытывала нездоровое пристрастие к курению, злословию и потреблению горячительных напитков. Не исключено, что она страдала порфирией, редким, вызывающим боли заболеванием крови, обусловившим «безумие» ее прапрадеда со стороны матери, короля Георга Третьего. Впрочем, полученная в последнее время информация свидетельствует о том, что король на самом деле был психически болен. К концу жизни здоровье Шарлотты пошатнулось. Она страдала от ревматизма, болей во всем теле, простуд, больной печени, проблем с кишечником, отеков суставов и странного заболевания крови, которое врачи охарактеризовали как малокровие. Шарлотта мучилась депрессиями, все тело у нее чесалось, и она не могла заснуть. То, что она курила, только усугубляло порфирию. Описывая свою дочь, Виктория назвала цвет ее лица «желтым». От Шарлотты «воняло, как из табачной лавки, что недостойно воспитанной дамы».

Феодора страдала от той же болезни, которая впервые проявила себя, когда девочке было одиннадцать лет. Когда женщине перевалило за тридцать, она часто жаловалась на плохое здоровье, но члены ее семьи сочли все это следствием мнительности и «апатии». Муж говорил, что Феодора настолько ленива, что не в состоянии позаботиться даже о самой себе. «Она преувеличивает свои хвори, доставляя мне и другим множество хлопот». Ко всему вышесказанному надо добавить, что у женщины часто менялся характер: в один и тот же день она могла по нескольку раз впадать в эйфорию и мучиться от «жуткой депрессии».

Первого октября 1919 года в возрасте пятидесяти девяти лет Шарлотта умерла от сердечного приступа. Она так и не помирилась с собственной дочерью. Последующие четверть века Феодора переезжала из санатория в санаторий, страдая от бесплодия и отсутствия должного сочувствия со стороны мужа. Двадцать шестого августа 1945 года она совершила самоубийство, сунув голову в духовку газовой плиты на кухне лечебницы, в которую была помещена. Полвека спустя ее тело эксгумировали. При повторном обследовании было подтверждено предположение, что покойная страдала порфирией.

Когда умерла мать Феодоры, ее некролог занял несколько строчек в колонке новостей газеты «Таймс». Смерть самой Феодоры осталась никем не замеченной. Обеим женщинам довелось жить в очень неспокойное время социальных потрясений, напрочь разрушивших «естественный порядок вещей», который существовал до этого на протяжении долгих столетий. Конечно, это было нелегким испытанием, и обе они с ним не справились. Разумеется, можно сбросить их со счетов, сочтя тщеславными, эгоистичными людьми, но не надо забывать о том, что принцесс в те времена воспитывали в жестких рамках послушания и покорности своему долгу, а это существенно ограничивало их свободу. Жизнь их должна была бы сложиться довольно скучно. Она не для страдающих психическими заболеваниями и не для желающих проводить сексуальные эксперименты. Родиться во дворце, возможно, и интересно, но свобода там всегда ограничена.

Клара Уорд
(17 июня 1873 – 9 декабря 1916)
Княгиня, сбежавшая с цыганом… официантом… станционным смотрителем

Колонки сплетен на обоих континентах

Париж. Тысяча восемьсот девяносто шестой год. Молодая, бойкая и красивая княгиня вместе со своим значительно старшим по возрасту мужем сидят в прокуренном кафешантане, пользующимся дурной славой ночном заведении, посещать которое, впрочем, не гнушаются богачи. Несмотря на ноябрьский холод, в помещении очень тепло, почти душно. Округлые белые плечи княгини обнажены. Пышная грудь едва не вываливается из корсета. Скучая, женщина вертит в руке бокал шампанского. Оркестр заиграл берущую за душу цыганскую мелодию. Послышались стенания скрипки. Скрипач, черноволосый мужчина небольшого роста с темными сверкающими глазами, осматривает публику, двигаясь между столиками. Его внимание привлекает княгиня. Скрипач, играя все более страстно, направляется в ее сторону. Женщина улыбается.

