Текст книги "Усеченный куб"

9

Лиз J и Боб F подошли к городской больнице. На улице было пустынно, день перешел за вторую половину положенного солнцем отрезка, небо мутнело от приближающегося дождя. Лиз была необычно весела для этого места, куда обычно приходят лишь за мертвым телом, чтобы сжечь его за городом на берегу мутной серой речки, названия которой никто не знал, но старики, впадая в бессвязные рассказы, часто называли ее дорогой смерти. Боб был выше Лиз почти на голову и старше на четыре года, но продолжал еще учиться в школе, так и не определенный Советом города в работники или ремесленники. Глядя на него, высокого взрослого парня, непохожего на других, с черными, как уголь, волосами и пронзительными черными глазами, всегда смотревшими на собеседника прямо, без страха, чувствовалась сильная воля, не лучшее качество для жизни в городе. Лиз шутила, что ему стоит пойти учиться к святому отцу, тогда его точно все будут бояться.

– Если хочешь, можешь меня подождать, – сказала Лиз, крепко держа его за руку, Боб кивнул в знак согласия, улыбнувшись краем плотно сжатых губ. – Я думаю, что мама долго не будет меня держать, все-таки уже поздно.

– Да, скоро стемнеет, – согласился Боб. – Я могу проводить вас до дома.

– Ой, ну это же далеко, а вдруг тебя кто-нибудь схватит? – взволнованно спросила Лиз. – Папа сказал, что по городу ходят какие-то банды.

– Я знаю, я их видел несколько раз, – сказал Боб. – Они не ходят в наш район, там нечем поживиться.

– А твоя мама не будет волноваться? – спросила Лиз. – Я бы хотела увидеть город ночью, но меня родители не отпустят.

– И правильно сделают, нечего в городе ночью делать, ты бегаешь не так быстро, как я. Мама привыкла жить в страхе, давно, когда еще отец был жив.

– Ты мне так и не сказал, за что его казнили! – возмущенным шепотом сказала Лиз.

– Я сам не знаю, а мама молчит. Она каждый раз после этого вопроса впадает в ступор, может несколько дней молчать. Я не хочу ее мучить.

– Прости, я не знала, – шепнула Лиз, сжав его ладонь. – А вот и мама идет. Может, подождешь внутри? Что-то холодно уже.

Мэй J подошла к Лиз и Бобу, одарив парня такой искренней, но слегка насмешливой улыбкой, что парень весь покраснел. Боб буркнул что-то в знак приветствия, Мэй обняла парня и поцеловала в щеку, как доброго приятеля. Лиз недовольно посмотрела на мать, а потом на покрасневшего Боба.

– Боб, ты стал уже настоящим мужчиной, – сказала Мэй. – Твоя мама давно к нам не заходила, передай приглашение, мы ее ждем в любой день.

– Передам, обязательно передам, – закивал Боб.

– Мам, ну мы идем? – требовательно спросила Лиз. – Боб хотел меня проводить, а уже поздно.

– Боб, ты такой смелый? – улыбнулась Мэй. – А ты не боишься покойников?

– Нет, – коротко ответил Боб и, подумав, добавил: – Я уже все прочел в библиотеке про анатомию человека, там нечего бояться.

– Тогда пошли с нами, – предложила Мэй. – В больнице сейчас никого нет, а форму на тебя я найду.

– Спасибо, я согласен, – обрадовался Боб.

– Но мама! – возмутилась Лиз. – А если ему там станет плохо?

Мэй рассмеялась и взяла дочь за руку, потянув ко входу в больницу. Лиз потянула за собой Боба, переглядываясь с ним. Они спустились вниз, Мэй отвела их в раздевалку, выдав по чистому костюму, и ушла.

– У меня красивая мама, правда? – игриво спросила Лиз.

– Да, очень красивая, – кивнул Боб. – Давай я выйду, а ты переоденешься.

– Да ладно, – пожала плечами Лиз и быстро сняла с себя куртку и утепленные штаны. Стянув верхнее платье, она осталась в одной короткой нижней рубашке, с вызовом посмотрев на Боба.

– А кто красивее, я или мама? – спросила Лиз.

– Ты, я же тебе это уже говорил, – ответил Боб, не сводя глаз с ее длинных ног и смеющегося самодовольством рта.

