Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1"

Получив сообщение полковника Шелера, Клейст рассказал офицерам о присутствии в Кульме французов. Поскольку слева от него находилась дорога на Петерсвальд, занятая Вандамом, а справа Альтенбергская дорога, забитая русскими и австрийцами и перерезанная корпусом Мармона, ему оставалось только идти прямо вперед по тропам, выводящим на ту сторону гор, рискуя встретить на своем пути Вандама. Преследуемый корпусом Сен-Сира, он мог быть атакован и разбит, если бы остановился хоть на минуту. Перед лицом тройной опасности пруссаки, охваченные воодушевлением, приняли решение лезть на гору, возвышавшуюся перед ними, и если дорога приведет их прямо к корпусу Вандама, прорваться или умереть. Они двигались всю ночь, оторвавшись от Сен-Сира, и обнаружили слева поперечную дорогу, которая, выведя их на Петерсвальдскую дорогу, привела целыми и невредимыми прямо в тыл Вандама. Увидев, что его атакуют с фронта сто тысяч человек, пруссаки в ту же минуту атаковали Вандама с тыла, уже не сомневаясь в необычайном результате.

Вандам, сохраняя редкостное присутствие духа и посоветовавшись с генералом Аксо, понял, что остается только возвращаться к дороге на Петерсвальд, прорываясь через прусские колонны и бросив артиллерию. Подобная жертва ничего не значила, если он мог такой ценой спасти свою армию. И Вандам тотчас отдал соответствующие приказы. Он предписал бригаде Кио, передвинувшейся на равнину слева, отступить, равно как и бригаде Рёйсса, оставленной перед Кульмом; затем он приказал обеим построиться плотными колоннами, чтобы прорываться через пруссаков, в то время как бригада Дюнэма и кавалерия будут сдерживать австрийцев Коллоредо и эскадроны Кнорринга на равнине. Мутону-Дюверне и Филиппону Вандам приказал повернуть обратно вдоль гор и также атаковать пруссаков. Решив пожертвовать артиллерией, он поставил ее батареей в центре Кульмской возвышенности и приказал отчаянно обстреливать русских. Бригада Дусе должна была поддерживать артиллерию как можно дольше, а затем, когда удастся прорваться, они все вместе должны были отступить, бросив пушки, но сохранив лошадей и людей.

Приказы были немедленно исполнены. Бригады Кио и Рёйсса покинули равнину слева, чтобы вернуться на Петерсвальдскую дорогу, в то время как Филиппон и Мутон-Дюверне начали медленно отступать. Завидев это движение, шестьдесят русских батальонов на нашем правом фланге и в центре испустили радостные крики и последовали за ними. Мутон-Дюверне и Филиппон их сдерживали, Бальтюс в центре обстреливал картечью с Кульмских высот. Но слева на равнине, где осталась только бригада Дюнэма, огромная сила обрушилась на храбро защищавшуюся бригаду. Бригады Кио и Рёйсса, пытаясь плотной колонной прорваться на Петерсвальдскую дорогу, яростно атаковали пруссаков. Их движение породило чудовищное стеснение в войсках Клейста и привело к неописуемой сумятице, в которой люди схватывались врукопашную, душили друг друга, рубили саблями и кололи штыками. В ту же минуту кавалерийская бригада Монмари, сопровождаемая множеством обозных солдат, бросилась на артиллерию пруссаков и захватила ее. Генерал Фезенсак с остатками бригады помог общему усилию. Таким образом удалось пробиться, опрокинув первую линию Клейста, и еще оставался шанс спастись, если бы Мутон-Дюверне и Филиппон, отступив вовремя и в правильном порядке, помогли прорвать вторую линию пруссаков.

