Текст книги "Нравственные письма к Луцилию. С комментариями и иллюстрациями"

Сенека критикует утилитарное (т. е. ориентированное на выгоду) понимание благодеяний. Они должны быть обоснованы рассудком.

(1) «Когда станешь расточать благодеяния толпе, то много их надо потерять, чтобы однажды (сделать) положить хорошо».

Авторство неизвестно. Стих приписывается либо древнеримскому трагику Акцию, либо сочинителю комедий Сиру.

В первом стихе ни с чем нельзя согласиться, во-первых, потому, что благодеяний не следует расточать толпе, а во-вторых, потому, что расточительность вообще не заслуживает похвалы, тем более в благодеяниях. Если оказывать благодеяния, не руководясь рассудком, то они перестают быть таковыми и получают какое-либо другое имя.

(2) Заслуживает внимания второй стих, где одно удачно оказанное благодеяние рассматривается как вознаграждение за убытки, причинные потерею многих. Но посмотри, прошу тебя, не будет ли и более близким к истине, и более сообразным с достоинством добродетельного человека посоветовать ему оказывать благодеяния даже в том случае, когда нет надежды ни одного оказать удачно. Дело в том, что неосновательно предположение, будто бы «много (благодеяний) надо потерять»…

Ни одно (благодеяние) не пропадает, так как, кто теряет его, тот, очевидно, рассчитывал заранее (на прибыль).

(3) Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается – нет убытка. Благодеяние оказано для благодеяния. Никто не записывает благодеяний в долговую книгу и не напоминает о них каждый день и час подобно жадному заимодавцу. Добрый человек никогда и не думает о них, если не напомнит лицо, возвращающее (долг). В противном случае благодеяние принимает вид ссуды. Записывать благодеяния в расход – постыдное ростовщичество.

(4) Что бы ни случилось с первыми твоими дарами – продолжай раздавать их; лучше, если они будут находиться у людей неблагодарных, которых со временем стыд, или какая-нибудь случайность, или подражание могут сделать благодарными. Не отступай: продолжай свое дело и стремись к жребию мужа добродетельного. Подавай помощь: кому средствами, кому кредитом, кому расположением, кому советом, кому полезными наставлениями.

(5) Звери и те сознают за собою обязанности. Нет ни одного дикого животного, которого бы нельзя было приручить и привязать к себе посредством заботливого ухода. Так укротители безнаказанно касаются пасти львов; диких слонов, при помощи корма, приручают до такой степени, что они послушно отправляют работы. Таким образом, постоянные благодеяния покоряют даже существ, лишенных разума и способности оценить их. С неблагодарностью отнеслись к твоему первому благодеянию? Ко второму уже так не отнесутся. Забыли о том и о другом? Третье приведет на память и забытые!

Благодеяние самоценно, даже если не приносит выгоду. Прибыль за благодеяние следует воспринимать как подарок, и если ее нет, то ведь и убытка тоже нет. Отсюда вывод – благодеяние оказывается ради него самого, а не для чего-то другого.

Утверждая, что «благодеяния теряет тот, кто скоро приходит к убеждению, что их потерял», Сенека показывает, что природа благодеяния определяется внутренним отношением, а не внешними обстоятельствами.

(1) Благодеяния теряет тот, кто скоро приходит к убеждению, что их потерял. Но кто сохраняет постоянство и прежние благодеяния умножает новыми, тот исторгает благодарность даже из жесткого и неблагодарного сердца. Неблагодарный на многое не посмеет поднять очей. Куда бы он ни обратился, убегая от своей совести, пусть всюду видит тебя. Свяжи его узами своих благодеяний!

(2) Теперь я обращусь к рассмотрению сущности и свойств благодеяний, если ты дозволишь мне предварительно вкратце упомянуть о том, что не имеет прямого отношения к делу. Почему граций три, почему они между собою сестры, для чего они сплелись руками, для чего улыбаются, для чего они (изображаются) девы и одеты в просторную и прозрачную одежду?

(3) Некоторые утверждают, что одна из них изображает дающую благодеяние, другая – принимающую, третья – возвращающую обратно. Иные видят в них олицетворение трех родов благодеяний: дарования, возвращения, дарования и возвращения вместе.