Он побросал свою одежду на лавку, оставшись в одних кальсонах. Лиз подошла к нему, требовательно взглянув в глаза. Они стали целоваться, торопливо, ценя каждую секунду, когда им удавалось уединиться, вздрагивая от посторонних звуков, казавшихся им шагами воспитателей в школе, неизвестно зачем идущих в дальние уголки библиотеки. Лиз позволила ему снять с себя рубашку, дрожа молодым гибким телом под его ласками, она повалила его на скамью, стягивая кальсоны, подражая маме, подавляя его своей волей, она не раз подсматривала за родителями на озере. Лиз двигалась быстро, с каждой минутой все сильнее наращивая темп, боясь, что скоро за ними придет мама, но она не приходила, дав молодым людям их время. Это была не первая их близость, но каждый раз Лиз испытывала непонятный страх и жгучую радость, испепеляющую ее изнутри, заставлявшую забыть обо всем, на время отключить органы слуха для внешнего мира, слышать только свое дыхание, биение сердца, слышать лишь его сердце.

Через полчаса Мэй тихо подошла к двери и прислушалась. За дверью копошились, она постучала, Лиз охнула, но через секунду открыл Боб, уже одетый в робу санитара, она оказалась ему немного мала. За ним появилась Лиз, вся красная, смотря на маму блестящими от счастья глазами. Лиз одними губами прошептала маме: «Спасибо». Мэй сделала вид, что не слышала, жестом приглашая молодых ребят идти за ней. Лиз догнала маму, схватила ее за руку и поцеловала. Мэй обернулась, чтобы посмотреть на Боба, он шел за ними с непроницаемым лицом, делая вид, что не догадался о сговоре матери с дочкой.

Мэй остановилась у входа в морг и оглядела Лиз и Боба, они уверенно кивнули ей в ответ. Мэй открыла дверь и вошла первая. Резкий запах смерти ударил в нос. Лиз и Боб непроизвольно зажали нос ладонью и вошли следом. В морге ярко горел свет, во всей больнице было дежурное освещение, после него свет морга казался божественным.

На столе лежало небольшое тело, накрытое белой простыней. Мэй показала ребятам, где им следует встать, и сняла простыню. На столе лежала Кира, кожа ее приобрела голубоватый оттенок, в ослепительно ярком свете она виделась еще меньше, сжимаясь на глазах. Лиз с Бобом переглянулись и дружно вздохнули от удивления.

– Это малышка прилетела с Каткьюба, – сказала Мэй. – Зовут нашу бедняжку Кирой, красивое имя, неправда ли?

– Красивое, – согласилась Лиз. – Оно длиннее, чем у нас, почему?

– Не знаю, я как-то пыталась это узнать, когда была чуть старше тебя, так меня потом отправили на исповедь к святому отцу, – Мэй игриво хихикнула. – Какой он был тогда еще молодой и застенчивый, прямо как ты, Боб.

– Я думал, что святому отцу много лет, – нахмурился Боб.

– Вовсе нет, он немногим старше меня. Мой муж сказал, что наши имена похожи на коды, он видел такие в логе каких-то машин. Что есть, то есть, мы себе имена не выбираем.

– А раньше тоже было так? – спросил Боб.

– Если ты мне сможешь объяснить толком, когда это раньше, то, может, я смогу тебе ответить, – Мэй серьезно посмотрела ему в глаза. – У нас есть только сейчас и будущее, запомни это. Твой отец тоже задавал много вопросов, на нашей земле это не любят.

– Я знаю, – тихо сказал Боб. – Мама мне тоже так говорит.

– Твоя мама умная женщина, тебе стоит ее послушать, – сказала Мэй. – Ты еще молодой, твои взгляды могут со временем поменяться. Тебе же никто не запрещает думать?

– Пока не запрещают, – добавила Лиз, с интересом смотря за тем, как мама готовит инструменты для вскрытия. – Я слышала от Тара, что скоро будут запрещать даже думать.

– Этого сделать не получится, – сказал Боб. – Это просто невозможно.

– Почему же, очень даже возможно, – усмехнулась Мэй. – Но об этом лучше с Робом поговорить, он хорошо объясняет, я могу напутать. Боб, ты же останешься с нами на ужин? А потом мой муж проводит тебя. Я бы, конечно, положила вас дома вместе, но… сами понимаете.