Но произошел инцидент, расстроивший все расчеты невезучего Вандама. Наша кавалерия, яростно атакованная слева от дороги и отброшенная вправо, бросилась на дорогу в сопровождении толпы обозных солдат, оставшихся без орудий. Беспорядочно бегущие всадники и канониры столкнулись с Мутоном-Дюверне и Филиппоном, породили сумятицу в рядах и своим примером вызвали общее отступление к лесу. Все повернули в этом направлении! Генерал Бальтюс, изрешетив русских картечью, отступил в ту же сторону со своими упряжками и бригадой Дусе. На равнине осталась только бригада Дюнэма, атакуемая со всех сторон, героически защищавшаяся, но в конце концов сокрушенная. Часть ее солдат были взяты в плен или убиты, другие искали укрытия в горах. Вандам и Аксо, раненые и до последней минуты не покидавшие поля боя, также были взяты в плен. Генерал Крейцер, находившийся в Аусиге и видевший отчаянную схватку издали, принял решение отступить и чудом спасся с несколькими батальонами. За исключением небольшого количества колонн, отступивших в порядке, повсюду виднелись только тучи разбегавшихся солдат, пытавшихся скрыться от неприятеля в лесистых горах, где преследование невозможно.

Таков был неудачный Кульмский бой, в котором мы потеряли 5–6 тысяч убитыми и ранеными, 7 тысяч взятыми в плен, 48 орудий и двух знаменитых генералов. Хотя он и обошелся союзникам в 6 тысяч человек, но позволил им оправиться от поражения, вернул надежду на победу и в один миг стер из памяти воспоминание о сражениях 26 и 27 августа.

Потери союзников убитыми, ранеными и взятыми в плен за два дня Дрезденского сражения, во время преследования 28 и 29 августа и в самый день 30 августа составили более 40 тысяч человек, тогда как разгром Вандама нанес французской армии урон не более чем в 12–13 тысяч человек пленными, убитыми и ранеными. Однако уверенность вернулась в сердца союзников, они предавались радости и теперь, тем более не желая оставить борьбу и позволить Наполеону разгромить Силезскую и Северную армии, исполнились решимости не давать ему ни дня покоя и биться с ним неустанно. В этих громадных гекатомбах 40 тысяч человек не значили ничего, а чувства противников значили всё: чувства союзников стали чувствами почти победителей. Не быть побежденными значило для них почти победить, для Наполеона же, напротив, не уничтожить противника значило не сделать ничего.

L
Лейпциг и Ганау

Опасные и непредвиденные события, которые внезапно отвлекли внимание Наполеона от Кульма, произошли на Кацбахе в Силезии и в Гросберене в Бранденбурге. Макдональд, преследовавший Блюхера, неожиданно был разгромлен, а Удино, который должен был, по мнению Наполеона, вот-вот вступить в Берлин, потерпел поражение и был оттеснен к Виттенбергу. Следует знать, как это случилось, чтобы составить точное представление о положении и понять, какие комбинации поглощали мысли Наполеона 28, 29 и 30 августа, помешав подвести на помощь к несчастному Вандаму все резервы.

Отбросив Силезскую армию от Бобра на Кацбах, Наполеон оставил Макдональду для преследования Блюхера 3-й корпус Суама в 25 тысяч человек, 5-й корпус Лористона в 20 тысяч человек и 11-й корпус Жерара в 18 тысяч человек, а также кавалерию Себастиани, представлявшую резерв в 5–6 тысяч всадников. В целом численность войск Макдональда доходила до 70 тысяч человек, не считая 10–11 тысяч поляков Понятовского, располагавшихся на границе Богемии позади и справа от Макдональда и охранявших проход Циттау. Наполеон предписал Макдональду отбросить Блюхера за Яуэр и закрепиться на Бобре между Левенбергом и Бунцлау, чтобы удерживать Силезскую армию вдали от Дрездена и препятствовать Богемской армии отправлять подразделения на Берлин. Наполеон не сомневался, что с 80 тысячами Макдональд превосходно справится с заданием. Маршал и сам в этом не сомневался и смело двигался следом за Блюхером.

Двадцать шестого августа Макдональд решил выдвигаться на Яуэр, который должен был занять согласно предписанию. Хотя Наполеон не хотел выдвигать свою армию за Бобр, он в то же время желал, чтобы ее аванпосты расположились на Кацбахе, от Яуэра до Лигница, дабы вернее перехватывать подразделения, отправляемые из Богемии на Берлин.

