Текст книги "Исповедь души"

Глава 16

Я устремляюсь вслед за Крисом еще до того, как он выскакивает на улицу. Ни за что не стану ждать здесь, когда он преследует преступника, который вполне может быть вооружен.

Толкнув дверь, на ходу пытаясь перебросить ремень сумки через голову, чтобы не выронить ее, я выскакиваю наружу. И холодный дождь обрушивается с такой силой, словно я попала под струю воды из пожарного шланга. Откинув моментально намокшие волосы с лица, я лихорадочно ищу глазами Криса и вижу его, быстро бегущего куда-то влево. Я тут же припускаю следом, жалея, что на мне не надето что-нибудь потеплее шелковой блузки и обувь поудобнее. Еще больше жалею, что не могу вытащить телефон и держать его наготове на случай, если понадобится звать на помощь, потому что под таким ливнем он испортится.

Когда я в полквартале от посольства, Крис еще на полквартала впереди меня, а дождь продолжает лить как из ведра. Я вытираю воду с лица, как будто это поможет. Пока я смаргиваю с ресниц капли, Крис куда-то исчезает, и я ударяюсь в панику. Только что он бежал впереди меня, а теперь его нигде не видно. От приступа паники сердце молотом бухает в груди. Над головой оглушительно гремит гром, и я вздрагиваю от неожиданности, но продолжаю бежать.

В конце улицы я дико озираюсь по сторонам и сворачиваю влево. Это направление кажется логичным, здесь не надо пересекать улицу, и я молюсь, чтобы оно оказалось правильным. Пробежав еще один квартал, уже начинаю сомневаться, что выбрала правильное направление, но тут мое внимание привлекает раскачивающаяся калитка, и инстинкт заставляет резко остановиться.

Обогнув угол, я вижу маленький безлюдный дворик и тихо вскрикиваю, обнаружив, что Крис и карманник дерутся. Пальцы мои стискивают металл калитки, и я едва удерживаюсь, чтобы не закричать, когда негодяй швыряет Криса о стену и бьет в лицо. Но секунду спустя уже карманник оказывается прижатым к той самой стене, и я смотрю, как Крис наносит удар, потом еще один. И делает это рукой, которой рисует.

Не раздумывая, я бегу к ним. Я должна спасти его руку.

– Нет!

– Назад, Сара! – кричит мне Крис, и я съеживаюсь, когда Крис, отвлекшись на меня, получает коленом в живот. Но в долгу не остается.

– Твоя рука! – пронзительно кричу я, подбегаю к нему и хватаю за локоть. – Ты повредишь руку!

Крис чертыхается и отбивает удар ногой.

– Проклятие, Сара, отойди! – Он наносит еще один удар кулаком, и на этот раз парень, обмякнув, сползает по стене.

Крис наклоняется ниже и говорит мужчине что-то, чего я не могу ни разобрать, ни тем более понять. Ответ звучит глухо, почти рычанием. Крис бьет его коленом в живот, и мужчина начинает говорить. Когда он смолкает, Крис отпускает его, хватает меня и тащит за собой.

Незнакомец тем временем улепетывает через калитку, и Крис резко разворачивается ко мне, пальцы впиваются мне в плечи. Мокрые волосы облепляют лицо.

– Ждать – это значит ждать, черт побери!

Кровь стучит у меня в ушах.

– Твоя рука. Дай мне взглянуть на руку.

На лице его чистая, ничем не сдерживаемая ярость, и вместо того, чтобы показать мне свою руку, он хватает мою и бегом устремляется обратно, таща меня за собой. Промчавшись два квартала, мы вбегаем в какой-то бар. Вода ручьями стекает с нашей одежды и образует лужицы на паркетном полу. Крис не смотрит на меня. Ему и не надо. Воздух вокруг него буквально потрескивает от гнева, и я догадываюсь, что он с трудом сдерживается.

Он спрашивает охранника у двери.

– Туалет?

