Текст книги "Цирк украденных сновидений"

Нечто ужасное

– Ты в порядке? – Пенни наклонилась над согнувшейся Андреа и положила руку ей на спину.

– Да, я просто… – Андреа уставилась в землю, пытаясь сосредоточиться, глубоко вдыхая и выдыхая. – Я… Я думаю, что в порядке.

Она выровняла дыхание и выпрямилась, пытаясь избавиться от страха потери самоконтроля, и придала своему лицу как можно более беззаботное выражение:

– Пойдем дальше. Я уверена, здесь есть еще куча вещей, на которые стоит взглянуть.

Две девочки шли, сохраняя неловкое молчание в течение нескольких минут, прежде чем Пенни прокашлялась и произнесла притворно-небрежным тоном, в котором ощущалось скрытое беспокойство:

– Это естественно, что как твоя подруга… Я бы хотела узнать, что же привело тебя в Замечтанье. Что там за история у тебя, Андреа Мерфи?

– Моя история? – Андреа взрыхлила гравий на дорожке своей испачканной грязью кроссовкой. Она попыталась скрыть неловкость, которую испытала при слове «подруга» из уст Пенни.

– А у тебя какая история? – спросила Андреа, надеясь уклониться от ответа и от необходимости ворошить то, с чем ей меньше всего хотелось иметь дело и что она все равно никак не могла вспомнить.

– Нет, – настаивала Пенни, – я первая спросила. Я обещаю, что никому не скажу. Друзья не выдают секреты друг друга, даже большие секреты.

Андреа сделала шаг назад. Она не понимала, почему Пенни так хочется что-то знать о ней. Если бы сейчас здесь вместо Пенни был Фрэнсис, он не стал бы ничего расспрашивать. Развод родителей подкосил его точно так же, как и ее. Надо бы вернуться сюда с Фрэнсисом. С ним будет намного лучше, чем с Пенни.

Чувство вины снова пронзило сердце Андреа, и на этот раз еще сильнее. Она крепко прижала руку к груди, чтобы избавиться от этого невыносимого ощущения.

Что-то было не так.

– Ну, расскажи, – продолжала Пенни, не обращая внимание на то, что ее слова коробят Андреа, – почему Замечтанье появилось в твоей жизни? У каждого ребенка, который приходит сюда, есть своя история. Что-то тяжелое или печальное в их реальной жизни, от чего они хотели бы уйти на некоторое время.

– Со мной все в порядке. – угрызения совести улетучились, и румянец появился на щеках у Андреа, когда она повторяла те же лживые слова, которые привыкла твердить многим людям с тех пор, как расстались ее родители. С тех пор, как ее жизнь начала трещать по швам. С тех пор, как что-то, что бы это ни было, принесло эту тяжелую, бесконечную печаль. Когда учитель спрашивал, что случилось, заметив ее отрешенный взгляд в окно. Или когда мать пыталась завести шутливый, делано счастливый разговор во время завтрака. Или когда Андреа сидела одна у холодной кирпичной стены, наблюдая, как играют другие дети. Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке. Этими словами она прикрывала зияющие дыры в своем сердце, и ей казалось, что если она будет произносить эту ложь снова и снова, то когда-нибудь это станет правдой и с ней действительно все будет в порядке.

Андреа столько раз произносила эту ложь, но не могла вспомнить, с чего это все началось. Было что-то ужасное, что произошло уже после развода. Та самая причина, по которой она пришла в Замечтанье и которую она хотела здесь забыть. Но, кажется, она не могла избавиться от этого даже в Замечтанье, окруженная захватывающими развлечениями. Печаль все еще была здесь, витала где-то рядом. А значит, была и броня, чтобы справиться с этим.

Чувствовали ли другие дети, пришедшие в Замечтанье, отголоски тех горестей, которые заставили их сбежать в отчаянии? Или это то, как работает Замечтанье: тебя продолжают преследовать призраки того, о чем ты хотел забыть?

Может быть, что-то сломалось. Может быть, это она была слишком сломана, чтобы чары Замечтанья могли ее починить.