Вот как маршал Макдональд намеревался выполнить свое движение. Хотя в Гольдберге он был на одном из рукавов Кацбаха, то есть довольно далеко за Бобром, на его правом фланге в горах в руках неприятеля оставался один пункт, Хиршберг. Макдональд отделил от 11-го корпуса дивизию Ледрю и приказал генералу подняться вдоль Бобра по левому берегу, а дивизию Пюто из корпуса Лористона направил туда же правым берегом. Пока это движение осуществлялось на крайнем правом фланге в горах, сам Макдональд решил выдвигаться на Яуэр с корпусами Лористона и Жерара. На пути к Яуэру не ожидалось существенных водных преград, только несколько более или менее глубоких оврагов, за которыми можно было наткнуться на силы неприятеля. Макдональд надеялся выбить их прямой атакой Жерара и Лористона на Яуэр или боковым движением Суама и Себастиани на Лигниц.

Он предписал генералу Суаму выдвинуть 3-й корпус из Лигница дорогой, выходившей во фланг Яуэру через Яновицкую возвышенность. К сожалению, между этой дорогой и той, по которой предстояло выдвигаться к Яэуру Жерару и Лористону, имелось довольно большое расстояние. Чтобы установить связь между своими двумя главными силами, Макдональд отправил Себастиани промежуточной дорогой, из Бунцлау в Яуэр, проходившей по лощине Нейсе, а затем пересекавшей эту реку и выходившей на Яновицкую возвышенность. Приказы были разосланы для безотлагательного их выполнения утром 26 августа.

В ночь на 26-е разразилась сильнейшая гроза, реки вышли из берегов, а дороги оказались затоплены. Спеша предпринять наступление, Макдональд не посчитался с ненастьем и потребовал исполнения приказов. Дивизии Пюто и Ледрю выдвинулись вверх по Бобру обоими берегами, а корпуса Лористона и Жерара выдвинулись на Яуэр, то спускаясь в лощины, то карабкаясь из них. Несмотря на трудности, вызванные дождем, наши искусные тиральеры выбивали неприятельских тиральеров с позиций и вынуждали их отступать.

Однако на левом фланге всё оказалось не так просто. Себастиани, выступивший позже, еще не подошел к лощине Нейсе, когда Жерар в нее уже спустился, а Лористон, двигавшийся параллельно Жерару, ушел далеко вперед. Генерал Суам обнаружил, в свою очередь, что Кацбах вышел из берегов в Лигнице, начал искать переправу выше и оказался на той же дороге, что и генерал Себастиани. В результате на ней одновременно оказались 23–24 тысячи человек пехоты, 5–6 тысяч кавалеристов и более ста орудий. Все они увязли в глубокой лощине, пока, поднявшись по ее склону, не смогли дебушировать на Яновицкую возвышенность.

Тем временем разъезд прусской кавалерии спустился с возвышенности и теперь углублялся, не заметив войск неприятеля, в лощину Нейсе. Двигавшийся по противоположному берегу Жерар обнаружил прусские эскадроны, когда они обошли его левый фланг, и обстрелял их сзади. Из-за не прекращавшегося дождя удалось сделать не более сорока ружейных выстрелов, но их хватило, чтобы уведомить прусские эскадроны о совершаемой ими оплошности, и они галопом повернули обратно. Подведя свою артиллерию и стреляя с одного берега на другой, Жерар поразил немало неосторожных всадников.

Это происшествие навело Макдональда на мысль выдвинуть несколько батальонов дивизии Шарпантье, одной из двух дивизий Жерара, на Яновицкое плато, дабы завладеть им и тем самым помочь генералам Себастиани и Суаму на нем развернуться. Приказ был немедленно исполнен. Шарпантье с одной из бригад и резервной батареей 12-го калибра перешел через Нейсе в Нидер-Кайне, взошел на возвышенность и развернулся на ней, несмотря на прусские аванпосты. К нему тотчас присоединилась кавалерия Себастиани, заняв позицию на его левом фланге. Суам последовал за ней, но медленно, насколько ему позволяли погода, природа местности и скопление войск в узком проходе.