Мы удостаиваемся указующего жеста и односложного ответа, и Крис устремляется дальше, твердо держа мою руку в своей. Адреналин, готовящий меня к нашей предстоящей стычке, – единственное, что поддерживает мои гудящие ноги и окоченевшее тело в движении, пока мы спускаемся на один лестничный пролет в маленький коридорчик с единственной дверью в конце.

Крис распахивает дверь ванной комнаты и затаскивает меня внутрь. Мы с ним оказываемся в помещении, где и одному-то не развернуться, и Крис запирает дверь. Еще секунда, и я прижата к стене. Наверное, это впервые, когда его большое тело прижимается ко мне, но на этот раз я мокрая не от возбуждения.

– Ты понимаешь слово «жди»? – рычит он.

– Кто-то же должен был позвать на помощь, если бы с тобой что-нибудь случилось.

– Я сказал «жди», Сара, и ты должна была ждать, черт побери. Должна была послушаться.

– Крис, я…

– Не выводи меня из себя, детка, – предупреждает он. Вода стекает по его рассерженному лицу. – Тебе не понравятся последствия. И если ты думаешь, что уже слышала это раньше, подумай еще. Это совсем другая территория.

Я начинаю дрожать внутри и снаружи, и не оттого, что замерзла и промокла.

– Не угрожай мне.

– Тогда, черт побери, не доводи меня до такого состояния. Нет ничего важнее твоей безопасности.

– Ты! Ты для меня важнее моей безопасности!

Он сжимает губы в тонкую линию.

– Я не дам тебе возможности повторить сегодняшнее. Довольно. Мы возвращаемся в Штаты.

– Что? – Это единственное слово, которое мне удается выдавить из-за разрывающегося от боли сердца.

– Стивен сказал, неделя в Штатах, и мы сможем покончить с делом Эвы.

Мы. Он говорит «мы», и я на мгновение цепляюсь за его значение, но только на мгновение. Если я сейчас уеду, он отгородится от меня. Он знает это, и я знаю.

– Стивен сказал, что я должна вернуться?

– Он сказал, что было бы неплохо. С паспортом он утрясет.

Он отгораживается от меня, пока я не причинила ему боли.

– Он сказал, что я должна вернуться? Обязана? – еще раз спрашиваю я, не в силах скрыть дрожь в голосе.

Он опирается ладонью о стену, чуть-чуть отодвигаясь от меня. Его молчание пугает, и душа моя летит вниз, в немыслимые ледяные воды. Я тону и должна спасти себя, пока не утонула окончательно. Я хочу поднырнуть под руку Криса.

Он выставляет ногу, удерживая меня.

– Я пытаюсь защитить тебя.

– Даже не начинай, Крис. Мне надоела эта отговорка. Если хочешь избавиться от меня, так и скажи. Дай мне пройти.

Он как крепкая, непоколебимая стена, и по его непроницаемому лицу ничего невозможно прочесть.

– Того типа наняли следить за тобой в надежде найти Эллу.

Я раскрываю рот от удивления.

– Что? Зачем? Кто?

– Элла привлекла к себе весьма нежелательное внимание.

– Чье внимание?

– Гарнера Невилла, очень богатого, очень влиятельного человека, от которого не жди ничего хорошего.

– Зачем бы ему разыскивать Эллу?

– Вот именно. Похоже, она вляпалась во что-то посерьезнее, чем брак с каким-то там врачом американцем. Я хочу, чтобы ты уехала из Парижа.

Ледяные пальцы тревоги сжимают мое сердце как тиски. Сейчас я чувствую то же самое, что и в ту ночь, когда сидела на Эллиной кровати, мысленно умоляя ее вернуться. Умоляя вернуться Криса. Они снова недосягаемы для меня, и я не представляю, как найти их.

– Но ты отправляешь меня в Штаты не из-за Эллы, так ведь? А из страха, что я разлюблю тебя и ты будешь страдать. – Он отшатывается от меня, и это словно захлопнувшаяся дверь. Я едва не вздрагиваю от силы удара.

Но я не останавливаюсь, я упрямо продолжаю. Я тревожусь об Элле. Я зла на Криса. Я обижена.

