Текст книги "Я знаю, что вы сделали прошлым летом"

Глава 16

Миссис Джеймс составила в раковину оставшуюся после ужина грязную посуду и налила себе последнюю на сегодня чашку кофе, чтобы захватить ее с собой в гостиную.

За окнами стоял чудный вечер. Сквозь распахнутые окна в комнату врывался легкий ветерок, и весна наполняла дом сладковатым ароматом первых гиацинтов и стрекотанием раннего сверчка.

«Как замечательно, – подумала миссис Джеймс, опускаясь на диван и поставив чашку на кофейный столик перед собой. – Это поистине божественный вечер, день в школе прошел удачно, а Джулию приняли в колледж Смита. Я просто обязана быть на седьмом небе от счастья. Так откуда же это странное ощущение?»

Этому не находилось объяснения. Это было необычное состояние, ощущение бегущих по спине мурашек.

«Что-то должно случиться, – подумала она. – Я еще не знаю, что именно и как, но оно уже витает в воздухе. Произойдет что-то страшное, и я не в силах предотвратить это».

Это было уже не впервые. Предчувствия то и дело посещали ее всю сознательную жизнь. Впервые это случилось, когда Джулии было всего восемь лет. Утро было в самом разгаре. Это было самое обычное погожее утро, когда весь двор был залит ярким солнечным светом, а в раскидистой кроне вяза весело щебетали птицы. Миссис Джеймс стояла на коленях в траве, подрезая розы, когда внезапно ее посетило пугающее осознание, что что-то не так.

«Может быть, я забыла выключить плиту или пропустила важную встречу? – подумала она. – Может, надо было кому-то срочно перезвонить, а я забыла? Или оставила без ответа чье-то приглашение? В чем дело?»

Мысленно ругая себя за подобную мнительность, она тем не менее вернулась в дом, чтобы проверить плиту и заглянуть в ежедневник, когда зазвонил телефон. Звонили из школы, чтобы сказать, что Джулия упала на игровой площадке и сломала руку.

В следующий раз то же чувство посетило ее примерно через год. И на этот раз оно было настолько сильным и пронзительным, что причинило почти физическую боль.

– Что случилось? – воскликнула она и совсем не удивилась, когда вскоре перед ее домом остановилась полицейская машина.

Она вышла на крыльцо и терпеливо ждала, пока двое полицейских направлялись к ней через лужайку.

– Миссис Джеймс? – спросил один из них. – У меня для вас плохие новости, мэм. Произошла авария. Машина вашего мужа…

– Да, – ровным голосом проговорила миссис Джеймс. – Да, я знаю.

Она пошла в дом за сумочкой и не видела, каким изумленным взглядом проводили ее полицейские.

За все годы, прошедшие после смерти мужа, эти ощущения еще никогда не одолевали ее с такой силой. Конечно, время от времени они возникали и почти всегда предвещали беду.

Однажды в электрическом выключателе произошло короткое замыкание, и на кухне начался пожар. Она в тот момент была на заседании родительского комитета, откуда и позвонила Джулии, находившейся в гостях у подружки, наказав дочери: «Беги скорее домой и проверь, все ли там в порядке. У меня нехорошее предчувствие».

Джулия прибежала домой как раз вовремя, чтобы успеть вызвать пожарных, и ущерб дому оказался минимальным.

Конечно, нельзя сказать, что эти предчувствия всегда оказывались правдой и им следовало безоговорочно доверять. Вот, например, прошлым летом она была готова поклясться, что надвигается какая-то беда. Это пришлось как раз на тот период, когда Джулия активно встречалась с Реем, и миссис Джеймс думала о том, насколько это серьезно и не будет ли проблем, если их чувства перерастут в нечто большее. И хотя Рей был ей глубоко симпатичен, она все же считала его слишком инфантильным. К тому же Джулии нужно было еще закончить школу и, если повезет, поступить в колледж. Смириться с возможной перспективой ранней беременности или замужества дочери миссис Джеймс было весьма непросто.

