Текст книги "Нравственные письма к Луцилию. С комментариями и иллюстрациями"

(1) Я счел необходимым, Либералий, высказать это, с одной стороны, потому, что нужно было что-нибудь сказать о великих благодеяниях, говоря о малых; с другой стороны, потому, что дерзость этого гнусного порока, проистекая отсюда, простирается и на все остальное. В самом деле, кому ответит благодарностью, какой дар сочтет достаточно великим или достойным воздаяния тот, кто презирает высочайшие блага? Тот, кто не признает, что получил от богов ту жизнь, которую он ежедневно от них принимает, кому будет признателен за свое спасение и жизнь?

(2) Посему всякий, кто учит благодарности, действует в пользу людей и богов; этим последним, хотя они и ни в чем не нуждаются и стоят выше всяких желаний, мы тем не менее можем воздавать благодарность. Никому нельзя извинять свою неблагодарность своим ничтожеством и бедностью, говоря: «Что я буду делать и как? Когда могу воздать благодарность владыкам и повелителям всего?» Тебе легко можно это сделать, если ты жаден без расходов, если ленив без труда. Ты можешь рассчитаться с кем угодно в то же самое время, когда принимаешь благодеяние, если желаешь, ибо кто с охотой принял благодеяние, тот уже возвратил его.

Наивысшая благодарность должна выражаться в особом отношении к собственному существованию. Кто не благодарен богам за свою жизнь, тот не может быть благодарен и людям за их малые дела.

(1) Изо всех парадоксов стоической школы наименее удивительным и невероятным мне представляется следующий: кто охотно принял благодеяние, тот уже возвратил его. Так как мы всё относим к душе (обо всем судим по настроению души), то в данном случае каждый достигает того, чего желает. Как благочестие, верность, справедливость и, наконец, всякая добродетель бывают совершенны сами по себе, хотя бы они и не выставлялись напоказ, так точно и благодарным можно быть даже при одном желании со своей стороны.

(2) Всякий раз, как кто-либо достигает предположенной цели, он пожинает плоды своего труда. Какую цель имеет человек, оказывая благодеяние? Без сомнения, принести пользу тому, кому оказывает, и доставить себе удовольствие. Если он выполнил то, чего хотел, если его расположение тронуло меня и возбудило в том и другом из нас радостное чувство, то он достиг своей цели. Не могло же ведь у него быть желания что-нибудь получить от меня в свою очередь: иначе это было бы не благодеянием, а торговой сделкой.

(3) Кто достиг предположенной им пристани, тот совершил благополучное плавание; удар, сделанный верной рукой, достиг своего назначения, если попал в цель. Кто дает благодеяние, тот желает, чтобы оно было принято с благодарностью. Он получает желаемое, если благодеяние принято с признательностью. Но, быть может, он надеялся на некоторую прибыль? В таком случае это было уже не благодеяние, отличительная черта которого – ничего не помышлять об уплате.

(4) Если полученное мною (благодеяние) принято с таким расположением, с каким оно оказывалось, то я уже вознаградил за него. В противном случае это благороднейшее дело (благодарность) поставлялось бы в зависимость от самого унизительного условия: чтобы воздать благодарность, приходилось бы обращаться к Фортуне. На самом же деле должно быть не так. Если я не могу отплатить тем, что не зависит от моей воли, то достаточно ответить на расположение расположением.

(5) Итак, что же? Ужели не стану делать и воздавать всего, что будет в моих силах, не стану выбирать для того удобного времени и обстоятельств? Не пожелаю с избытком наполнить лоно того, от кого я что-либо получил? Без сомнения (стану и пожелаю). Но в худом положении оказалась бы благотворительность, если бы нельзя было воздавать благодарности и с пустыми руками.

Сенека применяет в отношении благодеяния стоическую идею о том, что добродетельный поступок сам по себе является наградой. Но тут есть нюанс. Благодеяние – это совместное действие дающего и принимающего дар. Оно будет завершено после выражения благодарности. И в этот момент благодеяние как проявление добродетели становится наградой тому, кто его оказывает. Ожидать же за него воздаяния в виде ответного подобного поступка означает ставить себя в зависимость от внешних обстоятельств или судьбы, что для стоика неприемлемо.