Пенни пристально посмотрела на Андреа:

– Друзья говорят друг другу правду, – она сощурила глаза, – и я тебе не верю. Замечтанье не приходит к детям, чья жизнь в порядке.

– Ты и не обязана мне верить, – пожала плечами Андреа, засовывая руку в карман и сжимая пальцами спрятанный там предмет. – Но уверяю тебя, я в порядке. Моя жизнь в порядке. Возможно, Замечтанье сделало исключение, и я просто пришла сюда немного повеселиться.

Андреа злилась на Пенни за то, что та коснулась такой болезненной для нее темы. Она сказала резко, не заботясь о словах:

– И я не напрашивалась к тебе в друзья.

– О! – сказала Пенни с вытянувшимся лицом. – Я поняла.

Андреа прикусила себя за щеку. Ее очерствевшему сердцу было больно за Пенни, потому что та была добра к ней, но этого было недостаточно для того, чтобы Андреа готова была взять свои обидные слова назад. Ей надо было защитить себя. Она не могла позволить разрушить свою броню.

Большинство людей никогда не ставили под сомнение ответ Андреа. В действительности большинство из них вздыхали с облегчением, когда Андреа говорила, что у нее все отлично. Как будто, говоря, что у нее все в порядке, она давала им разрешение верить в то, что это было правдой. И вот Пенни, с которой Андреа была почти незнакома, разговаривает с ней так, как будто видит ее насквозь.

Может, пришло время отдохнуть от Пенни. Андреа предпочитала, чтобы люди ей верили. Или хотя бы притворялись, что верят. Она взглянула на часы на башне. Их стрелка все еще стояла на том же месте, как это было, когда она их впервые увидела.

– Ах! – на лице Пенни появилось разочарование, как будто бы она прочитала мысли Андреа. – Ты хочешь уйти от меня, да?

– Нет, я…

– Не волнуйся, – сказала Пенни, выдавливая из себя улыбку, – я знаю этот нетерпеливый взгляд на часы на Башне Сновидений. Я привыкла. Большинство людей позволяют мне побыть их проводником немного, а потом идут своей дорогой. А я просто пойду и встречусь с кем-нибудь из моих друзей. Они здесь повсюду. Может, мы еще увидимся в одну из ночей, если снова решим вернуться сюда.

Ответ Пенни вызвал у Андреа чувство вины. Она задумалась, вороша кроссовками грунт, но так и не нашла что ответить. Это чувство вины… оно было так знакомо Андреа. Слишком знакомо. Она испытывала его и раньше, не только сейчас, с Пенни, но и каждый раз, когда думала о своем брате с тех пор, как оказалась здесь.

Это твоя вина. Твоя вина. Твоя вина.

Андреа пошла прочь. Ей казалось, она стала тяжелее в два раза – так сильно тяготили ее те слова.

– Эй, ты в порядке? – Пенни протянула к ней руку, но Андреа отмахнулась от нее, едва заметно кивнув и пытаясь не замечать, как дрогнуло ее сердце, когда она оставила Пенни позади и побрела прочь вдоль ряда шатров.

На лбу Андреа выступили капельки пота, когда в ее сознании снова замаячили тени воспоминаний и какой-то до боли знакомый голос зазвучал внутри.

Это твоя вина. Твоя вина. Твоя вина.

Она была виновата. Хотя бы в том, что обманула Пенни.

Но было что-то еще. Она пыталась от чего-то избавиться. Она оставила что-то в прошлом. Хотела забыть глубокую и ужасную печаль, но ее мозг кипел, пытаясь вспомнить. И теперь это ее уже не отпустит.

Что же такого ужасного она могла сделать?

– Андреа, пожалуйста, позволь мне помочь тебе.

– Оставь меня в покое! – огрызнулась Андреа и поплелась дальше по дорожке, унося с собой тяжелый груз на сердце. – Я плохо себя чувствую… Мне надо идти.

Она быстро завернула за угол, стараясь не усугублять свое чувство вины еще и тем, что Пенни так переживает за нее и смотрит ей вслед, застыв, как статуя в море людей, где у всех есть друзья.

Андреа сделала еще один шаг вперед, и вдруг все расплылось перед ее глазами, как было в тот момент, когда она лизнула волшебный леденец. Шатры исчезали на глазах. Вскоре вокруг места, где она стояла, вместо них образовались полосатые лужи.

