Текст книги "Месть Темного Бога"

Крышка люка оказалась опущена, и даже песок в выемке кто-то разровнял. Серегил ухватился за кольцо и открыл люк. Они с Алеком повели остальных по деревянной лестнице и, благополучно миновав ловушку на лестничной площадке, проникли в подземный коридор. Дверь в конце была открыта, комната залита ярким светом.

Осторожно приблизившись, Серегил и остальные обнаружили, что Кассария ждет их. Она стояла у стола, загораживая собой тело Коррута. В руке женщина держала небольшую лампу, словно для того, чтобы осветить пришельцам дорогу, и ее свет превращал властное лицо Кассарии в величественную скульптуру.

Тревожное предчувствие охватило Серегила: Кассария была похожа на ядовитую змею, готовую напасть. В комнате чувствовался сильный запах воска и нефти. Давно ли стоит здесь эта женщина, ожидая их прихода?

– Ну вот вы и вернулись, – с горькой улыбкой произнесла она, когда Серегил и Алек перешагнули порог.

Клиа протиснулась между ними. При других обстоятельствах она могла позволить себе быть просто резвой и хорошенькой девушкой, сейчас же она командовала отрядом и вела себя со свойственной ее матери холодной уверенностью.

– Кассария-а-Мойриан, ты арестована именем Идрилейн Второй, – объявила она бесстрастно. – Против тебя выдвинуто обвинение в измене.

Кассария с достоинством поклонилась.

– В твоих руках сила. Я сдаюсь принцессе только поэтому, а не из уважения к твоим так называемым правам.

– Как угодно, – ответила Клиа, делая шаг к ней.

– Ты найдешь здесь все, что ищешь. – Кассария обвела рукой комнату. – Возможно, как и благородному Серегилу, тебе будет любопытно увидеть вашего общего предка. – Кассария сделала шаг в сторону и драматическим жестом подняла лампу. – Позволь мне представить благородного Коррута– и– Гламиена Янари Мерингила Боктерса. Твои стервятники уже ограбили тело, но, думаю, они подтвердят, что я говорю правду.

Слишком поздно Серегил вспомнил, что он ничего не сказал Клиа о том, что они с Алеком обнаружили в замке. Девушка с тихим изумленным восклицанием наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. Микам и остальные были поражены не меньше; все вытаращили глаза на ужасное зрелище: мертвое иссохшее лицо.

Все, кроме Алека.

За последние недели он видел слишком много трупов Стараясь не смотреть на останки в кресле, он вместо этого наблюдал за Кассарией и поэтому оказался единственным, кто заметил злорадную улыбку на лице женщины, когда она подняла лампу еще выше.

Предупредить Клиа он уже не успевал. Оттолкнув Серегила в сторону, он метнулся вперед как раз в тот момент, когда Кассария швырнула лампу на пол под ноги принцессе. Все в комнате было полито нефтью – Алек почувствовал запах еще раньше, но не понял значения этого. Кругом мгновенно взвились языки пламени.

Испепеляющий жар лишил его легкие воздуха и опалил его кожу. Кинувшись к Клиа, он схватил ее за руку и изо всех сил потянул назад. Другие руки вцепились в него и грубо вытащили их обоих в благословенную прохладу коридора.

– Вниз! – рявкнул Микам.

Алека прижали к полу и почти задушили, навалив на него плащи. Чьи-то руки били его по спине. Где-то рядом отчаянно ругался Серегил.

Когда ему наконец удалось высвободиться, Алек обнаружил, что их с Клиа отнесли к подножию лестницы. Волны жара накатывались на них по короткому коридору из открытой двери комнаты. Внутри нее бушевало пламя. Кассарии нигде не было видно.

Клиа лежала на полу рядом с ним, на ее прелестном лице краснели ожоги и чернели полосы сажи; половина ее косы обуглилась.

– Ты спас мне жизнь! – хрипло прошептала она, протягивая ему руку. На гладкой коже вздулись пузыри там, куда брызнула горящая нефть.