Однако в тот раз проблема так и не материализовалась. Тем длинным летним вечером она лежала без сна, считая минуты, ожидая возвращения Джулии и ее друзей, с самого утра отправившихся в горы на пикник. Она уже точно знала, что должно случиться что-то ужасное. И когда Джулия еще до полуночи благополучно возвратилась домой, она почувствовала себя законченной дурой. Вскоре Джулия и Рей перестали видеться, и Рей уехал куда-то на западное побережье.

С тех самых пор ее не оставляло ощущение, что с Джулией творится что-то неладное, но она никак не могла сформулировать, что именно. Ее дочь стала совсем другой – она притихла, посерьезнела и засела за учебники. Она почти никуда не ходила, ни с кем не встречалась, но, возможно, она была просто расстроена отъездом Рея.

– Она взрослеет, – сказала сама себе миссис Джеймс. – Ничего особо ужасного в этом нет. Просто из маленькой и легкомысленной девочки она превратилась в серьезную и рассудительную молодую женщину.

Хотя нельзя сказать, чтобы она очень радовалась такой перемене. С жизнерадостной хохотушкой Джулией было веселее. Но миссис Джеймс напоминала себе, что все матери обычно с большой неохотой примиряются с мыслью о том, что дети взрослеют.

Но этот месяц выдался особенным. Она ощущала нарастающее беспокойство. Нервозность, причин которой она так и не смогла объяснить.

«Что-то не так», – думала она.

Все чаще и чаще в те дни, когда ей приходилось выходить на замены и оставаться затем после уроков, чтобы сделать пометки к возвращению постоянного учителя, она звонила домой, чтобы убедиться в том, что Джулия благополучно пришла домой из школы, и, если той не было дома, она звонила ей на мобильный. Она перестала уходить из дому по вечерам, практически прекратив встречи и посиделки за игрой в карты со старыми подругами. Ее не покидало ощущение, что она должна быть дома.

«На всякий случай», – говорила она сама себе, пытаясь усмехнуться, но при этом сама не зная, на какой именно случай.

Но сегодня она знала. Сегодня у нее была причина. Целый день у нее не шло из головы, как Джулия накануне стояла на кухне, глядя на нее с мольбой. О чем была та мольба? Что она хотела сказать? Что ее тревожит?

«Мам, – сказала она тогда. – Мам, я тебя очень-очень люблю».

Как много лет прошло с тех пор, когда она в последний раз говорила такие слова? Она словно молила о чем-то, взывала о помощи.

«Мам, – практически говорила она, – ты мне очень нужна!» Она не произнесла этих слов, но это ясно слышалось в ее голосе.

«Что-то не так, – думала миссис Джеймс, тупо глядя на нетронутый кофе перед ней. – Если бы я только знала, в чем дело, я могла бы предотвратить это, но я ничего не знаю. И даже не могу себе вообразить».

Джулия была у себя в комнате, наряжаясь для свидания с Бадом. У нее играл магнитофон, и музыка была слышна в гостиной, смешиваясь с ароматами и звуками весны.

За окном стоял чудный весенний вечер, и миссис Джеймс с пугающей уверенностью осознавала, что именно в этот вечер с кем-то должно случиться нечто ужасное.

* * *

Мистер Риверс сидел за столом, покачиваясь на стуле, стоявшем на задних ножках и упиравшемся спинкой о стену.

– А картошки больше нет? – спросил он.

– Конечно, есть. Чего-чего, а уж картошки у нас всегда хватает. – Его жена вытерла лоб тыльной стороной ладони и открыла духовку, чтобы вытащить миску. – Эльза, а тебе хватит. Папе нужно много есть, а вот тебе переедать вовсе незачем.

– Хочешь сделать из меня вторую Хелен? – раздраженно отозвалась Эльза. – Спешу тебя разочаровать. Я не собираюсь морить себя голодом, как она, в надежде, что какая-нибудь телекомпания предложит мне контракт.

– У Хелен есть сила воли, – сказал мистер Риверс, щедро поливая картошку подливкой от жаркого. – Благодаря этому она добилась, чего хотела.

– Нисколько не заботясь при этом о тех, через кого ей пришлось переступить.