(1) Говорят: «Кто принял благодеяние, хотя бы и с глубочайшей признательностью, тот еще не выполнил всего, остается еще часть долга, которую следует уплатить. Подобным образом в игре имеет некоторое значение умение ловко и искусно поймать мяч; однако хорошим игроком называют лишь того, кто, поймав мяч, умеет так же ловко и искусно бросить его далее».

(2) Сравнение сюда не идет. Почему? Потому что в данном случае достоинство заключается в подвижности и ловкости тела, а не в душе. Посему-то о ком судят на основании одного внешнего вида, тому следует (постараться) раскрыть себя со всех сторон. И тем не менее я не назову плохим игроком того, кто поймал мяч как следует, но замедлил бросить его далее, если только не сам игрок был причиной этого замедления.

(3) «Но хотя, – возразят нам далее, – искусство играющего и не потерпит никакого ущерба в том случае, когда он одну задачу игры выполнит, а другую, которую не выполнит, тем не менее будет в состоянии выполнить, самая игра, состоящая из поочередного бросания и подхватывания (мяча), остается не совсем выполненной». Я не хочу долее заниматься разбором этого возражения. Допустим, что недостаток был в игре, а не в игроке. Подобным образом и в предмете нашего спора (благодеянии) есть некоторый недостаток, относящийся к подаренной вещи, которой должна соответствовать другая равная ей вещь, а не к душе, которая встречается (в таком случае) с душой, себе подобной; что касается здесь до внутренней жизни благотворителя, то он достиг чего желал.

При совершении благодеяния надо сравнивать не ценности подаренной вещи и ответного дара, а состояния душ двух людей. Того, кто сделал добро, и того, кто получил помощь. Поэтому аналогия с игрой в мяч неудачна.

(1) Мне оказали благодеяние; я принял его именно так, как желал того сам благодетель. Последний, таким образом, достиг того, к чему стремился и что притом составляло единственный предмет его желания: следовательно, я отблагодарил его. После сего ему остается еще сделать из меня какое-нибудь употребление, извлечь из признательного ему человека какую-нибудь выгоду. Это не остальная часть еще не выполненного с моей стороны долга, но прибавление к исполненному. Фидий сделал статую.

Фидий (ок. 490 до н. э. – ок. 430 до н. э.) – древнегреческий скульптор и архитектор периода высокой классики, друг Перикла.

(2) Иное дело – награда за искусство, иное – за ремесло. Назначение художника – сделать то, что он хотел; назначение ремесленника – сделать так, чтобы вышла польза. Фидий выполнил свое дело, хотя и не продал. Для него вознаграждение за труд может быть троякое: одно в собственном сознании, которое он получает, выполнив свой труд; другое в виде доброй славы и третье в виде пользы, которую может принести ему покровительство, продажа или какая-нибудь другая выгода.

(3) Так точно и первая награда за благодеяние дается в собственном сознании. Эту награду получает тот, кто вручил свой дар кому желал. Второй вид награды – добрая слава, третий – что-либо из тех предметов, которые обратно могут быть предложены в подарок. Посему, когда благодеяние принято с признательностью, благодетель уже получил благодарность, но вознаграждения еще не получал. Таким образом, я остаюсь должен ему то, что не относится к благодеянию; за самое же благодеяние я вознаградил его благодарным приемом.

На примере истории с вознаграждением Фидия за искусство Сенека показывает: благодарность за благодеяние уже является наградой, при этом слава и практическая выгода могут быть дополнительным вознаграждением. Однако тут важно различать само благодеяние и его результат – нечто конкретное, что человек получил в дар. Награда за благодеяние – это благодарность, и ничего более тут не требуется. А за его результат можно получить нечто иное: славу или материальную выгоду.

(1) «Итак, – снова будут нам возражать, – ужели воздал благодарность тот, кто ничего не сделал?» Он, отвечаем, сделал главное: на душевное расположение ответил расположением же и притом, что свойственно дружбе, сохранил равенство. Затем обрати внимание на различие между вознаграждением за благодеяние и уплатой за долг: не ожидай, чтобы я сделал тебе материальное вознаграждение, здесь дело касается душ.