– А у нас, остальных, вместо голов оказались задницы! – мрачно пробормотала Миррини, вытирая глаза рукавом и опускаясь на колени рядом с принцессой.

Алек неожиданно почувствовал, что кожа у него на шее и спине болит, и поморщился.

– Ну-ка дай-ка! – скомандовал Серегил, стаскивая с Алека одолженную тунику. Одежда сзади еще тлела. – Ты так сгоришь, знаешь ли. И так уже ты лишился части волос.

Алек поднес руку к затылку: он оказался удивительно шершавым, и ладонь стала черной.

– И это когда мы наконец-то привели тебя в пристойный вид, – пожаловался Серегил; голос его предательски дрожал. – Потроха Билайри, ты воняешь, как паленая курица.

ГЛАВА 41. Шрамы

Солнце еще только-только осветило верхушки деревьев, когда Серегил, Алек и Микам вместе с Нисандером выехали в город. Теро остался в замке, чтобы помочь в поисках потерянных писем и оружия.

– Ну, на этот раз я уж думал, что удача нам изменила, – признался ехавший между Нисандером и Алеком Серегил.

– Вы чертовски близко были к гибели! – воскликнул Микам. – Нисандер ведь даже не знал, что вы отправились сюда, пока я не появился в Римини.

– А когда я понял, что вам угрожает опасность, я был бессилен помочь на таком расстоянии, – добавил волшебник. – Я смог узнать, живы вы или нет, только добравшись до замка, да даже и тогда мне никак не удавалось определить, где вы находитесь, пока вас не загнали в угол. А к этому моменту уже не оставалось времени ни на что, кроме самых отчаянных мер.

– А все-таки это было здорово, – ответил неунывающий Серегил. – Ты уже много лет не превращал меня в птицу. А в филина и вовсе никогда не превращал.

Алек тоже был возбужден.

– Это было замечательно, по крайней мере когда я освоил полет. Но мне не понятно, почему мой ум оставался ясным. В тот раз, когда ты превратил меня в оленя, все было таким расплывчатым…

– Это совсем разные виды превращений, – объяснил Нисандер. – Заклинание истинной сути будит внутреннюю магию того, на кого обращено, а она часто изменяет разум, как это было с тобой. Чтобы превратить тебя в сову, я использовал метастатические чары. Хотя мне пришлось затратить при этом гораздо больше сил, особенно на таком расстоянии, изменилась только твоя внешняя форма, а разум остался незатронут. Больше всего заботило меня, сумеете ли вы вовремя освоить крылья.

– Он быстро учится, – сказал Серегил, с трудом удерживаясь, чтобы не обнять Алека за плечи: по тому, как юноша сидел в седле, было видно, что ожоги причиняют ему большие страдания, чем он признается.

– Чего вам не удалось узнать, так это кем леранцы собирались заменить Идрилейн, – заметил Микам. – Теперь, когда там все сгорело, мы уже ничего не сможем выяснить.

– Это не совсем так, – ответил Серегил и похлопал себя по лбу. – Я просмотрел некоторые письма, пока они еще не сгорели. Есть немало аристократов, у которых можно будет получить ответы на наши вопросы. С них мы и начнем.

Нисандер кивнул:

– Как только вернемся, я дам задание некоторым из наблюдателей. Что касается вас троих, думаю, на вашу долю выпало достаточно волнений.

– Пожалуй, так. – Серегил снова бросил взгляд на Алека, неловко выпрямившегося в седле.

День разгорался все ярче. Скоро путники достигли перекрестка у городских стен. Простившись с остальными, Микам повернул коня к дому.

– Вы знаете, где меня найти в случае нужды, – крикнул он им, пуская жеребца галопом.

– Как я понимаю, вы теперь переберетесь в «Петуха»? – спросил Нисандер, глядя, как Серегил и Алек поглубже натягивают капюшоны плащей.

Серегил кивнул:

– Благородный Серегил и благородный Алек вернутся в город ко времени начала празднеств в честь Сакора. Лучше не упоминать наши имена при расследовании, правда?

