Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1"

Пораженные сокрушительным разгромом слева, яростно обстреливаемые из пушек в центре, угрожаемые обходом справа (Ней в это время беспрепятственно продвигался от Рейка на Пролис) и испугавшись, что дорога на Петерсвальд скоро окажется в руках Вандама, генералы союзников, собравшись вокруг императора Александра и Фридриха-Вильгельма, принялись обсуждать возможные решения. Самые пылкие хотели продолжать сражение, но Шварценберг, ошеломленный потерей более чем двадцати тысяч человек на левом фланге, лишенный боеприпасов из-за задержки конвоев, не зная, что сделает с остатком корпуса Кленау Мюрат, галопом устремившийся в его тылы, категорически отказался продолжать сражение. Отдали приказ к отступлению в Богемские горы, через которые союзники и пришли в Саксонию, и войска коалиции постепенно начали уступать участок, переходя через гребень окружающих Дрезден холмов.

При этой картине самая безудержная радость вспыхнула в рядах французской армии. Справа Мюрат, продолжавший движение по Фрейбургской дороге, каждую минуту захватывал пленных и обозы с багажом и артиллерией. Центр усилил артиллерийский обстрел, а слева Сен-Сир и Ней взбирались на высоты следом за русскими. К шести часам вечера мы захватили у союзников 15–16 тысяч пленных и не менее сорока орудий, а на участке остались 10–11 тысяч убитых и раненых неприятельских солдат, в большинстве своем пострадавших от пушек, за исключением тех, кто пал под штыками Виктора и саблями Мюрата. Союзники потеряли 26–27 тысяч человек, не считая отставших и разбежавшихся, которых еще предстояло захватывать тысячами. Прекрасное Дрезденское сражение, последняя милость фортуны в этой ужасной кампании, стоило нам около 8–9 тысяч человек, большинство из которых были поражены ядрами.

На склоне дня Наполеон вернулся в Дрезден, где его встречали восторженные жители, восхищенные своим избавлением от 200 тысяч солдат союзников, которые, прежде чем освободить их от французов, заставили бы пережить все ужасы взятия города штурмом. Наполеон отдал приказы о том, чтобы армейские корпуса, обогревшись у больших костров и отдохнув ночь, на рассвете 28 августа выдвигались, дабы беспощадно преследовать неприятеля и пожать все плоды столь прекрасной победы.

Передвинувшись к вершинам окружающих Дрезден высот, союзники стали решать, в каком направлении вести отступление. Дорога на Петерсвальд была если не потеряна, то по крайней мере поставлена под угрозу. В самом деле, генерал Вандам, исполнив приказы Наполеона, накануне перешел через Эльбу в Кёнигштайне, атаковал слабоохраняемое плато Пирны и водворился в лагере, откуда контролировал дорогу на Петерсвальд, не перерезая ее, однако, полностью. Конечно, днем отправили графа Остермана на помощь принцу Вюртембергскому, но сила корпуса Вандама не была известна в точности, неясно было, двадцать, тридцать или сорок тысяч человек у него в распоряжении и не удалось ли ему тем временем спуститься из Пирнского лагеря и закрыть проходы дороги на Петерсвальд. Отказ от этой дороги имел двоякие неприятные последствия: он означал оставление без поддержки принца Вюртембергского и графа Остермана и массовое передвижение на второстепенные нерасчищенные дороги, на которых русские с пруссаками и австрийцами образовали бы досадные заторы. Поэтому решили, что основная часть русских под началом Барклая-де-Толли двинется следом за Остерманом дорогой на Петерсвальд и, если дорога окажется перекрытой, пробьется силой; пруссаки и часть австрийцев двинутся соседней дорогой на Альтенберг, Циннвальд и Теплиц, по которой пришла вторая колонна союзников; оставшаяся часть австрийской армии через дорогу на Фрейбург выйдет на большую дорогу из Лейпцига в Прагу. Договорились начать движение ранним утром 28-го, дабы подойти к горным проходам прежде, чем начнет теснить неприятель.

