Текст книги "Лунный свет и дочь охотника за жемчугом"

Глава 41

Под аккомпанемент хруста ракушечника под ногами Элиза подходит к бунгало. Портьеры свесились из старых деревянных окон. Безупречные лилии в саду выглядят угрожающе дерзко на фоне ржавых листов железа.

Ей пришло в голову, что, возможно, потом станет еще страшнее. Сейчас она чувствует лишь оцепенение.

Он подходит к двери, делая вид, что удивлён ее визиту, но на самом деле это не так. Приглашает ее войти, и Элиза следует за ним. Внутри душно, но воздух в проникающих через открытые окна солнечных лучах необыкновенно прозрачен.

Ей предлагают чай. Она отказывается. Какое-то время они молчат, тишина между ними как туго натянутая нить.

– Элиза, как ты себя чувствуешь? Я часто думал о тебе.

Это до того ошарашивает ее, что она не может найти слов. Взгляд мечется по его телу, как будто если будет смотреть слишком долго на одно и то же место, можно ослепнуть. Он кажется таким немощным, его худая фигура – сплошь углы и тени. Какое виртуозное притворство!

Элиза осматривает комнату: настольные часы с лунной фазой отсчитывают секунды; некогда сверкающий орнамент погребён под слоем пыли. В углу на крючке дожидается своего часа ружьё. Под ним фотокарточка ее отца, улыбающегося через очки. Она пересекает комнату ещё до того, как успевает подумать. Снимает рамку, поднимает над головой и с грохотом швыряет об пол. Виллем приподнимается со стула, но застывает в нерешительности, не зная, что она будет делать дальше. Ее обувь царапается осколками стекла. Элиза наклоняется, протягивает руку к фотографии. Вытащив ее из-под осколков, подносит ко рту, надувает щеки и сдувает с поверхности остатки стекла.

Выудив из кармана письмо, делает паузу и кладёт на пол у ног Виллема. Это жестокий жест, и она прекрасно это понимает. Он переводит взгляд с неё на пол, пока она отступает назад, складывая руки на груди. Дядя медленно наклоняется, всем весом опираясь на здоровое колено. Он неловко хватается за спинку стула, отчего костяшки пальцев белеют, деревянная нога выворачивается наружу, а лицо краснеет от натуги. Он тянется рукой все ближе, пока Элиза, не выдержав, вновь наклоняется, забирает письмо, и пальцы Виллема хватают пустоту. Он устало опускается на стул, а Элиза суёт письмо ему в руки. Виллем изучает клочок измятой бумаги.

– Могу я узнать, что это такое?

– Виллем, ты знаешь, что это.

– Элиза, я правда…

– Хватит! – Сталь в ее голосе ранит его, и она это замечает.

– Из-за вас он чуть не умер. Другие люди погибли. И всё из-за вашей… вашей жадности. Но шантаж! Как вы могли на такое пойти?

Он торопливо перечитывает то, что осталось от письма, едва заметно меняется в лице: хмурится, крепче стискивает зубы.

– Так это шантаж? – спрашивает он. Когда поднимает глаза, Элиза видит в них что-то, чего никогда у своего дяди прежде не замечала. Опираясь на спинку стула костлявыми руками, Виллем поднимается и проходит через комнату. Под ногами у него хрустит стекло. Проходя мимо, он не удостаивает ее взглядом. Вскоре Элиза остается наедине с тенями. Руки дрожат от неопределенности. Может, стоит пойти за ним? Нет, лучше подождать. Она снова обводит взглядом комнату, останавливаясь на эмалевых шкатулочках и пустых стеклянных пузырьках, сверкающих на солнце. Она моргает, но в памяти всплывает выражение лица дяди, его нахмуренные брови. Она слышит, как он прочищает горло в дальней части бунгало и кого-то окликает. На смену долгой тишине приходит череда приглушённых звуков разговора.

Когда вновь появляется в дверях, одной рукой он ведёт за плечо свою жену. Этот жест больше походит на подталкивающий, чем защитный. Виллем медленно выводит Марту в центр комнаты.