(4) Но признаешь ли ты верным то или другое объяснение – какая нам будет польза от этого знания? Что означает хоровод граций, сплетшихся руками и обращенных лицами одна к другой? То, что благодеяния, переходя в последовательном порядке из рук в руки, тем не менее в конце концов снова возвращаются к дающему их. Порядок этот совершенно разрушается, как скоро раз бывает нарушен, и, наоборот, принимает в высшей степени прекрасный вид, как скоро бывает сохранен и удержана в нем (последовательность) взаимность.

(5) Грации улыбаются: это по той причине, что лица тех, которые дают или принимают благодеяния, бывают обыкновенно радостны. Они юны, ибо воспоминание о благодеяниях не должно стареть. Они девы, ибо (благодеяния) непорочны, чисты и святы для всех. В благодеяниях ничего не должно быть невольного, связанного или принужденного – вот почему грации одеты в просторные туники, и притом в прозрачные, ибо благодеяния требуют того, чтобы их видели.

Сенека видит в трех грациях олицетворение благодеяния, его принятия и его возвращения. Грации (в греческом варианте – хариты) – три богини, воплощение изящества, веселья и радости жизни. Аглая – богиня красоты, великолепия, славы и пышности; Евфросина – богиня радости и благомыслия; Талия – богиня изобилия, покровительница цветущей растительности.

(6) Положим, что кто-нибудь и увлекся греками до такой степени, что считает необходимым говорить и об этом, однако никого не найдется, кто бы признал относящимся к делу говорить о тех именах, какие дал грациям Гесиод. Старшую он назвал Аглаей, среднюю – Евфросиной, младшую – Талией. Эти имена каждый, по своему усмотрению, изменяет и старается найти им какое-нибудь объяснение, тогда как на самом деле Гесиод дал названия своим девам по личному усмотрению.

Гесиод (между 750 и 650 гг. до н. э.) – греческий поэт, современник Гомера. Первый известный из пишущих поэтов в западной традиции; для современных ученых – главный источник информации о мифологии, технике земледелия, древней астрономии и экономической мысли.

(7) Таким же образом Гомер переменил наименование одной грации, назвав ее Пасифеею, и выдал ее замуж, дабы знали, что они не весталки. Найду я и другого поэта, у которого грации являются опоясанными и одетыми во фригийские одежды.

Гомер (между 750 и 650 гг. до н. э.) – древнегреческий поэт-сказитель, автор эпических поэм «Илиада» и «Одиссея».

Подобным образом они изображаются и вместе с Меркурием, не потому, что благодеяния восхваляются разумом или красноречием, но потому, что так заблагорассудилось художнику.

Меркурий – бог, покровительствующий торговле, прибыли и обогащению, красноречию, удаче; сын Юпитера.

(8) Равно и Хрисипп, который обладает остроумием, тонким и проницающим в глубину самой истины, который говорит только ради дела и употребляет слов не больше того, сколько их надо, всю свою книгу наполнил подобными глупостями, так что весьма мало рассуждает (о самом) способе оказания, принятия и возвращения благодеяний, и так, что не басни он помещает в качестве приложения к этим рассуждениям, а самые рассуждения – в качестве приложения к басням.

Хрисипп из Сол (281/278 до н. э., Солы (или Тарс) в Киликии – 208/205 до н. э., Афины) – философ, представитель ранних стоиков. Возглавлял стоическую школу, считается ее третьим руководителем после Зенона из Кития и Клеанфа. Был плодовитым писателем, развивавшим идеи Зенона, преуспел в логике, теории познания, этике и физике, положил начало успеху стоицизма как одного из самых влиятельных философских движений и потому считается вторым основателем этой школы.

(9) Так Хрисипп, сверх того, о чем писал Гекатон, сообщает, что три грации доводятся дочерями Юпитеру и Юноне, что они летами моложе Гор, но миловиднее их лицом и по сей причине даны в сопутницы Венере. Равным образом он считает относящимся к делу и имя их матери: Эвринома, по его мнению, названа так потому, что раздача благодеяний свойственна людям, обладающим богатым состоянием, – как будто существует обычай давать матери имя после дочерей или как будто поэты передают настоящие имена.