– А знаешь, чего боюсь я? Какой страх терзает меня? Что ты однажды опять бросишь меня, и я останусь одна. Если ты собирался оставить меня, то надо было сделать это раньше, когда я еще знала, как дышать без тебя.

Мы меряемся взглядами, и он все молчит и молчит, черт бы его побрал. Я сказала то, о чем мы не говорим, а он даже не реагирует.

Меня начинает бить дрожь. Я не могу ее остановить.

Крис снимает куртку и шагает ближе, наши взгляды сталкиваются, и сожаление, которое я вижу в его глазах, вырезает кусочек моего сердца. Я опять потеряю его, и на сей раз это убьет меня. И, думаю, его тоже.

– Пойду подгоню машину, – тихо говорит он. – Подъеду к двери.

Я резко вскидываю глаза, когда он протягивает руку к дверной ручке, и у меня возникает ужасное чувство, что если я дам ему сейчас вот так уйти, все будет кончено. Между нами все будет кончено.

– Я не уеду, Крис, – говорю я твердо. – Не уеду без Эллы, не уеду без тебя.

Он стоит как каменное изваяние, такой далекий и отчужденный, потом открывает дверь и исчезает в коридоре.

По дороге домой мы не разговариваем, и только тихий гул машины заполняет тишину. Как только мы въезжаем в гараж и выходим из машины, Крис без слов забирает у меня свою куртку и вешает ее сушиться на один из своих байков. Я уже почти высохла благодаря тонкой блузке и юбке и обогреву в салоне.

У двери мы останавливаемся, чтобы снять обувь, а Крис снимает и носки. Я не могу заставить себя снять чулки, и это впервые за долгое время, когда я чувствую себя с ним неловко. Думаю, он испытывает то же самое. Неловкость буквально витает в воздухе. Это плохо. Очень плохо.

Потом мы ждем, когда откроются двери лифта. Неловкость уже просто давит на нас, она начинает закручивать меня в узлы. Наконец, лифт прибывает, и Крис ждет, когда я войду. Мы прислоняемся к противоположным стенкам кабины лицом друг к другу. Крис откидывает голову назад и опускает ресницы, волнистые пряди подсохших волос дразнят лоб и щеки. Мокрая ткань майки облепляет крепкое тело, а засохшая кровь очерчивает ссадину на щеке дюйма два длиной. Кажется, она, к счастью, неглубокая и зашивать не потребуется. Надеюсь, руку он тоже не слишком сильно ушиб.

Кабина приходит в движение, но Крис по-прежнему не смотрит на меня. У меня такое чувство, что он считает, что если посмотрит, то стены, которые он убедил себя возвести между нами, рухнут. Я жажду разбить их сама, схватить его, крепко обнять и пообещать, что со мной ничего не случится. Он хочет услышать, что я не умру. Он хочет невозможного.

Мне невыносимо не прикасаться к нему, не разговаривать с ним. Лифт останавливается, и я делаю шаг к Крису. В тот же миг голова его поднимается, глаза резко наталкиваются на мой взгляд. Лицо его – сплошь жесткие твердые линии и тени, и не видно никакой радуги. Мы все еще переживаем бурю. Что ж, ничего удивительного.

Я удерживаюсь от того, чтобы обнять его, беру руку и смотрю на чуть припухшие костяшки, потом опять на него.

– Давай я обработаю ссадину и наложу повязку. – Я задним ходом выхожу из лифта и мягко тяну его за собой, ободренная тем, что он не сопротивляется. Веду его в ванную, и он сразу же стаскивает с себя майку, вешает ее на край ванны и присаживается сам. Вид его дракона, перекатывающегося вместе с твердыми мускулами плеча и руки, творит что-то странное с моим желудком. Это часть его прошлого, которую я никогда не узнаю, если он не пойдет навстречу.

Я поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной. Эмоции сжимают горло.

– Где у тебя аптечка? – Я даже не знаю, где что в своем доме, хотя, возможно, это больше не мой дом. Почему же сейчас это кажется больнее, чем когда-либо раньше?