Десять дней спустя княгиня сбежала со скрипачом-цыганом из Парижа, оставив невозмутимого мужа и двух маленьких детей, не говоря уже о скандализованном обществе. Не в первый раз имя княгини попадало в газетные заголовки по всему земному шару, не в первый и не в последний.

Княгиня де Караман-Шиме, известная также под именем Клара Уорд, не была рождена принцессой, но ей удалось приблизиться к заветной цели многих американок настолько близко, насколько подавляющему большинству приходится только мечтать. Ее отец, капитан Эбер Уорд, был Королем Озер, богатым судовладельцем и промышленником-лесозаготовителем. Будучи первым богачом в Мичигане, он со скандалом развелся с первой женой, матерью семи его детей, после того как женщина отказалась терпеть многочисленные измены мужа. Затем Эбер Уорд женился на женщине, ставшей матерью Клары.

Девочка родилась в Детройте в 1873 году. Ее отец умер, когда Кларе исполнилось всего восемнадцать месяцев. Бульшую часть своего шестимиллионного состояния он оставил ее матери и своим детям от второго брака, существенно обделив детей от первой жены. Мать Клары переехала с дочерью и сыном в Нью-Йорк, а после того как вышла замуж за канадца, в Торонто. Когда Кларе исполнилось пятнадцать лет, ее отправили учиться в Лондон в частную школу-пансион.

Честно говоря, Клара побывала в нескольких школах. Если верить статье, опубликованной в одной из тогдашних газет, она приобрела в Лондоне такую репутацию, какой «никакая мать не пожелает своей дочери». Пришлось подыскивать другую школу. Еще в одной статье рассказывается о том, что Клара сбежала из парижского пансиона и ее нашли восемнадцатью днями позже в мансарде, в которой проживал бедный студент. В третьей газетной публикации описывается, как девочка тайно покинула пансион, забравшись на крышу экипажа собственной матери. В четвертой повествуется о том, как Клара, посланная учиться в итальянскую школу для девочек при монастыре, настолько «шокировала благочестивых монахинь», что ей отказали в месте. Все эти рассказы надо принимать с определенной долей скепсиса, поскольку газеты конца XIX века не слишком строго следовали фактам. Впрочем, несомненным остается то обстоятельство, что, несмотря на довольно подмоченную репутацию (появившуюся еще до того, как Клара проникла в светское общество), организованная ее матерью по всем старосветским правилам охота на мужа для своей дочери оказалась вполне успешной.

Солидный доход Клары в размере пятидесяти тысяч долларов в год, получаемый от основного капитала, завещанного ей отцом, и пышное, в духе викторианской эпохи, тело мгновенно сделали ее сенсацией начала брачного сезона. «Губы цвета граната и сердце как у святой!» – восклицал один из очарованных ею современников. Оба эти утверждения были далеки от истины. «Столь же прекрасна, как ее состояние», – писалось в одной газете. Это было уже ближе к истине.

Когда Клара повстречала на своем жизненном пути князя Жозефа де Караман-Шиме, сына бельгийского министра иностранных дел, тот уже задолжал порядка ста тысяч долларов, а принадлежащий ему замок нуждался в срочном ремонте. Красавцем князя никто бы не назвал. Он был на пятнадцать лет старше Клары, а о его личности ничего не говорилось даже в самой ядовитой из бульварных газет. Но у князя был титул, а это что-то да значило. Де Караман-Шиме сделал Кларе предложение. Венчание состоялось 20 мая 1890 года в Париже. Кларе, чье подвенечное платье стоило десять тысяч долларов, исполнилось всего семнадцать лет. Она стала княгиней де Караман-Шиме, присоединившись к тем немногим американкам, которым удалось заполучить титул с помощью брака. (Смотрите «Долларовые принцессы» на с. 217.)