(2) Речь моя не станет казаться тебе суровой, хотя она главным образом и направлена против твоего мнения, как скоро ты станешь на мою точку зрения и подумаешь о том, что предметов больше, чем слов. Существует великое множество предметов, не имеющих своего названия. Мы обозначаем их не собственными названиями, а иностранными и заимствованными от других предметов. Так, словом «pes» мы называем и свою ногу, и ножку кровати, и мачту паруса, и стопу стиха. Название «canis» прилагается и к охотничьей собаке, и к морской, и к созвездию. Не имея возможности обозначать каждый отдельный предмет особым названием, мы всякий раз, как представляется нужда, употребляем заимствованные выражения.

(3) Храбрость есть добродетель, презирающая действительные опасности или уменье их устранять, встречать и вызывать. Тем не менее мы называем храбрым человеком и гладиатора, и презренного раба, которого на презрение к смерти вызывает безрассудство.

(4) Бережливость (parsimonia) есть уменье избегать излишних расходов или искусство умеренно пользоваться родовым богатством; однако мы называем весьма бережливым (parcissimum) и человека малодушного, и во всем себя стесняющего, между тем как существует бесконечно великое различие между умеренностью и скупостью. Эти два свойства по существу своему различны, но бедность языка заставляет нас и того и другого называть бережливым, подобно тому как мы называем храбрым как того, кто на разумном основании презирает опасности, так и того, кто безрассудно стремится навстречу опасностям.

(5) Так и благодеянием, как мы говорили, называется и благодетельное действие, и то самое, что подается чрез это действие, как то: деньги, дома, нарядная одежда. И для того и для другого – одно название; сущность же их и значение далеко не одни и те же.

Неправильное отождествление благодеяния и его результата вызвано многозначностью языка. Эта ошибка приводит к тому, что награду за благодеяние отождествляют с выплатой долга. В действительности достаточной наградой является ответное расположение души, свойственное дружбе.

(1) Итак, будь внимателен – и ты поймешь, что я ничего не сказал противного твоему мнению. За то благодеяние, которое состоит в действии, мы уже воздали благодарность, как скоро приняли его с признательностью. Другое же благодеяние, которое заключается в предмете, мы еще не возвратили, но только имеем намерение возвратить. За оказанное нам расположение мы расплатились расположением, а за дарованную вещь обязаны вещью. Итак, хотя мы и говорим, что с охотой принять благодеяние значит воздать благодарность, тем не менее мы советуем дарить в свою очередь что-либо подобное полученной нами вещи.

(2) Некоторые из высказанных нами мнений, по-видимому, не согласны с общепринятыми обычаями, но они опять будут согласовываться с этими обычаями, если рассматривать их с другой точки зрения. Мы утверждаем, что для мудреца нет обиды; и однако ж, кто ударит его кулаком, будет обвиняться в нанесении обиды. Мы утверждаем, что глупый не может иметь никакой собственности, и, однако, похитившего у глупца какую-нибудь вещь мы будем обвинять в краже. Мы говорим, что все беснуются; однако не лечим всех чемерицей; и даже тем самым, которых называем безумными, мы даем право голоса в собраниях и право судебной юрисдикции.

(3) Так, мы говорим: кто принял благодеяние благосклонно, тот расплатился за него; тем не менее мы считаем его в долгу, считаем обязанным снова благодарить даже после того, как он уже отблагодарил. Это поощрение к (принятию) благодеяния, а не отсоветование. Не будем страшиться и падать духом, как бы подавляемые невыносимой тяжестью. Мне даны богатства, честь моя защищена, позор снят, мне дана жизнь и что дороже жизни – свобода: каким образом я могу изъявить свою благодарность? Когда настанет тот день, в который я открою свою душу пред благодетелем?

