Текст книги "Энцо Феррари. Самая полная биография великого итальянца"

Гран-при Европы был настоящим переломным моментом. Участвуя в гонке, он стал бы настоящим знаменосцем «Альфа-Ромео» на мировой арене.

Энцо нужно было время для размышлений. Время, чтобы вновь подумать о том, чего он хочет от своей жизни. Гонки были важной частью его существования, но уже не единственной. Работа с Римини, переманивание из «ФИАТ» сначала Бацци, а затем и Яно, работа с ними над проектом «P2» – все это было весьма привлекательным. Роль технического и коммерческого консультанта Римини в любом случае позволила бы ему остаться в том окружении, которое ему так нравилось, но при этом он мог бы уделять больше внимания бизнесу в качестве представителя «Альфа-Ромео» в Эмилии и Романье.

При всех этих раздумьях, когда в голове кишела масса идей, часто противоречащих друг другу, Энцо был явно не в состоянии справиться с такой сложной гонкой, как Гран-при Европы за рулем такой машины, как «P2». Осознавал это Энцо или нет, но он был на грани нервного истощения.

Тем не менее, в понедельник, 28 июля, он поехал в Милан вместе с Ферруччо Тести, чтобы забрать свою «P2», а затем отправиться в Лион. Его ждал сюрприз: машина не была и не могла быть готова, потому что ее сделали донором для «P2» Кампари, у которого были проблемы в ходе второго дня тестов. Инженер Римини, вернувшийся в Италию после второй сессии, сообщил ему, что на трассу в Лионе выйдут только три машины. Энцо отвели роль запасного пилота.

Тем же вечером он вернулся в Модену. На следующее утро он сообщил жене – в том числе и для того, чтобы успокоить ее после недавних выходок, – что он решил перенести отъезд на четверг или пятницу, считая бессмысленным свое присутствие в Лионе, если его рассматривали лишь как запасного. Кроме того, у него и в Модене дел было невпроворот.

В действительности же он еле держался. Напряжение, мысли, сомнения, воспоминания, страхи, переживания, обязанности навалились на него непосильным грузом. Случай с его «P2» и новое унижение на трассе – перевод из участников гонки в запасные – после неожиданного повышения, случившегося несколько недель назад, возможно, были каплей, которая переполнила чашу: гонка в Лионе для него была закрыта, но эмоциональное истощение казалось нескончаемым или, как минимум, готовящимся продлиться до Монцы, до середины октября. Проблема была только отложена. Но ему нужно было решить ее. Он знал, что не вынесет еще два с половиной месяца в таком состоянии.

И вот, не зная, что уготовила ему жизнь, и при этом прекрасно понимая, от чего он отказывается, Энцо принял мучительное, но смелое решение. Он отправил телеграмму Джорджо Римини, сообщив ему, что не собирается возвращаться в Лион. Он останется в Модене. «У меня нет сил», – написал он в телеграмме, отложив объяснения до возвращения Римини из Франции.

На самом деле он уехал и из города, укрылся на несколько дней в моденских Апеннинах. Он отправился в Сестолу, чтобы отдохнуть и поразмышлять, хотя отдыхать и размышлять, имея рядом Лауру – Лауру, которая несла огромную долю ответственности за происходящее – было отнюдь не просто.

Именно в Сестоле Энцо узнал из газет о лионской победе Кампари, которой он добился «бесспорным и выдающимся образом». Но в момент его триумфа Энцо был далеко. Когда Никола Ромео, все еще на французской земле, искренне и трогательно благодарил всех пилотов, технических специалистов, руководителей и сотрудников за выдающийся успех, Энцо был один на один со своей тоской.

Кампари и Аскари, вернувшиеся после дня своей славы в Лионе, приехали к нему в Сестолу. Любовь и уважение, которые эти чемпионы испытывали к Энцо, были неподдельными. Их поразило поспешное бегство и невозвращение, и они захотели лично убедиться в состоянии здоровья партнера, с которым они уже четыре года работали бок о бок, готовясь к большому международному успеху. С честностью, присущей искренней дружбе, связывавшей их, Аскари сказал ему: «Ты поступил неправильно, не приехав в Лион». Феррари был так же честен. «Я не мог, у меня нет сил», – ответил он, тем самым подтвердив, что его отказ был не сиюминутным порывом, а окончательным решением.