– Под раковиной. – Он заговорил впервые после туалета в баре, и звук его голоса – шелк – понемногу успокаивает мои растрепанные нервы.

Я отворачиваюсь от него, достаю аптечку и пытаюсь привести в порядок свои чувства. Откуда-то приходит ощущение, что я готова пожалеть, что так привязалась к Крису, но я прогоняю его прочь. Сожаления Криса хватит на нас обоих. Одному из нас надо постараться сохранить наши отношения. Сохранить то, что у нас есть.

Когда я вновь поворачиваюсь к Крису, он пересаживается на сиденье унитаза, чтобы дать мне сесть на край ванны. Чувствуя, что все еще слишком нервничаю, теперь я избегаю встречаться с ним глазами. Я сажусь и хлопаю себя по ноге, указывая, чтобы положил на нее свою руку. Он не колеблется. Пальцы его распластываются у меня на бедре, ладонь ложится посредине, и я сразу же, мгновенно и до боли, ощущаю прикосновение всем своим телом.

Я разглядываю ссадину на его костяшках, окруженную быстро образующимися синяками. Невозможно сказать, насколько серьезно повреждение, пока не будет сделан рентген, от которого, я уверена, он откажется.

– Я не знаю, как любить тебя и не защищать, – говорит он, и я поднимаю глаза на это его тихое признание. – И не знаю, как защищать тебя и не подавлять. Я буду постоянно нервничать и бояться. Я буду постоянно думать… слишком много.

– Никто не знает, что будет завтра, Крис. Мы вместе должны жить сегодняшним днем.

Он разбитой рукой ерошит свои подсыхающие волосы, оставляя их в чудесном беспорядке.

– В том-то и дело, Сара. У меня не получается. И никогда не получится. Я не могу это сделать.

Он поднимается и уходит, оставляя меня одну.

Глава 17

Я чувствую удивительное спокойствие, когда мало-помалу проходит потрясение от слов Криса. Не представляю, сколько я просидела на краю ванны, но тело мое одеревенело и замерзло.

Когда я наконец встаю, то сбрасываю с себя одежду и включаю воду погорячее, прежде чем встать под душ. Мне надо подумать, и как только мой мозг снова начинает работать, мое видение того, что сказал Крис, меняется.

Крис любит меня. Я верю в это. Он говорил, что именно я помогла ему пережить потерю Дилана, хотя меня и не было рядом. И если первой моей мыслью было, что он имеет в виду нас, меня и его, теперь я уже так не считаю.

Я думаю, он имеет в виду боль, беспокойство, страх. Мне кажется, что именно такие моменты, когда Крис чувствует, что «не может этого сделать», приводят к тому, что он, связанный, кричит, чтобы кто-нибудь хлестал его плетью до тех пор, пока он уже ничего не будет чувствовать.

Мой бедный надломленный мужчина. Такой потрясающий, чудесный, ненаглядный и любимый. Такой умный, но не понимает, что хочет увезти меня из Парижа не только для того, чтобы защитить от внешней опасности. Он все еще боится, что я не смогу справиться с тем, кто он. Это гораздо больнее, чем его сегодняшняя реакция. Я никуда не уеду. Мы никуда не уедем.

Горячая вода остывает, и я выхожу и одеваюсь в свои любимые домашние штаны и розовую майку. Высушив волосы, сдерживаю порыв пойти отыскать Криса. Он ушел, чувствуя смятение и душевный разлад, и мне надо дать ему время успокоиться и прийти в себя.

Взяв свой лэптоп, я направляюсь к кожаному креслу у окна в спальне. Открываю жалюзи, чтобы впустить побольше света. Дождь стучит в стекло, и я устраиваюсь в кресле, поджав под себя босые ноги. Мне нужна связь по крайней мере с одним из двух человек, которых я хотела бы видеть сейчас здесь, со мной, поэтому начинаю поиски Эллы, введя в «Гугл» имя Гарнера Невилла.

