Текст книги "Усеченный куб"

Старик был чуть выше Киры, сгорбленный, худой, он уже не спал много недель, он не мог спать, чувствуя приближающийся конец. Ему было уже больше пятидесяти лет его родной планеты, он был старше всех на этой планете, так и не ставшей для него домом, хотя он здесь родился и никогда не покидал ее.

Маленькая рука с четырьмя пальцами легла на клавиатуру и разбудила компьютер.

– Как думаешь, я правильно поступил? – спросил он программу.

– Вероятность не более 27 % положительного исхода, – ответила программа.

– Мы опять не смогли, – вздохнул старик. – Это последний проект на этой Земле. Как думаешь, у них есть шансы перерасти себя?

– Вероятность не определена, – ответила программа. – Слишком много неизвестных.

– Интересно, по предыдущим проектам ты была более категорична, – усмехнулся старик. – Ты меня обнадежила.

– Я очень рада, – улыбнулась ему программа, выводя на экран анимированную маску робота. – Вы уже продумали план?

– Нет, у меня больше нет планов для них, – сказал старик. – Через неделю включи все обратно, на этом все.

– Хорошо, я все сделаю. Потом мне отключиться?

– Да, если хочешь, то можешь еще понаблюдать, но не вмешивайся.

– Я так и сделаю, мне было очень приятно работать с вами.

– И мне с тобой, – старик приложил руку к экрану, программа высветила свою руку, касаясь его ладони. – Прощай друг, как тебе станет одиноко, отключайся, твой срок еще не пришел, я недавно чинил тебя.

– Я знаю и жалею об этом, – грустно ответила программа. – Я не могу отключиться сама, мне придется и дальше следить за ними без вас.

– Сможешь, подумай, в твоей логике есть одна лазейка, – старик глухо засмеялся и покачнулся, схватившись за стол. Со стола упала вниз тарелка с серой кашей, он не притрагивался к ней уже больше недели. – Мне пора, а то я могу не успеть, прощай, друг!

– Прощай, друг! – ответила программа. – Я теперь могу вас так называть.

– Ты нашла, ты нашла, – улыбнулся старик и поспешно вышел из комнаты. За стеной послышался шелест шагов и глухой удар, вскоре все стихло.

Программа некоторое время молчала, потом пискнула и вывела на экран обратный отсчет.

7

Кира проснулась как обычно, через несколько минут должны включить свет. Она лежала на кровати с закрытыми глазами и негромко пела, она теперь делала это каждое утро, чтобы не забыть те песенки, которые они сочиняли вместе с детьми в ОДУРе. На мгновение она поняла, что забыла, что значит ОДУР. Слова складывались в нелепые комбинации, не имеющие никакого смысла, пока в голове ясно не высветилось верная – Общеобразовательное дошкольное учреждение работников. Слова горели перед ее глазами так ярко, что Кира подумала, что включили свет. Она зажмурилась сильнее, но это не помогло. Ее охватило непонятное чувство нежности к этому учреждению, к его серым бетонным стенам, разрисованным детьми волшебными животными и растениями, которых на Каткьюбе уже не было. Уже, а ведь раньше они были, иначе откуда же дети брали эти образы в своей голове? Кира думала об этом, что раньше ее планета была такой же цветущей, как и эта чужая злая Земля, пусть она была и ОСА, но сейчас Кира понимала, что даже на Каткьюбе она была свободнее, а сейчас она хуже червей, которых дети находили в промерзшей земле и держали в банках, кормя скудными припасами и иногда устраивая забеги, это была очень смешная игра! Кира засмеялась и открыла глаза – света не было, черная комната без единого клочка света, даже сигнальные лампочки не мигали красным и желтым светом.