Миссис Риверс отвернулась от плиты. Это была худая женщина с изможденным лицом, которую даже в далекой юности можно было назвать максимум симпатичной. С тех пор рождавшиеся один за другим дети, работа по дому, слабое здоровье и тяжкий груз финансовых проблем придали ее лицу хронически усталое выражение. Фиалковые глаза, ее подарок в наследие второй дочери, смотрелись на ее изможденном лице неуместно.

– Эльза, мне не нравится, когда ты так говоришь, – сказала она. – Можно подумать, ты злишься на сестру из-за того, что у той все хорошо.

– А я не считаю, что она того заслуживает, – в сердцах выпалила Эльза. – Это несправедливо, что все досталось ей одной: и внешность, и хорошая работа, и деньги. Что она сделала для того, чтобы заработать все это, хотела бы я знать! Хелен никогда ни о ком не думала, кроме себя.

– Но она помогает нам, – напомнил ей отец. – Присылает чек с каждой зарплаты.

– Гораздо меньше, чем могла бы. Для нее это жалкие гроши, и это не мешает ей жить в свое удовольствие. Она эгоистка, папа, и ты это прекрасно знаешь, но не хочешь признавать. Хелен всегда была твоей любимицей.

– У папы нет любимчиков среди детей, – сказала миссис Риверс, – как, впрочем, и у меня. Мы всех вас любим одинаково и всегда искренне радуемся успехам каждого из вас. Ничего, Эльза, будет и на твоей улице праздник. И тебе тоже встретится хороший молодой человек.

– Такой, как Барри Кокс?

– Может быть. Кто знает, кого ты встретишь.

– Я знаю, – с горечью заявила Эльза. – У меня никогда не будет такого красивого и богатого жениха. Скорее всего, это будет какое-нибудь полное ничтожество, и я выйду за него замуж, потому что больше никто не предложит. И мы будем жить вот в таком же доме, и у нас будет миллион детей точно так же, как у вас. И жить мы будем на одном картофельном пюре.

– Кстати, о детях, – отрывисто сказал отец, – иди присмотри за ними, ладно? Судя по воплям, они скоро разнесут всю гостиную.

– Я рада, что парень Хелен пострадал, – объявила Эльза. – Возможно, хотя бы теперь она поймет, что даже у нее не может быть решительно все хорошо.

Она встала из-за стола и вышла из комнаты.

До родителей донесся ее голос:

– А это еще что такое? А ну-ка быстро убрали грузовики с дивана!

Мать покачала головой:

– Где мы ошиблись с ней?

– Мы все делали правильно, – возразил ей мистер Риверс. – Мы старались, как могли. Ты совершенно права, у Эльзы тоже будет своя жизнь, если только она сама будет стремиться к ней и перестанет постоянно оглядываться на сестру, используя это как отговорку для своего бездействия.

– Но в какой-то мере она права, – тихо вздохнула миссис Риверс. – Хелен эгоистична. И у нее действительно есть все, что она пожелает.

– Нет, – покачал головой ее муж. – Далеко не все. Вот когда она встретит того, кто полюбит ее, тогда, возможно, у нее и будет все, о чем можно мечтать. Но если она будет продолжать в том же духе, что и сейчас, случится это еще очень не скоро. Для начала ей нужно научиться думать не только о себе, но и о других.

– Но она такая хорошенькая, – возразила миссис Риверс. – Во всем мире, наверное, не найдется мужчины, который не захотел бы Хелен. Взять хотя бы этого Кокса!

– Я же не сказал «захотеть», – тихо сказал мистер Риверс. – Я сказал «полюбить». А что до ее внешности… – Он встал со стула и обнял жену за плечи. – Открою тебе один секрет, дорогая. Возможно, рядом кое с кем из девчонок Хелен и в самом деле кажется красавицей, но она никогда не сможет сравниться со своей матерью.

* * *

– Ты думаешь, он знает? – нервно спросила миссис Кокс. – По-твоему, Барри догадывается о том, что он уже никогда не будет ходить?

– Зачем ты говоришь такие вещи? – спросил мистер Кокс. – Ведь доктор сказал, что точно еще ничего не известно. Еще есть надежда.