– Думаю, это мне удастся. Царица достаточно ценит наблюдателей, чтобы отнестись с уважением к нашим методам. Но я должен просить вас сначала отправиться в мою башню. Есть еще одно дело, которым нам следует заняться.

Поймав вопросительный взгляд Алека, Серегил похлопал затянутой в перчатку рукой по груди.

Алек задумчиво взглянул на собственную левую руку, на ладони которой отчетливо выделялся гладкий круг на месте зажившей раны.

Добравшись до Дома Орески, Нисандер настоял на том, чтобы прежде всего позавтракать. Подкрепившись, он отвел Серегила и Алека в меньшую рабочую комнату и закрыл дверь. Велев Серегилу снять рубашку, Нисандер принялся внимательно рассматривать шрам.

– Ты же делал его невидимым, – с удивлением заметил Алек.

– Да, и таковым он и должен бы оставаться.

– Ведь это не первый раз, когда он снова появляется, – сказал Алеку Серегил, встревоженно глядя в потолок, пока Нисандер осторожно ощупывал шрам. Вдруг у него возникла смутная идея, и он схватил волшебника за руку. – Но ведь шрам не был виден, когда ты превратил меня в старого Дакуса!

Нисандер покачал головой:

– То было лишь поверхностное превращение. Я всего-навсего изменил твою внешность.

– Ты хочешь сказать, что к старости я все равно буду выглядеть, как он?

– Пожалуйста, Серегил, помолчи. Мне нужно сосредоточиться.

Прижав руку к шраму, Нисандер закрыл глаза и стал ждать, какие образы возникнут перед ним. Улов был невелик:

след падающей звезды, загадочная вспышка голубого света, отдаленный рокот океана, смутный абрис чьего-то профиля. Потом ничего.

– Ну и что? – поинтересовался Серегил.

– Просто какие-то не связанные между собой куски. – Нисандер устало помассировал переносицу. – Обрывки воспоминаний, возможно, но ничего, что говорило бы, будто какая-то сила еще сохраняется в этих отметинах. Все это загадочно. Как твоя рука, Алек?

– Ничего не меняется, – ответил юноша, показывая волшебнику ладонь.

– Да, очень загадочно, – протянул Нисандер, хмуря кустистые брови. – Проблема, похоже, в рисунке на шраме Серегила.

Серегил взял ручное зеркало и принялся разглядывать шрам.

– Та сторона деревянного диска, что обожгла руку Алека, была гладкой, на ней никакой резьбы не было. Но рисунок на моем шраме становится со временем более отчетливым, а не стирается. Ты не чувствуешь никаких чар, исходящих от него?

– Никаких, – ответил Нисандер. – Так что дело, должно быть, в характере самого изображения, каков бы он ни был.

Серегил поднял на него глаза:

– И ты в самом деле не знаешь, что это такое?

– Я узнал сиглу, как и говорил. Что кроется в ней, такая же загадка для меня, как и для вас. Даю тебе слово.

– Значит, мы вернулись туда, откуда начали, – с отчаянием воскликнул Серегил.

– Может быть, и нет, – тихо пробормотал Нисандер, в последний раз касаясь шрама и начиная творить заклинание, делающее его невидимым. – Шрам снова появился после того, как ты обменялся телами с Теро, и потом, когда ты превратился в самого себя из филина. Это должно иметь какое-то значение, хотя я и не понимаю, какое именно.

– Это означает, что всю оставшуюся жизнь мне предстоит постоянно прибегать к тебе и просить избавить меня от этого украшения, – пожаловался Серегил, натягивая рубашку. – Держу пари, Валериус мог уничтожить шрам совсем.

– Этого не следует делать, по крайней мере пока, – терпеливо объяснил Нисандер. – Уничтожить шрам, пока мы не поняли, что к чему, было бы неразумно. Потерпи еще, милый мальчик. Может быть, нам удастся разгадать эту загадку. Пока вроде бы шрам не причиняет тебе вреда.

– Эта штука уже достаточно навредила мне! – проворчал Серегил. – Ладно, Нисандер, вернемся к делам. Мы будем под рукой, на случай, если понадобимся.