Юпитер – бог неба, громовержец, верховный бог в римской государственной религии. Третий сын Сатурна и Опы. Брат Плутона, Нептуна, Цереры и Весты, а также своей жены Юноны. Вместе с ней и Минервой составлял тройку главнейших божеств Вечного города – Капитолийскую триаду.

Юнона – богиня брака, рождения, семьи, материнства, мать Марса и Вулкана.

Венера – богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и процветания.

Эвринома – в древнегреческой мифологии океанида, дочь Океана и Тефиды. Служительница богини Гармонии. Имя образовано от греч. ευρός – «широкий» и νεμεσναι – «раздавать».

(10) Как номенклатор вместо памяти руководится смелостью и дает имена всем, кого и не знает, так и поэты не считают нужным говорить истину, но, будучи вынуждены необходимостью или соблазнившись красотою, каждого заставляют называться таким именем, которое было бы приятным для стиха. И для них нет обмана, когда они что-нибудь привносят в свою запись: так как ближайший (по времени) поэт заставляет их (т. е. граций) носить свое (выдуманное им) название. Вот тебе доказательство этого: Талия, когда о ней по преимуществу идет речь, у Гесиода называется Харитою, а у Гомера – Музою.

Гекатон Родосский (ок. 100 г. до н. э.) – философ-стоик, о котором до нас дошло мало сведений. Очевидно, он был выдающимся мыслителем и плодотворным писателем. Диоген Лаэртский упоминает его как автора шести трактатов.

(1) Чтобы самому не делать того, что порицаю, опущу все, не относящееся к делу и не имеющее ровно никакого отношения к предмету речи. Только ты защищай нас, как скоро кто-нибудь станет упрекать нас в том, что мы заставили стать наряду с прочими Хрисиппа, человека поистине великого, но тем не менее грека, остроумие которого слишком тонко изощряется и часто обращается против него самого. Даже и в том случае, когда он, по-видимому, нечто делает (серьезно), он колет, а не пронзает.

Сенека, как и другие римские стоики, развивал этическое учение греческих единомышленников, но предпочитал не углубляться в дебри вопроса о бытии и познании, принимая достижения эллинов по умолчанию. Критическое высказывание в отношении Хрисиппа вызвано тем, что Сенека не всегда видел практический смысл в хитросплетениях греческой философии.

Какого же рода красноречие потребно в данном случае?

(2) Здесь следует говорить о благодеяниях и подвергнуть систематическому обсуждению то действие, которое служит главнейшим связующим звеном для человеческого общества. Надлежит дать норму жизни, дабы под видом щедрости не пленяло нас необдуманное легкомыслие и дабы (с другой стороны) это самое обсуждение, умеряя, не останавливало благотворительности, которая не должна ни совершенно отсутствовать, ни впадать в излишество.

(3) Следует учить (людей) с охотою получать, с охотою возвращать и ставить для себя важной задачей – не только сравняться делами и душевным расположением с теми, кому они обязаны, но и превосходить их, потому что тот, на ком лежит обязанность воздать благодарность, никогда не сквитается (со своим благодетелем), если не превзойдет его. Одним следует внушать, чтобы они были чужды всяких расчетов, другим – чтобы считали за собою более долгов.

(4) К сему-то благороднейшему состязанию, состоящему в том, чтобы благодеяния побеждать благодеяниями, и призывает нас Хрисипп при помощи таких рассуждений. По его словам, следует опасаться, как бы малым воздаянием благодарности не оскорбить святыни, ибо Хариты – дочери Юпитера, и не нанести обиды столь прекрасным девам.

(5) Ты преподай мне какое-нибудь из таких наставлений, благодаря которым я стал бы более благодетельным и более благодарным в отношении к тем, кто мне оказывает благодеяния, – благодаря которым благодетели и облагодетельствованные вступали бы между собою в духовное состязание, – так чтобы оказавшие (благодеяния) забывали, а должники сохраняли живое воспоминание. Все же выдумки, о которых было говорено выше, пусть остаются на долю поэтов, назначение которых в том и состоит, чтобы услаждать слух и сплетать интересные басни.