– Но он сказал, что если по прошествии недели Барри так и не сможет двигать ногами…

– Но неделя еще не закончилась. Сегодня лишь вечер второго дня.

Они только что вышли из лифта и направились по больничному коридору. Началось вечернее время посещений, и мимо них то и дело торопливо проходили друзья и родственники пациентов, многие из которых несли букеты и книги.

Мистер Кокс посмотрел на жену с плохо скрываемой безнадежностью:

– Знаешь, Селия, иногда мне кажется, что ты сама желаешь Барри такой судьбы. Ты так рада заполучить его обратно под крыло, что даже согласна мириться с тем, что он будет прикован к инвалидному креслу.

– Как ты можешь так говорить?! – Миссис Кокс была искренне шокирована. – Ну, разумеется, ничего такого я ему не желаю! То, что случилось с Барри, ужасно! Но я не пожалею ни минуты, посвященной заботе о нем. Он мой сын, мое дитя. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы скрасить ему жизнь, когда он вернется домой.

– Селия, взгляни правде в глаза, – тихо проговорил мистер Кокс, – ты с самого его рождения изо всех сил старалась управлять его жизнью. Сама мысль о том, что в чем-то он может запросто обходиться без тебя, казалась просто невыносимой. Так что неудивительно, что в последнее время он начал бунтовать, выбрал себе девушку, которую ты не одобряла, начал покуривать травку и гонять на машине как сумасшедший. Чтобы стать настоящим мужчиной, мальчику нужна свобода.

– У него сколько душе угодно свободы, – раздраженно возразила миссис Кокс. – Мы отправили его в колледж, он поселился в общежитии…

– Он поступил в университет, потому что ты не хотела, чтобы он уезжал из города. А общежитие стало своего рода компромиссом, на который ты была вынуждена пойти, лишь бы он не снял квартиру где-то еще.

– Если ты обвиняешь меня в том, что я не люблю Барри…

– Я ни в чем тебя не обвиняю. – Мистер Кокс неловким жестом взял руки жены в свои. – Я даже не говорю, что это твоя вина. Если бы я чаще бывал дома, если бы не был вечно занят мыслями о работе, то тебе не пришлось бы строить свою жизнь вокруг Барри. Я просто хочу сказать, что мы должны посмотреть правде в глаза и принять верное решение. Когда Барри выйдет из больницы, то ему придется вернуться домой, это так. Но не навсегда. Даже если оправдаются самые страшные прогнозы, даже если наш сын никогда не сможет ходить, он не останется у нас навсегда.

– Что ты такое говоришь? – охнула она. – Как тебе только могла прийти в голову мысль выгнать нашего беспомощного ребенка на улицу?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду совсем другое. Неспособность человека ходить своими ногами еще не означает, что он превратится в полного инвалида. Барри сможет продолжать учебу в колледже, закончить его и выбрать себе такую работу, которую можно выполнять, не вставая из-за письменного стола. Он сможет водить машину с ручным управлением. Он сможет сам себя обеспечивать, жить, где пожелает, и путешествовать, но без нас. Я просто хочу сказать, что мы должны дать ему шанс стать взрослым.

Разжав руки, он резко развернулся и зашагал по коридору.

Придя в себя, миссис Кокс поспешила следом.

– Но эта девчонка, – воскликнула она, поравнявшись с ним, – эта Риверс, что нам делать с ней? Барри очень слаб, и кто-то должен защищать его от разных авантюристок. А что, если он вдруг решит…

– Мистер и миссис Кокс? – Они подошли к двери палаты Барри, когда к ним навстречу вышел седовласый доктор. Он плотно закрыл за собой дверь. – У меня для вас хорошие новости. – Его морщинистое лицо казалось помолодевшим, не то что с утра. – Ваш сын только что пошевелил левой ступней.

– Правда? – Мистер Кокс так резко остановился, что жена налетела на него сзади. – Пошевелил ступней? Значит…

– Значит, он выздоравливает, – тепло проговорил врач. – Конечно, на это потребуются время и активная терапия, и я не могу гарантировать вам сейчас, что он снова вернется на футбольное поле в обозримом будущем. Но если Барри может шевелить ступней, то вскоре он начнет шевелить и ногами. А раз так, то он будет ходить.