– Полагаю, произошла какая-то ошибка, – заявляет он. – Может, нам стоит это обсудить и попытаться все выяснить?

К горлу Элизы подступает отвращение. Но ее ничуть не удивляет, что, даже припертый к стенке, дядя рассчитывает на то, что жена будет ему потворствовать. Лицо стоящей рядом с ним Марты непроницаемо, однако атмосфера в комнате с ее появлением меняется. Виллем рассматривает письмо, а затем передаёт жене, но та едва бросает на него взгляд. Дядя подходит к секретеру в дальнем углу комнаты, отщёлкивает крючок и опускает столешницу. Внутри стоит чернильница с пером в серебряной подставке. Бумаги сложены аккуратной стопкой и перевязаны лентой. Виллем развязывает ее, вынимает первый лист и внимательно его изучает.

– Для начала мы должны выяснить, каким образом кто-то смог украсть нашу переписку и подделать твой почерк.

Элиза яростно втягивает воздух. Сколько ещё способов он придумает, чтобы попытаться выкрутиться? Она предъявила ему доказательства. Они четко написаны там чернилами. И… И… Элиза замирает. Моргает. Он сказал: твой почерк. Она снова поднимает на него глаза.

Ее дядя сердито смотрит на жену. Его зубы сжаты, и она замечает, как ходят желваки на его скулах.

– Марта, ты можешь это как-то объяснить? Может, есть кто-то, кто захотел бы обвинить тебя в таком? – Элиза видит, как дрожит бумага в руке Виллема. Двинувшись вперёд, она протягивает к ней руку. Через мгновение узнает длинный, изящный почерк.

«Дорогой Виллем». Тонкие петли и наклон уже отпечатались перед глазами. Ей нет смысла читать письмо дальше, чтобы понять – рука, писавшая его, та же, что и на оставшемся клочке. Элиза медленно подносит письмо к свету и, как и следовало ожидать, видит водяные знаки четко и ясно. Она опускает руку. В самом внизу подпись так хорошо знакомым Элизе почерком: «Твоя любящая жена, Марта».

Оторвавшись от письма, Элиза разглядывает лицо тети: вздернутый подбородок, немигающий взгляд. Она догадывается, что это значит, однако это совсем не то, что она ожидала от неё. Это вызов.

Женщина, стоящая перед ней, вполне может сойти за того, кто способен на шантаж. Как могла такая простушка заставить мужчину ради спасения семьи выйти в открытый океан и чуть не отправиться на тот свет? Ее лицо не обезображено морщинами ни от погоды, ни от работы. Ее тело мягкое, фигура заурядная, русые волосы уложены в небрежную прическу. А на Элизу она смотрит как на собаку.

– Как вы могли? – шепчет Элиза. Внезапно до неё доходит, что Марта – та женщина, что перехватила и письмо от Томаса.

– Марта. Ответь ей. Ну же, объяснись. – Дыхание дяди становится прерывистым. – Скажи, это, должно быть, сделал кто-то другой. Наверное, ты могла потерять одно из своих писем в Круге. – Молчание. – Марта, говори! – Виллем уже рявкает. Элизу шокирует тревога и злость в голосе дяди. Но Марта так и не отвечает, глядя на них прищуренным тяжёлым взглядом. В памяти Элизы всплывают строки из отцовского дневника – заметка об акулах: чёрный, леденящий душу каждого моряка, мертвый глаз.

– Сделать это с ним оказалось проще простого, – наконец подаёт она голос. Виллем в ужасе зажмуривается. – Твой отец слабак. Семья всегда была его слабым местом.

Элиза изо всех сил пытается сопоставить ту женщину, что стоит перед ней, – женщину, которая проводила собрания, вещая о морали, благочестии и приличиях, с теми словами, что сейчас слетают с ее губ. Где-то в комнате жужжит насекомое. Снаружи море напевает свою меланхоличную песню.

