Текст книги "Исповедь души"
Автор книги: Лиза Джонс
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Он снимает мою руку, сжатую в кулак, со своей груди, раскрывает ладонь и переплетает наши пальцы.
– Я дам тебе поговорить со Стивеном, чтобы ты немного успокоилась. Он прекрасно знает свою работу, и ты поймешь это, когда побеседуешь с ним.
Я поднимаю наши сплетенные руки и прижимаю его руку к своей щеке.
– Я просто хочу, чтобы это все поскорее закончилось.
– Знаю, и мне больно видеть, как ты изводишь себя. Все скоро пройдет.
– Надеюсь. – Меня осеняет одна мысль. – А мы можем позвонить Марку? Может, он слышал что-нибудь о полицейском расследовании?
Ресницы Криса опускаются, и он со вздохом откидывается на спинку стула.
– Э, да. Марк. Там совсем другая история. Я разговаривал с ним.
Меня настораживает его мрачный тон.
– Когда? Что он сказал?
– Сегодня. Он в Нью-Йорке. Его мать в больнице, он там с ней.
Я испуганно охаю.
– О Боже. Что с ней? Скажи, что ничего серьезного.
– Рак груди.
В памяти невольно вспыхивает исхудавшее, истощенное болезнью тельце Дилана, и это видение как удар в грудь. Уверенная, что Крис тоже думает о нем, я сплетаю наши пальцы.
– Насколько она плоха?
– Вторая стадия. Рано обнаружили. Завтра ей делают мастэктомию, а поскольку это пятница, он останется на выходные и прилетит домой в понедельник, чтобы встретиться с полицией. Он ужасно зол на Эву за то, что так запутала дело и отрывает его в такое время от семьи. Он просил передать тебе, что разберется с ней. – Крис улыбается. – Ты же знаешь Марка. Если он сказал, то слово сдержит. В лице Марка, Стивена и моем ты имеешь на своей стороне, детка, льва, тигра и медведя.
– И который из них ты? – с улыбкой спрашиваю я.
– Все три, когда надо, а для тебя, детка, я сделаю все.
Рука моя ложится на его татуировку. Крепкие мускулы перекатываются под моей ладонью, а выражение лица делается соблазнительно сексуальным. Тело мое начинает покалывать от осознания, как легко я могу возбуждать его одним лишь прикосновением.
– Предпочитаю дракона. – Я даже не пытаюсь скрыть, как сильно хочу его. – Только дракона. Кого же еще?
Его глаза поблескивают, ресницы опускаются, но я все же успеваю заметить проблеск того же чувства, которое видела несколько минут назад. Беру его лицо в ладони, заставляя посмотреть на меня.
– Месье Крис, – произносит мужской голос рядом с нами.
Мы с Крисом поворачиваемся посмотреть, кто там. На лице Криса мелькает узнавание, он встает, чтобы пожать руку невысокому брюнету лет пятидесяти, и представляет его мне как служащего одной из многочисленных картинных галерей в Париже. Я слушаю, как они разговаривают и смеются, не понимаю ни слова, но вижу, что мужчине нравится Крис. Всем нравится Крис, но мало кто знает, что скрывается за внешней оболочкой, какие демоны терзают его душу. А я знаю. Но знаю ли? Он, похоже, так не считает. При всем том, что я видела, при всем том, через что мы прошли, неужели он все еще боится поделиться со мной?
Знакомый Криса уходит, и нам приносят заказ прежде, чем я позволяю себе углубиться в такие мысли, которые могут принести больше вреда, чем пользы. Мои тревоги улетучиваются, когда перед нами ставят блюда с восхитительно вкусной мексиканской едой. Крис потирает руки и треплет меня по ноге.
– Тебе это понравится.
Я улыбаюсь его заразительному энтузиазму и делаю то, что он и предлагает. Крис наблюдает за моей реакцией, когда я пробую свои сырные энчилады, и их острый, изумительный вкус взрывается у меня во рту.
– Мм, – мычу я, жмурясь от удовольствия. – Потрясающе. – Я зачерпываю соус и отправляю его в рот. – Просто потрясающе.
Крис отделяет вилкой кусочек своей энчилады с курицей и подносит к моему рту.