– Слава богу! – с облегчением вздохнул мистер Кокс. – Ты слышишь, Селия?

– Да, – тихо проговорила его жена. – Да! – Она взялась за ручку двери. – Я не могу дождаться, когда увижу его!

– Боюсь, подождать вам все-таки придется, – сказал ей врач. – Барри попросил, чтобы к нему некоторое время не пускали посетителей.

– Но мы не посетители! – возразила миссис Кокс. – Мы его родители!

– Он попросил дать ему телефон, – продолжал врач, – и как раз сейчас он кому-то звонит. Эмоциональные потрясения порой странно действуют на людей. Первое, что он сказал, когда осознал значимость происходящего, когда увидел движение ступни под одеялом, было: «Я совершил ужасную вещь».

– Ужасную вещь? – повторила миссис Кокс. – Но ведь Барри за всю свою жизнь никого не обидел. Что бы это могло значить?

– Он сказал, что сказал кому-то неправду, – пояснил доктор. – Я ничего не понял. Ведь он все еще под действием лекарств и говорил сбивчиво. Он сказал, что соврал кому-то и теперь должен все исправить, пока еще не слишком поздно.

– Не понимаю, – нахмурившись, проговорил мистер Кокс. – Ведь после инцидента он не виделся ни с кем, кроме нас. Так кого он мог обмануть? И в чем? Позвольте мне самому поговорить с ним.

– Я очень сожалею, – твердо сказал доктор. – Он сейчас звонит по телефону и очень настаивал на том, чтобы его при этом никто не беспокоил.

* * *

В квартире Хелен зазвонил телефон. Он прозвонил двенадцать раз, прежде чем замолчать.

Человек, сидевший в низком кресле цвета лаванды, не двинулся с места, молча дожидаясь, когда аппарат замолчит. Затем он размял кисти и положил их себе на колени. На тыльной стороне одной из ладоней были заметны следы желтой краски.

Ему не составило абсолютно никакого труда проникнуть в квартиру, так как дверь на балкон была не заперта. Теперь ему оставалось просто сидеть и ждать.

Глава 17

Хелен услышала телефон, когда поднималась по лестнице, и поспешила к двери своей квартиры. Ей пришлось задержаться у бассейна гораздо дольше, чем она планировала изначально.

Внезапный уход Колли не остался незамеченным не только учительницами, но и всеми остальными. Так что, подавив гнев, Хелен поплавала еще немного, а затем выбралась из воды, чтобы присоединиться к стремительно растущей компании молодых людей, собирающихся вокруг бассейна для вечернего отдыха. Она разрешила адвокату из квартиры 107 угостить себя пивом, которое позволяла себе очень редко, и так весело хохотала и активно поддерживала беседу, что уже очень скоро вокруг нее собрались очарованные поклонники. Даже после того как учительницы удалились к себе ужинать, Хелен осталась у бассейна, потягивая пиво, болтая и глядя на сгущающиеся сумерки.

Когда же на площадке вокруг бассейна зажглись фонари, она взглянула на часы на руке адвоката.

– Мне пора переодеваться и ехать на студию, – сказала она.

– Зачем переодеваться? – игриво спросил адвокат. – В таком виде ты произведешь настоящий фурор!

Но Хелен встала с шезлонга, смеясь, бросила пустую банку из-под пива ему на колени и, обойдя бассейн, направилась к лестнице.

Поднявшись на второй балкон, она услышала приглушенный телефонный звонок и прибавила шаг. Дверь в квартиру была незаперта, так что вошла она без задержки. Однако едва она коснулась трубки, как звонки прекратились.

– Похоже, в последнее время это уже становится традицией, – вслух сказала Хелен самой себе. – Ладно, кому нужно, перезвонит еще раз. А может, это была Эльза, и мне повезло, что я не успела ответить.

– Ты всегда оставляешь дверь открытой? – раздался голос у нее за спиной.