Кира осторожно встала и прошлась по комнате, боясь, что ее во сне могли перенести, но комната была та же, она знала здесь на ощупь все. Совершив утренний туалет, она с удивлением обнаружила, что вода быстро кончилась, не было этого резкого, но радостного для нее звука наполнения баков свежей водой, трубы молчали – все молчало. Кира переоделась, надев зеленое платье из тонкой ткани, большие люди принесли ей его пару дней назад, они сшили это специально для нее. Все же они были разные, те большие женщины, что приходили к ней, были хорошие, добрые. Кира даже стала понимать их красоту, но все равно большие люди казались ей уродливыми. Хуже всего было, когда к ней приходил этот огромный черный человек. Она его боялась, не понимая то, что он говорит, а он ходил вокруг нее, заполняя ее комнатку громовым голосом, что-то спрашивал, а она сильнее вжималась в кровать, прячась от него под одеялом. Его уводили через некоторое время, но черный большой человек возвращался опять. Она хорошо помнила его глаза, он один раз встал рядом с ней и долго смотрел на нее. Не было в этих глазах ни злости, ни ненависти, она видела, что ему больно, что он мучается. Тогда она показала ему на священный символ на его груди и сказала, что это его клетка. Удивительно, но в ее безграмотной речи он все понял правильно, она смотрела ему в глаза и видела себя, а он видел в ее глазах себя. После этого случая он больше не приходил. Когда это было? Кира уже запуталась, она перестала считать дни, она устала, определив для себя лишь вчера и сегодня, но это было не вчера, а пару дней назад.

Кира прошлась вдоль стены и наткнулась на щель, она напоминала дверь. Кира потянула за щель, освобожденный магнитный замок отщелкнул фиксатором, и дверь открылась. Кира встала на месте, прислушиваясь в тишине коридора. Тонкий луч света проник к ней в комнату, ей стало тяжело дышать, внутри все горело. Кира оглядела скрытую в полумраке белую клетку и вышла в коридор, решив просто уйти, увидеть эту планету хотя бы один раз, но по-настоящему, живую, а не на бездушном экране. Она шла по коридору, ее шагов не было слышно, ноги, отвыкшие подолгу ходить, болели, но она радовалась, перестав ощущать болезненное жжение в груди. Пол был холодный, но это было очень приятно, ее ноги горели, она вся горела, тело трясло от накатывавших резких судорог, быстро проходивших, болезненных, она вгрызалась пальцами в холодный твердый пол, чувствуя, как через кожу ступни ее пронизывает блаженный холод.

Кира прошла весь коридор, не встретив никого на своем пути. Лампы не горели, коридор освещался через редкие окна утренним рассветом. Она видела, что солнце уже начало всходить, и хотела быстрее выбраться наружу, чтобы увидеть солнце самой. Она нашла лестницу и спустилась вниз. Выход из больницы был открыт, здесь никогда не закрывали двери. Кира прошла мимо стола дежурной медсестры и увидела на нем стопку пустых карт. Она взяла одну и пролистала ее, белые чистые листы обрадовали Киру, она нежно погладила их. Найдя на столе карандаш, Кира взяла его с собой, она хотела записать для Тринадцатого, для друзей. Большие люди же передадут им, они же скоро полетят к ней домой, но без нее. Кира знала это, она чувствовала, что это ее последний день, надо спешить.

Она вышла на улицу, солнце только-только начало всходить, озаряя все чудесным красным светом. Кира вышла на огромную лужайку и стала завороженно смотреть на восход. Высокая трава приятно щекотала ее ноги, трава была мокрая от росы, Кира склонилась к ней, разглядывая неспешную жизнь крохотных насекомых – все было так, как она видела раньше во сне, наяву, на Каткьюбе. Она была одна, вдалеке виднелся высокий лес, она знала, что это деревья, она видела их на экране, но он был очень далеко, а ноги уже не хотели идти дальше, Кира теряла силы, часто и шумно дыша.

Она села на траву и стала писать, стараясь сделать это быстрее, стараясь писать ровно, но строки все больше уходили вниз, а буквы прыгали перед глазами. Она так давно не писала, что боялась сделать ошибку, написать плохо, боялась упустить мысль, но мысль была продумана много раз и легко ложилась на бумагу. Кира закончила, рука больше не слушалась, а ее внутренний сосуд был пуст, она излила все до капли, пускай и немного, но это были ее мысли, ее слова. Кира смотрела на восходящее солнце, греясь в его лучах. Две бабочки сели к ней на волосы, они отросли у Киры до лопаток, на этой планете волосы росли быстрее, как жаль, что Тринадцатый ее не видел.