– Попробуй мои.
Я послушно принимаю угощение, и он медленно вынимает вилку у меня изо рта. Глаза его, пристально следящие за мной, светятся голодом – но совсем иного рода.
– Нравится? – спрашивает он мягким, бархатным голосом.
– Да. – Мой голос хриплый, и отнюдь не от острой пищи. – Очень.
Он придвигается ближе и касается моих губ своими.
– На твоих губах вкус лучше.
Я краснею, а он снова отклоняется назад. Не понимаю, как ему до сих пор удается вгонять меня в краску.
Он улыбается моей реакции с видом чисто мужского удовлетворения.
– Теперь ты веришь, что в Париже можно вкусно поесть?
Я совершенно уверена, что с Крисом все будет вкуснее.
– Я верю, что ты убедил меня.
Наши глаза встречаются, и смех тает на губах. Воздух потрескивает, и что-то пока неизвестное искрит между нами, покалыванием растекаясь по телу.
– Плохого я бы тебе не посоветовал, Сара, – говорит он, и голос его уже не бархатный, а сиплый. Он говорит теперь не о еде, и искренность в его взгляде глубоко трогает меня.
– Знаю, – шепчу я. И я действительно знаю это. Я принадлежу этому мужчине вся, целиком… хотя нет. Это не так, и неприятно признаваться в этом даже себе самой. Я почти вся его. Трудно не удержать маленькую частичку, когда знаешь, что он не весь мой.
Глава 12
Адвокат звонит Крису, когда мы едем домой, и, как обещал, Крис дает мне поговорить с ним лично. Несмотря на то что у него нет почти ничего нового, Стивен и в самом деле поднимает мой дух, заверяя, что полиция просто тщательно выполняет свою работу, и мне не о чем беспокоиться. И пока мне не надо возвращаться в Штаты.
Я по-настоящему расслабляюсь, и мы с Крисом планируем наше совместное исследование города. Мы обсуждаем, какие выставки хотим посетить в первую очередь, и я решаю, что мне очень повезло. Я увижу прославленное искусство с прославленным художником в качестве гида. О таком можно только мечтать.
– Моя единственная договоренность – лагерная ночевка для детей с ограниченными возможностями в ночь с пятницы на субботу в Лувре, – говорит Крис, когда мы сворачиваем на авеню Фош рядом с нашим домом.
– И никаких встреч?
– Никаких, – подтверждает он. – А это значит, что я свободен и могу поводить тебя по музеям и познакомить с кое-какими важными людьми в этой сфере.
– С которыми я не смогу поговорить.
– Очень многие из них говорят по-английски. – Телефон его звонит в третий раз за время нашего разговора, и он бросает взгляд на экран и отклоняет звонок. А когда внимание его возвращается ко мне, в нем ощущается какое-то чуть заметное напряжение, которого не было минуту назад. – Город кормится с туристов, особенно с американцев, так что людей, говорящих здесь по-английски, больше, чем ты думаешь.
– Все равно мне бы хотелось избавиться от языкового барьера, – говорю я, хотя мысли мои заняты двумя неотвеченными звонками. Кто бы это ни был, Крис не хочет разговаривать с ними в моем присутствии. Думаю, это Эмбер. Она знает, что он зол и, как говорит мое женское чутье, не может просто так оставить то, что произошло у нее в мастерской, не поговорив с ним.
Мы тормозим в воротах, и Крис опускает стекло, чтобы набрать код доступа. Через минуту мы заезжаем в гараж под домом.
Его домом. Я никогда до конца не почувствую, что я дома, пока эти секреты не перестанут разделять нас.
Оказавшись в квартире, я сразу убегаю, чтобы принять ванну с пузырьками, намереваясь привести свои сумбурные мысли в некое подобие порядка. Я не позволю себе думать, что Крис отвечает на звонки… те звонки, потому что мое воображение склонно заходить слишком далеко.
Только-только я до подбородка погружаюсь в мыльную пену, как в ванную входит Крис с бокалом вина в руке и садится на край ванны.
– Это поможет тебе успокоить нервы, – говорит он, протягивая вино мне. – У меня обширный винный погреб за городом, который оставил мне отец, и я держу несколько бутылок здесь для гостей.