Андреа хотела забыть нечто ужасное, но ее сердце отчаянно пыталось вспомнить.

Никто из других детей ничего не заметил. Они продолжали бегать, смеяться и суетиться, как будто все оставалось на своих местах и мир не растворился только что у них на глазах. И только Андреа видела, как лица детей сливаются в одно цветное пятно, расплываются и соединяются в общий поток сновидений. В часах на башне, которые все еще показывали на слово «Усни», зазвучали куранты, бой которых отдавался в голове Андреа. Она пыталась убежать прочь от этого звука, но оступилась, потеряв равновесие на скользкой земле. Девочка вытянула руки, чтобы смягчить падение, шлепнувшись прямо в грязь, а растаявший мир сновидений уже начал обволакивать ее ноги.

Комиссионный магазин Ральфа

Андреа в тревоге очнулась на полу своей комнаты, где она лежала, уткнувшись головой в подушку-звездочку. Яркий утренний свет из окна освещал ее лицо. Откуда-то с улицы доносились громкие сигналы сдающего назад грузовика.

Она все еще была в тех же джинсах и футболке, что и прошлой ночью. Должно быть, она уснула вместо того, чтобы пойти в гараж.

Ну и странный же сон она видела.

Замечтанье. Пенни. Волшебные цирковые шатры. Она так верила, что все было по-настоящему. Волна разочарования окатила ее, у нее засосало под ложечкой. Конец сна был плохим, но большая часть его была чудесной, и ей было так хорошо.

Но все это было лишь в ее голове.

Андреа подошла к окну, медленно моргая. Комната была пуста. Фрэнсис, наверное, уже спустился вниз.

Белый грузовик, на котором было написано «Комиссионный магазин Ральфа», был припаркован у проезжей части. Его кузов был открыт, пандус опущен вниз. Машина ее отца стояла на въезде к дому рядом с горой коробок. Ее мать застыла рядом, плотно завернувшись в халат и скрестив на груди руки.

Андреа спустилась по лестнице и вышла через парадную дверь.

– Что происходит? – спросила она.

Она видела, что мужчина, должно быть, тот самый Ральф, разбирал кучу вещей, которые, вероятно, ее мама намеревалась продать на гаражной распродаже и которую сама она вряд ли могла бы организовать. Но это никак не объясняло, что здесь мог делать ее отец.

Он вынес из гаража еще один ящик и поставил на подъездную дорожку. Ральф взял его и отнес к грузовику.

Солнце бросало дрожащие блики на лицо Андреа, словно лампочка, которая скоро выйдет из строя. Мать устало повернулась к Андреа, ее глаза были полны слез:

– Мы же обсуждали это вчера, милая. Пришло время попрощаться с вещами Фрэнсиса.

Андреа вспылила:

– Что? Почему? Где он? – она прошагала в гараж, нетерпеливо высматривая густую шевелюру песочного цвета. – Фрэнсис?

Ее отец застыл с очередной коробкой в руках:

– Андреа, сейчас не время.

– Время для чего? Где мой брат? – внутри Андреа все кипело. Кожу жгло, как будто она горела в огне. Ее бесило то, как они все на нее смотрели. Ее мать, ее отец и Ральф из этого дурацкого магазина Ральфа.

Ее родители смотрели друг на друга так, будто каждый из них говорил: «И что теперь с ней делать?»

Андреа сжала кулаки и напрягла руки в уверенности, что, если она будет вопить достаточно громко, брат наверняка услышит ее. Он примчится и объяснит, что происходит. Почему они складывают его вещи в этот грузовик.

– ФРЭНСИС!!! – ее голос разрывал воздух, когда она кричала имя брата один, два, еще десять раз, пока не охрипла и не почувствовала привкус железа во рту.

Ральф смотрел на нее. На его круглом, краснощеком лице отражалась смесь жалости и смятения. Он вытащил телефон, проверяя время, затем вернулся к ящикам и взял еще один, как будто, черт побери, собирался уехать с вещами Фрэнсиса.