Эти диспозиции исполнялись в соответствии с принятым решением, по крайней мере в первые часы. Наутро пустились в путь в указанных направлениях тремя колоннами, в то время как французские корпуса двинулись в погоню, но на довольно большом расстоянии из-за плачевного состояния дорог. На каждом шагу оставляли раненых, отставших, обозы, которым предназначалось стать добычей французов. Продвигались вперед, опасаясь неприятных встреч до пересечения высоких гор и оставив в тылах победившего неприятеля, и никто – ни преследуемые, ни преследователи – не подозревал о том, что случится в ближайшие сорок восемь часов!

Заметив на дороге в Петерсвальд множество заторов и чувствуя, что неприятель вскоре сможет прижать его, Барклай-де-Толли начал опасаться, что потеряет драгоценное время и не успеет вовремя повернуть на дорогу в Альтенберг. Поэтому он решил внезапно переменить направление и взять правее, чтобы вернуться на дорогу в Альтенберг, по которой двигались пруссаки и часть австрийской армии. Он передал Остерману, чтобы тот отходил на него и предоставил принцу Вюртембергскому возвращаться в Богемию дорогой на Петерсвальд в одиночестве.

Этот приказ вызвал острый конфликт между Остерманом и принцем Вюртембергским. Принц, боровшийся с Вандамом за обладание дорогой на Петерсвальд, не хотел оставаться один, опасаясь обнаружить генерала у себя на фланге или с тыла, а возможно, даже перед собой, ибо спустившиеся с плато Пирны французы показывались со всех сторон. Он говорил с полным основанием, что если оставить корпусу Вандама свободу доступа в Богемию, он разместится, вероятно, в Теплице, куда выходят все дороги, и сможет доставить серьезные неприятности. Остерман, в свою очередь, боялся поставить под удар вверенные ему войска гвардии и по этой причине отвергал настойчивые требования принца Вюртембергского. Побежденный, однако, справедливыми доводами и предложением принца взять на себя бльшую часть опасности, Остерман решился, наконец, двигаться дорогой на Петерсвальд и прорываться силой, если придется, чтобы опередить Вандама у Теплица. Он уведомил Барклая-де-Толли о принятом решении, сознавая все его отрицательные стороны, но надеясь таким образом избавить от великих опасностей остальную часть армии.

Утром 28 мая принц Вюртембергский и граф Остерман двинулись по плато Гисхюбель, расположенном ниже плато Пирны и отделенном от последнего только ручьем. Им нужно было преодолеть несколько очень трудных переходов, где могли встретиться французы, особенно это касалось Цехиста, городка, расположенного на входе на плато Гисхюбель, под высотой Кольберг, которая была в ту минуту занята французским батальоном. Принц Вюртембергский приказал атаковать и захватить Кольберг, а затем воспользовался этим преимуществом, чтобы пройти со всем корпусом. Вандам приказал отбить позицию, но русские корпуса уже не были заинтересованы в обладании ею. Продолжая двигаться по плато Гисхюбель, они прошли в Гросскотту и Клейнкотту мимо слабых подразделений французов, преодолев все преграды, хотя и потеряв при этом людей. Добравшись, наконец, до оконечности плато, русские без серьезных происшествий вышли на дорогу в Петерсвальд, отделавшись от великой опасности ценой незначительных потерь.

Счастьем своим они были обязаны тому, что Вандам, с трудом тащивший артиллерию из-за ненастной погоды, смог только 26 августа взобраться на плато Пирны, использовал весь день 27-го на прочное закрепление на нем, а утром 28-го был застигнут врасплох появлением русских, прежде чем узнал о событиях в Дрездене. Будучи вскоре уведомлен о победе, одержанной 27-го числа, и собрав свои дивизии, Вандам пустился в погоню за русскими, дал им яростный арьергардный бой в Гисхюбеле, убил тысячу человек и, продолжая сражаться, довел русских до Холлендорфа, находящегося на некотором расстоянии от Петерсвальда. По прибытии туда он с нетерпением ожидал приказов Наполеона касательно направления дальнейших движений.