Вино его отца, спившегося знатока вин, оставленное ему.
Расстроенная этой мыслью, я ставлю бокал на другую сторону ванны. Хватаю его за рубашку мокрой рукой и притягиваю к себе.
– Спасибо, но я его не хочу. Я хочу только тебя.
Он понимающе смотрит на меня.
– Прошлое есть прошлое. Я оставил его позади.
Тревога шевелится у меня в душе. Это в каком-то смысле вписывается в его потребность в контроле, но я точно не знаю как.
– Прошлое – это часть тебя и нас. Ты можешь оставить его на хранение в каком-то другом месте, но не можешь заставить его уйти. И ты не сможешь до конца покончить с этим прошлым, пока мы не встретимся с ним лицом к лицу.
– А что я, по-твоему, пытаюсь сделать?
Может, дело тут вовсе и не в контроле. Может, наоборот, в его потере. Возможно, то, что он привез меня сюда, что обнажает передо мной душу, выбивает его из колеи, а я как эгоистка слишком сильно давлю на него? Слишком лезу в душу?
– Крис…
Звонит его телефон, и он крепко зажмуривается.
– Я должен посмотреть на случай, если это важно.
– Я понимаю. – На самом деле у меня чешутся руки швырнуть телефон в воду.
Он не двигается, словно чувствует то же самое. Звонок прекращается, и его губы дергаются.
– Похоже, не важно. – Крис наклоняется ближе, и сердце мое пускается вскачь: ведь сейчас он меня поцелует.
Телефон опять звонит.
Крис чертыхается и начинает выпрямляться, а я неохотно выпускаю его рубашку. Он встает и вытаскивает телефон из кармана джинсов. Лицо его остается бесстрастным, когда он смотрит на номер и нажимает «отбой». Я чувствую крошечный укол в груди и быстро переворачиваюсь на бок, чтобы Крис не заметил мою реакцию. По крайней мере он опять отклонил звонок. Очевидно, не отвечал и на предыдущие звонки, пока я набирала ванну. Или, может, ответил, и теперь тот «человек» перезванивает.
– Эмбер.
От ее имени у меня сжимается желудок, и я вновь поворачиваюсь лицом к нему. Чувствую себя обнаженной во всех смыслах и радуюсь, что мыльная пена закрывает меня по самую шею.
– Что?
– Ты хочешь знать, кто звонит. Это Эмбер. Всего лишь.
– А. – Не слишком тактичный ответ, но, учитывая его раздраженное настроение, это лучше, чем «знаю», которое я чуть не выпалила. – Почему ты не отвечаешь на ее звонки?
Он взъерошивает рукой свои волосы, оставляя их в сексуальном беспорядке.
– Потому что сейчас я, черт возьми, велел бы ей держаться от тебя подальше, но только подоходчивее.
Я поражена тем, как он зол. Кажется, даже чересчур, и хотелось бы мне знать почему.
– Она не заманивала меня в ловушку. – Я понятия не имею, почему защищаю женщину, которая не задумываясь растоптала бы меня своими «шпильками».
– Она загнала тебя в угол.
– А я позволила ей сделать это. Ошибка, о которой я сожалею.
– Ты не знаешь, на что способна Эмбер, а я знаю.
«Крис случился со мной». Я опускаю глаза, когда в памяти всплывают слова Эмбер. Слышал ли он, что она сказала мне? Имеет ли то обвинение, которое я почувствовала, какое-то отношение к его гневу? Да, думаю, имеет.
Я поднимаю глаза в поисках каких-нибудь ответов, но моргаю от неожиданности при виде Криса, снимающего рубашку.
– Что ты делаешь?
Твердые линии его лица смягчаются в ответ на этот глупый вопрос – пример очередной быстрой смены настроения.
– Раздеваюсь. А ты что-то имеешь против?
Мой взгляд скользит по восхитительно скульптурному телу, задерживается на сексуальных бицепсах, и во рту у меня пересыхает. Вопросы об Эмбер улетучиваются.
– Ни в коем случае, – заверяю я его и сама слышу в своем голосе возбуждение. – Почему так долго?
Он скидывает одну туфлю.
– Опять пытался быть галантным и дать тебе возможность понежиться в ванне. Что-то ни черта у меня не получается.