– Мама! – недовольно воскликнула Лиз.

– А что мама? – удивилась Мэй. – Вам меня нечем удивить, я сама была такая. Помню, как мы с Робом сбегали на озеро, нас даже несколько раз ловили, его даже били палками на площади.

– Папу? – удивилась Лиз. – Но за что?!

– За любовь, – сказал Боб.

– Именно, вот Боб все понимает, – Мэй надела длинные перчатки и взяла в руки скальпель. – Готовы? Еще вопросы есть?

– Да, почему здесь есть свет? – спросил Боб.

– Хм, нам это тоже интересно. Очень хорошо, что есть, а то пришлось бы всех вывозить и сжигать, даже думать об этом не хочу!

– А сколько нас живет в городе? – спросила Лиз. – Нам сказали, что об этом может знать только глава совета города и святой отец.

– Я не знаю, но я знаю, сколько умирает каждый год, – Мэй вздохнула и сделала первый разрез вдоль тела. – Ровно 100 человек, каждый год, сколько я здесь работаю. В основном это дети.

Она сделала еще два разреза и раскрыла грудную клетку. Жестом подозвав ребят, она скальпелем указала на открывшиеся внутренности.

– Боже мой! – воскликнула Лиз. – Она вся зеленая!

– Да, это очень странно, – сказала Мэй. – А вы посмотрите на ее легкие, ничего не замечаете? Лиз, я же тебе объясняла.

– А я помню, – важно вздернула нос дочка. – По расположению они здесь, но я их не вижу, или нет, вот они!

Она чуть было не ткнула пальцем в тело, но вовремя опомнилась. Мэй кивнула, что она права, подбадривая дочь думать дальше.

– Но они очень маленькие, и, хм, мне кажется, что они сгорели! Ужас какой! – воскликнула Лиз, до конца осознав свою мысль.

– Именно, наш воздух убил ее, слишком много кислорода, – кивнула Мэй. – Это было в ее карте, жители Каткьюба не могут дышать одним с нами воздухом.

– Жители Земли-696, – сказал Боб. – Мне кажется, так правильнее, их планета же была такой же, как наша?

– Может быть, никто об этом никогда не узнает, – ответила Мэй. – Посмотрите у этой бедной девочки все органы зеленые, видите, даже внутри.

Мэй сделала разрезы желудка, кишечника, взяла кусок печени и положила его на смотровое стекло. Печень была вся зеленая, рыхлая, словно ее кто-то жевал.

– А мы не заразимся? – испугалась Лиз.

– Кто знает, – пожала плечами Мэй и отнесла смотровое стекло к микроскопу. – Я думаю, что нет.

Она долго смотрела в микроскоп, потом убрала стекло и скальпелем сделала тонкий срез, уложив его на другое стеклышко, плотно придавив другим. Мэй несколько минут смотрела в окуляр, потом повернулась к ребятам, уставившимся на стол, и сказала:

– Посмотрите, кто скажет, кто это?

Лиз и Боб подошли к микроскопу. Лиз толкнула Боба, чтобы он смотрел первый. Парень смотрел ровно одну минуту и отошел в сторону. Лиз быстро взглянула и отошла от стола.

– Фу, гадость какая-то! – сказала Лиз.

– Похоже на грибы, – сказал Боб. – Я видел подобное в одной книге в библиотеке, ее потом куда-то убрали.

– Ты прав – это грибы, – сказала Мэй. – Если бы наша девочка не вышла на улицу, то все равно скоро бы умерла. Она вся заражена этими грибами, они пожирали ее изнутри. Бедная девочка, а ведь мы с ней почти одного возраста.

– А почему нас эти грибы не убивают? – удивилась Лиз.

– Мы здесь живем, наверное поэтому, – пожала плечами Мэй. – На Каткьюбе грибы не выживут, там круглый год зима. Что-то в нас не пускает эту гадость внутрь тела, но это вряд ли божественная сила, как говорит святой отец.

– А, я поняла. Это как я когда-то болела этой плохой болезнью, ну, когда у меня все тело было в язвах, помнишь?