Полыхая от гнева, Андреа со всех ног побежала к этому человеку и выбила коробку из его рук. Содержимое коробки рассыпалось по траве рядом с подъездной дорожкой. Андреа упала на землю и стала сгребать рассыпавшиеся предметы руками, прижимая их к груди. Она как будто надеялась, что, если вещи брата будут поближе к ней, она сможет понять, почему их хотят забрать.

В упавшей коробке было все самое ценное для Фрэнсиса. То, что он с гордостью выставлял на комоде. Андреа не раз заставала его переставляющим свои сокровища, чтобы добиться идеального эффекта.

Там была статуэтка Бэтмена и несколько пластиковых динозавров. Пустая стеклянная банка с крышкой. Сияющий гладкий коричневый камень из сувенирного магазина в музее. И фотографии.

Целая куча фотографий их семьи: вот они с Фрэнсисом стоят перед детским игровым комплексом после того, как их отец провел целый день, сооружая его; вот они улыбаются у обеденного стола, который ломится от разных блюд с индейкой посередине; вот они сидят вокруг рождественской елки, пол вокруг которой усыпан оберточной бумагой; вот селфи всей семьи на кровати родителей за несколько дней до того, как они развелись.

– Он пропал, – сказала мать, стоя на коленях возле дочери, слезы катились по ее щекам. Она монотонными движениями гладила распущенные непослушные волосы Андреа и целовала ее голову. – Его нет с нами уже три года. Андреа, мне так жаль, но ты ничего уже не можешь сделать. Пора отпустить.

Тело Андреа было напряжено до предела, когда она склонилась к груди матери, вдыхая слабый цветочный аромат ее духов. Ее дыхание было слабым. Вдох-выдох, вдох-выдох. Через несколько мгновений бег ее безумных мыслей замедлился, создавая небольшие промежутки между ними.

Яркое солнце спряталось за облако, стерев тень Андреа. И вдруг в этом мучительном ритме безмолвного дыхания она все вспомнила.

Листовки, развешанные по всему городу. Новости. Телефонные звонки от ужасных людей, притворяющихся, что они знают, где он был.

Семейные ужины с двумя пустыми стульями за столом. Стул ее отца. И Фрэнсиса. Рождество с меньшим количеством подарков под елкой. Пустая нижняя кровать. Бесконечные часы, которые Андреа провела в одиночестве. Жизнь без брата.

Она потеряла свою тень.

Фрэнсис исчез.

Андреа скорчилась: воспоминания острой болью отозвались в животе, заставляя ее хрупкое сердце вздрогнуть. Андреа освободилась от объятий матери и поползла обратно к коробке. Смятение, в котором она пребывала, как будто прибило ее к земле, не давая встать.

– Фрэнсис!

Мир начал качаться перед ее глазами, когда Андреа кричала снова и снова, продолжая доставать предметы из коробки. Все мышцы ее тела стали твердыми как дерево, каждое движение давалось ей с трудом.

Брат ушел, но Андреа не могла вспомнить, как это произошло. Жизнь с Фрэнсисом и жизнь без него были как начало и конец истории, в которой была пропущена середина.

Андреа схватила пустую банку, и весь мир вокруг нее словно остановился, будто она поставила жизнь на паузу, нажав кнопку. Одинокий комар завис в окаменевшем воздухе перед самым лицом Андреа.

Она хотела забыть то, что случилось в ночь, когда он исчез. И она забыла об этом за воротами Замечтанья. Но если Замечтанье было лишь сном, почему теперь, когда Андреа проснулась, она все еще не в состоянии вспомнить, что же случилось тогда?

Андреа позволила вещам Фрэнсиса упасть на землю. Она вдруг нащупала что-то в глубине своего кармана, и мир снова пришел в движение. Солнце вновь появилось и отразилось от стекла одной из фоторамок, ослепляя своими бликами Андреа. Ее дрожащие пальцы наткнулись на три предмета. Андреа вытащила их и держала теперь на раскрытой ладони.

Мягкое ярко-красное перо. Гладкая золотая монета. И маленький, но увесистый пузырек с мерцающим песком внутри. Песок в точности такой же, каким Маргарет Грейс усыпляла ее после той поездки на велосипеде, что привела ее к воротам Замечтанья. И где она ущипнула себя, чтобы убедиться, что Замечтанье было настоящим.