– Он ужасно жалок и не заслуживает всего того, что получил. Все началось с твоей матери. Она уже не годилась для того, чтобы произвести на свет ещё одного ребёнка. Но она настояла, а отец у тебя был слишком слаб и не смог ее отговорить. Это он виноват в ее смерти, учитывая все обстоятельства. – Элиза чувствует, как тошнота подступает к горлу. – Я видела, как ваша семья, жадная до детей, ослеплённая жемчугом, наживается на том, что по праву должно принадлежать нам.

Элиза бросает взгляд на полки в углу комнаты. Никаких рамок, никаких цветных фотографий прищурившихся детей.

– Мы оплатили ваш переезд сюда! Мы! Это мы помогли твоему отцу занять положение, которое сделало его сказочно богатым. И после всего, когда он потерял ногу, – кивает она на мужа. – Где был твой отец? – Виллем сжимает кулаки. – Только о собственной жене и беспокоился. Половина флотилии должна была принадлежать нам, и с той прибылью, что она бы нам приносила, мы могли купить весь этот городишко. Вместо этого нам дали какую-то мизерную долю и оставили копошиться в грязи, пока росли долги твоего отца. А уж когда я собственными глазами увидела, что вытворяет твой брат, лишь утвердилась в мысли, что такой человек не может наследовать флотилию.

Элиза сжимает кулаки и делает шаг вперёд. Марта и бровью не ведёт.

– Ох, Элиза, Элиза. От него одни проблемы, – без обиняков говорит Марта. – Его похоть отравляет залив, и он должен понести наказание за этот грех.

Внезапно Марта подаётся вперёд, едва не падая на колени. Позади неё Виллем, дрожа от гнева, стоит с занесённой рукой.

– Убирайся! – приказывает он, голос его спокоен. Однако Марта даже головы не поднимает. Ее плечи сотрясаются от смеха. Она не видит, как ее муж медленно ковыляет до стены и снимает «Уэбли» с крючка. – Уходи, – повторяет он свой приказ. Грубое слово, наполненное печалью. Он не в силах посмотреть на жену, однако нехотя держит ружьё перед собой. – Убирайся из моего дома. Убирайся из Баннина. И если ты ещё хоть раз попытаешься навредить моей семье, если я услышу о каком-нибудь шантаже, я пошлю кого-нибудь найти и убить тебя, и да поможет мне Бог! – Виллем разозлён не на шутку. По щекам его текут слёзы. – Я сделаю это не задумываясь.

Марта медленно выпрямляется.

– Я бы все равно не осталась в этом городе. Эта земля во власти сатаны.

Она вытирает губы, разглаживает юбки и идёт к двери.

– Я пошлю мальчика за моими вещами.

Виллем стискивает зубы так сильно, что Элиза боится, что они раскрошатся. Он не поворачивается, чтобы посмотреть, как уходит его жена.

Глава 42

Хляби небесные разверзлись над Баннин-Бей. Шум стоит нечеловеческий, как будто землю разрывает горе. Элиза, придерживая шляпу, чтобы ее не унесло ветром, идёт к хижине Акселя. К этому времени он уже должен вернутся из Коссака, и она хотела сказать ему, что брат с отцом тоже могут возвращаться.

На берегу лачуги под градом капель ходуном ходят. Добирается она, принеся с собой на обуви толстый слой мокрого песка, и застаёт Акселя с отвисшей челюстью и книгой, прижатой к груди.

Он вздрагивает, когда она потихоньку проскальзывает внутрь.

– Боже правый! – Он тут же вскакивает с кровати. – Да вы с ума сошли! Вы же промокли до нитки!

Она снимает шляпу и кладет ее на перевернутую бочку, а затем отжимает воду с волос.

– Грибной дождик ещё никому не повредил. – Она опускает взгляд на свои измочаленные юбки, и они оба начинают смеяться.

– А ну-ка, давайте вас согреем. – Он берет одеяло и накидывает ей на плечи.

– Может, попробовать разжечь огонь, хотя, боюсь, в такую погоду дрова не загорятся.