Это было как неожиданное касание холодной ладони. Хелен панически обернулась, готовая защищаться, и в следующий момент выдохнула с облегчением, узнав человека, сидевшего в сиреневом кресле:

– А… Колли! Ты меня до смерти напугал. Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя. – Он уже успел переодеться, и теперь на нем были брюки и спортивная рубашка. Все еще мокрые волосы были зачесаны назад. – Что-то ты задержалась. Я уже начал волноваться, не случилось ли чего с тобой.

– Я просто хорошо проводила время, – дерзко ответила Хелен. Она прошла через гостиную и включила светильник рядом с диваном. – Ты вроде бы собирался сегодня на свидание. Уже передумал?

– У меня еще уйма времени, – ответил Колли. – Свидание в восемь. Я подумал, что, может быть, лучше объяснить тебе, чем я собираюсь заняться и с кем встречаюсь.

– В этом нет необходимости, – ответила Хелен. – Нас с тобой ничего не связывает. Ты имеешь полное право встречаться с кем хочешь.

– Верно, – согласился Колли. Он встал и развернул кресло так, что теперь оно загораживало дверь. – Присядь, Хелен. Вот здесь, на диване. А теперь что касается моего свидания…

– Я же сказала тебе, – перебила его Хелен, – это не важно.

– Не перебивай. Я слышал, что ты сказала. Просто дело в том, что я собираюсь проделать на этом свидании одну очень интересную вещь. Я собираюсь убить девушку, с которой встречаюсь.

– Ты… ты… что собираешься сделать? – Она была уверена, что ослышалась, хотя, с другой стороны, его слова прозвучали довольно отчетливо. Она тупо уставилась на него: – Если тебе вздумалось пошутить, то это совсем не смешно.

– Конечно, не смешно. – На лице Колли застыло выражение полного безразличия. – В убийстве нет ничего смешного, вне зависимости от того, как убивать человека: пулей, бомбой, гранатой или голыми руками. Если твоя машина сбила кого-то, например маленького мальчика, возвращавшегося домой на велосипеде, то это тоже совсем не смешно ни для самого малыша, ни для его семьи.

– Но… но откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – Слова застряли у нее в горле, и она почувствовала, что начинает задыхаться.

– Никто мне не говорил. Мне пришлось провести большое расследование, чтобы узнать правду. Я даже не сразу о том, что Дэнни погиб. Просто некуда было сообщать. Я находился в Ираке, дожидался возвращения обратно в госпиталь. И к тому времени, когда я получил это известие, все уже было кончено – и похороны, и все. Я не успел домой.

– Кто ты? – прошептала Хелен. – Кто, черт возьми, ты такой?

– Ты знаешь, кто я. Коллингсворт Уилсон. Моя мать вышла замуж за человека по имени Майкл Грегг. Дэнни Грегг – мой брат по матери.

– Твой сводный брат! – дрогнувшим голосом повторила Хелен. – Боже мой!

Колли же словно не слышал ее. Его взгляд был обращен в прошлое.

– Все, что я смог узнать, когда наконец добрался до дома, так это то, что рассказали мне родители. Они говорили, что это был наезд, что машина скрылась с места преступления и что, судя по голосу, звонивший в полицию и сообщивший об этом происшествии был подростком. Он сказал: «Мы сбили его», так что в машине явно находилось несколько человек. Отчим говорил, что на похороны собралось много людей. Он показал мне все открытки и письма с выражением соболезнования. Сказал, что кто-то прислал целую корзину роскошных желтых роз, но без карточки. Их доставили из цветочного магазина. Я отправился в магазин и побеседовал с продавщицей. Она запомнила те розы. Она сказала, что они врезались в ее память, потому что ей показалось довольно странным, что молоденькая девочка приходит в цветочный магазин, тратит столько денег, а потом отказывается надписать свое имя на карточке. У той девушки были рыжие волосы, и у нее на шее висел на цепочке мегафон, какие носят девчонки из команд поддержки.

– Джулия, – пробормотала Хелен. Она понимала, что нужно что-то делать, бежать, кричать, звать на помощь, но она не могла сдвинуться с места. Она онемела от ужаса. И беззвучно, лишь одними губами повторила имя: – Джулия.