Туда и направился Блюхер с наибольшей частью своих сил. При виде французских войск, выбиравшихся из лощины Нейсе и развертывавшихся на возвышенности, он понял, что они не смогут выставить против него сразу много людей и он легко сбросит их обратно в лощину, атаковав силами 40 тысяч человек. Блюхер выдвинул вперед мощную артиллерию, на огонь которой бригада Шарпантье ответила огнем из батареи 12-го калибра. Тогда он выпустил на нее 10 тысяч конников. Встав в каре, наши пехотинцы тщетно пытались остановить кавалерию ружейным огнем: ружья не стреляли из-за дождя. Тогда они остановили неприятельскую кавалерию, выставив штыки. Генерал Себастиани атаковал прусскую конницу и отвел ее назад, но и сам был отведен, ибо не мог противостоять трижды превосходившим его силам. Совершив попятное движение, он оголил левый фланг бригады Шарпантье. Тогда Блюхер, не сумев поколебать доблестную бригаду конницей, двинул на нее более 20 тысяч пехотинцев. Бригада отразила несколько атак штыками, но вскоре, уступив численности, потеряла участок и была оттеснена к краю лощины Нейсе, вынуждена вновь в нее спуститься и перемешалась с отступившей конницей Себастиани и головной колонной корпуса Суама. В невообразимой сумятице мы понесли огромные потери, особенно много потеряли пушек, ибо наша артиллерия увязла в грязи и множество артиллерийских лошадей погибли под неприятельским огнем. Мы отступили до деревни Кройч, где Нейсе впадает в Кацбах и где Блюхер уже не решился нас преследовать.

Одного-единственного столкновения, стоившего нам не более тысячи человек, хватило, однако, чтобы провалилась вся операция, несмотря на то, что она прошла удачно на остальной линии. В самом деле, генералы Жерар и Лористон, энергично атаковав и оттеснив Ланжерона, уже подошли к Яуэру и намеревались завладеть городом, когда получили известие о том, что случилось на левом фланге. Из осторожности они отошли назад и вернулись в Гольдберг, куда вступили к полуночи, в весьма печальном состоянии, встретив по дороге остатки войск, разбитых на Яновицкой возвышенности, и пройдя мимо гигантского скопления увязших повозок с ранеными, с величайшим трудом вывозимых при разбушевавшейся непогоде. Стали на бивак, почти без продовольствия, без крова, словом, в самом плачевном состоянии.

Наутро небо продолжало извергать на солдат потоки воды. К счастью, накануне перешли через Кацбах, и теперь он служил защитой от преследования Блюхера. Река настолько разлилась, что Блюхеру удалось только с трудом переправить кавалерию. То есть при отступлении французов преследовала не пехота, а множество конников, которых не могли остановить ружья, не стрелявшие из-за дождя. Молодые солдаты, более твердые перед лицом неприятеля, нежели перед лицом ненастья, воздвигли железную стену из штыков перед русскими и прусскими конниками и сдерживали их. Вместе с тем, поскольку отходить приходилось в большой спешке, они бросали пушки, увязавшие в грязи, а многие из них, отчаявшись или не перенеся мук голода, разбегались по деревням в поисках продовольствия, попадали в плен или приобщались к опасному и тлетворному ремеслу мародеров.

Корпус Суама под прикрытием кавалерии Себастиани смог целым и невредимым отступить по равнине и добраться до Бреслау. Корпуса Жерара и Лористона, преследуемые более энергично и не располагавшие тяжелой кавалерией для прикрытия, нашли прибежище в лесах, отделявших Кацбах от Бобра между Гольдбергом и Левенбергом. Они переночевали в лесу, чуть лучше укрытыми, но не более сытыми, чем накануне. Выйдя днем 28-го к Бобру напротив Левенберга, эти два корпуса тщетно пытались перебраться через реку. Мост был цел, но добраться до него по затопленной на протяжении трех четвертей лье низине оказалось невозможно; пришлось дойти правым берегом до переправы в Бунцлау, где уже были Суам и Себастиани.