Несмотря на необходимость отдыха и явное эмоциональное истощение Энцо, работа не могла ждать. Во второй неделе августа он спустился с Апеннин и отправился в Милан. Ему нужно было забрать несколько châssis для своего автосалона. Но посещение Портелло стало еще и возможностью необходимого и неотложного объяснения с Римини, которое и состоялось. В середине августа окончательное решение отказаться от карьеры пилота топ-уровня было принято, объявлено и исполнено.

Немного подняло его настроение известие о награждении его титулом Кавалера ордена Короны Италии после июльской победы в «Кубке Ачербо». Перед гонкой Джакомо Ачербо получил разрешение от Его Величества вручить эту награду победителю гонки, носящей имя его брата[17]17
   Джакомо Ачербо (1888–1969) – итальянский экономист, военный и политический деятель. Тито Ачербо (1890–1918) – брат Джакомо, офицер итальянской армии, погиб во время Первой мировой войны.


[Закрыть]. И вот это случилось. В течение нескольких недель после гонки почетное звание было присвоено и заверено. Энцо Феррари стал одним из самых молодых Кавалеров Королевства Италии, в двадцать шесть лет – в то время награды спортсменам за их достижения были еще редкостью.

Вечером 29 августа около дюжины моденцев устроили званый ужин «Друзей и Поклонников» в отеле «Сан-Карло», в центре города, чтобы отметить присвоение ему звания Кавалера. Это был вечер веселья и шуток, подчеркнутый ироничным меню, вдохновленным миром автомобилей и не щадящим даже партнеров празднующего. Неясно, насколько друзья и поклонники, организовавшие ужин, знали о том, что именно Феррари думал о своем будущем уже в то время.

В начале сентября Энцо снова окунулся в работу в автосалоне «Альфа-Ромео» на площади Кармине в Модене. И сейчас, и в дальнейшем у него было то, во что он мог вкладывать все свои силы, не отвлекаясь на спортивные мероприятия. Это было тяжелое, но необходимое решение. Теперь он должен был научиться жить с этим.

И, несмотря на беспокойство о том, что имело все признаки нервного истощения, в воскресенье, 19 октября, Энцо почувствовал желание – и силы – вернуться в мир автоспорта, который он так искренне любил; пусть и в качестве зрителя или кого-то вроде. Во время Гран-при Италии он пришел в боксы «Альфа-Ромео» в Монце. Он отказался от роли пилота, но не собирался отказываться от своей должности консультанта коммерческого директора.

Гран-при Италии стал еще одним большим успехом для «Альфа-Ромео» и «P2». На этот раз победил главный неудачник гонки в Лионе, Антонио Аскари, который приехал к финишу с отрывом в 16 минут от партнера, Луи Вагнера. Кампари занял третье место, Минойя – четвертое. Первый пилот на машине, не называющейся «Альфа-Ромео», прибыл к клетчатому флагу с часовым отставанием.

ЭНЦО СЛЕДИЛ ЗА ВЫСТУПЛЕНИЕМ «P2» ИЗ БОКСОВ «АЛЬФА-РОМЕО» И ПОСЛЕ ГОНКИ ПРИСОЕДИНИЛСЯ К ПРАЗДНОВАНИЯМ НА АВТОДРОМЕ. НАБЛЮДАТЕЛЮ ПОКАЗАЛОСЬ БЫ, ЧТО ВСЕ ОСТАЛОСЬ ПО-ПРЕЖНЕМУ: ФЕРРАРИ В ОКРУЖЕНИИ ПАРТНЕРОВ БЕСЕДУЕТ С ЯНО И БАЦЦИ, ПРОГУЛИВАЕТСЯ В КОМПАНИИ РИМИНИ И РОМЕО.

Граф и графиня Баракка благоволили Энцо и не упускали случая пригласить его в свои дома в Луго-ди-Романья и Сан-Полито. Феррари, видя в графе не только клиента «Альфа-Ромео», но и прежде всего отца одного из немногих настоящих итальянских героев Первой мировой войны, отвечал им взаимностью. Несколько месяцев назад графиня вручила ему трофей победителя второй «Гонки Савио». Осенью 1924 года знатная дама приготовила для него кое-что более ценное.

Как знак отличия и в то же время в качестве счастливого оберега, Франческо Баракка нарисовал на своем боевом биплане свой личный символ (так делали многие летчики Первой мировой войны), в его случае это был черный гарцующий жеребец. В виде жеста расположения к своему знакомому, репутация которого постоянно росла (за пределами узкого круга людей никто не знал о ситуации с Лионским Отречением и последовавшим за ним личном кризисе), и, вероятно, как способ сохранить память о погибшем сыне, графиня Паолина, волнуясь, сказала ему: «Феррари, если вы поместите гарцующего жеребца моего сына на свою машину, он принесет вам удачу».