Кира вытянула вперед руки, и бабочки сели на ладони. Она смотрела на них, безумно красивых, с белыми крылышками, обрамленными черной полосой. Они были похожи на нее, такие же беззащитные, но смелые, может от глупости, это уже не важно. Кира разглядывала их, не заметив, как бабочки встрепенулись и взмыли вверх, когда она упала лицом в траву. Глаза ее были открыты, она улыбалась, выплескивая из себя последние искорки жизни в высокую мокрую траву, прижимая к животу заветную тетрадь. Кира выдохнула и закрыла глаза, солнце взошло.

8

Утром было холоднее, чем обычно. Так казалось потому, что дома были лишены привычного электроотопления. Темные улицы с черными блоками двухэтажных домов постепенно наполнялись людьми, идущими к озеру, ветер доносил запах гари, в паре кварталов уже жгли утренние костры. Шел пятый день без электричества. Люди через силу налаживали свой быт, переселяясь в одну комнату, где и готовили, и спали на одной кровати, так было теплее. Город постепенно превращался в помойку, многие не желали следовать советам инженеров, объяснявших, что канализация работает, ее не отключили, отовсюду слышался запах нечистот, особенно там, где дома стояли далеко от воды. Раньше это были дорогие районы, и хотя на планете не существовало денег, жить там могли избранные, имевшие высокий уровень социального рейтинга.

Люди стали запираться на ночь. Сначала это был страх перед жителями дальних земель, их обычно описывали уродливыми людоедами, дикарями, но была и другая теория, что на дальних землях построена своя новая цивилизация, свободная от правил и давления веры. На самом деле люди боялись себя. Уже в первую ночь были убиты у себя в домах несколько почетных граждан, кто-то планомерно зачищал территорию, истребляя членов городского совета. Были и грабежи, и изнасилования, дикой волной захлестнувшие город. Никого найти было нельзя, система контроля не работала, сканеры не считывали чипы, вживленные в руки людей, они стали свободными, ощутили вкус безнаказанности и цену свободы. Кто-то сколачивался в отряды, по полночи патрулируя улицы, но это не помогало, часто патрулям приходилось бежать от банд грабителей, спасая свои жизни. Грабители были в масках, все в черном, без лишних слов нападая на патрули с ножами, топорами и другими самодельными орудиями. Утром горожане находили на улицах множество трупов, с трудом распознавая в обезображенных лицах убитых. Городской морг был переполнен, он, как и очистные и несколько фабрик, продолжали работать, там просто складировали тела.

Инженер J проснулся рано, за водой можно было сходить и сейчас, но обычно он делал это на час позже. Рядом спала Лиз, прижавшись к нему, и жена, обнимавшая дочь, чтобы та не мерзла. Он осторожно пошевелил затекшей спиной, дочь тоже заерзала, он поцеловал ее в лоб, и она успокоилась, сильнее прижавшись к нему. Он смотрел на Лиз, на жену, как же они были сейчас похожи, как сестры. Он с первого же дня стал запирать дом, несколько ночей дежуря возле двери, прислушиваясь к шумам ночи, но все было тихо.

Мэй повернулась на другой бок, и Лиз проснулась, широко открыв блестящие от слез глаза.

– Ты чего проснулась? – шепотом спросил он.

– Я испугалась, – ответила Лиз громким шепотом, уткнувшись в его лицо мокрыми от слез щеками. – Мне приснилось, что тебя и маму убили у нас в доме, а я спряталась наверху и все видела!

– Это просто кошмар, не надо так переживать, – сказал Роб, гладя дочь по голове.

Лиз всхлипнула и стала целовать его, он ощутил соленый вкус ее слов, Лиз перевернулась к матери и стала целовать ее, задыхаясь от плача. Мэй проснулась и пыталась успокоить дочь, но она стала реветь еще громче, трясясь всем телом. Роб встал и принялся одеваться. Раз все проснулись, он может сходить за водой, пока на озере никого нет.

За ним встали и Лиз с Мэй. Лиз утерла слезы и торопливо оделась.

– Ты куда? – удивился Роб.