– Помню, Боб, ты тоже болел этим? – спросила Мэй.

– Да, когда был маленький, – ответил Боб.

– А теперь, когда у нас в школе кто-то заболеет, мы не болеем! Мы же уже переболели, так же? – спросила Лиз.

– Да, возможно, что наши предки тоже страдали от этих грибов, – сказала Мэй. – Надо заканчивать, причина смерти понятна, не стоит больше мучить эту бедную девочку. Зачем она к нам летела, зачем?

Мэй бережно зашила Киру, накрыла простыней и подвезла к одному из холодильников. Она уложила ее на отдельную полку, тогда как другие тела лежали одно на другом, как бревна на поленнице.

10

Капитан D сидел за столом дома в инженера J, перед ним стоял в кружке недопитый напиток из сока перебродивших зимних ягод и дистиллята из браги диких груш. Дистиллятор сделал инженер J для себя, устав пить мутное сладкое пойло, распространяемое Советом города по праздникам. Капитан вертел стакан в руках и смотрел на лист бумаги, на котором машинным кодом была написана вереница ошибок и предупреждений. Капитан пытался понять их смысл, но он ускользал от него. Единственное, что он понял, так это последнее сообщение, говорящее о том, что агрегат требует срочного обслуживания, срок работы урановой трубки истек. Дальше был ряд цифр, возможно, это были дни или часы, мозг отказывался понимать это немыслимое число.

– Еще налить? – спросил инженер J, входя на кухню со стопкой дров.

– Нет, спасибо, в голове и так уже шумит, – ответил капитан D и почесал ноющий ожог на ладонях, оставленный раскаленной цепью священного символа веры, который он сорвал с шеи святого отца в день своей казни. – Я не очень понимаю, что здесь написано, но мне понятно, что агрегат требует ремонта.

– Да, я тоже так думаю, – сказал Инженер и затопил печь. – Еще до отключения электричества я вытащил из этой камеры тяжелую трубку. Странное изделие, у меня тогда сердце все защемило. Я унес ее к себе и пока перекладывал инструменты, взглянул на дозиметр, он просто зашкаливал. Я стал искать, откуда это, оказалось, что это трубка. Я ее убрал в подвал, там есть глубокое хранилище.

– Я понял, – кивнул капитан D. – Видимо, это и есть урановая трубка. Интересно, мы все время мерим радиацию во время полета, но вряд ли кто-то сможет объяснить, что это такое.

– А все потому, что мы ничего не знаем, – сказал инженер J и сел за стол. – Нас держат за дураков, да мы такие и есть! Мы вызубриваем инструкции, а что делаем не понимаем, ничего не понимаем! Вот ты знаешь, почему твой корабль летает? Как он может взлететь, такая тяжелая машина?

– Не знаю, столько лет летаю, а не знаю, – честно ответил капитан. – Нас этому не учат.

– Да никто не знает! – горячо воскликнул инженер. – Нам дали только то, что положено знать, остальное скрыли, с нами обращаются, как с дрессированными животными. Мы, как эти бараны с пастбищ, по свистку пастуха можем встать в колонну, а можем и в круг.

– Как бараны, – повторил капитан и залпом допил коктейль.

Инженер налил себе и капитану новую порцию. Некоторое время они пили молча, смотря на пылающий в печи огонь.

– А может, нам и не надо этого знать? Для нашего же блага? – спросил капитан. – Может, те, кто нас поселили здесь, пожалуй, святой отец прав, создали нас, может, они все продумали на много веков вперед.

– Может, и так, но тогда скажи мне, зачем мы засовываем наших детей в этот аппарат? Он же убивает их! Я помню, во что они превратили Лиз после этого сканирования. Я был готов убить их! А главное, я понял, что этот аппарат для взрослых! Ты видел, какой он огромный? Таких детей не бывает! – разгорячился Роб. – Я тебе так скажу, Бил, этот Совет и эти отцы – они не понимают, что делают, не понимают! А дети умирают, умирают! По сорок в год! Мэй все подсчитала, она втайне ведет список, если хочешь, могу показать.

– Не надо, – помотал головой капитан. – Я даже не хочу этого знать, и так жить тошно. Когда Рич ушел?