Два часа спустя я все еще сижу, слушая тихий, успокаивающий шум непрекращающегося дождя, погруженная в свои мысли. Что нужно одному из богатейших людей Парижа от Эллы, у которой нет ни семьи, ни денег? Я просматривала страницу за страницей о тридцатидвухлетнем миллиардере, который унаследовал состояние и превратил его в еще более крупное, но ответа так и не нашла. Не представляю, почему Крис считает, что этот человек опасен, но не сомневаюсь: он знает о чем говорит.

Не вижу смысла, зачем бы Невиллу искать Эллу, так что это, должно быть, как-то связано с ее женихом. Мне никогда не нравился Дэвид, я никогда не доверяла ему.

Я ставлю компьютер на пол и устремляю взгляд на дверь спальни, мысленно умоляя Криса появиться. Не могу я больше просто сидеть и ждать. Я сама должна атаковать проблемы, а не позволить им атаковать меня. Этому научил меня Крис.

Я поднимаюсь. Я собираюсь найти Эллу, и поговорить с этим Невиллом – хорошее начало. Но я не буду делать это без Криса. У него было достаточно времени, чтобы побыть одному, и у меня тоже.

Пришло наше время.

Поднявшись по лестнице на самый верх, я вижу, что дверь в его студию открыта, и надеюсь, что это приглашение. Тяжелая мрачная песня, вибрирующая в воздухе и отражающаяся от стен, не внушает, однако, оптимизма. «Дно» Стейнда. Слова врезаются в мозг, неотвратимые, напряженные, эмоциональные.

«Ты задыхаешься, ты ждешь, скорей бы это все кончилось». Эта песня – голос чувств Криса. Окошко в то, насколько глубока его боль. И мне тоже больно за него. Если я не могу избавить его от этой боли, то по крайней мере буду с ним рядом.

Я вхожу и вижу Криса на табурете прямо перед арочным окном, склонившегося к холсту на мольберте. Его рука, перевязанная, но, очевидно, действующая, легко работает кистью, и я замечаю, что он переодел мокрые джинсы. Сейчас он облачен в темно-синие, но без майки и босой, а волосы его, мягкие и растрепанные, явно только что вымыты. Он принял душ в другой спальне, избегая меня, когда я так хотела, чтобы он пришел.

Слова песни напоминают мне, что все когда-либо написанные им шедевры были созданы под музыку, соответствующую его настроению, и эта песня – ясное тому подтверждение. Он задыхается. Он хочет, чтобы это кончилось. Он не имеет в виду нас, напоминаю я себе. Я нужна ему, как и он нужен мне.

Я вдруг понимаю, что мне необходимо знать, как эта песня соотносится с тем, что он создал за эти два часа на холсте. Я отталкиваюсь от двери и иду. Крис не оборачивается, и, думаю, он не знает, что я здесь. Он с головой погружен в работу, в то, что пишет. Я останавливаюсь, как только подхожу настолько, что мне виден холст, но не настолько близко, чтобы нарушить его сосредоточенность.

И сердце мое пропускает удар. Он рисует меня. В наброшенной на плечи его кожаной куртке, с мокрыми от дождя волосами, облепившими лицо. Я бледная, а в глазах отражается такая мука, что мне становится трудно дышать. Он запечатлел момент, когда я призналась, что больше всего на свете боюсь, что он отгородится от меня, и сделал это с таким блеском, что я переживаю те мгновения вновь, и сердце мое истекает кровью от боли.

Он ничего не сказал на мое признание, не выказал никакой реакции, но почувствовал ее. И чувствует сейчас.

Пусть физически Крис и не был со мной эти последние два часа, но он не отгородился от меня. Чувства переполняют меня, и мне так отчаянно хочется подойти и дотронуться до него, но я понимаю, что сейчас не стоит этого делать. Что это неправильно.

Я прохожу мимо него к окну, надеясь, что разгадаю мысли Криса и пойму, что ему сейчас нужно.