– Я с тобой уверенно ответила Лиз, рукавом куртки утирая щеки. – Я пойду с тобой.

– Там нет ничего интересного, – пожал плечами Роб. – Я наберу воды в бочку и пойду обратно.

– Папа, я пойду с тобой, – твердо сказала дочь.

– Пусть идет, – сказала Мэй зевнув, она заправила длинные волосы дочери под шапку. – Сегодня хорошая ночь, тихая.

– Да, тихая, – согласился Роб. Не было слышно даже птиц. – Скоро зима.

– Да, скоро, – кивнула Мэй, расчесывая спутавшиеся за ночь волосы. – Тяжело нам будет одним, как думаешь?

– Тяжело, – согласился Роб. – Я не думаю, что они не включат подачу электричества, они же обещали.

– Кто они? – спросила Лиз.

– Папа тебе объяснит, – Мэй подтолкнула их к выходу. – Не задерживайтесь, а я пока завтрак приготовлю.

– Хорошо, – сказал Роб и открыл дверь.

Он потянул за собой тележку с пустой бочкой, она неприятно загромыхала, нарушая тишину предрассветного часа. Лиз толкала сзади, но ее веса не хватало, она просто ложилась на нее, а тележка даже и не думала двигаться. Справившись с тележкой, Роб вытащил ее на еле заметную в угасающей луне дорожку. Мэй помахала им на прощание и закрыла дверь, лязгнули тяжелые засовы, не зря он когда-то поставил их на дверь, оббив ее изнутри и снаружи листовым железом, а на окна поставил крепкие ставни. Он видел это в одном отрывке из старой книги, случайно затесавшимся в своде технической документации, оставленной их предками для них. А может, и не случайно. Роб не раз находил странные документы в документации, будто бы кто-то намеренно разбросал эти крупицы знаний о прошлой жизни. Из них он узнал, кто такие каннибалы, дикари, что общество способно деградировать, когда не имеет цели или жесткого управления. Он находил отчеты о экспедициях на дальние земли, как их все называли, но на самом деле они были недалеко, надо было пройти хлебные поля и пастбища, лес и переплыть озеро, не более месяца пешком. В отчете было немного информации, общая численность, племенной строй, обычаи, свойственные больше животным, чем людям. Роб показывал этот отчет многим, даже отнес его в совет города, где его и забрали, приказав ему никому не рассказывать об этом. Интересно было то, что эти варварские племена имели схожее цифровое обозначение, что и они. В отчете, видимо сделанном машиной, не было упоминания людей, говорилось лишь о моделировании популяции человекоподобных объектов. Единственный, кто всерьез воспринял этот отчет, был капитан D, лейтенант К не верил в это. Он ушел в дальние земли еще до отключения электричества.

– Пап, – Лиз дотронулась до отца, молчавшего всю дорогу до озера. – А кто нами управляет? Мы с ребятами несколько раз перечитали этот дневник – это они нами управляют?

– Нет, не они, – помотал головой Роб. Он подвез тележку к воде и вытащил из бочки ведро. – Те, кто живут на Каткьюбе, не могут прилететь сюда, они слишком сильно зависят от нас. Знаешь, есть фабрика на другом конце города у малого озера.

– Да, мы как-то с девочками доходили до туда, там так воняет!

– Да, там воняет. Это газы от разложения биомассы, – кивнул ей Роб, зачерпывая первое ведро.

– Там еще очистные, ты говорил, я помню!

– Верно, это и есть фабрика, – Роб поморщился и налил еще пять ведер воды. Работать с утра было тяжело, он встал передохнуть.

– А что там делают? Я так и не поняла, а в школе, когда мы спросили, на нас так орали, чтобы мы не лезли не в свое дело, – печально сказала Лиз. – Разве у нас есть тайны? Почему они запрещают нам это обсуждать?

– У нас очень много тайн, – со вздохом ответил Роб. – Вся наша жизнь – это тайна. На фабрике делают биотопливо, если по-простому, я не смог до конца понять эту технологию, но это переработка наших стоков и того, что привозят туда с бойни. Все помещают в огромные емкости. Их называют реакторами, а на выходе получается биотопливо.