Новоиспеченная княгиня и ее муж проводили время в переездах между своими поместьями, бельгийским королевским двором, Ривьерой, Парижем и другими европейскими достопримечательностями. В 1891 году у Клары родилась дочь, графиня Мария. В 1894 году – сын. Впрочем, ходили упорные слухи о том, что Клара изменяет мужу с другими мужчинами, а тот смотрит на ее поведение сквозь пальцы.

Жизнь княгини была не такой уж блестящей, как казалось на расстоянии. Как выяснилось впоследствии, главной причиной разрыва между супругами стал не третий лишний. После развода Клара заявляла журналистам, что не имела другого выхода, кроме как покинуть бельгийский двор, после того как король Леопольд Второй, пораженный ее красотой, «засыпал» ее комплиментами, не обращая должного внимания на других своих гостей. Это сделало Клару парией в обществе. Женщина призналась, что кокетничала с королем, чем вызвала ярость двора, в особенности королевы. Унижение Клары достигло апогея, когда она «стояла одна на первой ступеньке длинной лестницы, ведущей в дворцовую консерваторию. Когда я вошла в вестибюль, все присутствующие женщины или отвернулись, или бросили на меня взгляд, полный презрения». Дальше она советовала американкам не обольщаться блеском пышных титулов: «Мало кто из женщин, получивших воспитание в Америке, сможет чувствовать себя комфортно в высшем свете Европы, особенно в континентальной ее части».

После того как их перестали принимать при дворе, Клара и ее муж жили в Париже, который в те времена считался центром fin-de-sиcle[38]38
  Fin de siиcle (фр. «конец века») – обозначение характерных явлений периода 1890–1910 гг. в истории европейской культуры.


[Закрыть]. Парижане купались в шампанском, отплясывали фривольные танцы и восхищались модерном. Клара, не думая о завтрашнем дне, с головой окунулась в развлечения, снискав себе славу самой бесшабашной американки по эту сторону Атлантического океана.

Ее шумная и беспутная жизнь привела в ту ноябрьскую ночь к логичному повороту в виде романчика с цыганским скрипачом венгерского происхождения. Звали его Риго Янчи. Это был невысокий мужчина с пышными, закрученными вверх усами и напомаженными волосами. Назвать его писаным красавцем никто бы не смог. В «Чикаго трибьюн» писали, что «лицом этот мужлан похож на обезьяну». В шотландской газете говорилось, что Риго Янчи «низкорослый, его лицо имеет следы, оставленные оспой, поэтому никто не может взять в толк, что она в нем нашла». К тому же цыган был женат.

Но ничто из этого не охладило пыл Клары. В первую ночь, когда она увидела Риго Янчи, женщина отвернулась от своего мужа и улыбнулась скрипачу. Пути назад просто не было. Как рассказывал впоследствии Риго, десятью днями позже они, как цыгане, сбежали вместе глухой ночью. Газеты Европы, Великобритании и Америки просто взбесились, смакуя подробности бегства княгини.

В январе 1897 года, воспользовавшись дурной славой жены, князь Жозеф выиграл бракоразводный процесс менее чем через два месяца после того, как Клара бросила его и детей. На судебном заседании ответчица не появилась, зато толпы прилично одетых брюссельцев чуть не передрались друг с другом, стремясь попасть в зал суда. Даже адвокат Клары вынужден был признать, что его клиентка обладает «порывистым, вспыльчивым характером», который подталкивает ее к «диким, эксцентричным поступкам». Князь получал полное право опеки над своими детьми, а Кларе не дозволялось с ними даже видеться. К тому же ей вменялось в обязанность выплачивать определенную сумму на их содержание и воспитание.

В глазах общества Клара пала так низко, что дороги обратно просто не было. Не то чтобы женщина об этом печалилась. Как значилось в ее заявлении, зачитанном во время бракоразводного процесса: «Мне все надоело. Я хочу быть свободной. Я хочу вырваться из прогнившей атмосферы современного общества. Оно не хочет видеть меня, а я не хочу видеть его, так что мы квиты». Как Клара относилась к разлуке с собственными детьми и стоила ли того обретенная ею свобода, неизвестно, учитывая то обстоятельство, что в ее письмах и прочих документах о ее чувствах ничего не говорится. Как бы там ни было, Клара сломя голову бросилась в новую, незнакомую ей бродячую жизнь.