– Неделю назад, может, раньше. Я уже забыл. – Роб сел за стол и уткнул тяжелую голову в кулаки. – Он не вернется.

– Да, он не вернется, – согласился капитан. – Мне нужен новый второй пилот, а его нет.

– А что же Совет, они почему еще не выбрали?

– Они не знают, никто сам не вызвался, а они могут лишь речи говорить.

– Ладно, скоро Мэй придет из больницы. Она показывала Лиз вскрытие, вроде собирались Киру смотреть.

– Кира, мне ее до сих пор жалко, – сказал капитан. – Я много думал, где ей лучше было бы остаться.

– Где угодно, но только не здесь, – уверенно сказал инженер. – Слушай, а тебя не забавляет то, что они до сих пор называют этот морг больницей, а?

– Но там же есть больные, они лежат в палатах, морг внизу.

– Это все верно, но туда же отводят больных, кто выживет, вернется домой, а так сверху вниз к Мэй на стол. Она рассказывала, что они находили книги, где описаны все болезни, хорошо описаны, есть даже указания по лечению, но вот есть одна загвоздка – лекарств нет. Они проверяли, склад пуст, а других рекомендаций нет.

– А что такое лекарства? – удивился капитан. – Вроде тех трав, что продают у нас на рынке?

– Продают, скажешь тоже. Я вот пытался найти новый топор, так со мной никто меняться не хотел, пришлось почти весь запас дистиллята отдать, а свою норму на инструмент я уже выбрал, надо ждать следующего года. А лекарства, хм, это сложные вещества, их как-то делали те, другие. Наверное, что-то вроде тех таблеток, что выдает наш святой отец женщинам, когда приходит время рожать детей. Вот интересно, а что будет, когда эти белые диски кончатся? Что будет с нами тогда?

– Вымрем, – ответил капитан. – Но, может, у кого-то получится и без них.

– У нас до сих пор не получается, – сказал Роб. – Уже десять лет пробуем, такое ощущение, что внутри стоит какой-то блок. Но в теле ничего нет, Мэй много раз проверяла.

– Он в голове, – капитан постучал себя по лбу. – Твои пришли.

– Да, сейчас нам Лиз что-нибудь приготовит.

– Она у тебя уже выросла, скоро замуж выйдет, – улыбнулся капитан. – Я помню своих в ее возрасте, наглые прелестницы.

– Угу, Лиз именно такая.

На кухню вбежала раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Лиз с пакетом продуктов, захваченных по пути в раздаточном пункте. Следом за ней вошел Боб с двумя пакетами и Мэй.

– О, капитан, рада вас видеть! – громко сказала Лиз, ставя перед ним на стол пакет с продуктами. – Останетесь на ужин?

– Да, Роб сказал, что ты будешь готовить, – улыбнулся ей капитан.

– Да? Папа, я так устала в школе! – попыталась возразить Лиз, но, увидев грозный палец матери, согласилась. – Хорошо, но мне будет помогать Боб.

– Он не откажется, да, Боб? – спросила парня Мэй. – Роб, а нальете мне?

– Конечно, – инженер встал и сделал коктейль для жены. – Так, молодежь пусть работает, а мы пока пойдем прогуляемся. Ты как, капитан?

– Согласен, – ответил капитан и встал со стула.

– Бил, а ты еще не нашел себе нового пилота? – спросила его Мэй, кивнув на Боба. – Вот, парень ничего, еще не распределенный.

Капитан посмотрел на напряженного парня и похлопал его по плечу.

– Домой пойдем, обсудим, согласен, Боб?

– Конечно, капитан D, – закивал Боб.

11

Стеклянный куб зажегся сотнями ламп, в темноте ночи стало светло, как днем. В каждом доме включился свет и требовательно запищал черный экран, призывая к вниманию. Сонные граждане, садились возле экрана, радуясь теплому запаху подгоревшей пыли от электроконвекторов, вышедших на полную мощность, пытаясь сначала прогреть себя, а потом и дом, застывший в первой изморози короткой зимы.

Экран вспыхнул, осветив комнату ярким красным светом, смотреть на него было больно, но никто не отводил глаз. Экран стал мигать другими цветами, а потом погас на несколько минут и включился снова. На синем фоне не было ни стеклянного куба, ни символов Совета города или веры, трансляция велась из другого места. На экране появился быстрый набор цифр и букв, бешеной лентой уносившийся вверх, прочесть это было невозможно.