И если эти вещи были настоящими, значит, все, что с ней произошло, ей не приснилось. Она действительно была в этом месте.

Может быть, оно все еще было там, ждало ее в заброшенном поле. Может, она даже могла бы сбежать туда сейчас.

Андреа больше не хотела думать. Не хотела вспоминать. Она хотела вернуться туда, где острые края прошлого смягчились и она спряталась в мире сновидений. Она была уверена, что в этот раз у нее все получится. Она сможет позволить забвению взять вверх над болью ее памяти. Она будет бегать из шатра в шатер без перерыва. Она будет бегать так быстро, что боль не сможет ее поймать.

Ей необходимо было вернуться туда.

Так, лежа на земле под сочувствующими взглядами ее отца, матери и Ральфа, будто она была заблудившимся беспомощным щенком, Андреа запихнула перо и монету обратно в карман, открыла пузырек с песком и насыпала немного в свою ладонь. Она закрыла глаза, посыпала их песком и произнесла слова, которые уже однажды унесли ее от всего этого ужаса.

– Я прошу Песочного Человека забрать меня в страну сновидений, в которой я могу играть.

– Андреа, что ты делаешь? – голос матери звучал как будто издалека, словно она говорила с Андреа с большого расстояния.

– Я прошу Песочного Человека забрать меня в страну сновидений, в которой я могу играть.

Андреа почувствовала, как уплывает из-под неё земля. В сердце девочки зажглась надежда.

Я прошу Песочного Человека забрать меня в страну сновидений, в которой я могу играть.

Запах свежеприготовленного попкорна защекотал ноздри Андреа.

Река Рут

Вокруг Андреа мелькали ноги детей, а над ней возвышались шатры Замечтанья в сине-белую полоску. Ее кожа ощущала не мягкую подстриженную траву перед ее домом, а растоптанный гравий дорожек Замечтанья. Андреа очутилась в том самом месте, где царство сновидений тогда растаяло перед ней.

Андреа встала, стряхивая грязь с джинсов. На ее лице сияла улыбка до ушей, ее восторг поглотил отчаянную скорбь.

Она ущипнула себя и ощутила боль.

Замечтанье было настоящим. И она в него вернулась.

Андреа положила зажатый в руке пузырек с песком обратно в карман. Ей нужно было попасть в какой-нибудь другой сон. Хороший сон или кошмар – ей было все равно. Ей нужно было забыться. Она ведь для этого и пришла сюда – чтобы забыть о том, что Фрэнсис исчез, и о том, как это произошло.

Андреа подбежала к первому же шатру, который стоял у края площади и возле которого не толпились дети.

Он как будто поджидал ее, и она снова испытала такую же сильную тягу, как и в прошлый раз.

«Река Рут».

Предостережение Пенни громко прокручивалось в голове Андреа, словно пластинка. Она вспомнила, как Пенни сказала, что весь этот ряд шатров наполнен кошмарами. Но насколько плохим сон или кошмар мог быть в этом месте на самом деле? Было очевидно, что сам сон хотел, чтобы она вошла.

Андреа приподняла полог и проскользнула внутрь.

Она очутилась в парке, освещенном лунным светом. Трава на газонах и кроны деревьев были ровно подстрижены. Перед ней извивался бурлящий ручей, на противоположном берегу которого располагалась большая детская площадка.

У ручья стояла ива, ее тонкие листья призывно шелестели, маня Андреа ближе к воде. Девочка остановилась у края ручья. Течение реки у ее ног, казалось, было быстрее, чем в остальном потоке, насколько далеко она могла видеть. Чистая вода поверхности растворялась в темной глубине ручья, настолько глубокого, что Андреа не видела дна. В склонившейся иве было что-то притягательно доброе и нежное, словно она была старым дедушкиным деревом, указывающим детям самый безопасный путь через стремительно бегущую воду. Андреа потянулась вперед, перебирая листья пальцами в надежде, что старое дерево обовьет ее своими ветвями и перенесет через грохочущий поток.