(6) Напротив – те, кто желает врачевать умы, поддерживать доверие в отношениях людей и утверждать в душе их сознание долга, пусть говорят языком серьезным и берутся за дело с большими силами, если только не считают возможным при помощи пустых и вздорных речей и бабьих аргументов пресечь такое опаснейшее зло как полное забвение благодеяний (beneficiorum novas tabulas).

Здесь Сенека определяет границы своей работы практическими задачами моральной философии. Он рассматривает благодеяние как действие, которое связывает людей в общество, и потому предполагает моральную норму. Однако все свои выводы он делает на основании учения стоиков, чьи положения не всегда представлены в его работе, и поэтому их пояснения будут приводиться здесь, в комментариях.

Чтобы обосновать возникновение долга при получении благодеяния, Сенека рассматривает природу последнего.

(1) Насколько необходимо обойти все излишнее, настолько же необходимо доказать, что нам прежде всего надлежит исследовать, в чем состоит наш долг при получении благодеяния. Ибо один утверждает, что его долг состоит в тех деньгах, которые он получил, другой – что (его долг) состоит в совете, третий – в должности, четвертый – в управлении провинцией.

(2) Но все это – только знаки благодеяний, а не самые благодеяния. Благодеяние нельзя осязать рукою: оно заключается в душе. Существует большая разница между материею благодеяния и самим благодеянием. Посему благодеяние заключается не в золоте, не в серебре и не в каком-либо другом из предметов, слывущих весьма ценными, но в самом расположении дающего. Люди неопытные обращают внимание только на то, что бросается в глаза, что дается и становится предметом обладания, и, напротив, мало ценят то, что на самом деле дорого и ценно.

(3) Все, чем мы владеем, что мы видим и к чему прилепляется наша похоть, – (непрочно) преходяще; судьба или неправда могут у нас отнять это: благодеяние же продолжает пребывать и после утраты того предмета, чрез посредство которого оно было оказано. А чего никакая сила не может упразднить, то сделано надлежащим образом.

(4) Я выкупил у пиратов своего друга – его схватывает другой враг и заключает в темницу: он (в данном случае) уничтожает не благодеяние, но пользу, проистекшую от моего благодеяния. Я возвратил кому-нибудь детей, спасенных во время кораблекрушения или пожара, но их похитила болезнь или какое-нибудь случайное несчастие: и с их утратою продолжает пребывать то, что оказано чрез них.

(5) Таким образом, все, ложно усвояющее себе имя благодеяния, служит лишь вспомогательным средством, при помощи которого проявляется дружественное расположение. То же бывает и в других случаях, где различается внешний вид и самая сущность дела. Император жалует кого-нибудь ожерельями и венками, которые даются за вступление на стену неприятельского города (corona murali) или за спасение жизни гражданина (corona civica).

(6) Что такого ценного заключают в себе: венок, расшитая тога (praetexta), ликторские связки, трибунал или колесница? В них заключается не самая почесть, а только внешние знаки почестей. Подобным образом и то, что представляется нашим взорам, – не само благодеяние, но лишь след и знак благодеяния.

Сенека различает само благодеяние и пользу, извлекаемую из него. Благодеяние заключается в поступке, а материальные вещи, которые подаются в нем, являются его результатом. Этот результат может быть полезен, но само благодеяние не зависит от пользы, поскольку его природа заключается не в вещах, а в разумной душе.

Благодеяние – это всегда действие, и Сенека объясняет, в чем особенность такого действия.

(1) Итак, что же такое благодеяние (само по себе)? Благодетельное действие, которое дает радость (другим) и, давая, получает ее; действие, совершаемое с готовностью, охотно и по собственной доброй воле.

По сей причине важно не то, что делают или что дают, но то, с каким расположением духа это совершают, ибо в этом-то расположении лица, дающего или делающего, и состоит самое благодеяние, а не в том, что́ дают или делают.

(2) Большую разницу между тем и другим можно видеть уже из того, что благодеяние всегда остается благом, тогда как то, что делается или подается, – не благо и не зло. Дух возвышает малое, очищает нечистое и лишает цены великое и слывшее ценным; само же по себе то, к чему стремятся, не имеет никакой природы: ни доброй, ни злой; важно то направление, какое дает ему виновник действия, от которого зависит назначение предметов.