Таковы были операции неприятеля утром 28-го и в продолжение части того же дня. В это время Наполеон отправил первые письменные приказы и предписал Мортье с Молодой гвардией и Сен-Сиру с 14-м корпусом передвинуться на дорогу в Петерсвальд и присоединиться к Вандаму; Мармону – следовать за союзниками дорогой на Альтенберг; Мюрату и корпусу Виктора – беспощадно преследовать неприятеля на Фрейбургской дороге. Теми же депешами Наполеон возвещал о своем скором прибытии. В самом деле, с рассветом он выдвинулся вместе с Мармоном, чтобы собственными глазами наблюдать за отступлением неприятеля.

Взойдя на Дрезденские высоты, Наполеон увидел колонны союзников, направлявшиеся к лесистым горам Эрцгебирге. Он был поражен поперечным движением слева направо, выполняемым русскими войсками Барклая-де-Толли для перехода с дороги в Петерсвальд на дорогу в Альтенберг, движением, вследствие которого бльшая часть русских, прусских и австрийских колонн должны были оказаться собранными на одном направлении. Для преследования подобных сил одного корпуса Мармона было явно недостаточно, и Наполеон приказал Сен-Сиру повернуть от Доны на Максен, сблизиться с Мармоном и совместно с ним преследовать неприятеля. Устно отдав приказ, Наполеон переместился в Пирну.

Прибыв в Пирну в середине дня, он получил депеши из окрестностей Берлина и с берегов Бобра, которых ожидал с нетерпением. Удино, собиравшийся вступить в Берлин несколькими днями ранее, был остановлен наводнением, потом не атаковал неприятеля всей массой и один из его корпусов пострадал весьма сильно. Макдональд был застигнут врасплох на Бобре Блюхером и также понес значительные потери. Так, едва фортуна дала Наполеону время насладиться прекрасной Дрезденской победой, как вдруг горизонт, только что совершенно чистый, заволокло тучами. Марш на Берлин по-прежнему имел для него огромную важность в моральном, политическом и военном отношении. Этот марш должен был ослепить людей, поразить в самое сердце Пруссию, наказать Бернадотта и восстановить сообщение с крепостями Одера, и, быть может, даже с крепостями Вислы: все эти крепости нуждались в снабжении продовольствием. Неудача Макдональда, добавившись к неудаче Удино, могла сильно затруднить, а то и вовсе поставить под угрозу срыва марш на Берлин.

И Наполеон счел должным немедленно вернуться в Дрезден, чтобы предписать меры, которых требовало положение: движение на Петерсвальд в меньшей степени нуждалось в его присутствии, судя по тому, что ему только что сообщили. В самом деле, выходя из Дрездена утром, он мог ожидать, что Вандам, заняв Пирну и Гисхюбель, преградит русской колонне проход железной стеной, а Сен-Сир и Мортье, зайдя в тылы этой колонны, захватят ее целиком. Но он только что узнал, что русская колонна успела выйти на дорогу в Петерсвальд и теперь Вандам может только энергично ее преследовать. Тем не менее Наполеон счел, что его соратники смогут самостоятельно извлечь из Дрезденской победы все последствия, на какие еще было позволительно надеяться.

Он решил, что достаточно оставить Вандаму все уже вверенные ему дивизии, приказать спуститься в Богемию дорогой на Петерсвальд и передвинуть его в Теплиц, где он окажется на линии отступления союзников, преследуемых Сен-Сиром, Мармоном, Виктором и Мюратом. Устроив засаду в Кульме или Теплице, Вандам, вероятно, захватит немалую добычу, а затем, передвинувшись между Теченом и Аусигом, завладеет большой частью снаряжения союзников, когда те захотят переправиться через Эльбу. На этой позиции Вандам должен будет оказать и другую услугу – занять прямую дорогу на Прагу, обладанию которой Наполеон придавал величайшее значение, ибо после депеш от Удино и Макдональда подумывал о сокрушительном марше на Берлин или Прагу.