Андреа прищурилась, различив в изогнутых линиях коры проступающие очертания древнего лица. Глубокие бороздки бегали вверх и вниз по широкому, узловатому стволу дерева, высеченный горизонтально неровный шрам придавал лицу хмурый вид. За ивой располагалась детская площадка, освещенная одним прожектором. Качели скрипели, раскачиваясь на железных цепочках, и это было единственное движение среди окружающей неподвижности.

Влажный, тяжелый воздух сгущался вокруг места, где стояла Андреа. Все вокруг казалось ей знакомым, словно какое-то отдаленное воспоминание. Как будто она должна знать, что будет дальше. Как будто она уже бывала здесь раньше. Андреа задумалась, пытаясь вспомнить побольше деталей. Медленно к ней возвращались воспоминания: парк, река, дерево, притворяющееся добрым. Падение. Ноги, превратившиеся в камень.

Андреа сделала шаг назад, ее дыхание стало прерывистым и частым. Она слышала об этом месте раньше – от своего брата, который так часто просыпался в ужасе и рассказывал это повторяющееся сновидение.

Нет, не его сновидение. Его ночной кошмар.

«Ива затащила меня в воду, – говорил он. – Она превратила меня в камень».

Андреа набрала в легкие как можно больше воздуха, и через мгновение ива уже тянула ее под воду. Ветви дерева обвивали ее руки и ноги, глубоко впиваясь и занозя кожу. Корни ивы обмотались вокруг лодыжек и потащили ее на дно ручья.

Андреа вытянула вперед руку, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь на поверхности. Ничего. Ледяная вода ударила в грудь. Девочка отчаянно рвалась к поверхности воды, надеясь, что у нее достаточно времени, чтобы вырваться на свободу.

Пальцы ног начали твердеть, обездвиживаясь, отвердение быстро перешло на лодыжки. Ее ноги похолодели и онемели, становясь твердыми и гладкими. Как камень.

Девочка открыла рот, чтобы закричать, и холодная как металл вода хлынула ей в легкие. Андреа ударила себя по лицу и ущипнула за руку. Она молотила по воде теми частями тела, которые еще оставались подвижными, взбивая грязь в и без того мутной воде. Она извивалась во всех направлениях, неистово и не мигая ища дверь, которая позволила бы ей вернуться в безопасный переулок Замечтанья. Пенни говорила, что отовсюду должен быть выход.

Наконец, когда ее легкие пылали и темнотой заволокло глаза, а мышцы обессилели, и только бледное свечение луны мягко окутывало ее и ее волосы, ленивыми щупальцами медленно плывущие к поверхности реки, Андреа увидела дверь. Прямо под девочкой небольшой отблеск света отражался от дверной ручки на дне реки. Из последних сил Андреа толкнула руками дверь, которая оказалась открытой, но была очень тяжелой под слоем густой речной грязи. Пульс Андреа участился, когда ее пальцы ощутили сухой воздух и полотно шатра за дверью.

Еще один рывок – и Андреа приземлилась на землю перед шатром, выплевывая воду и глотая воздух. Вода расплескалась вокруг нее, образовав мутную жижу.

Группа детей, качаясь от головокружения, явно под воздействием волшебных леденцов, пробежала мимо Андреа вдоль ряда шатров.

Девочка легла навзничь, пытаясь вдохнуть как можно больше свежего ночного воздуха. Она побывала во сне Фрэнсиса. Эта мысль крутилась в ее измученной кислородным голоданием голове, пока Андреа не осознала ее полностью. Она побывала во сне Фрэнсиса. И если она там побывала, значит, ее брат хотя бы однажды побывал в Замечтанье. Песочный Человек, кем бы он ни был, собирал сны детей вместо платы за вход. Фрэнсис, должно быть, заплатил своим кошмаром за билет, предпочтя, чтобы кошмар был в шатре, а не в его голове.

Андреа отжала воду из волос и стряхнула с себя оставшиеся капли. Ее совсем не волновало, что одежда на ней теперь была холодной и мокрой. Она хотела во что бы то ни стало выяснить, когда ее брат был здесь. И видел ли его кто-нибудь.

А может быть, он все еще был здесь.