(4) Это тот самый день, в который он открывает свою (душу). Прими благодеяние с распростертыми объятиями: радуйся не тому, что получаешь, а тому, что возвращаешь, оставаясь в то же время должником. Не подвергай себя столь великой опасности, как возможность, благодаря случаю, сделаться неблагодарным. Я не стану указывать тебе на предстоящие трудности, дабы ты не упал духом и дабы перспектива трудов и продолжительной зависимости не ослабила твоей энергии, не стану отсылать тебя к будущему: пусть дело идет о настоящем. Никогда не будешь благодарным, если не почувствуешь благодарности в то же самое время, когда примешь благодеяние.

(5) Итак, что же следует делать? В настоящем случае нет нужды браться за оружие, но в будущем, может быть, придется: нет нужды измерять моря, но в будущем, может быть, придется даже при неблагоприятных ветрах. Ты хочешь отплатить за благодеяние? Прими его с признательностью – и ты воздал благодарность; однако не считай себя совершенно уплатившим долг, но только с бо́льшим спокойствием совести сознавай его за собою.

Философ говорит: не только благодеяние требует ответного вознаграждения, но и подаренная вещь. Может показаться, что это расходится с его ранее высказанным мнением, но все встает на свои места, если посмотреть с морально-практической позиции. Оказывающий благодеяния должен стремиться к совершенству, поэтому он не должен быть привязан к материальному воздаянию за подарок, раз уже отблагодарен за само благодеяние. Стремление же к совершенству человека, получившего его, будет проявляться как в выражении благодарности за само благодеяние, так и в том, чтобы отплатить за приобретенный при этом дар.

Книга третья

В третьей книге Сенека раскрывает понятие неблагодарности и определяет, как следует к ней относиться.

(1) Не воздавать за благодеяния благодарности, Эбуций Либералий, и (на самом деле) постыдно, и у всех слывет таковым. Поэтому на неблагодарных жалуются даже неблагодарные, между тем как этот порок (неблагодарность), который всем (так) не нравится, в то же время всем присущ; и до того все идет превратно, что некоторых людей мы считаем своими врагами не только после благодеяний, но и вследствие их.

(2) Не стану отрицать того, что у иных это бывает вследствие извращенности природы, у большинства же вследствие того, что протекшее время отняло (у них) память. Ибо то самое, что было живо у них, пока оставалось новым, с течением времени теряет силу. Знаю, что относительно этих людей у нас с тобою был спор, так как ты называл их не неблагодарными, а забывчивыми, как будто неблагодарного извиняет то обстоятельство (т. е. забывчивость), которое делает его таким, или как будто он уже не оказывается неблагодарным в силу того, что это обстоятельство с кем-либо приключается, тогда как оно и может приключаться только с неблагодарными.

(3) Есть много разрядов людей из неблагодарных, как и воров и убийц; их (неблагодарных) вина в общем одинакова; впрочем, в частностях бывает великое разнообразие. Неблагодарен тот, кто не признает себя получившим благодеяния, которые он на самом деле получил; неблагодарен и тот, кто скрывает; неблагодарен тот, кто не возвращает; всех же более неблагодарен тот, кто забывает.

(4) Ибо первые хотя и не уплачивают долга, однако сознают его за собой, и у них остается некоторый след от оказанных им услуг, только услуги эти скрыты в дурной совести; когда-нибудь вследствие какой-либо причины (эти люди) могут обратиться к воздаянию благодарности, если их, например, побудит (к этому) стыд или внезапно появившееся стремление к благородному делу, каковое обыкновенно по временам возникает даже в сердце злых людей, или если побудит их к тому благоприятный случай. Тот же, у кого изгладилось из памяти все благодеяние, никогда не может стать благодарным. И кого ты назовешь худшим: того ли, кто не чувствует благодеяния, или того, кто даже не помнит о нем?

(5) Больные глаза – это те, которые боятся света, а слепые – которые не видят. И не любить своих родителей есть нечестие, а не признавать их – безумие.

По мнению Сенеки, неблагодарен тот, кто либо не признает, что получил благодеяние, либо скрывает это, либо не отвечает на него добром, либо забывает о том, что было сделано. Последний вид неблагодарности худший, так как он успокаивает совесть, в то время как иные ее виды могут в той или иной степени вызывать стыд. Современный человек может возразить, что забывший о благодеянии не имел дурного намерения, то есть его воля не была направлена к злу. Однако для стоика воля – это функция разума и забывчивость – проявление неразумности. Оно привело к тому, что добрая воля так и не проявилась. Поэтому плохая память ни в коей мере не может служить оправданием.