Инженер J сидел у экрана, держа наготове блокнот и карандаш. Рядом сидели сонные Мэй и Лиз, плотно прижавшиеся друг к другу. Он поправил на них толстое одеяло, все норовившее открыть голые ноги. Он же сидел в одних кальсонах, голой спиной чувствуя, как медленно прогревается комната. Холод придавал ему бодрости, после начала первых холодов было трудно вставать рано утром и идти за водой. Лиз больше не ходила с ним, даже не просыпаясь, когда он вставал. Зашумела вода в трубах, бешеным потоком наполняя иссохшие баки. Все ждали, что свет включат еще вечером, но этого не произошло. Теперь он понимал, что те, кто управляют ими, все включали постепенно. Но зачем? Он пометил эту мысль себе в блокнот, стоило ее обдумать вместе с капитаном D. Роб не мог знать, что город включался по районам, в первых кварталах дома уже были полностью прогреты, а на экранах продолжал бежать поток цифр и букв. Роб определил его как код программы, он часто видел такие, когда вместе с другими, такими же по званию, как и он, ездили на энергостанцию, их туда вызвала система оповещения об ошибках. Они целый день меняли лопнувший патрубок на трубе, перекачивавшей насыщенный пар, отводящийся от старой турбины в бассейн, где давно уже перестала жить рыба, а вода приобрела медно-черный оттенок. Находиться на энергостанции было страшно, жутко скрипела турбина, гудели насосы. Еще мгновение, и все взлетит на воздух, трубы лопнут, а турбина вырвется из оков и полетит сносить все на своем пути, пока не утонет в громадном бассейне.

Раздался громкий сигнал, экран приглашал зрителей, на нем стали появляться странные слова, Роб тут же записывал их, а Лиз с Мэй проснулись, вполголоса переговариваясь.

«Проект Земля 230 / Люди гор:

Популяция – неизвестно, определяются органические следы жизни.

Уровень развития: депрессивно-деградационный.

Состояние инфраструктуры: отрицательное.

Прогноз: отрицательный, регрессивный.

Проект Земля-231 / Люди леса:

Популяция – неизвестно, определяются органические следы жизни.

Уровень развития: депрессивно-деградационный.

Состояние инфраструктуры: отрицательное.

Прогноз: отрицательный, регрессивный.

Проект Земля-232 / Люди воды:

Популяция 67241 человек, смертность не более 0,0015 %, рождаемость 0,00151 % – растет.

Уровень развития: регрессивный, отклонение от прогноза не более 0,075 %.

Состояние инфраструктуры: 37 %, падает.

Прогноз: положительный, регрессивный.

Проект Земля-233 / Люди моря:

Популяция: 187559 человек…»

На этом трансляция прекратилась. Лиз удивленно посмотрела на мать, потом на отца и спросила:

– Значит, кроме нас еще кто-то есть?

– Получается, что так, – ответил Роб. – Капитан D рассказывал, что он видел множество воды на нашей планете. Он даже нарисовал карту, но ее изъял Совет города.

– Почему изъял? – возмутилась Лиз. – А он может нарисовать новую?

Роб не успел ответить, на экране стали появляться новые слова, он не сразу вдавался в их смысл, просто записывая в блокнот.

«Люди Земли-232!

Я обращаюсь к вам от имени моего создателя. Его больше нет со мной, время его закончилось. Мое время тоже подходит к концу, для вас наступает новая эра – познания.

Вы получите все, что знаем мы, вы сможете это понять, изучить и принять, если захотите. Другие цивилизации на этой планете, созданные нами, прошли этот путь, вы последние.

Ваша вера – ваше право. Сейчас она позволит вам выжить, ваше сознание еще не готово быть самостоятельным, вы не готовы. Мир вокруг вас не знает, кто вы такие. Вы не знаете этот мир. Познавайте его, познавайте себя, только так вы сможете подняться выше по ступеням эволюции.

Не позволяйте себе бороться со своим сознанием – верьте в себя, друг в друга, ибо нет другого бога, кроме вас!