Чтобы оформить подарок вещественно, мать и отец Баракки подарили Энцо черно-белую фотографию сына, стоящего в форме офицера Королевских ВВС перед своим бипланом, на фюзеляже которого был хорошо виден гарцующий жеребец. На фотографии граф и графиня написали:

«Синьору Кав. Энцо Феррари

от родителей

Франческо Баракки,

Паолы и Энрико

Баракка»

Настоящее применение этому подарку Энцо найдет только через восемь лет, но тогда он расчувствовался, был глубоко тронут добрым и совершенно неожиданным жестом, сделанным в его адрес.

В апреле 1925 года Феррари снова изменил местоположение своей коммерческой деятельности: автосалон и мастерская «Альфа-Ромео» переехали с площади Кармине в здание номер пять по улице Эмилия Эст, неподалеку от Порта Болонья. В названии его предприятия теперь значилось следующее: «Кав. Энцо Феррари, генеральный представитель в Эмилии и Романье».

Глава 9
Исход

П

о предложению Автомобильного клуба Италии в феврале 1925 года был создан чемпионат мира по автогонкам. «Альфа-Ромео», у которой теперь была машина, превосходящая и итальянский, и континентальный уровень, не могла и мечтать о лучшем для утверждения своего имени на мировом уровне. Идея систематизации многочисленных европейских гонок в единое соревнование и награждения по итогам сезона лучшего автопроизводителя уже обсуждалась в 1923 году, но лишь через два года первоначальное предложение смогло воплотиться в конкретный план.

«Альфа-Ромео», у которой были проверенный, надежный и мощный автомобиль, а также опытные гонщики, вышла на старт чемпионата мира признанным фаворитом. По сравнению с машиной, которая использовалась в 1924 году, «P2» версии 1925 года оснащалась барабанными тормозами большего диаметра, мощность двигателя возросла до 144 лошадиных сил, а максимальная скорость – до 240 километров в час. Знаменосцев, на которых миланская компания решила сделать ставку для завоевания мирового титула, было трое: чемпионы Антонио Аскари и Джузеппе Кампари, к которым присоединился граф Гастоне Брилли Пери на третьей машине, которая всего несколько месяцев назад числилась за Энцо Феррари.

Лионское Отречение, с одной стороны, позволило Энцо сделать свое профессиональное будущее понятным, но, с другой стороны, не принесло никакой пользы его личной жизни. Ссоры, конфликты, разногласия, недоразумения с Лаурой, постоянно уезжавшей от него на лечение, в которое, возможно, оба они уже и не верили, непрерывно продолжались. Лаура все так же проводила время на побережье и в горах. Ее появления в Модене были краткими и случались все реже. Когда она не отдыхала на курортах, она регулярно возвращалась к матери и сестре в Турин.

Именно ее пребывания в Турине больше всего отдаляли мужа и жену друг от друга, потому что к географическому расстоянию прибавлялось давление, которое оказывала на Лауру ее семья, по самым разным причинам видевшая именно в зяте, а не в дочери, более логичное – или, по крайней мере, более простое – объяснение ее беспокойному состоянию. Мать Энцо не выносила Лауру, и семья самой Лауры тоже всегда была враждебно настроена к Энцо.

В середине апреля терпению Феррари пришел конец. Очевидно, он понял, что огромная личная жертва, которую он сделал прошлым летом, когда, по сути, предпочел Лауру карьере пилота, была напрасной. Лаура, как обычно, была далеко. И она не собиралась возвращаться в Модену. Она была в Турине, у семьи. Энцо, взяв бумагу и перо, без экивоков и, можно сказать, без пощады описал жене ее поведение и причины такого поведения, которые он знал очень хорошо. Твердые слова, очень резкие; излияние желчи – сколь искреннее, столь и жестокое.

Его длинное и тяжелое объяснение заканчивалось категорично, и возражения не допускались. Энцо выдвинул Лауре ultimatum, дав ей сутки на то, чтобы вернуться к нему: они были мужем и женой, и закон позволял ему так говорить.

Неизвестно, подчинилась ли Лаура приказу Энцо вернуться в Модену в течение суток после получения письма или проигнорировала его. Однако через полтора месяца между супругами, видимо, снова наступил покой. Лаура опять была далеко, и опять в Турине, но в этот раз ее отсутствие было обусловлено неожиданным и быстрым ухудшением здоровья ее матери.