Рассматривая положение в новом свете, он не только оставил Вандаму дивизии Филиппона и Дюмонсо, бригаду Кио дю Пассажа, представляющую половину дивизии Теста, и первую дивизию Сен-Сира (42-ю), одолженную ему несколькими днями ранее, но добавил еще бригаду Рёйсса из корпуса Виктора, чтобы воздать за отобранную половину дивизии Теста. Кроме того, Наполеон присоединил к Вандаму кавалерию генерала Корбино. Вандам должен был теперь располагать эквивалентом четырех пехотных дивизий и трех кавалерийских бригад, в целом – 40 тысячами человек. Ему было приказано энергично преследовать русских, спуститься к Кульму, занять с одной стороны Теплиц (для стеснения союзников), а с другой – Аусиг и Течен (для охраны переправ через Эльбу и дороги на Прагу). Наполеон даже приказал поднять к Течену второй лодочный мост, переброшенный в Пирне, что раскрывает его истинные намерения. Что касается остального, он обещал Вандаму прислать приказы позднее. Тем не менее в Пирне разместили Мортье с четырьмя дивизиями Молодой гвардии, чтобы тот мог при необходимости оказать помощь Вандаму, находившемуся лишь в семи-восьми лье. В то же время Наполеон рекомендовал Сен-Сиру, Мармону, Виктору и Мюрату неустанно преследовать союзников по пятам и энергично прижимать их к горам, чтобы им пришлось проходить через них в беспорядке. Дав эти инструкции, он отбыл в Дрезден, предписав Старой гвардии присоединиться к нему в ближайшее время.

Весь день 28 августа Сен-Сир, Мармон, Виктор и Мюрат неустанно преследовали неприятеля. Сен-Сир собирал раненых и отставших. В Поссендорфе Мармон захватил 2 тысячи пленных и 300–400 повозок. В Диппольдисвальде он дал удачный бой и захватил и уничтожил несколько сотен человек. Мюрат и Виктор также собирали раненых, отставших, пленных, пушки и повозки и захватили в целом не менее 5–6 тысяч человек. Потери, понесенные союзниками накануне, которые можно было оценить более чем в 25 тысяч человек, после 28 августа выросли до 32–33 тысяч.

Воодушевленный приказами, полученными накануне вечером, Вандам решил не давать русским покоя и заставить их заплатить за безнаказанный проход по Пирнскому плато. Поэтому утром 29 августа он решительно выдвинулся на арьергард русских. Бригада Рёйсса, выдающегося воина, молодого германского князя, двигалась во главе колонны. Между Холлендорфом и Петерсвальдом Вандам и Рёйсс атаковали русскую колонну, оказавшую сопротивление, обошли ее и, опрокинув, захватили 2 тысячи человек. К несчастью, князь был сражен в этом бою пушечным выстрелом.

После этого подвига Вандам продолжил преследование. Он прошел следом за русскими войсками через горы, спустился на равнину и в полдень достиг Кульма, откуда мог контролировать обширную котловину, в которую начинали дебушировать энергично преследуемые неприятельские колонны. Завидев его, солдаты принца Вюртембергского и гвардейцы Остермана остановились и стали занимать позицию прямо перед ним, чтобы прикрыть выход на равнину в Теплице, понимая всю его важность. С высот Кульма Вандам различал Теплицкий проход, куда имел приказ вступить при необходимости и куда его притягивало желание преградить путь неприятельским колоннам. К несчастью, под рукой у него имелся только авангард, а остальные войска растянулись в ущельях длинной цепочкой. Русские же войска, более многочисленные, чем утром, подкрепившиеся даже новыми корпусами, казались исполненными решимости крепко держаться на позиции. Вандам решил приостановить движение, чтобы подтянуть весь свой армейский корпус. Вот что тем временем произошло у союзников.