(3) Самое благодеяние состоит не в том, что составляет предмет исчисления и раздачи, подобно тому, как не в самих жертвах состоит почитание богов, хотя бы они были тучны и блестели золотом, но в благочестивом и непорочном (расположении) настроении духа молящихся. Таким образом, люди добродетельные бывают благочестивыми даже и в том случае, когда их приношение состоит из одних зерен и похлебки, а злые, наоборот, не оставляют нечестия, хотя бы и обильно орошали кровью алтари.

Таким образом, философ раскрывает природу благодеяния как особого действия, совершаемого свободно по доброй воле. Поэтому оно определяется вовсе не своими материальными результатами, а внутренней направленностью. Ее нельзя путать с психологическим настроением или сентиментальностью. Эту направленность определяет расположение духа, в котором раскрывается подлинная разумная природа человека.

Сенека дополнительно поясняет, что благодеяние заключается не в вещах, а в самом поступке.

(1) Если бы благодеяния заключались в предметах, а не в самом расположении души того человека, который их оказывает, то они становились бы (для нас) тем важнее, чем важнее то, что мы получаем. Но это ложно: нас всегда наиболее одолжает тот, кто малое дал великолепным образом, кто душою сравнялся с богатством царей, кто дал немного, но охотно, кто, увидав мою бедность, забыл о своей, кто возымел не только охоту, но (даже) и горячее желание оказать мне помощь, кто счел себя облагодетельствованным, когда оказывал благодеяние, кто дал так, как бы и не думал о возвращении, и, получив обратно, – как бы и не давал, кто нашел и стремился найти удобный случай для помощи.

(2) Напротив, с неблагодарностью относятся к тому, что, как я сказал, насильно вымогается или случайно перепадает от дающего, хотя бы это казалось по содержанию и по внешнему виду великим.

(3) С гораздо большей благодарностью принимают то, что подается ласковой, чем то, что подается полной рукой. Один мне дал немного, но больше он и не мог! А другой дал и много, но зато колебался, медлил, давая, воздыхал, подал гордо, выставил это напоказ и желал угодить (вовсе) не тому, кому давал: давал он для (своего) честолюбия, а не для меня.

Поэтому для нас даже малое, но искреннее благодеяние важнее, чем благодеяние, оказанное неохотно, пусть и более богатое.

В подтверждение своей мысли Сенека приводит пример Сократа, который оценил искреннюю самоотдачу учеников выше полученных от них дорогих подарков.

(1) Когда многие приносили Сократу большое вознаграждение, каждый сообразно со своими средствами, – Эсхин, его бедный ученик, сказал: «Я ничего не нахожу достойного тебя, что мог бы тебе дать, и в этом одном отношении сознаю себя бедняком. Посему вручаю тебе одно, что имею: себя самого. Прошу тебя благосклонно принять этот дар, каков бы он ни был, и подумать, что ведь другие хотя и давали тебе много, но еще более оставляли себе». Сократ на это отвечал:

Сократ (470/469 г. до н. э. – 399 г. до н. э.) – древнегреческий мыслитель, основоположник афинской традиции, первый моральный философ в западной философии, учитель Платона. Отказавшись создавать теоретическую систему, раскрывал взгляды в диалогах с другими людьми, подталкивая их к осознанию собственной разумной природы. Сократ превратил в философскую проповедь не только свою жизнь, но и смерть, согласившись принять несправедливое наказание ради следования разумным природе и законам.

Эсхин из Сфетта, или Эсхин Сократик (ок. 425 г. до н. э. – ок. 350 г. до н. э.) – древнегреческий философ, в юности последователь Сократа.

(2) «Разве ты не сделал мне дорогого подарка, – если только сам не ценишь себя низко? Посему я позабочусь о том, чтобы возвратить тебя самому тебе лучшим, чем взял». Этим приношением Эсхин превзошел самого Алкивиада, духовные богатства которого равнялись его материальным (богатствам), и всю щедрость богатых юношей.

Алкивиад (450 г. до н. э., Афины – 404 г. до н. э., Фригия) – ученик Сократа, афинский государственный деятель, оратор и полководец времен Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.).