Тридцатого августа все части собрались на левом берегу Бобра, потеряв около 20 тысяч человек и бросив в грязи сто орудий. Под огнем погибли не более 3 тысяч;

7-8 тысяч были захвачены неприятелем, а 9-10 тысяч разбежались, побросав или растеряв ружья. Внезапное испытание военными тяготами, последовавшее за слепой уверенностью, вдруг вновь пробудило в солдатах чувство, которое они испытывали, покидая полугодом ранее родные дома: чувство ненависти к человеку, который приносил их, едва оперившихся юнцов, в жертву своему необузданному честолюбию.

Так Макдональд оказался на Бобре с 50 тысячами деморализованных солдат и 9-10 тысячами отставших, которые двигались следом за армией и за отсутствием ружей не желали вставать под знамена. Понятовский остался цел и невредим в Циттау со своими 10 тысячами поляков.

На дороге в Берлин случилась неудача не столь явная, но не менее неприятная по последствиям.

Мы знаем, что Наполеон, направляя войска на Берлин, намеревался отбросить Северную армию от военного театра, унизить Бернадотта, поразить германцев, вступив в главную их столицу, нанести удар в сердце союзу Тугенбунд, разогнать сброд, из которого, по его мнению, состояла армия Бернадотта, и наконец, протянуть руку французским гарнизонам Одера и Вислы. Для достижения всех этих целей он придал Удино, помимо 12-го корпуса, которым маршал командовал непосредственно, 7-й корпус Ренье и 4-й корпус Бертрана. Двенадцатый корпус включал две французских и одну баварскую дивизию и насчитывал 18 тысяч человек; 7-й включал французскую дивизию Дюрютта и две саксонских дивизии и насчитывал 20 тысяч человек; 4-й корпус включал французскую дивизию генерала Морана, итальянскую дивизию Фонтанелли и вюртембергскую дивизию Франкемона и также насчитывал 20 тысяч человек. Герцог Падуанский (Арриги) с 6 тысячами конников формировал кавалерийский резерв. Таким образом, армия маршала Удино включала не 70 тысяч, как ожидалось, а 64 тысячи человек, среди которых как раз и было немало сброда, ибо действующий состав не менее чем на треть состоял из солдат всех наций, некоторые из которых обладали весьма посредственными умениями, а большинство было дурно настроено.

Находясь ближе к месту, чем Наполеон, и собирая местные слухи, Удино не питал иллюзий насчет силы неприятеля и трудности участка. Он знал, что Бернадотт, при некотором количестве набранных впопыхах солдат, располагает в то же время превосходным шведским корпусом, крепким русским корпусом и, главное, прусским корпусом генерала Бюлова – многочисленным, воодушевленным и рвущимся в бой. Помимо корпуса Бюлова у Бернадотта имелся и другой прусский корпус – под командованием генерала Тауенцина, сначала предназначавшийся для блокады крепостей, но всех лучших солдат из него уже привлекли для ведения наступательных действий. В целом численность этих войск, стоявших лагерем перед Берлином, составляла около 90 тысяч человек. Бернадотт отрядил в Мекленбург 20 тысяч человек, включая сброд, противостоять под началом генерала Вальмодена армейскому корпусу, вышедшему из Гамбурга под началом Даву. Остальные войска из числа 150 тысяч, состоявших под командованием Бернадотта, были заняты блокадой и осадой крепостей Одера и Вислы.

Удино был прекрасно осведомлен о положении вещей и весьма им озабочен. Природа местности сообщала еще бльшую трудность поставленной перед ним задаче. Двигаясь на Берлин между Эльбой и Шпрее, нужно было следовать между двух линий воды, то стоячей, то текущей, одной из которых была Дане, впадавшая в Шпрее выше Берлина, а другой – Нуте, впадавшая в Хафель в Потсдаме. При выдвижении через этот лабиринт лесов, прудов и рек по одной дороге оставался риск оказаться обойденным или окруженным, при движении же по нескольким дорогам корпуса могли лишиться возможности оказывать помощь друг другу за отсутствием поперечных коммуникаций.