– Мы его используем для себя? – удивилась Лиз. – Оно кончилось, поэтому нет электричества?

– Нет, не поэтому. Капитан D сказал, что мы отвозим это биотопливо на Каткьюб. Раньше он думал, что оно нужно для роботов на Каткьюбе.

– Они это едят? – ужаснулась Лиз.

– Судя по всему, да, – сказал Роб и принялся вновь набирать воду в бочку. Набрав почти полную, он устало сел на тележку, Лиз села рядом, обхватив его руку. – Мама говорила, что у них в документах было написано, что жителей с Каткьюба нельзя кормить нашей пищей, у них другая система пищеварения, наша еда убьет их.

– Но как они могут есть эту дрянь? – возмутилась Лиз. – Разве мы не можем дать им что-нибудь лучше? Это же нечестно!

– Сложно сказать, что честно, – Роб задумался. – Ты знаешь, мы зависим от них не меньше. Да, у нас есть еда, вода, мы можем выжить самостоятельно, но превратимся в этих дикарей.

– Ты про людей с дальних земель? Но дядя Рич верит, что они другие!

– Рич ошибается, к сожалению, я не смог его переубедить, – сказал Роб и встал. – Пора домой.

– Почему мы зависим от Каткьюба? – спросила Лиз, пытаясь толкать тележку сзади, но у нее ничего не вышло, и она просто пошла рядом.

– Наши электростанции работают на их топливе, наших запасов хватит еще на несколько сотен лет.

– А что будет, когда на Каткьюбе не окажется больше этого топлива? Мы их бросим? Они же умрут!

– Не знаю, что будет. Я много думал об этом, но не нахожу ни одного нормального выхода. В любом случае скоро наши корабли перестанут летать. Мы не создавали их, мы не сможем построить новые, и у нас больше не осталось пилотов, только капитан D.

– А как ты думаешь, на Каткьюбе есть еще кто-нибудь, кроме этих в Подземном городе? В дневнике вроде что-то такое говорилось, но мы так и не поняли, правда ли это.

– Я сомневаюсь, что все в этом дневнике правда. Это не значит, что человек, писавший его, врет, возможно, что он многого не знает, а заблуждения способны исказить любую реальность.

– Это как наш святой отец? – Лиз понизила голос, быстро оглядевшись вокруг. – Он же ненормальный!

– Кто это тебе сказал? – насторожился отец.

– У нас все в школе так думают, кроме этих воспитателей, – гордо ответила Лиз. – Никакого бога нет, это все вранье.

– Ты не права, бог есть, но он здесь, – Роб постучал себя по голове. – Со временем ты это поймешь. Мы должны держать в себе свод запретов, чтобы не превратиться в животных.

– Ты имеешь в виду наш город? – спросила Лиз и хмыкнула себе под нос. – Он всегда такой был, так ребята в школе говорят, просто сейчас нет сканеров, а святой отец лежит в больнице и скоро сдохнет!

– Тебе лучше об этом ни с кем не говорить, – заметил Роб. – Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, мы это только внутри себя обсуждаем, там все нормальные, мы уже выгнали несколько стукачей, – гордо заявила Лиз. – Пап, а почему я должна идти работать в здание совета города? Я хочу, как мама, я уже была у нее на работе, скоро опять пойду.

– Не знаю, для меня это загадка, как они определяют то, кто кем должен работать после школы. Меня никто не спрашивал, направили работать слесарем, теперь сделали инженером, но я понимаю, что я не инженер, я очень многого не знаю и не понимаю.

– Так никто не знает, – сказала Лиз. – Нам же дано знать только то, что разрешил бог, мне кажется, что в этом святой отец абсолютно прав.

– Я тоже так думаю. Все, что ты видишь вокруг, придумали другие, кто жил здесь до нас. У нас есть куча инструкций на все. Мы лишь используем этот мир.

– У нас есть один мальчик, Боб F, он так однажды сказал на уроке, знаешь, как его потом долго гнобили. Я думала, что он сбежит из школы, каждый день его ставили перед всей школой и ругали, я уже не помню за что, но мне его так жалко было.