(1) Кто бывает так неблагодарен, как тот человек, который до совершенного забвения отклонил и отринул от себя то, чему надлежало занимать в душе (его) первое место и всегда приходить на ум? Очевидно, что нечасто помышлял о возвращении (благодеяния) тот, кем овладело забвение.

(2) Наконец, чтобы воздать благодарность, для этого нужно обладать и добродетелью, и временем, и возможностью, и содействием богини счастья. Кто же помнит (благодеяния), тот бывает благодарен без (материальных) расходов, а кто не доставляет даже того, что не требует ни труда, ни богатств, ни счастья, тот не имеет никакого оправдания, за которым бы он мог укрыться. Ибо никогда не желал быть благодарным тот, кто так далеко отринул от себя благодеяние, что положил его вне (поля) своего зрения.

(3) Подобно тому как вещи, которые находятся в употреблении и каждодневно испытывают прикосновение рук, никогда не подвергаются опасности залежаться, а те, которые не выставляются на вид, но как излишние лежат без употребления, собирают (на себе) нечистоту (situs) по причине самой давности, – так точно всё, чем занимается и что возобновляет мысль, никогда не исчезает из памяти, ничего не теряющей, кроме того, на чем она не часто останавливала свое внимание.

Из памяти вылетает лишь то, на чем человек не останавливает своего внимания. Следовательно, забвение благодеяния – следствие пренебрежительного отношения к нему.

(1) Кроме этой причины есть и другие, которые скрывают от нас иногда весьма важные заслуги. Первая из этих причин и сильнейшая есть та, что, занятые всегда новыми страстями, мы смотрим не на то, что имеем, а на то, к чему стремимся, и обращаем напряженное внимание не на то, что у нас есть, а на то, что нам желательно. Что есть (у себя) дома, то – дешево.

(2) Отсюда следует, что, как скоро страстное желание нового сделало легковесным полученное ранее, виновник сего последнего уже перестает иметь цену. Иного мы любили, смотрели на него с благоговением и открыто признавали в нем виновника устроения нашего (настоящего) состояния, пока нам нравилось то, чего мы достигли; но потом нашей душою овладевает восхищение пред (чем-нибудь) иным, и вот является стремление к этому иному, как это бывает обычно у людей: при большом – желать еще большего; скоро затем (совершенно) исчезает (из нашей памяти) то, что прежде у нас называлось благодеянием. И не на то мы взираем, что дало нам преимущество пред другими, а единственно на то, в чем проявляется благополучие людей, превзошедших нас.

(3) Но никто не может (в одно и то же время) и завидовать и благодарить, потому что завидовать свойственно человеку, жалующемуся и печальному, а благодарить – радующемуся.

(4) Потому, далее (мы не помним иногда весьма важных заслуг), что никто из нас не знает никакого другого времени, кроме того, которое так быстро проходит (т. е. настоящего и будущего); редкие обращаются душою к прошедшему. Так бывает, что и наставники, и благодеяния их нами забываются, потому что мы совсем покинули детство; так бывает, что нами забывается и все, сделанное для нас в юности, потому что и сама юность никогда не приходит (нам) на память. Никто не считает того, что с ним было, за прошедшее, но как бы за утраченное: до такой степени бывает нетверда память людей, стремящихся к будущему.

Одна из причин неблагодарности – неумение ценить то, что есть сейчас. Так бывает, если человек желает большего и перестает видеть имеющееся. В этом случае он может не заметить не только оказанное ему благодеяние, но и саму свою жизнь. Она пробежит незаметно, пока он пребывает в тщетных ожиданиях. Иное дело зависть. Последняя вызывает отторжение того, что у нас уже есть. Поэтому завистливый не может быть благодарным. Обе эти причины содержатся в душе, но есть еще одна причина, заключающаяся в способе существования, – это скоротечность событий во времени. Здесь требуется особое отношение к жизни, чтобы научиться ценить то, что мы получаем, несмотря на его неизбежное исчезновение в прошлом.