Она заверяет его, что все в порядке, и устраивается на табурете в углу. Они говорят о том, что произошло в бунгало Виллема и о том, что Марта уже навсегда покинула город.

– Вам удалось проведать Квилла? – спрашивает она.

– С Квиллом все хорошо, – кивает он. – Маквей был рад его возвращению. Думаю, старику было немного одиноко.

Элиза улыбается при воспоминании о секрете Квилла. Она по-прежнему свято хранит его, хотя и немного страшится того, что может произойти в будущем.

– Я рад что вы пришли, – говорит Аксель, переплетая пальцы и кладя руки на колени. Это странное движение, которое наводит ее на размышления, а не нервничает ли он.

Она опускает плечи.

– Только не говорите, что уезжаете, – стонет она. – Останьтесь хоть ненадолго, останьтесь в Баннин-Бей. Пожалуйста. Обещаю, вам понравится. – Она с сомнением озирается.

Он смеётся.

– Дело не в этом. То есть отчасти, конечно, и в этом тоже, в конце концов, мне все же придётся продолжить своё путешествие, но есть кое-что, что мне хотелось бы с вами обсудить в первую очередь.

– Так официально! – подтрунивает она. Но потом замечает, что он покраснел. – Что случилось?

– Ну, дело в том… – Он запинается. Дождь барабанит сильнее. – Мне кажется совершенно невозможным, чтобы вы не заметили, что я влюблен в вас.

Она задерживает дыхание, не зная, как поступить.

Он принимает ее молчание за поощрение.

– Я побывал во многих уголках этой планеты, но никогда не встречал такой, как вы, Элиза Брайтвелл. – Она смотрит на него, больше всего на свете желая, чтобы он остановился. – Я никогда не встречал женщины, которая вела бы себя так, как ведёте вы. И воспринимайте эти мои слова в качестве комплимента. Вы меня поразили и – ох, как бы выразиться – рядом с вами мое сердце поёт. – Она ещё никогда не видела его настолько воодушевленным, а это о многом говорит. – И вы не только красивая…

– Я не красивая, – перебивает она, как будто он обвинил ее в воровстве. Но она и сама знает, что никакая не красавица. А потому его слова ничего не значат.

– Элиза, вы восхитительны. Чтобы быть красивой, женщине необязательно быть подобно светским женщинам безупречно ухоженной. Ваша душа так прекрасна, а ваша сила духа это… это…

Он подходит к ней.

– Я себе никогда не прощу, если не попрошу вашей руки.

Она разглядывает его снизу вверх: его красивое лицо, ясные серьезные глаза. И размышляет над перспективой; она тоже никогда прежде не встречала такого мужчину, как Аксель. Кого не смущают ограничения, связанные с тем, каким должен быть мужчина. Его грудь вздымается. Она чувствует, в каком предвкушении он находится. Но она все это рушит.

– Боюсь, я не смогу принять ваше предложение.

Он опускает голову и отступает от неё, уставившись в пол.

– Конечно, разумеется… не стоило мне этого делать.

– Я не подхожу вам.

Он поднимает голову.

– Элиза, я точно знаю, что вы мне подходите.

– И вы не подходите мне.

На улице завывает ветер. Аксель застывает на месте.

– У меня нет никакого интереса в том, чтобы становиться чьей-то женой, и когда я буду путешествовать, мужчина рядом мне не нужен. Потому такое предложение, как бы прекрасно оно ни звучало, мне не подходит.

Он кивает, невесело смеясь.

– Не следовало мне отпускать вас одну в тот канал, – говорит он.

– Что вы имеете в виду? – хмурится она.

– Возможно, если бы я поплыл с вами, ответ был бы другим.

Он вздыхает.

– Я сдался, а вы никогда не отступаете. Теперь-то мне это прекрасно известно. – Он горько усмехается, и Элиза подходит к нему, обнимает за плечи.

– Вы и в самом деле один из самых прекрасных людей, что я встречала, – говорит она. – И я не хочу, чтобы вы уезжали. Думаю, вам лучше остаться здесь. Уверена, в заливе найдётся немало женщин, которые с радостью согласятся стать вашей женой. Немецкий искатель приключений! – Элиза приподнимает бровь.