– Еще какое-то время ушло на ее поиски. Сначала я просто ходил по школам во время баскетбольных матчей, но рыжих девчонок в их командах поддержки не было. Затем начал осторожно наводить справки про тех, кто участвовал в прошлом году. И как-то раз в перерыве разговорился с ребятами на трибуне, и скоро один из них упомянул про эту симпатичную рыжую девчонку, которая больше не выступала в команде. Она потеряла интерес к спорту, углубилась в учебу и забросила все остальное. Даже не встречалась ни с кем.

– Но это еще ничего не значит, – проговорила Хелен. – Ты не мог быть уверен.

– Сначала я и не был уверен, но это навело меня на одну мысль. Я решил послать ей по почте записку, нечто такое, что могло бы потрясти ее, если она была именно той, за кого я ее принимал, и показаться полнейшей бессмыслицей, если я ошибался. И она среагировала. В тот же день она примчалась сюда, а следом за ней последовал и твой приятель, Барри. Вот так я узнал про тебя, а потом, когда Барри вышел от тебя, то просто поехал за ним. Я видел, как он вошел в общежитие, и таким образом выяснил, где он живет.

– А потом поселился в «Фор-Сизонс»? – Хелен понемногу приходила в себя после пережитого потрясения.

Ее взгляд украдкой скользнул в сторону, оценивая расстояние между диваном и дверью. Кресло Колли стояло как раз у нее на пути. Окно было закрыто. Вот если бы она могла добраться до него, распахнуть и закричать…

– Ничего не выйдет, – покачал головой Колли, словно читая ее мысли. – Я ближе, чем ты, и ты не успеешь даже раскрыть его. Разве тебе не хочется услышать остальное?

– Нет, – отрезала Хелен с нарастающим ужасом. – Не хочется.

– А все равно придется, так что лучше расслабься и дослушай до конца. Да, я снял квартиру здесь, в «Фор-Сизонс», после чего познакомился с тобой и узнал от тебя много интересного о Барри. Ты сказала, что вы с ним встречались еще в том году, и таким образом я узнал, что это он был с тобой тем вечером. Я и ему устроил тест. Позвонил ему и заявил, будто у меня есть фотографии той аварии. И он согласился встретиться со мной на спортплощадке, чтобы взглянуть на них.

– Так, значит, это ты стрелял в него? Ты?

– Совершенно верно.

– Но почему? – в ужасе спросила Хелен. – Зачем тебе это понадобилось? Конечно, я понимаю, как расстроила тебя смерть брата… и ты хотел наказать нас. Но почему ты просто не пошел в полицию?

– А что и как я стал бы там доказывать? – задал встречный вопрос Колли.

– Тебе не пришлось бы ничего доказывать. Одного обвинения уже было бы достаточно. Мы бы во всем признались.

– И что потом? Ну, может быть, вас и оштрафовали бы. У того, кто был за рулем, отобрали бы права. Возможно, он даже угодил бы на какое-то время в тюрьму, из которой его все равно освободили бы досрочно за хорошее поведение. Наше законодательство очень лояльно к малолетним преступникам. Какое бы наказание вам ни присудили, этого все равно недостаточно. Попробуй взглянуть на случившееся глазами другого человека. Например, меня.

«Я не хочу ни на что смотреть его глазами, – в ужасе подумала Хелен. – Я даже сами эти глаза видеть не могу. С ними что-то не так. Они стали еще темнее! Все то время, пока он говорил, они темнели. И как я только могла считать, что у него красивые глаза?»

– Слушай, Хелен, – продолжал Колли тихим, безэмоциональным тоном, что было почему-то страшнее, чем если бы он гневно кричал. – Я прошел через Ирак; я говорил тебе об этом? Не только я один, но и много других парней. Когда каждый день у тебя на глазах людей разрывает в клочья, это, скажем так, действует на нервы. И вот я возвращаюсь домой из Ирака, и что же я там вижу? Мой младший брат мертв. Моя мать находится в психушке в Лас-Лунас. Мой отчим отправился к ней. Моя сестра Мег живет совсем одна в доме в горах и сходит с ума от беспокойства за всех нас. Нашей некогда дружной и счастливой семьи больше нет, а что же с вами, с непосредственными виновниками этого? Одна из вас получила непыльную работу на телевидении. Еще один стал звездой футбола местного колледжа. Еще один отправился греться на калифорнийские пляжи, а его подружка только что поступила в престижный колледж Смита. Все вы живете себе припеваючи.