После их ухода Нисандер прошел в свою спальню. Устало опустившись в кресло, он откинул голову на спинку и снова вызвал те образы, что появились перед ним, когда он коснулся шрама: звезду, шум моря, вспышку голубого света, намек на лицо…

Голова его раскалывалась. У него не было ни минуты для отдыха с того момента, как начался рейд на замок. Сейчас он был обессилен – слишком обессилен, чтобы глубже вникнуть в суть увиденного. Короткий сон прямо в кресле освежит его, решил Нисандер. Позже, соответствующим образом подготовившись, он углубится в медитацию…

Тишина в комнате обволокла его, как большое теплое одеяло. Жар камина чувствовался на щеке, как ласка летнего солнца, – такой приятный, мягкий, словно губы женщины. Погружаясь в глубины сна, Нисандер словно снова ощутил под рукой грудь Серегила, миниатюрные выпуклости шрама коснулись его ладони. Но только сейчас кожа Серегила была холодна, холодна, как мрамор статуи…

Нисандер беспокойно пошевелился в кресле. «Приближается видение, – подумал он в смутной тревоге. – Я слишком устал для видения…»

Однако оно все равно пришло.

Он стоял в холле Дома Орески. Яркое солнце струило лучи сквозь огромный купол, согревая его приятном теплом. Другие волшебники проходили мимо, не глядя на него, подмастерья и слуги спешили по своим делам.

Но тут раздался Голос, и все люди вокруг превратились в мраморные статуи.

Голос доносился откуда-то неподалеку, тихий, зловещий смех словно проникал откуда-то из глубин сквозь плиты пола. Нисандер чувствовал это подошвами. Глянув вниз, он впервые заметил, что скрепляющий плиты цемент раскрошился. Большие фрагменты мозаики, изображающей гордого дракона Иллиора, сдвинулись с места, яркие изразцы рассыпались в пыль.

Голос прозвучал снова, и Нисандер повернулся и пошел сквозь ряды неподвижных фигур в направлении музея. Он миновал сумрачный зал, прошел мимо витрин, через небольшую прихожую к двери в подвалы – она оказалась слегка приоткрытой.

Когда Нисандер приблизился, он услышал, как что-то шмыгнуло в темноту. Оно издавало скребущий, щелкающий звук, совсем не похожий на шум, производимый крысами. Под ногой у Нисандера что-то треснуло – какая-то деревяшка. Витрина, в которой хранились руки Тикари Меграеша, была пуста; в ее днище зияла неровная дыра размером с кулак.

Вызвав сияющий волшебный шар и держа его на левой ладони, Нисандер двинулся дальше. Когда он приблизился к двери, она распахнулась с такой силой, что дерево оказалось расщеплено сверху донизу, а петли покривились.

– Иди сюда, старик, – раздался свистящий шепот из темноты. – Старик. Старик. Древний, древний старик.

Хотя по его спине побежали мурашки от отвращения, Нисандер подчинился.

В прихожей все было без изменений, но каменная лестница, начинавшаяся оттуда, исчезла. На ее месте перед ним разверзлась ужасная черная пропасть, через которую не было возможности перебраться. Вызвав второй светящийся шар и взяв его в правую руку, Нисандер бросился в бездонную темноту, рассекая ее, как сокол.

Он не мог сказать, как долго он падал; казалось, прошла целая вечность. Здесь не было ветра, не было ощущения движения, только знание, что он падает все ниже и ниже, пока наконец, как во сне, он мягко не опустился на неровный каменный пол. Перед ним арка вела в знакомый вымощенный кирпичом самый глубокий подвал Дома Орески.

Низкий проход разветвлялся в лабиринт коридоров и кладовых. Нисандер бессчетное количество раз совершал одинокие обходы этого подвала, минуя этот угол, сворачивая за тот, чтобы убедиться, что Место – ничем не помеченный, невзрачный кусок зацементированной стены – и все, что лежит глубже, сохраняется так, как должно.

Но этот свой обход, знал Нисандер, он совершит не в одиночестве. Голос раздавался теперь спереди и звучал громче, окликая его от Места.