– Я рада, что ты это понял.
Когда вторая туфля летит в сторону, снова звонит его мобильный.
Раздраженная на Эмбер за то, что врывается в мою маленькую фантазию, я спрашиваю:
– Опять?
Крис бросает взгляд на телефон.
– На этот раз Блейк.
– Он мне нужен! – Я сажусь прямо, разбрызгивая пену и воду. – Мне надо поговорить с ним немедленно.
Глаза Криса окидывают мою голую грудь, потом поднимаются к лицу.
– Такая реакция моей женщины на другого мужчину – не совсем то, что может мне понравиться.
Я сажусь на колени.
– Не шути. Ответь, пожалуйста, и включи громкую связь, чтобы я не намочила телефон.
С озадаченным видом Крис нажимает кнопку и говорит:
– Одну минуту. Сара хочет поговорить с тобой.
Он садится на широкий край ванны и подносит телефон поближе ко мне. Я опускаюсь назад в воду и прижимаю колени к груди. Крис вопросительно вскидывает бровь, я киваю, после чего он говорит:
– Мы слушаем тебя, Блейк.
– Ну и хлопотное же дельце вы, ребята, мне подкинули, скажу я вам, – хмыкает Блейк в трубке. – Но мы, Уокеры, не любим подводить красивых женщин. Однако новостей у меня пока нет. Впрочем, как говорится, отсутствие новостей – тоже хорошая весть.
– На этот раз не насчет Ребекки, – говорю я, подумав об Эллином молчании, и значение этого молчания не может не тревожить меня. – Я ходила сегодня в мэрию посмотреть на Эллино свидетельство о браке.
– Что? – вскидывается Крис. – Когда?
– Утром. Шанталь водила меня.
Он открывает рот, потом бросает быстрый взгляд на телефон и сжимает губы, очевидно, решив, что то, что он собирается сказать, лучше сообщить наедине.
Я продолжаю:
– Когда Элла сюда приехала, она сказала, что сбежала с мужчиной и вернется через две недели. Но по закону приезжему можно здесь вступить в брак только после шестидесятидневного срока проживания.
– Может, ее доктор так влюбился, что забыл узнать про законы, – высказывает предположение Блейк.
Крис добавляет:
– Я постоянно живу тут, но не знал о правиле шестидесяти дней. Может, она просто решила пожить здесь подольше.
– Может, – соглашаюсь я без особой убежденности. – Но большинство людей предоставляют требуемое общественное уведомление о предстоящем браке, однако никакой записи нет. Она просто бесследно исчезла.
Мужчины молчат, и эта тяжелая тишина говорит, что оба понимают: дело скверное.
– Я найду кого-нибудь там вам в помощь, – говорит Блейк. – А пока мои люди будут делать все возможное здесь.
– Хорошо, – отзывается Крис. – Я поговорю с Реем, своим охранником, и посмотрю, не предложит ли он что-нибудь еще. Завтра свяжусь с тобой.
– Погодите, – быстро говорю я, – пока вы не повесили трубку, Блейк. Дама в мэрии, которая помогала нам сегодня, сказала, что вчера кто-то еще спрашивал Эллино свидетельство о браке.
Крис хмурит брови.
– А она описала этого человека?
Я качаю головой:
– Мы уже ушли оттуда к тому времени, когда Шанталь сказала об этом. У меня не было возможности задать вопросы.
Вид у Криса недовольный.
– Я съезжу в мэрию, Блейк. А ты займись этим делом у себя и дай мне знать, если что выяснишь. Значит, насчет Ребекки ничего нового? – заканчивает он.
– Ничего. – После секундного колебания, Блейк добавляет: – Эва настаивает на своей невиновности.
– Вы хотите сказать, что она настаивает на моей виновности, – уточняю я с упавшим сердцем.
Крис избавляет Блейка от ответа:
– Позвони завтра, расскажешь последние новости.
– Будет сделано. – Помолчав, Блейк добавляет: – Все образуется, Сара. – И кладет трубку.
Я, кажется, не могу заставить себя пошевелиться. Прикрываю глаза и прячу лицо в коленях.