Император Александр провел ночь на 29 августа в Альтенберге, у подножия горы Гейерсберг, перешел через нее утром 29-го и вышел на обратный склон. Оттуда, обнаружив слева Кульмскую позицию, на которой остановился Вандам, он смог оценить опасность стремительного отступления, выполняемого в беспорядке и угрожаемого с фланга корпусом Вандама. Александр уже потерял генерала Моро, советника, которому привык доверять, у него остался лишь генерал Жомини, рекомендованный ему Моро. Жомини не одобрял отступления за Эгер и считал опасным подобное попятное движение, особенно когда у выхода с Петерсвальдской дороги на фланге отступавших колонн появился корпус Вандама. Император Александр, который начал уже немного лучше разбираться в войне и которого можно было упрекнуть только в том, что он прислушивался к противоположным мнениям до такой степени, что впадал затем в нескончаемые колебания, оценил возражение и был склонен учесть его.

В свое время, когда все находились под влиянием гения Наполеона, генералы с легким сердцем сдавались после проигранного сражения первому же корпусу, встреченному на пути. Теперь всё переменилось. Страсть к сопротивлению стала крайней, престиж Наполеона уменьшился, войска уже не так легко было деморализовать, и при малейшем проблеске надежды возвращалась решимость сражаться. Поэтому все генералы, окружавшие Александра, считали, что при малейшей возможности возобновить борьбу надо ее продолжать, и если на левом фланге показались французы, надо остановиться и сразиться с ними, а не уходить за Эгер. К тому же до сих пор это был отдельный корпус, который может получить поддержку, а может и не получить, и тогда сделается легкой добычей. Поскольку это мнение разделяли и Барклай-де-Толли, и генерал Дибич, ставший начальником Главного штаба, колоннам принца Вюртембергского и Остермана отдали приказ держаться перед Кульмом, несмотря на усталость. Их уверили в том, что скоро они получат подкрепления, и в самом деле послали к ним несколько колонн русской и прусской пехоты, подошедших дорогой на Альтенберг. Это было не всё. Австрийские войска дебушировали теперь в большем количестве, чем русские, потому что первыми пустились в путь по Альтенбергской дороге. Первым появился корпус Коллоредо. Но поскольку генерал, когда его попросили встать на позицию перед Кульмом за русскими линиями, сослался на инструкции Шварценберга, предписывавшие ему отходить за Эгер, то обратились к Меттерниху, находившемуся в Дуксе, в замке знаменитого Валленштейна66
  В Духцовском замке Йозефа Карла фон Валленштейна (1755–1814) провел свои преклонные лета в качестве смотрителя библиотеки знаменитый Джакомо Казанова, здесь он написал свои мемуары. – Прим. ред.


[Закрыть], и всем австрийским войскам был отдан приказ поворачивать влево и строиться в боевые порядки за русскими войсками.

Однако эти приказы могли привести на линию значительные силы только через несколько часов, и Вандам, после минутного размышления, хотя и видел, что бегущие войска останавливаются и даже существенно увеличиваются в числе, решил выбить их с позиции, где они, похоже, намеревались закрепиться, чтобы защищать выходы из ущелий Гейерсберга. Действуя таким образом, Вандам повиновался и точным приказам, и силе обстоятельств. Приказы повелевали ему идти до Теплица, а обстоятельства обязывали перекрыть выход из ущелья разбитым колоннам.

По-прежнему располагая только бригадой Рёйсса, с которой он двигался с утра, Вандам тем не менее вытеснил русских из Кульма, где они попытались закрепиться, и из деревни Штраден, куда затем отступили. Захватив Штраден, он оказался перед второй позицией, расположенной за оврагом и по видимости весьма сильной. На правом фланге она опиралась на горы, в центре – на деревню Пристен, стоявшую на дороге в Теплиц, а слева – на луга, пересеченные каналами, и на деревню Карбиц. Вандам решил тотчас атаковать Пристен, чтобы не позволить русским закрепиться в деревне; но тут он впервые натолкнулся на упорное сопротивление и был оттеснен Измайловским гвардейским полком. У Вандама не было ни тяжелой артиллерии русских, ни значительных сил пехоты, и лучшим выходом стало бы ожидание дивизии Мутона-Дюверне (42-й), а еще лучше – прибытия всего его корпуса, дабы вести бой с достаточными силами. Между тем, поскольку другие его дивизии могли подтянуться лишь очень поздно, а стремление преградить неприятелю путь к отступлению оставалось прежним, Вандам атаковал силами девяти из четырнадцати батальонов дивизии Мутона-Дюверне, подошедших к той минуте. Передвинув эти девять батальонов вправо к лесу, он возобновил бой и оттеснил русских на Пристен. Но внезапно его атаковали сорок эскадронов русской гвардии, только что подошедшие на линию и развернувшиеся справа у подножия гор и слева на равнине Карбица. Батальоны Мутона-Дюверне сдержали русскую кавалерию у гор, эскадроны Корбино атаковали ее на лугах, и тем не менее на сей раз, вместо того чтобы продвинуться, мы только сохранили завоеванный участок.