– Сюда, старик! Сюда, Хранитель! – Громогласный вызов ледяным эхом отдавался в сырых каменных коридорах. – Приди, чтобы увидеть первые плоды своего святого служения!

Обогнув последний угол, Нисандер оказался лицом к лицу с дирмагносом, Тикари Меграешем. Блестящие глаза, влажные и живые, смотрели с почерневшего иссохшего лица. Руки, которые он сам – тогда еще молодой волшебник, только что получивший мантию мага, – отсек, теперь вернулись к своему владельцу и выглядывали из рукавов нарядной мантии ужасной твари.

– Проходи, о благороднейший Хранитель, – пригласил его Тикари, с легким поклоном отступая в сторону. – Прекрасный ждет. Проходи и присоединяйся к пиршеству. – Голос дирмагноса, как и его глаза, сохранил ужасное сходство с человеческим.

Миновав своего старого врага, Нисандер обнаружил, что коридор завален огромной грудой нагих трупов. Твари в ярких лохмотьях ползали и рылись в груде, и Нисандер мог слышать жадное чавканье.

Некоторые из тварей были людьми, среди них он узнал некоторых своих давно исчезнувших врагов, возвращавшихся к нему теперь только в кошмарных снах.

Другие скрывали под нарядными мантиями чудовищные, искривленные, вызывающие отвращение формы.

И все они пожирали мертвецов. Набрасываясь на безжизненные тела, они по-шакальи рвали свои жертвы на части, вцепившись в куски плоти клыками и когтями, разгрызая кости.

Из колышущихся теней появился высокий силуэт; темный плащ не давал рассмотреть его.

– Присоединяйся к пиршеству, – произнес призрак голосом, подобным завываниям ветра в трубе покинутого дома. Протянув невероятно длинную руку, он выхватил из груды тело и швырнул к ногам Нисандера.

Это был Серегил.

Половина его лица оказалась жутко изгрызена, обе руки отсутствовали, с груди была содрана кожа.

Стон родился в горле Нисандера от невыносимой скорби.

– Пожри его, – приказал призрак и снова протянул руку к груде тел.

Следующим к ногам Нисандера был брошен Микам – с разорванной грудью, обеими сильными руками, вырванными из плеч.

За ним последовал Алек, лишившийся кистей рук и глаз. Кровь, как слезы, струилась из пустых глазниц, светлые волосы слиплись.

Призрак кидал к ногам Нисандера все новые и новые тела, быстрее и быстрее – друзей, знатных воинов, слуг, незнакомцев, – пока вокруг не выросла стена из трупов. Еще мгновение, и он окажется замурован в башне из мертвой плоти.

Борясь со скорбью и ужасом, Нисандер заставил свои светящиеся шары ярко вспыхнуть, швырнул их вперед и сам ринулся за ними сквозь тела своих изувеченных друзей. Гнусный призрак взвился вверх и исчез, унеся с собой груду мертвых тел.

Теперь перед Нисандером стоял обладатель Голоса, и скорбь мага сменилась лишающим сил ужасом. Огромная фигура как саваном была скрыта тенями, и лишь там, куда падал свет, было видно совершенной формы золотое плечо.

Нисандер смотрел на него, стараясь разглядеть своего врага, несмотря на невыносимое омерзение. Он чувствовал холодную силу в устремленных на него глазах; от этого взгляда его тело немело, словно погруженное в ледяную воду.

Фигура подняла руку, приветствуя Нисандера; при этом золотая кожа плеча и руки лопнула, как гнилая тряпка, зловонная плоть повисла с костей клочьями.

– Добро пожаловать, о Хранитель, – сказала фигура. – Ты проявил похвальную преданность.

Разрастаясь на глазах, тварь ударом кулака разрушила каменную стену, словно это была натянутая на рамку бумага, и запустила руку в пустоту за ней…

Нисандер подпрыгнул в кресле, задыхаясь и обливаясь потом. Огонь в камине почти погас, в комнате сгустились тени.

– О Иллиор! – простонал волшебник, закрывая лицо руками. – Неужели именно мне суждено увидеть конец всего?