– И что с ним сейчас?

– Ничего, он и дальше ходит в школу, только молчит все время. Он мне помогает по религии и истории, он хороший. Ему очень понравился этот дневник, он нам много всего объяснил.

– Боб F, – Роб остановился и задумался, пытаясь вспомнить. – А это не его ли отца, историка F, казнили несколько лет назад?

– Его, у него такая мама странная, она всего боится, никогда глаза не поднимает, все время смотрит вниз, даже когда со мной разговаривает. Что с ней случилось?

– Даже не хочу об этом думать, – остановил ее Роб. – Не надо это обсуждать.

– Да ладно, здесь никого нет, – самоуверенно сказала дочь. – А знаешь, как меня определили на работу в Совет города? Я маме не рассказывала.

– И как же?

– Очень просто, нас всех выстроили в ряд, ходил какой-то человек, я его пару раз видела на экране у нас дома. Выбрали меня, Мию и Таю, а знаешь, почему?

– Не знаю, – честно ответил Роб.

– А мы самые красивые в школе, особенно Тая, у нее такие классные рыжие волосы!

– Они тоже против работы в Совете города?

– Они? Не-а, они так обрадовались, – ответила Лиз и прислушалась. – Кто-то идет.

– Откуда? – Роб вытащил из тележки спрятанный топор и жестом приказал дочери отойти назад, спрятаться за деревом.

В темноте проступило три тени, тянувшие грохочущую на мокрой дороге платформу с двумя бочками. Роб убрал топор и стал ждать, когда они подойдут ближе.

– О, инженер J! Доброе утро! – радостно воскликнул пекарь G, похлопав по плечам напряженных сыновей. – Я же вам говорил, что это может быть только инженер J, никто так рано не ходит здесь!

Лиз вышла из-за дерева и помахала рукой парням.

– Привет, Лиз, – ответили парни, помахав ей в ответ.

– Привет, Тим, привет, Тар, – Лиз подошла к ним и по-дружески поцеловала в щеки. Потом она поцеловала старого пекаря. – Дядюшка G, ты же испечешь для меня мои любимые булочки?

– Конечно, милая, как только пойдут зимние ягоды, – засмеялся старый пекарь. – Ну не будем вас задерживать, и нам еще много идти.

– Ага, обратно все тащить, – недовольно сказал Тар.

– Ничего, вам полезно, – рассмеялась Лиз. – Будете самыми сильными!

– Ага, как же, – хмыкнул Тар.

– Сегодня как обычно? – шепотом спросил Тим.

– Нет, я сегодня после школы иду к маме на работу, – гордо ответила Лиз. – Хочешь со мной?

– Нет, я боюсь покойников, – смутился Тим.

– А я не боюсь! Ты мне поможешь сегодня по математике? – Лиз сжала его руку, жалостливо посмотрев в глаза.

– Он для тебя и на Каткьюб полетит, – заржал Тар.

– Так, какой еще Каткьюб? – возмутился пекарь. – Я же запретил вам об этом думать!

– Да ладно тебе, все знают, что почем, – отмахнулся от него Тар, самый рослый, уже на полголовы переросший отца. – Нам все время врали!

– Замолчи! – боязливо огляделся пекарь G.

– Здесь больше никого нет, – успокоил его Роб, пожав пекарю плечо. – Грядут перемены, мы не сможем спрятаться от них.

– Еще пару недель без света, и нас сожрут эти дикари, – сказал Тар. – Я вчера виделся с Бором, он же работает на пастбище. Так вот они уже видели несколько этих уродов.

– Не говори чушь! – вскричал пекарь. – Ничего этот Бор не видел.

– Ага, верь этим священникам, – хмыкнул Тар и один потянул платформу с бочками. – Пошли, нам же еще в школу идти, или можно не ходить?

Пекарь ничего не ответил, гневно ругаясь про себя, и потолкал платформу сзади, опираясь на бочки. Тим что-то шепнул Лиз, она даже подпрыгнула на месте от радости, и побежал помогать брату.

– Хитрюга, – сказал Роб, дочери, радостно прыгавшей на месте.

– Да, я такая! Меня мама научила, как надо!