В два часа пополудни появилась первая бригада дивизии Филиппона (1-я Вандама). Командующий бригадой генерал Пушлон послал на правый фланг 12-й линейный в поддержку Мутону-Дюверне, а в центр – 7-й легкий, чтобы атаковать Пристен. Но полки, остановленные ужасающим огнем, не смогли захватить позицию. Подошедшая вторая бригада Филиппона под началом генерала Фезенсака также вступила в бой, но не более успешно, хотя и атаковала энергично. Седьмой легкий полк первой бригады при атаке на Пристен был изрешечен картечью, затем атакован русской кавалерией и спасен второй бригадой, которую генерал Фезенсак воссоединил под огнем неприятеля. Слишком поздно поняв, что несогласованные атаки ни к чему не приведут, Вандам принял решение закрепиться чуть дальше, на Кульмской высоте, находившейся у выхода Петерсвальдской дороги и доминировавшей над равниной. Попытавшись продвинуться, русские в свою очередь были обстреляны картечью из двадцати четырех орудий, поставленных батареей генералом Бальтюсом, подоспевшим с артиллерийским резервом. Они отступили под картечью и перед атаками нашей кавалерии и вернулись на позицию в Пристене, опершись, как и утром, слева на горы, в центре на Пристен, а справа на луга Карбица. Французы располагались напротив, опираясь, как и они, с одной стороны на горы, с другой – на луга, а в центре – на доминирующую позицию Кульма, удобную для обороны.

Вандам остановился, решив оборонять Кульм, где его невозможно было форсировать при наличии 52 батальонов и 80 орудий в батареях. Он намеревался дождаться, когда подоспеет с помощью Мортье, оставшийся в тылах в Пирне, и когда находившиеся на правом фланге по ту сторону гор Сен-Сир и Мармон пройдут через горы следом за союзниками. На эти движения требовалось не более 12–15 часов, и Вандам надеялся, что при содействии всех этих сил сможет преподнести Наполеону на следующий день отличные результаты: печальная и плачевная иллюзия, и однако, обоснованная, как никакая другая! Тем же вечером он написал Наполеону, давая знать о своем положении, прося помощи и объявляя, что до ее прибытия останется без движения в Кульме.

Письма, написанные вечером 29-го в Кульме, могли дойти до Дрездена только утром 30-го, а приказы, отданные в ответ на них, не могли быть исполнены так быстро, чтобы Вандам получил помощь 30-го днем. Вечером 29 августа Наполеон получил известия, отправленные утром из Петерсвальда, и узнал, что русские поспешно отступают, а Вандам преследует их по пятам и уже захватил несколько тысяч человек. На основании этих данных предполагая, что союзники разгромлены, а неотступное преследование Сен-Сира, Мармона и Мюрата вынудит их пересекать горы в беспорядке, в то время как расположившийся по ту сторону Вандам будет захватывать их тысячами и даже, быть может, полностью преградит им выход из гор в Альтенберге, Наполеон повторил Сен-Сиру, Мармону и Мюрату приказ энергично теснить неприятеля на всех направлениях, а Мортье – следить за событиями и приготовиться мчаться в Кульм, если Вандаму понадобится помощь. Вспоминая, с какой легкостью в прошлом он сам захватывал побежденных пруссаков и австрийцев, и не желая учитывать страсть, которая воодушевляла их теперь, Наполеон счел, что принял достаточно мер для получения новых великих результатов. К тому же, все его мысли поглощала в ту минуту обширная комбинация, посредством которой он надеялся, воспользовавшись жестоким поражением Богемской армии, выдвинуться по Берлинской дороге на пять маршей от Дрездена, раздавить Северную армию, сокрушить тем же ударом Пруссию и Бернадотта, снабдить продовольствием крепости Одера, подбодрить крепости Вислы и сообщить, таким образом, войне новый вид, на время переместив ее театр на север Германии. Несомненно, как мы вскоре увидим, его замысел был необычайно велик, но, к сожалению, несвоевременен и опередил свой срок по меньшей мере на два дня!