Его улыбка полна оптимизма.

– Что ж, так же, как вас не устраивает роль жены, боюсь, что меня не удовлетворит жизнь на одном месте. Я по натуре бродяга, и скоро придёт мое время уезжать. Возможно, поеду посмотреть Новую Зеландию или найду подходящее для себя занятие в портах Востока. Может, даже доберусь однажды до Лондона.

– Обещайте, что вернётесь когда-нибудь, пусть даже просто погостить, – улыбается она.

– Обещаю, Элиза. С превеликим удовольствием. Ничто не может удержать меня вдали от Баннин-Бей.

Но она знает, что обещание своё он не выполнит.

Глава 43

Две недели спустя

Розеллы кружат над ней, превращаясь на фоне неба в розовые пятна. Благодаря прошедшим наконец дождям воздух над илистыми отмелями стал свежее. Вдалеке за ними море вдыхает и выдыхает, словно зверь.

Подойдя к дюне, она садится и погружает пальцы в песок. Внутри он прохладнее, чем на поверхности. Элиза вытягивает руки, позволяя песку стекать с ладоней. Она отчётливо помнит тот момент, много лет назад, когда рядом был Баларри. Как на горизонте сгущались тучи, а небо покрывалось пятнами, как синяками на ушибленной коже. Во рту появляется знакомая сухость. Сейчас она не уверена, что когда-нибудь сможет от неё избавиться. Но считает своим долгом дождаться друга, где бы он ни был. У нее по-прежнему нет никаких известий о том, увенчались ли успехом поиски Паркера. Она начала расспрашивать о родственниках Уинтерса, хотя пока не смогла найти ни одного человека. Это навсегда останется с ней – скорбь по мальчику, которого уговорили пожертвовать собой, и за эту жертву они тоже останутся в вечном долгу.

На обратном пути в город в небе начинает греметь гром. В отдалении на мангровых деревьях она видит браминских коршунов[50]50
  Хищная птица средних размеров из семейства ястребиных.


[Закрыть]; толстоголовок[51]51
  Дневные бабочки с мощным телом и небольшими крыльями.


[Закрыть], извивающихся на земле в странном экстазе. Она наблюдает за яркими, как булавки, птицами с длинными острыми клювами, которые на мускулистых лапах бродят по равнинам в поисках червей, а мир в это время продолжает медленно вращаться.

На окраине города ее окружают запахи и звуки. Она глубоко вздыхает, воздевает лицо к небу и позволяет себе ещё один краткий миг спокойствия. Который прерывает чей-то свист.

– Брайтвелл! – Посреди дороги стоит Мин. Ее лицо светится от счастья. Она ставит на обочину ведра с водой и подходит к ней.

– Какого черта ты тут делаешь? Просто… слоняешься? – В ее тоне слышится легкая насмешка.

– Просто… отдаю дань кое-кому.

Мин приподнимает удивленно брови, но не настаивает. Они стоят так молча, глядя друг на друга некоторое время, но их натянутые улыбки свидетельствуют о смущении.

– Я хотела с тобой поговорить, – наконец подаёт голос Мин.

– Аксель уже рассказал мне, – поднимая ладонь, торопливо перебивает Элиза. – Это замечательная новость.

– Я чувствую, что должна объясниться.

– Уверяю тебя, в этом нет необходимости. Я очень рада за вас двоих.

Мин склоняет голову набок. Элиза видит искорку веселья в ее глазах.

– Послушай, – все же продолжает Мин, – я знаю, что сначала он не меня выбрал. – Элиза опять собирается поднять руку. – По правде говоря, и я его не выбирала. – Элиза закрывает глаза, и они вместе смеются. – Но он добрый, красивый и нежный и никогда женщину и пальцем не тронет.

– Никогда, – согласно кивает Элиза.