– И тогда ты решил убить нас. – Хелен произнесла эту фразу, будучи сама не в силах поверить в то, что говорит.

«Это же Колли, – думала она. – Парень, который живет через две двери от меня и немножечко в меня влюблен. Это тот милый молодой человек, который примчался за мной в студию в тот вечер, когда стреляли в Барри. Он отвез меня в больницу и оставался там со мной до появления новостей. Так зачем он делал это? Почему был так добр ко мне?»

– Я отвез тебя в больницу, – продолжал Колли, отвечая на невысказанный вопрос, – потому что для меня это был единственный способ узнать, как там закончилось с этим ублюдком. На спортплощадке было темно, и, когда зажегся фонарь, он отскочил в сторону. Так что я не был до конца уверен, куда попал. Я собирался прикончить его одним выстрелом, но так оно и лучше. Для такого, как Барри, перспектива провести остаток жизни в инвалидном кресле может оказаться хуже, чем смерть.

Пронзительно зазвонил мобильный, лежавший на зарядке на маленьком столике.

Его трель пронзила напряженную атмосферу комнаты, заставив Колли вздрогнуть от неожиданности и на мгновение оторвать взгляд от лица Хелен.

В этот момент она сорвалась с места. Путы страха, прежде сковывавшие ее руки и ноги, исчезли, и она сделала стремительный рывок через всю комнату. Она не стала пытаться добежать до двери или до окна, а развернувшись, бросилась совсем в другую сторону, через спальню и оттуда в ванную комнату.

Захлопнув за собой дверь, она успела задвинуть задвижку лишь секундой раньше, чем на нее с разбегу налетел Колли.

Ручка двери гневно задребезжала. Хелен в отчаянии огляделась по сторонам, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что можно было бы использовать для самообороны. Хлипкие дамские безделушки вокруг словно насмехались над ней: косметичка, пластмассовая расческа, ворох пушистых полотенец, крошечная бутылочка с пеной для ванны.

Окошко ванной с матовым стеклом было маленьким и располагалось довольно высоко.

Дребезжание ручки резко прекратилось. Единственным звуком были настойчивые телефонные трели, доносившиеся из гостиной, но скоро и они смолкли.

– Колли? – нервно сказала Хелен.

Ответом была лишь тягостная тишина.

Меньше чем два часа назад Рей сообщил ей, что нападение на Барри было всего лишь обыкновенным ограблением. Как Барри мог им так нагло лгать, создавая иллюзию безопасности? Или это лгал Рей?

– Рей не мог этого сделать, – сказала Джулия в тот день – неужели это было всего лишь неделю назад? – когда она приехала к ней, в эту самую квартиру, с запиской, которую ей послал Колли. – Я знаю Рея лучше любого из вас, и он просто не способен на такое.

– И я тоже так считаю, – согласилась тогда Хелен.

И теперь, в этих новых обстоятельствах, она была вынуждена мысленно подтвердить это снова, стоя перед запертой дверью, напряженно вслушиваясь в гнетущую тишину и дрожа от страха. Рей не стал бы разыгрывать ее. Рей не стал бы ей врать.

Рей пересказал лишь то, что сам узнал от Барри.

– Значит, это Барри, – прошептала она. – Это Барри не сказал нам всю правду.

Перед ее взором пронеслись сотни Барри: говорящий ей о любви Барри, Барри с надменной усмешкой, взрывным темпераментом и божественными поцелуями… Барри, который собирался на ней жениться – а собирался ли? Барри, который был от нее без ума – или все-таки нет? Барри, никогда не глядевший в сторону других девушек – ой ли? – с того самого дня, как он притормозил у тротуара и, сидя в красной спортивной машине, спросил: «Хочешь прокатиться?»