Я мгновенно ощущаю тот миг, когда он возвращается в этот мир и ко мне. Кожу начинает покалывать, и она пылает от тяжести следящего за мной взгляда. Я встаю прямо перед окном, в нескольких шагах от того места, где он работает. Обернувшись, с удивлением обнаруживаю, что он теперь стоит по эту сторону холста. Руки его опущены, челюсть напряжена, а глаза такие же безумные, как и у меня на холсте.

Я стою и жду. Сама не знаю чего, но жду. Ни я, ни он не произносим ни слова. Сегодня нам хорошо дается молчание. Слишком хорошо. Я больше не могу его выносить. У меня больше нет сил ждать.

– Нарисуй меня, – говорю я. Раньше я отказывалась, когда он просил меня об этом, боялась того, что он увидит. Когда у меня были тайны, которые мне не хотелось, чтобы он узнал. – Реальную меня, а не ту, что у тебя в памяти. – Я стаскиваю с себя майку, оставаясь обнаженной до талии, и отбрасываю ее. Важно, чтобы он знал, что я готова обнажить перед ним и тело и душу, и я быстро снимаю с себя остальную одежду и ногой отпихиваю в сторону. Выступ ведет на широкий подоконник, и я забираюсь на него так, чтобы оказаться прямо посредине окна.

Крис направляется ко мне медленной чувственной поступью, властной, но не хищной. Желание, заострившее четкие черты его лица, ободряет меня. Он идет ко мне, и я его. До сих пор я сдерживалась, но теперь довольно. Мои личные демоны пусть проваливают ко всем чертям и остаются там. Они не утащат меня с собой.

Я приехала в Париж ради него, ради этого. Сегодня есть только его тайны, его прошлое. Его сердечная боль и страхи. Никто из нас не думал, что будет легко посмотреть им в лицо. А мне и не надо легко. Мне нужен Крис.

Наконец он останавливается передо мной, и ноздри мои раздуваются от его мускусного чудесного запаха. Я хочу просыпаться каждый день до конца своей жизни и ощущать этот запах.

Он смотрит на меня, а песня звучит снова, отражая то, что я вижу в черной глубине его пристального взгляда. Я улавливаю часть песни, что-то о волнах, смывающих шрамы. Я хочу быть этими волнами, которые смоют шрамы Криса. Я очень этого хочу.

Медленно взгляд его опускается, задерживается на губах, а потом лениво скользит по груди, по животу и ниже, и я ощущаю его, словно ласку. К тому времени, когда он пускается в обратный путь, я вся – жидкий огонь и ожидание, мокрая между ног и вся, испытывающая покалывание. Я умираю от желания почувствовать его прикосновение, но знаю, что когда он рассержен, лучше не дотрагиваться до него, пока он не будет к этому готов.

Он протягивает руку куда-то надо мной, и, проследив за ним взглядом, я вижу, что он нажимает какую-то кнопку на оконной панели, и электронные жалюзи начинают опускаться. Я готова рассмеяться от безумия момента. Я стою голая перед окном, наблюдаю, как опускаются жалюзи, и мне все равно. Я хочу, чтобы Крис прикоснулся ко мне. Он еще раз нажимает кнопку и закрепляет жалюзи в целом футе у меня над головой. Я все так же стою обнаженная перед открытым окном и гадаю, зачем было опускать жалюзи. Ответ я получаю, когда он берется за шнур, соединенный с серединой.

– Руки над головой, – приказывает он, и услышать наконец его голос – сладкий мед. Он течет по мне и в меня, и сердце мое замедляет свой ритм.

Я с готовностью поднимаю руки, сознавая, что моя грудь тоже приподнимается, и теперь она на уровне глаз Криса. Он встает на подоконник ко мне, передо мной, своим большим совершенным телом подталкивая меня назад, ближе к стеклу, но не дает прислониться. Его прикосновение еще сильнее возбуждает меня, и я уже в огне. Соски уютно устраиваются в жесткой поросли у него на груди, и я, не удержавшись, выгибаюсь ему навстречу. И тихий стон срывается с моих губ. Я настолько поглощена своим желанием, что едва сознаю, что он обвязывает шнурком мои запястья.