– Он может дать мне то, что я никогда не смогла бы получить. – Мин тянется к руке Элизы. – Я хочу уехать отсюда, посмотреть те части света, о которых могла только мечтать. Побывать во всех тех местах о которых мы говорили, ты помнишь, Элиза? Знаю, ты скажешь – «Для этого тебе не нужен мужчина». Но мне нужен мужчина, чтобы получить то, чего я всегда по-настоящему желала. Правда. Я хочу детей – ты знаешь, это единственное, чего я когда-либо хотела, к тому же этот мужчина, кажется, готов смотреть сквозь пальцы на то, чем мне приходилось тут заниматься, чтобы выжить. Как он любит нам об этом напоминать. – Они прыскают со смеху. – А деньги, которые я скопила, помогут нам обосноваться где-нибудь… в другом месте. В совершенно другом месте.

Элиза пытается не думать о том, что Мин с Акселем уедут. Возможно, она никогда их больше не увидит. Но ее друзья заслуживают счастья.

Она притягивает руку Мин к своей груди.

– Чище души и пожелать не…

На дороге раздается грохот колёс. Они отскакивают на обочину, и мимо проносится телега с огромным телом мертвого крокодила. Они хмурятся и не сговариваясь идут по дороге вслед за ней, проследив, как она сворачивает в переулок, где возницу уже поджидает группа мужчин. Среди нескольких солдат со Снайдер-Энфилдами[52]52
  Британская однозарядная винтовка XIX века.


[Закрыть] на бёдрах Элиза замечает доктора Блайта. Все они стоят возле китайской мясной лавки.

Элиза мельком переглядывается с Мин, когда появляется мясник в кожаном фартуке и в длинных, по локоть перчатках. Молча кивнув, он поднимает руку с тесаком.

Они изумленно наблюдают, как мужчины вытаскивают крокодила из телеги. Восемь человек поднимают его тело и подвешивают на крюк, торчащий из стены. Крокодил повисает на нем, неторопливо покачиваясь, словно маятник. Животное просто огромное, его тело изнутри раздуто и растянуто во все стороны. Элиза чувствует, как у неё учащается пульс. Мин прикрывает глаза пальцами, а потом приоткрывает маленькую щелочку.

– Давайте приступим, – слышат они голос доктора Блайта. – Ну же, поторопитесь, или сейчас набежит толпа зевак.

Она уже видит, что любопытные лавочники высунулись из дверей. Мясник скрывается в лавке и возвращается со скамейкой для ног, которую ставит подле крокодила. Поднявшись на неё, одним плавным движением, словно очищает фрукт, вспарывает животному брюхо, и оттуда вываливается тело.

Ну, по меньшей мере, какая-то часть тела: верхняя его половина, насколько Элиза может судить, все ещё одетая в синий камзол.

Мужчины закрывают носы локтями и смотрят вниз на труп. Это мужчина, так, по крайней мере с такого расстояния кажется Элизе. Один из солдат толкает его ногой в сапоге и медленно переворачивает. Глаза у трупа открыты, и когда голова откидывается назад, они смотрят на Элизу с леденящей душу неотвратимостью. У неё перехватывает горло. Она почти ждёт, что глаза моргнут. Теперь она видит и остальное: тяжелые брови, загрубевшую, как сапог, кожу. Паркер.

– Вот и всё, – заявляет Блайт, уткнувшись в свой локоть. – Полагаю, теперь я могу смело объявить его умершим, не так ли, ребятки?

– Несчастная душа, – бормочет кто-то из солдат, но остальные уже расходятся. Лавочники возвращаются к своим делам.

– Погодите-ка, – говорит один из мужчин. – Что это торчит у него из груди?

Он наклоняется к телу, прикрывая нос рукавом. Другой рукой тянется к камзолу Паркера, чуть выше сердца. Что-то нащупав, пальцами достает небольшой твёрдый предмет. Подносит к лицу, а потом, прищелкнув языком, отбрасывает его в сторону. Тот приземляется на обочину рядом с Элизой и Мин. Элиза опускает взгляд вниз и тычет предмет носком ботинка. Его форма безошибочно узнаваема: острый наконечник копья, окровавленный.