Теплым и заботливым тоном, который преобладал в большинстве его посланий жене, Энцо успокаивал ее, выражал ей свою любовь, писал, чтобы она не думала ни о чем, кроме как утешить свою мать. Может, отношения между мужем и женой и не улучшились, но Энцо продолжал проявлять большой такт и понимание ситуации и осознавал беспокойство жены – на этот раз оправданное – о ее матери.

Мать Лауры ушла из жизни в начале июня.

«Альфа-Ромео» пропустила первое событие нового чемпионата мира – «500 миль Индианаполиса», которое состоялось 30 мая.

Через месяц после «Индианаполиса» участники первого чемпионата мира собрались на трассе в Спа для проведения Гран-при Европы, которое фактически было дебютной гонкой чемпионата. Никто из них не участвовал в «Инди-500», так же как не было в Бельгии и никого из тех, кто соревновался в Америке месяцем ранее. На гонку заявили двенадцать машин, но на старт вышли только семь: четыре синих «Делажа» от Франции и три красных «Альфа-Ромео», управляемые Аскари, Кампари и Брилли Пери. Энцо Феррари остался в Модене.

Опасаясь скоростных «Делажей», Джорджо Римини приказал своим пилотам провести агрессивную гонку, роль зайца в ней должен был исполнять Аскари. Темп, установленный миланским пилотом за рулем его «P2», привел «Делажи», одного за другим, к механическим поломкам. На седьмом круге из запланированных пятидесяти четырех три французские машины выбыли из борьбы. Когда минули две трети гонки, на трассе остались только «P2» Аскари и Кампари, которые прошли оставшиеся круги со спокойной уверенностью, под скучающими взорами зрителей.

Для «Альфа-Ромео» это было триумфом: Аскари – первый, Кампари – второй. В боксах ликовал инженер Римини. Несколько лет назад он один управлял всем спортивным подразделением «Альфа-Ромео», и в то время компания могла полагаться только на его энтузиазм, не больше. Теперь, благодаря в том числе и вкладу его друга Феррари, который нашел ценных людей, это подразделение доказало свою способность доминировать в мире гонок.

«Альфа-Ромео» всего с одним очком поднялась на первое место в зачете чемпионата мира, наравне с командой «Дюзенберг»[18]18
   Основанная в Индианаполисе компания, производившая с 1920 по 1937 годы гоночные и элитные автомобили.


[Закрыть], которая, однако, планировала участвовать только в двух последних гонках из запланированных. Именно с такими предпосылками «Альфа-Ромео» собралась отправиться во французское путешествие в Монлери.

По регламенту чемпионата мира в зачет шли гонки, дистанция которых составляла не менее 800 километров. Дистанция Гран-при Европы равнялась 805 километрам. Гран-при Автомобильного клуба Франции обещал стать изматывающим тысячекилометровым испытанием.

Как и в Бельгии, в Монлери «Альфа-Ромео» заявила три «P2» для Аскари, Кампари и Брилли Пери. Но на этот раз соперничество было и внутри команды. Чемпионат мира должен был определить победителя среди производителей, а не гонщиков. Но именно по этой причине Кампари, который в последних двух гонках помогал Аскари выиграть, был уверен, что на этот раз ему удастся привести «P2» к победе – такой была внутренняя уверенность всех членов «Альфа-Ромео» в превосходстве машины, спроектированной Яно. Аскари, что естественно, имел совершенно иное мнение.

Из этой ситуации выйти можно было только при решительном вмешательстве Римини или Яно. Но этого так и не произошло. Если бы Феррари был во Франции, он, возможно, используя свое savoir faire[19]19
   Умение (фр.).


[Закрыть], мог бы склонить чашу весов в сторону одного из гонщиков. Или, по крайней мере, настоял бы на том, чтобы Римини и Яно взяли решение на себя, хотя это было бы и болезненно. Но Феррари оставался в Модене.

Когда стартовый флаг опустился, Аскари, стартовавший по жребию со второго ряда, решительно захватил лидерство в гонке. Стартовавший с первой линии Кампари, несмотря на воинственные заявления перед гонкой, не смог поддерживать его темп. После четверти гонки Маэстро заехал в боксы для дозаправки. Он лидировал с хорошим отрывом от преследователей, в том числе и от Кампари, шедшего вторым. Римини и Яно настоятельно рекомендовали ему не терять головы, избегать ненужного риска.