Он сходит с подоконника, оставляя меня мучительно страдать от потери тепла его тела. Теперь я знаю, что он собирается дразнить меня и доводить до безумия. Потом мной завладевает одна тревожащая мысль. Сколько женщин бывало здесь с ним? Была ли Эмбер?

Крис обвивает меня руками и привлекает к себе.

– «Нет» на то, о чем ты думаешь, – говорит он. – Я больше никого не приводил сюда. Только тебя.

Я от удивления приоткрываю рот.

– Ты… откуда ты знаешь, о чем я думала? Это невероятно.

Он пальцами очерчивает контур моих скул.

– Знаю. – Губы его в нежной ласке касаются моих, потом ласкают щеку, ухо, спускаются на шею. Нежность его прикосновения неожиданно эротична. Я покрываюсь «гусиной кожей», покалывание в сосках нарастает.

Я думала, тут дело в контроле, и это действительно так – я связана. Но это более мягкий оттенок доминирования. Он вибрирует от желания, губы скользят к моему плечу, ладонь – к груди, к соску, потом назад, через талию к ягодицам. Он касается меня везде, целует везде. Нежные, чудесные поцелуи, покусывания, лизание, спускающиеся все ниже и ниже, и вот он уже стоит на коленях, прижимаясь ртом к моему животу.

Он задерживается там и поднимает на меня глаза, в которых читается обещание неземного блаженства. Руки его разделяют и властвуют, пальцы одной проводят по интимной впадинке между ягодицами, другой – гладят меня между ног, доводя до исступления.

– Ты хоть представляешь, как дико меня возбуждает то, что ты такая влажная и трепещущая? – спрашивает он голосом, пропитанным желанием. Ко мне. Из-за меня.

Я пытаюсь рассмеяться, но выходит сдавленно.

– Меня это тоже дико возбуждает.

Он улыбается, и это так же прекрасно, как прекрасно было наблюдать, как он разбил наголову всех тех надутых индюков в посольстве. Язык ныряет мне в пупок, заставляя меня гадать, куда он двинется дальше. Я испускаю стон, когда ладонь крепко обхватывает мой зад и он кладет вначале одну, потом вторую мою ногу себе на плечи. Прокладывая дорожку из ласк от колена и выше, он приказывает:

– Не снимай их.

Я киваю и натужно сглатываю, когда его большой палец начинает дразнить мой клитор, легонько встряхивая его, прежде чем пальцы погружаются в меня. Всхлипнув, я крепко зажмуриваюсь. Его рот смыкается на мне и, ах, все мысли из моей головы стремительно куда-то улетучиваются. Все, кажется, погружается в какой-то мягкий туман наслаждения.

Голова моя запрокидывается, и я на мгновение как будто даже покидаю свое тело и смотрю на себя со стороны: руки связаны над головой, ноги обвивают шею Криса Мерита, а он творит что-то невообразимое с моим телом. Не могу поверить, что это я. Язык его вытворяет что-то невероятное, а пальцы…

Я тихо вскрикиваю и выгибаюсь, шокированная, когда моя плоть без предупреждения сжимается вокруг его пальцев. Рябь наслаждения прокатывается по всему телу, и Крис использует свои умелые пальцы и язык, чтобы вознести меня на самую вершину. Мало-помалу крик блаженства во мне становится тихим гулом, и воздух с шумом врывается и вырывается из легких.

Крис покрывает меня поцелуями от таза до колена, потом мягко опускает мои ноги на пол. Обвивает меня руками и прижимается щекой к животу, обнимая меня так, как будто вот-вот потеряет.

Секунды бегут, и это уже начинает меня пугать.

– Крис? – шепчу я его имя, как мольбу.

Руки его скользят вверх, он поднимается и прижимает меня к себе.

– Я тоже не могу без тебя дышать, Сара, – говорит он низким осипшим голосом, отвечая на то, что я сказала в баре. – В том-то и беда.