Всецело погрузившись в свои расчеты и пребывая в горячке рождавшихся мыслей, Наполеон отправил утром 30 августа следующие приказы. Он предписал Мортье в Пирне отослать ему в Дрезден две дивизии Молодой гвардии, а с двумя другими идти на помощь к Вандаму; Мюрату – вернуть половину тяжелой кавалерии, а с другой половиной продолжать преследование неприятеля по Фрейбургской дороге. Мармону было приказано энергично теснить неприятеля к Альтенбергскому и Циннвальдскому выходам из гор, где, согласно всем донесениям, колонны русских, пруссаков и австрийцев теснились в беспорядке; Сен-Сиру – содействовать в этой операции Мармону либо попытаться выйти на Петерсвальдскую дорогу, дабы присоединиться к Вандаму. Наполеон предписал тотчас перевести через Эльбу запрошенные им войска и не скрыл от Мюрата, что намерен двигаться на Берлин.

В то время как он задумывал эти планы и рассылал приказы, союзники в Теплице, не строя столь обширных комбинаций, помышляли только о том, как уйти от опасности, которой они себя неосмотрительно подвергли, спустившись в тылы Дрездена. Успешное сопротивление Вандаму днем 29-го вернуло им некоторую уверенность. Все русские и австрийские войска, какие подошли по Альтенбергской дороге на Теплиц, были развернуты влево и размещены позади Пристена и Карбица, дабы поставить перед Вандамом железную стену. Союзники надеялись помешать ему дебушировать из Кульма, а может быть, и нанести ему поражение, что могло бы их несколько вознаградить за сражение 27 августа и обеспечить их колоннам возможность спокойно пройти через горы. Однако они немало тревожились о прусском корпусе Клейста, который должен был следовать за австрийским корпусом Коллоредо и пройти с ним через Диппольдисвальде, Альтенберг, Циннвальд и Теплиц. Ему помешало поперечное движение Барклая-де-Толли, внезапно передвинувшегося с дороги на Петерсвальд на Альтенбергскую во избежание встречи с Вандамом. Замедлив движение, чтобы дождаться, когда освободится дорога, корпус Клейста вечером 29-го находился еще на обратной стороне Гейерсберга, и его участь внушала серьезные опасения, ибо его нагонял корпус Сен-Сира. Посовещавшись с императором Александром, король Пруссии послал к Клейсту своего адъютанта полковника Шелера, чтобы предупредить его о присутствии корпуса Вандама в Кульме, предоставить ему свободу выбора подходящей дороги для спасения и обещать твердо держаться назавтра перед Кульмом, дабы он успел перейти через горы и дебушировать в котловину Эгера. В то же время опасность, нависшую над этим корпусом, сочли столь великой, что предписали Шелеру привести лесами юного принца Оранского, участвовавшего в кампании вместе с пруссаками и помещенного при генерале Клейсте. Нельзя было отдать в руки Наполеона такой трофей, если корпус Клейста будет взят в плен. Шелер без промедления отправился в путь, дабы любой ценой выполнить поставленную перед ним трудную задачу. Таковы были надежды одних и страхи других в полночь 29 августа.