Крис не произносит слов утешения, и я этому рада. Он интуитивно понимает, что сейчас я не хочу никаких слов. Не в них дело. Мне надо просто минуту помолчать, чтобы успокоить темное нечто, поднимающееся у меня в душе, пока оно не обрело названия. Мне просто нужна… минутка.
Потом руки его ложатся на край ванны передо мной.
– Посмотри на меня, Сара. – Тон его – чистейшее доминирование и властность, и это задевает во мне какую-то струну и заставляет вскинуть на него глаза.
– Хватит. Прекрати.
Я моргаю.
– Что?
– Страх овладевает тобой и разрывает изнутри. Если ты думаешь, что я буду сидеть и смотреть, как ты делаешь это с собой, то ты совсем меня не знаешь.
– Это не страх, – возражаю я.
– Это страх. Сосредоточься на том, что способна контролировать. Именно это я имел в виду, когда говорил о границах в самолете. Ты должна знать, что конкретно можешь подчинить своей воле, и не тратить энергию на то, что не можешь, иначе оно высосет из тебя все силы, вот как сейчас.
– Мы говорим о возможном обвинении в убийстве и…
– Не будет никакого обвинения. Полиция просто собирает доказательства против Эвы, которые позже не позволят ей использовать в качестве защиты. И ты далеко от Сан-Франциско, где тебе пришлось бы гораздо тяжелее.
Я перехожу в глухую оборону:
– Дело же не только в обвинении в убийстве. Гораздо важнее то, что Элла в беде. Я чувствую это… как чувствовала тогда, что Ребекка мертва. – Я давлюсь на последнем слове, не в силах его выговорить.
– И твое беспокойство ей поможет?
Я изумленно смотрю на него. Тон его такой невозможно холодный.
– Не могу поверить, что ты это говоришь! Я не перестану беспокоиться об Элле.
Он приседает передо мной на корточки, и меня пленяет его повелительный взгляд.
– Я не прошу тебя не беспокоиться. Я прошу посмотреть в лицо этому беспокойству и положить его в тот же ящик, в который положила своего отца и Майкла. Потому что оно стоит твоих страданий не больше, чем они.
Эти его слова как удар в грудь. Страх и отрицание всегда были моим ядом. Когда я чего-то боюсь, я отрицаю. Но не могу отрицать того, что происходит сейчас, и не знаю, что с этим делать. Да, отец с Майклом засунуты в ящик, но крышка еще так недавно запечатана, что я не уверена, получится ли у меня.
– Мы наймем лучших из лучших для поисков Эллы, – обещает Крис уже помягче. – И я тоже сделаю все возможное. Но ты должна сосредоточиться на том, что можешь контролировать, а не на том, чего не можешь. – Он проводит пальцем от моей щеки к уху, и я покрываюсь «гусиной кожей», как будто он гладит меня везде. – Это мы атакуем проблемы, а не они нас. И делаем это вместе.
Я заглядываю в глубину его глаз и вновь ощущаю эту, уже знакомую и вполне ощутимую, нашу с ним связь. Она струится по мне как лунный свет по заливу, мерцая и искрясь в душе, рождая покалывающее тепло. Я глубоко вздыхаю и осмеливаюсь признаться, что мои страхи сделали меня слишком уязвимой, слишком легкоранимой. Крис помог мне спрятать прошлое в этот пресловутый ящик и запечатать. Он как добрый волшебник сделал такое возможным.
– Я люблю тебя, Крис. – И мне нравится, как легко мне произносить эти слова, ничего не опасаясь.
– Я тоже люблю тебя, детка. Мы со всем разберемся, обещаю. Все в наших силах, поверь.
Я протягиваю руку и мокрыми пальцами глажу его по лицу.
– Ах, мой прекрасный, талантливый художник. Все в твоих руках, и так было всегда. – Я завидую ему, но приятно сознавать, что и я уже на этом пути, и мне нравится, что не приходится делать это в одиночку.
Он ловит меня за запястье. Глаза его искрятся, соблазнительный изгиб губ намекает на улыбку. Мне нравится вызывать у него улыбку.
– Прекрасный художник?
Теперь он заставляет меня улыбнуться.
– О да.