– Тогда и не пытайся, – шепчу я. – Развяжи меня. Пожалуйста. Мне нужно прикоснуться к тебе.

Вместо этого он целует меня, не желающий или не готовый уступить контроль, но такая мягкость в нем, в том, как язык ласкает мой рот, что у меня сжимается сердце от нежности и любви. Я вкушаю его страсть, чувственный голод, но есть во всем этом и что-то большее. Что-то, что все еще почему-то похоже на прощание.

Я вторю ласкам его языка, пытаясь поцелуем стереть это ощущение, но ничего не выходит. Пытаюсь сжечь его пылом и огнем, но оно не исчезает. Поэтому когда он отрывается от моих губ, я не даю ему времени заговорить:

– Я никуда не поеду. Ты можешь попытаться услать меня, но я приехала сюда не просто так. Я верю в нас и никуда не уеду.

Он берет мое лицо в ладони.

– Если бы ты сделала это, я бы поехал за тобой.

Его грубовато-рассерженный тон как бальзам на мою истерзанную душу.

– Что бы ты ни показал мне, что бы ни рассказал и что бы ни случилось, я не оставлю тебя, Крис. Если ты почему-то хочешь уйти, это неправильно. Неправильно для нас.

Он долго-долго смотрит на меня непроницаемым взглядом, потом встает на подоконник и развязывает мне руки. Не успеваю я опустить их, как он спускается на пол, идет к мольберту и возвращается с рубашкой в руке.

– Накинь это, иначе мы не поговорим, а нам это необходимо. – Он держит рубашку, чтобы я могла просунуть руки. К моему разочарованию, она пахнет кондиционером для белья, а не Крисом.

Он прислоняется к стене и притягивает меня к себе, скользит ладонями вверх по спине и прижимает крепче.

– Я не хочу уходить.

– Но ты сказал…

– Я знаю, что я сказал, и в тот момент я так думал. Моим первым порывом, когда ты оказалась в опасности, было увезти тебя как можно дальше от всего, что может украсть тебя у меня.

– Включая твое прошлое.

– Нет, Сара. Когда я привез тебя сюда, я был измотан, да и сейчас тоже. Причина моей потребности продвигаться в своем собственном темпе вовсе не колебания, а то, как мне справиться с определенными событиями в моей жизни. А увезти тебя отсюда я хотел ради твоей безопасности. Не нравится мне эта ситуация с Невиллом и Эллой.

– Нам надо остаться и закончить то, что мы начали.

– Разумеется, это важно. Все последние два часа во мне шла борьба между потребностью защитить тебя и всеми теми причинами, по которым я бы хотел, чтобы мы остались тут. На следующей неделе… – Он отводит глаза, скулы его напрягаются, потом он снова поворачивается ко мне: – Нет ничего важнее твоей безопасности.

А что будет на следующей неделе? Я открываю рот, чтобы спросить, но его пальцы пробираются мне в волосы, а глаза горят решимостью.

– Я попросил кое-кого заняться этим делом с Эллой и Невиллом, накопать информации. Если я узнаю что-то такое, что, по моему мнению, будет для тебя опасно, мы уедем. Точка.

– Крис…

Он быстро и крепко целует меня.

– Это не обсуждается. И если ты будешь подвергать себя излишнему риску или играть в детектива, клянусь самым святым, я, если потребуется, свяжу тебя, отволоку в аэропорт и посажу на самолет.

Грозовые тучи таятся у него в глазах, рискуя поглотить его снова; упоминание о следующей неделе опять завело его. Так что разберемся с этим на следующей неделе. Сейчас же я хочу видеть его улыбку, поэтому улыбаюсь и провожу пальцами по легкой щетине на щеке.

– Хорошо, что ты такой сексуальный, когда ведешь себя как пещерный человек.

Он с минуту глазеет на меня, потом подхватывает на руки и направляется к двери.

– Я покажу тебе пещерного человека.

Я закусываю губу, довольная такой его реакцией. Он говорит это без улыбки, но я ничуть не сомневаюсь, что мы оба скоро будем улыбаться.