Первым делом любовники отправились в прилепившийся на склоне горы небольшой сельский домик, принадлежавший матери Риго, подальше от королевского двора и парижских ночных кабаре, которые Кларе порядком наскучили. Согласно легенде, бывшая княгиня проявила великодушие по отношению к пожилой венгерской цыганке, купив ей гору, на которой стоял ее дом, и подарив жемчужное ожерелье, которое старуха повесила на гвозде у своего камина.

Вернувшись в Париж, Клара убедилась в том, что ее скандальное поведение сделало ее предметом остракизма со стороны всего респектабельного общества. К счастью, у бывшей княгини были деньги, а это обстоятельство способно решить многие проблемы. Когда люди, имеющие вес в обществе, добились того, что ни в отелях, ни в меблированных комнатах ей не сдавали номера, женщина купила себе дом. Теперь она разъезжала по парижским бульварам на велосипеде, одетая в женские спортивные шаровары и «короткие мужские носки». Клара курила сигареты в общественных местах. Иностранные газеты часто упоминали ее имя в статьях, оплакивающих моральное разложение города.

В апреле 1897 года, ободренная легкостью нравов, царящих в Париже, Клара начала зарабатывать себе на жизнь, позируя в облегающем трико телесного цвета на сценах кабаре «Мулен-Руж» и «Фоли-Бержер». Она называла то, чем занималась, «пластикой поз». Выступлениям Клары аккомпанировал Риго, который играл на скрипке и прыгал вокруг нее, «словно обезьянка шарманщика». Клара умудрилась возмутить даже видавших виды парижан. Первое ее выступление отменили, когда, согласно одной газете, полиция узнала, что друзья князя собираются забросать Клару «живыми кроликами, тухлыми яйцами и другими не менее смертоносными снарядами». Париж, возможно, и негодовал, но очередь желающих увидеть «голую» Клару Уорд не иссякала. То же можно сказать и о «ценителях искусства» в других европейских столицах. Когда пара выступала в Берлине, они, по слухам, получали шесть тысяч восемьсот долларов (сто восемьдесят одну тысячу долларов по современному курсу).

Помимо этого, Клара позировала для почтовых открыток в своем сценическом трико телесного цвета. На одном из снимков ее волнистые каштановые волосы ниспадают на довольно дородное тело, а на голове у нее сооружено нечто вроде короны из электрических лампочек и вешалок-«плечиков». А вот еще более скандальный случай. В августе 1897 года ее бывший муж потребовал, чтобы полиция сделала обыск в нескольких фотосалонах и конфисковала фотографии Клары. Согласно газетам, женщина на них представала «во всевозможных костюмах». Ввозить фотографии Клары Уорд на территорию Германской империи было запрещено, из-за того что кайзер Вильгельм Второй решил: от этой «красавицы» слишком много беспокойства. Возможно, это является преувеличением, но известно, что нескольких людей арестовали за торговлю и пересылку по почте запрещенных открыток с изображением бывшей княгини.

Примерно в это время Анри де Тулэз-Лотрйк, знаменитый художник Belle Époque[39]39
  Прекрасная эпоха (фр. Belle Époque) – условное обозначение периода европейской истории между 1890 и 1914 гг.


[Закрыть], любивший писать проституток с натуры, создал литографию, на которой Клара и Риго изображены сидящими в оркестровой яме парижского кафе-шантана. Волосы женщины окрашены в диковинно желтый цвет. Риго – усат и смуглолиц. Работа называется «Idylle Princiиre»[40]40
  «Княжеская идиллия» (фр.).


[Закрыть]. Видно, что эти люди влюблены друг в друга. От литографии исходят флюиды задушевности и щегольства. Художник застал эту парочку на подъеме чувств, за которым последовал резкий спад.