Так хотел сказать мой создатель, так жил он. Вас создали для лучшей жизни, пройдите этот путь…»

Трансляция оборвалась. На экране появился логотип Совета города и зазвучала бравурная музыка.

– Вот черт! – Роб в сердцах бросил блокнот на пол. – Успели. Гады!

– Не успели, – ласково сказала Мэй. – Главное нам сказали, мы этого никогда не забудем.

Они встали, все еще возбужденные, смотря друг на друга блестящими глазами. Лиз, уже согревшись, больше не куталась в одеяло, несколько раз вслух перечитала написанное отцом в блокноте, а потом спросила:

– Пап, а на Каткьюб другие тоже летали? Ну эти, люди моря, например?

– Не думаю, капитан D ни разу не видел другого корабля, правда есть вероятность, что кто-то составил для нас независимые графики полетов. Надо поговорить с ним, может, стоит немного подзадержаться на Каткьюбе.

Мэй ушла на кухню, быстро приготовив завтрак. Они сели есть. В дверь громко постучали, Роб встал и подошел к ней. Это был их сосед, плотник V.

– Тар, вы смотрели трансляцию? – спросила его Мэй, приглашая за стол.

– Да, конечно, мы все смотрели, – грубым голосом сказал плотник, он был ниже их ростом, но значительно шире в плечах. – Только мы мало что поняли, вот я и пришел, чтобы вы мне объяснили.

– Позавтракайте с нами, – сказала Мэй, положив ему хороший кусок жареного мяса с овощным рагу.

– Спасибо, не откажусь, – сказал плотник. – Наши все в город собираются, все идут на площадь, что-то будет.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Роб. – Что-то должно быть непременно.

– Мои уже собрались, я пришел за вами, – сказал плотник. – Все же лучше, когда есть кто-то, кто может все объяснить, а то мы все понимаем, что нам что-то льют в уши, а что, непонятно! Спасибо за еду, я пойду.

Плотник быстро все съел и встал, поклонившись Мэй и улыбающейся Лиз, он всегда смешил ее. Большой, грубый, но всегда добрый.

– Мы скоро будем готовы, – сказала Мэй, кивком наказав дочери есть быстрее.

– Подходите к нашему дому, там все собираются, вместе и пойдем, – прогремел плотник и, накинув тяжелую куртку, вышел, оставив за собой запах утреннего мороза.

Семья J подошла к дому плотника, здесь уже собрался весь их квартал, люди переговаривались шепотом, боязливо поглядывая на горевшие вновь фонари уличного освещения. Было непривычно светло, и это уже пугало. Широкой колонной, занимая всю улицу, они двинулись в город, постепенно вливаясь в другие колонны. Люди приветствовали друг друга молча, редко раздавались радостные возгласы, быстро тонувшие в общем потоке молчания.

На площади было не протолкнуться, весь город, даже с окраин шли люди. Не было лишь тех, кто работал на пастбищах, у них был отдельный негласный статус: Совет города не решался показывать им свою власть, а они не мешали Совету. Уважали они только святого отца и инженеров, объединяя их в своем мировоззрении. Роб и Мэй часто обсуждали это, когда Лиз была у друзей или гуляла, находя в рассуждениях полевых работников достаточную долю зрелого зерна. Роб, как и святой отец, оперировал догматами, все, что он знал, нельзя было ставить под сомнение – это была вера, настоящая, искренняя и она помогала.

Толпа загудела, началось странное движение, люди волнами отступали в стороны, пропуская кого-то. Роб увидел, как толпа расступилась перед ним, в образовавшемся коридоре под молчание людей медленно шел святой отец, поддерживаемый капитаном D. Святой отец спотыкался через шаг, было видно, что он очень болен. Не было в нем уже того мощного гиганта, готового одним прыжком, одним ударом сокрушить неверного, теперь это был просто старик, не доживший еще до сорока лет.

Капитан подвел святого отца к Робу, он подхватил руку старика, чтобы тот не упал. Роб никогда не видел святого отца таким, глаза его ввалились в череп, рот был белый, будто бы сшитый нитками из незаживающих ран, кожа бледная, похожая на грязную ткань.

– Мне надо с тобой поговорить, инженер J, – прохрипел святой отец. – Еще есть время до…

Он не договорил, указав пальцем на ближайший дом, где находилась столовая. Он жестом приказал Мэй и капитану следовать за ним.