Наполеон, конечно же, писал Удино, что через несколько дней у него в Берлине будет более 100 тысяч французов, ибо в свои расчеты, делавшиеся, к сожалению, издалека, он включал 30 тысяч человек Даву и 10 тысяч человек Жирара. Но прежде чем такое соединение стало бы возможным, следовало победить главную трудность, то есть прорваться на Берлин через труднопроходимую местность с армией, весьма уступавшей в численности армии неприятельской. Поэтому Удино не принимал обещаний Наполеона слишком всерьез, понимая, что ему придется прорываться с 64 тысячами человек через множество природных препятствий к Берлину, защищаемому 90 тысячами.

Двадцать первого августа он находился перед Треббином в нескольких лье от неприятельской армии, начинавшей концентрироваться по мере сужения участка и приближения французов. Между двумя водными линиями возвышалась цепь лесистых холмов, рядом с ними шли две дороги, по которым можно было двигаться на Берлин. Левая дорога, проходившая через Треббин, пересекала ручей, взбиралась на лесистый холм и выходила на Гросберен. Правая дорога также взбиралась на холмы и выходила на Бланкенфельде в некотором удалении от Гросберена. Маршал Удино решил двигаться по обеим дорогам, дабы не попасть в окружение. Он атаковал Треббин силами 12-го корпуса, направив 4-й корпус Бертрана на Шульцендорф, а 7-й корпус Ренье – на деревню Нунсдорф. Городок Треббин, довольно хорошо укрепленный, занимало подразделение войск Бюлова, а корпус Тауенцина охранял правую дорогу на Бланкенфельде. Удино сначала обстрелял Треббин снарядами, затем послал к нему бригаду дивизии Пакто; тем временем 7-й корпус угрожал обойти позицию через Виттшток. Двойное движение дало результат: бригада дивизии Пакто в штыковой атаке вступила в предместье Треббина, и пруссаки, увидев, что 7-й корпус их уже обошел, оставили городок, перешли через ручей и отступили на холмы. В то же время на правой дороге Бертран занял Шульцендорф.

Двадцать второго августа нужно было и французам перейти через ручей и взойти на холмы, по которым шла дорога на Берлин, а справа – взобраться на высоты, через которые шла дорога на Бланкенфельде. Удино подступил к ручью в Виттштоке и в Вильмерсдорфе. Установив мосты на козлах, дивизия Гильемино из 12-го корпуса и дивизия Дюрютта из 7-го смело атаковали редуты неприятеля и без существенных потерь завладели ими. Войска Бюлова оставили редуты, окончательно отодвинувшись на центральную позицию, выбранную Бернадоттом. На противоположном фланге Бертран в результате энергичной канонады достиг города Юнсдорфа и дороги, ведущей к Бланкенфельде.

Всё говорило о том, что французы приблизились к неприятелю вплотную и вот-вот окажутся прямо перед ним. После перехода через ручей предстояло двигаться вдоль лесистых холмов и выйти к деревне Гросберен, перед центральной позицией, городом Рульсдорфом, занятым Северной армией. Справа следовало совершить подобное же движение по склонам холмов Юнсдорфа и Бланкенфельде и, преодолев сопротивление неприятеля, обеспечить обход Гросберена.

Маршал Удино, надеясь столкнуться с неприятелем только за Гросбереном и уже после воссоединения корпусов, поставил перед своими помощниками отдельные задачи. Он приказал Бертрану на правой дороге захватить Бланкенфельде и передвинуться на Гросберен, а Ренье на левой дороге, форсировавшему накануне ручей в Треббине и поднявшемуся на холмы за ним, – продвинуться по склону холмов вдоль кромки леса до Гросберена и там встать на позицию. Сам же он, вместо того чтобы двигаться с 12-м корпусом за Ренье и служить ему поддержкой, задумал пройти через Аренсдорф по обратному склону холмов и дебушировать на Гросберен двумя лье левее, примерно на таком же расстоянии слева от Ренье, какое справа отделяло Ренье от Бертрана.