Пара жила в грехе до 1898 года, пока Риго, добившись для себя развода, не смог жениться на Кларе. Страсть их была сильна. Как гласит легенда, во время своей поездки по Японии они вытатуировали портреты друг друга у себя на плечах. Клара проявляла свою любовь тем, что тратила на своего мужа огромные суммы. Смеющийся Риго рассказывал журналистам, что жена, желая его порадовать, купила ему настоящий бродячий цирк со слонятами, львами и тиграми. А еще она подарила ему новую скрипку и ларец, полный драгоценностей. Они путешествовали по Европе, а потом прожили два года в Египте, где на пустом месте по их воле строились «дворцы».

Такое удивительное транжирство не ускользнуло от внимания матери Клары. Шокированная поведением дочери, она в неменьшей степени беспокоилась о состоянии семейных дел. Женщина обратилась в суд, ходатайствуя о том, чтобы дядю сумасбродной бывшей княгини назначили арбитражным управляющим ее доли капитала в семейном бизнесе. В 1898 году суд принял положительное решение. Кларе полагалось получать по двенадцать тысяч долларов ежегодно, что на современные деньги составило бы сумму приблизительно в два миллиона. Из них три тысячи уходили ее бывшему мужу на содержание и воспитание детей. Но Клара продолжала сорить деньгами. В 1901 году суд официально назвал ее растратчицей, после того как ее дяде пришлось взять деньги из основного капитала на покрытие ее долгов. Дядя выяснил, что в течение семи лет Клара истратила семьсот пятьдесят тысяч долларов (около двадцати миллионов по современному курсу). Как писала «Детройт фри пресс», бульшая часть этой астрономической суммы была «разбазарена в обществе ясноглазого Риго».

А тем временем жизнь с Риго не ограничивалась одними только дикими животными и дворцами. Часто Клара и ее мужчина горячо и шумно ссорились в общественных местах. В январе 1897 года, в то время как ее муж разводился с ней в брюссельском суде, Клара и ее цыган-скрипач ссорились в одном из миланских отелей, беспокоя постояльцев своими криками, руганью и хлопаньем дверями. Как писалось в «Нью-Йорк таймс», Клара оставила своего спутника в «затруднительном положении», оплатив только свои счета. Мало что известно об их совместной жизни, но легкой она быть уж никак не могла. Даже общество людей полусвета отвергло эту пару. В 1902 году, во время своего выступления в кабаре «Фоли-Бержер», Риго был освистан. Вполне возможно, что их брак просто не мог пережить такого нервного напряжения. Известно только, что к 1904 году они развелись и Риго переехал в Америку, где утверждал, что Клара покинула его, потому что связалась с неряшливым железнодорожным рабочим.

По крайней мере частично слова цыгана соответствуют действительности – в том же году, сразу же после развода, Клара обзавелась третьим мужем. Джузеппе Риккарди по прозвищу Пепино был не то официантом в вагоне-ресторане, не то носильщиком, не то работником итальянского турагентства, не то смотрителем на одном из полустанков фуникулера, поднимающего туристов к кратеру Везувия. До сих пор точно не известно, чем занимался Джузеппе Риккарди. Известно лишь то, что он был необычайно привлекателен и даже считался «первым красавцем Неаполя».

И во время третьего замужества Клары ее имя продолжало периодически появляться в колонке сплетен разных газет. Далеко не все, что тогда о ней писали, было правдой. Заявляли, что Клара Уорд выступает в водевилях где-то на американских подмостках (неправда), что родственники заявили о ее психической недееспособности (не заявляли), что ее лишили права распоряжаться деньгами семьи (не совсем так), что она снова вышла замуж и развелась (в точку). В 1910 году неумение Клары находить себе достойных спутников жизни вновь стало темой газетных заголовков. На этот раз не она, а Риккарди ее бросил, обвинив в том, что у нее роман с дворецким. Клара утверждала, что ни в чем не виновата: «Неаполитанцы такие ревнивые!» Супруги официально развелись в июле 1911 года.