Утром 30-го обе армии занимали те же позиции, что и накануне. Русские склонялись к тому, чтобы предпринять наступление, дабы благоприятствовать переходу Клейста через горы, хорошенько заняв французов, но не знали, какой дорогой тот будет пытаться выбраться из пучины, в какую оказался ввергнут. Тогда как Вандам располагал 40 тысячами, союзники предполагали, что у него не более 30 тысяч человек, поэтому без колебаний решили немедленно начинать атаку.

Разглядев на рассвете со всей отчетливостью несоизмеримость своих сил с силами неприятеля и в любую минуту ожидая появления Мортье в тылах и Сен-Сира на правом фланге, Вандам, напротив, хотел до прибытия подкреплений ограничиться обороной. Об этом он и сообщил в шесть часов утра Наполеону.

Вот как генерал расставил войска. На правом фланге, против русских, у самого подножия Гейерсберга, он расположил девять батальонов дивизии Мутона-Дюверне, а за ними, но ближе к центру, – четырнадцать батальонов дивизии Филиппона. Тем самым он был весьма силен у гор, откуда постоянно спускались многочисленные неприятельские колонны. В центре перед Кульмом, напротив Пристена, Вандам поставил бригаду Кио дю Пассажа из дивизии Теста, позади нее – бригаду Рёйсса. За Кульмом он расположил бригаду Дусе из дивизии Дюмонсо, а справа, у лугов, бригаду Дюнэма из той же дивизии, для обеспечения поддержки кавалерии. Наконец, генерал Крейцер с остатками дивизии Мутона-Дюверне был отправлен в Аусиг, довольно далеко назад, чтобы охранять переправу через Эльбу.

Располагая двадцатью тремя батальонами справа у гор, двадцать восемью в центре и семью-восемью слева (все они поддерживали построенные на равнине двадцать пять эскадронов) и имея великолепную артиллерию, Вандам чувствовал себя в безопасности, притом что опирался на Петерсвальдскую дорогу, с которой в любую минуту, как он надеялся, мог дебушировать Мортье.

В восемь часов неприятельские тиральеры открыли огонь, наши ответили, но ничто еще не предвещало серьезного боя. Вскоре на вершине холма, возвышавшегося среди лугов на левом фланге, появились русские конники генерала Кнорринга и ринулись на конную батарею, расположенную перед нашей линией кавалерии. Три орудия были захвачены, и батальон 13-го легкого, попытавшийся их защитить, понес серьезные потери. Тогда бригада легкой кавалерии генерала Гейнродта, ведомая бесстрашным Корбино, атаковала русских кирасиров и оттеснила их. Но когда австрийская пехота Коллоредо развернула свои батальоны в поддержку русской кавалерии, егерям Гейнродта пришлось отступить. Корбино, получив ранение в голову, покинул поле боя.

Тогда Вандам подтянул из центра бригаду Кио дю Пассажа и передвинул ее на левый фланг в поддержку бригаде Дюнэма и кавалерии. Едва она вышла на равнину слева, как ее атаковала вся кавалерия Кнорринга. Генерал Кио построил шесть батальонов своей доблестной бригады в три каре, и они более часа непоколебимо отражали атаки неприятельской конницы. Когда та попыталась обойти каре и приблизиться к Кульму, бригада конных егерей генерала Гобрехта в свою очередь атаковала ее и отбросила на австрийскую пехоту. Атаки на левом фланге указывали на план отвести французов к Петерсвальдскую дорогу, но до сих пор они оставались безуспешными. Мы продолжали твердо держаться на равнине слева и в центре, справа же неприятель, казалось, и не решался атаковать.

Между тем в десять часов утра внезапно в тылах французской армии раздался шум. Послышалась пальба тиральеров и грохот многочисленных артиллерийских повозок; наконец, показались несколько плотных колонн, и Вандам было решил, что это подходит из Пирны Мортье. Пустая иллюзия, ужасное отрезвление! Он узнал прусские мундиры! По Петерсвальдской дороге спускался генерал Клейст! Кто же избавил генерала от ужасной опасности и бросил его в наши тылы? Случай, счастливый порыв отчаяния! Вот что произошло на самом деле.