Утром 23 августа каждый выдвинулся в предписанном ему направлении. На правой дороге Бертран, подойдя к высоте Бланкенфельде, обнаружил там закрепившегося генерала Тауенцина и развязал яростную канонаду. На левой дороге Ренье без особых затруднений продвинулся на три лье вдоль холмов, с обратной стороны которых двигался Удино, дебушировал на Гросберен, тотчас атаковал деревню и выбил из нее дивизию генерала Борстеля. Вместо того чтобы закрепиться в деревне, он выдвинулся дальше и в Рульсдорфе обнаружил всю армию Бернадотта на боевой позиции. Справа от него находилась дивизия Борстеля, отступившая к основным силам корпуса Бюлова, в центре, но ближе к левому флангу, – шведская армия, а на левом фланге – русские, то есть, не считая корпуса Тауенцина, войсковое соединение в 50 тысяч человек, прикрытое многочисленной артиллерией. Сам Ренье располагал 18 тысячами человек и не испытывал желания вступать в бой с подобной силой, но, чрезмерно продвинувшись, он неминуемо должен был вскоре подвергнуться атаке.

Пруссаки Бюлова и в самом деле сгорали от нетерпения сразиться с неприятелем. Бернадотт колебался. Генерал Бюлов не стал ждать его приказа и с 30 тысячами человек, состоявших под его непосредственным командованием, двинулся на Ренье. Он выдвинул вперед множество орудий, а во фланг противнику, чтобы надежнее поколебать его, выдвинул дивизию Борстеля. Бернадотт, уже не имея возможности уклониться, но не желая вводить в действие все свои силы, направил на левый фланг Ренье кавалерию с многочисленной артиллерией.

Надеясь на скорую помощь, Ренье исполнил попятное движение и занял лучшую позицию, оперев правый фланг на дома Гросберена, а левый – на высоты, с которых его артиллерия открыла навесной огонь по неприятелю. Несмотря на плотный картечный огонь, пруссаки решительно двигались вперед. Дивизия Дюрютта героически сопротивлялась; но саксонцы, в большинстве своем призывники последнего года, соединявшие с юношеской слабостью весьма враждебный настрой, сопротивлялись недолго и оставили дивизию Дюрютта без поддержки. Дюрютт был вынужден отступить, но отошел в правильном порядке, лишив неприятеля желания его преследовать.

Дивизия Гильемино из 12-го корпуса, продвигаясь, в свою очередь, по обратной стороне позиции под началом Удино, оказалась в Аренсдорфе в минуту самой бурной канонады. Она поспешно бросилась на звуки огня и двинулась правым флангом через лес, дабы доставить помощь Ренье самой короткой дорогой. Прибыв слишком поздно, чтобы переменить ход боя, дивизия тем не менее помогла сдержать неприятеля и затем отступила, стойко выдержав многократные атаки русской кавалерии.

Войска отошли туда, откуда выступили утром, 12-й корпус – на Тюров, 7-й корпус – на Виттшток. Первый корпус отошел в правильном порядке, второй был дезорганизован в результате беспорядочного бегства саксонцев. Более 2 тысяч саксонских солдат были захвачены вместе с пятнадцатью орудиями; несколько тысяч разбежались: одни присоединились к шведам, другие бежали в тыл. Корпус Бертрана (4-й) предпринял большие усилия, чтобы преодолеть сопротивление Тауенцина в Бланкенфельде, но не добился успеха.