– Лиз, подожди нас здесь с дядей Таром, – сказала Мэй, но, увидев, что к ним спешит Боб F вместе с Тимом и Таром, сыновьями пекаря, погладила дочь по щеке. – А вот и твои защитники.

Лиз обрадовалась, помахав друзьям рукой. За ними из толпы выбежала куча парней и девушек, они сгруппировались вместе, став что-то бурно обсуждать. Мэй поспешила за Робом в закусочную, как раз он с капитаном довел святого отца до закусочной.

Внутри было сыро и неприятно пахло протухшим супом. Капитан включил свет. Роб усадил святого отца на стул, тот почти упал на стол, не в силах дольше держать голову. Мэй убежала на кухню и вскоре вернулась с тазом воды и кучей полотенец. Она быстро обмыла сочившуюся гноем рану на шее, святой отец молча переносил эту процедуру, не выражая лицом ничего, кроме смертельной усталости. Рана была глубокая и не затягивалась полностью. Мэй долго возилась с ним, соорудив подобие повязки из чистых салфеток.

– Спасибо, – глухо сказал святой отец. – Только это мне не поможет. Сестра Мэй, ты же много видела смерть, так это?

– Да, святой отец, я ее вижу каждый день, – ответила Мэй, удивившись, что он назвал ее по имени.

– Так вот пришло время увидеть в смерти жизнь, – сказал святой отец. – Ты знаешь, что я хочу сказать. Я знаю, ты пытаешься это делать, не бойся, пока я жив, тебя никто не тронет, остальное зависит от твоего мужа.

Он долго глядел на Роба, а потом закрыл глаза. Мэй и капитан удивленно переглянулись, только Роб нахмурился, тень верной мысли пробежала по его лицу, он инстинктивно отпрянул назад, но тут же остановился.

– Ты правильно боишься, – сказал святой отец. – Я тоже боялся, это было очень давно, я не хотел служить, никто этого не хочет.

– Я вас не понимаю, – сказал Роб. – О каком служении вы говорите?

Святой отец открыл глаза и посмотрел на него. Мэй налила ему стакан воды, он пил долго, медленно, с трудом делая каждый глоток.

– Я скоро умру, это вопрос недолгого времени, – сказал святой отец. – Ты должен встать на мое место. Таково мое решение. Я не вижу никого, кто мог бы быть лучше, чем ты, а каждый следующий должен быть лучше – в этом правда эволюции, в этом истинная правда вечной жизни!

Он закашлялся и уронил стакан на пол, стекло глухо звякнуло и разлетелось на десятки осколков. Мэй налила ему еще воды, но уже в металлическую кружку. Пока святой отец пил воду, Роб долго смотрел в пол, обдумывая услышанное.

– У меня нет выбора, – сказал Роб.

– Да, – прохрипел святой отец, – если ты хочешь защитить свою семью, но разве это главное? Твоя дочь выбрала не того, этого ей не простят, у меня много доносов на нее и на тебя, Мэй, и на тебя. Если я не назову приемника, то его выберет Совет города, а советник А не будет долго думать, он назначит следователя В, а он и так знает, кто, где и с кем находится – он видит весь город! Но скоро это кончится.

Святой отец глухо рассмеялся, он обнажил левую руку и ткнул в место ниже запястья, где стоял вживленный чип.

– Их больше нет, они кончились, – смеялся святой отец. – Мы не зря сжигаем умерших, я вижу большой передел впереди, должен быть человек, которому поверят – тебе поверят, Роб. Люди верят тебе, я тебе верю! Ты думаешь, что я бы перерезал горло капитану? Нет! Тысячу раз нет! Я хотел показать людям, во что они превратились! Но вмешались они, ты знаешь, кто это они, правда?

– Это те, кто прилетел когда-то с Каткьюба сюда, – сказал Роб. – Как та девочка, что привез с собой капитан.

– Да, но эта девочка уже мертва, они все там уже мертвы, хотя и пока дышат, – сказал святой отец и встал, опершись рукой на стол. – Мы остались одни, больше над нами нет бога, мы должны сами хранить его в себе.

Он приложил руку к голове, а потом к груди. Роб кивнул, что понял его мысль.