Некая сексуальная смесь жара и озорства просачивается ему в глаза, предупреждая, что меня ждет какой-то восхитительно порочный сюрприз, прежде чем он поднимает мою руку, прижимается губами к ладони и обводит языком. Я тихо вскрикиваю от этого неожиданного, невозможно эротического действа, а он отклоняется назад, проводя моей мокрой рукой по своей шее, и встает.
Закусив губу, наблюдаю, как он снимает брюки, и даю себе зарок чаще называть его прекрасным, если такова моя награда. Крис и сам не сводит с меня глаз, и когда он, сбросив с себя последнюю одежду, выпрямляется, великолепный в своей наготе, мои глаза буквально пожирают его. Он такой твердый. Везде. Мне нравится, какой он твердый. А мне сейчас жарко, хоть вода уже остыла, но какое это имеет значение?
Он ступает в ванну и тянет меня вниз, чтобы мы лежали боком, лицом друг к другу.
– Твои швы намокнут, – предупреждаю я, дотрагиваясь до повязки на руке.
– Мне сказали, что через сутки уже можно мочить. – Он кладет ногу поверх моей и устраивает свою возбужденную плоть в колыбели моих бедер. – Занималась когда-нибудь сексом в ванне?
– Нет, никогда.
Он начинает игриво дразнить сосок пальцем.
– Я тоже.
Я делаю удивленные глаза.
– Значит, я буду у тебя первой. В известном смысле, конечно.
Он тянет меня на себя и приближает свои губы к моим.
– Ты первая во многих вещах.
Я улыбаюсь и тихо стону, когда он прижимается тазом и плавно входит в меня. Я резко втягиваю воздух в ответ на глубокие толчки, погружающие его на всю длину; потом он затихает и пристально смотрит на меня.
– Насчет тех границ. Ты обнаружишь, что со мной их нет.
– Не помню, чтобы просила о них, – дерзко парирую я.
Он переворачивается на спину, и я оказываюсь сверху.
– Прокатись на мне, детка.
Это один из тех редких случаев, когда он позволяет мне быть наверху, отдает мне контроль, а учитывая, каким пьяняще возбуждающим я нахожу его превосходство, я удивлена, как сильно мне это нравится. Глаза его ощупывают мое тело, и сладострастный взгляд из-под отяжелевших ресниц говорит, что и ему такое положение вещей нравится.
Я упиваюсь сознанием того, что могу заставить этого изумительного, этого прекрасного, всегда, казалось бы, владеющего собой мужчину отдаться страсти без остатка, и с радостью отдаю себя в его власть. Я и помыслить не могла, что когда-либо воплощу в жизнь свою фантазию, которая называется контролем. А он воплотил.
Суббота, 14 июля
Пересадка в Лос-Анджелесе
Я ненавижу делить с кем-то мужчину, ненавижу, когда мужчина делится мной. Об этом я думаю, сидя в аэропорту. Я так близко к дому, но такое чувство, будто очень далеко. Мне кажется важным по возвращении домой понять, что я приму и чего не приму в наших отношениях с «ним», если мы снова будем вместе. Он знает, что я не подпишу больше никакого контракта, но мне хочется чего-то более глубокого, чем чернила на бумаге. Он говорит, что готов к этому, но вот готов ли к обязательствам иного рода? Этот мужчина, который выставлял на всеобщее обозрение наши самые интимные моменты, который привел ее в нашу постель, прекрасно зная, что это расстроит меня. Она меня ненавидит. Я вижу это по ее глазам всякий раз, когда мы оказываемся рядом, но мне все равно пришлось терпеть ее прикосновения. Я вынуждена была смотреть, как она прикасается к нему.
Меня передергивает от одних только мыслей об этом. Единственное, почему я это терпела и могу простить как прошлое, это причина, по которой он так делал. Или по крайней мере я в душе верю, что именно такова причина. Он боялся по-настоящему влюбиться в меня, и я знаю, просто знаю, что именно поэтому он и привлек ее к нашей игре, когда мы с ним начали сближаться. Она была его стеной. Его защитой. Позволит ли он своим стенам разрушиться? Позволит ли мне увидеть его настоящего? Сможет ли полюбить меня, как я люблю его? Знаю только, что меньшего мне не надо. Либо все, либо ничего…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.