Но неудача не вызвала бы серьезных последствий, если бы под нашими знаменами сражались только французские войска, ибо, в конце концов, мы потеряли на линии не более двух тысяч человек. Но поскольку половину войск составляли итальянцы и германцы, всегда готовые нас бросить, а другую половину – молодые французские солдаты, поначалу слишком уверенные в себе, а теперь потрясенные неудачей, трудно было продолжать движение на Берлин, пытаясь прорваться через заслон 90-тысячной армии. Уже более 10 тысяч союзников, саксонцев и баварцев, покинули ряды и бежали к Эльбе, вопя «Спасайся кто может!». Положение вынуждало Удино отступить и приблизиться к Эльбе самому. На следующий день, 24 августа, он начал попятное движение и исполнил его в правильном порядке, хотя его энергично подгоняли пруссаки. Опьяненные радостью и гордостью, они обвинили Бернадотта в предательстве и трусости, потому что он не выказал такого же пыла, как они, и пустились без его спроса в погоню за неприятелем. Тогда Удино принял решение расположиться под пушками Виттенберга, где мог быть уверен в своей безопасности, и при этом прикрывал Эльбу, располагал обильными запасами продовольствия и мог восстановить боевой дух солдат. Он прибыл туда 30 августа, с боями отдавая участок по мере отступления.

Тем временем действующая дивизия Магдебурга под началом Жирара вышла из крепости, была атакована Гиршфельдом и отрядами Чернышева, потерпела поражение из-за численного превосходства противника и вернулась в Магдебург, потеряв тысячу человек и несколько орудий. И в то же время Даву вышел из Гамбурга с 30 тысячами человек, выдвинулся в направлении Шверина, тесня англо-германский корпус и готовясь прорываться, когда узнает о победе Удино под Берлином. Но, будучи в сомнениях, он вел себя осторожно, чтобы не потерпеть поражения.

После того как корпус Удино не смог прорваться к Берлину, об объединении более 100 тысяч человек в столице, на которое надеялся Наполеон, оставалось только мечтать.

Известие о крахе его надежд и настигло Наполеона на следующий день после побед 26 и 27 августа, привело его из Пирны в Дрезден и удерживало там 29–30 августа, в то время как Вандам оставался без поддержки в Кульме. Значение неудач было огромно. Победивший Блюхер и разгромленный Макдональд вместо победившего Макдональда и преследуемого Блюхера, отступивший к Виттенбергу и лишившийся 10 тысяч человек Удино, оттесненный в Магдебург с потерей тысячи человек Жирар и обреченный пробираться на ощупь с 30 тысячами солдат среди мекленбургских болот Даву означали положение совершенно отличное от того, на что надеялся Наполеон, желая с Эльбы дотянуться до Вислы. Еще не зная о разгроме Вандама, он после долгих размышлений задумал новый план, внезапно решив перенести центр операций в Берлин.

Надо было разбить Блюхера, получившего лишь первый удар без продолжения; разбить Бернадотта, который вовсе не потерпел поражения, но приобрел преимущества. Было бы полезно и приятно сбить с него спесь, наказать за предательство и уничтожить его фальшивую славу. То были весьма серьезные основания для того, чтобы направить удары в эту сторону. Двинувшись на Берлин с гвардией и половиной кавалерийского резерва, то есть с 40 тысячами человек, Наполеон мог подобрать по пути Удино, сокрушить Бернадотта, вступить в Берлин, подтянуть туда дивизию Жирара и корпус Даву, сформировать стотысячное соединение, на которое так рассчитывал, направить его на Штеттин и Кюстрин, чьи гарнизоны нуждались в пополнении продовольствия, и ободрить гарнизоны Вислы. Сам он мог после этого вернуться в Луккау, между Берлином и Дрезденом, чтобы обрушиться во фланг Блюхеру, если тот дерзнет двинуться на Эльбу.

Шесть-семь маршей отделяли Наполеона от Берлина;

чтобы дойти до столицы и вернуться, понадобилось бы восемнадцать – двадцать дней, и он составил следующие диспозиции, чтобы прикрыть Дрезден в свое отсутствие. Следовало оставить в нем Вандама с 1-м корпусом, а также Сен-Сира, Виктора, Мармона и часть кавалерийского резерва. Эти силы, составлявшие армию в сто тысяч человек, Наполеон предполагал поместить под начало Мюрата и рассчитывал, что тот сумеет дать отпор Богемской армии, возвращение которой было маловероятно в ближайшие две недели ввиду учиненного ей разгрома. Наполеон надеялся успеть вернуться, нанеся решающий удар по Берлину, а при его приближении союзники должны были отказаться от всякого нового плана нападения на Дрезден.