«Надеюсь, больше никаких споров не будет», – коротко ответил Аскари. «Веди машину спокойно», – заверили его.

Но Аскари был солдатом удачи, а не расчетливым стратегом. И вопрос о борьбе с партнером по-прежнему висел в воздухе: Кампари был позади, но Аскари знал, что, несмотря на уважение и дружбу, лодиджанец никогда не признал бы его капитаном команды – он открыто заявил об этом в преддверии гонки – и не будет так легко сдаваться. Поэтому, чтобы избежать любых неожиданностей, Аскари, вернувшись на трассу, взял тот же темп, с которым он рвал соперников в начале гонки.

Начался дождь.

На двадцать третьем круге, через девять километров после его начала, его машину занесло на высокой скорости, она заскользила по траве и ударилась об ограду, установленную вдоль трассы. Как будто предчувствуя что-то подобное, Аскари за несколько дней до гонки пытался привлечь внимание организаторов к этому опасному и бесполезному ограждению – деревянным брусьям высотой с гоночный автомобиль, связанных паутиной проволоки. Но его крестовый поход не принес результатов, и этот забор остался на своем месте. «P2» жестко ударилась в него и перевернулась на скорости 180 километров в час.

Динамик объявил зрителям, что машина номер «3» попала в аварию. Трасса погрузилась в тишину. Затем, спустя несколько мгновений, машина номер «3» с Кампари за рулем прошла мимо трибун по финишной прямой. Динамик тут же исправил ошибку, объявив, что в аварию попала машина номер «8». Это был болид Аскари. Пилота выбросило из автомобиля, он получил травмы.

Антонио Аскари около получаса лежал на поле, рядом с перевернутой «P2», без какой-либо помощи. К чемпиону, лежащему без сознания, смог подойти только один итальянский зритель. Наконец прибыла скорая помощь, врач медицинской службы трассы попытался реанимировать пилота. Однако было уже поздно. Аскари погрузили в медицинскую машину, но менее чем в километре от места аварии он умер.

Динамик сообщил зрителям, собравшимся вокруг трассы, что Антонио Аскари умер. Как будто повинуясь единому порыву, тридцать тысяч человек на трибунах одновременно встали. Мужчины сняли шляпы в знак уважения. Дамы достали платки.

Гонку не остановили. Другие машины, в том числе и машина Кампари, который унаследовал лидерство после аварии партнера, продолжили путь. Для лодиджанца все закончилось в середине гонки, когда он остановился для второй дозаправки. Именно там ему рассказали о происшедшем с его партнером. Negher[20]20
   Негр (миланский диалект), прозвище Джузеппе Кампари.


[Закрыть] снял гоночные очки и матерчатый шлем, вышел из машины. Брилли Пери сделал то же самое за девять кругов до него.

Новость о смерти Аскари была настоящим ударом для Энцо Феррари. Не прошло и двух лет со дня гибели Сивоччи – и вот снова трагедия, со всеми ее печальными последствиями. Как и Сивоччи, Аскари оставил молодую вдову, а также малолетних сына и дочь. Девять месяцев назад Феррари был запечатлен на фотографии, сделанной в Монце накануне Гран-при Италии – своеобразном семейном портрете дома Аскари, где Энцо был третьим лишним между папой Антонио и сыном Альберто, которому исполнилось всего шесть лет. Если ему нужно было дополнительное оправдание своего Лионского Отречения, то судьба только что предоставила его.

Потерю Аскари Энцо в каком-то смысле предвидел – так же, как три года назад это было с Бьяджо Надзаро. Когда они прощались незадолго до отъезда миланца в Монлери, Энцо почувствовал, что сказанное «до свидания» было «прощанием с близким другом».

Во второй раз за два года Феррари потерял друга, а не просто коллегу. Со смертью Сивоччи он лишился брата. Теперь он потерял своего учителя. Он всегда был очарован как человеческими качествами, так и талантом Аскари – тот давно стал для него образцом личности. С самого начала знакомства Энцо завораживал универсализм Аскари, его вовлеченность в чисто технические вопросы, его организаторские способности, создание им ремонтной мастерской, открытие автосалона и связанный с этим бизнес. Многое из того, что Энцо делал в последние четыре года, было своеобразным подражанием тому, что делал Аскари.

И, кроме того, в этом замысловатом мире скорости Аскари оставался, как и прежде, простым, верным, открытым, щедрым человеком, любить которого было очень легко. В непростой гоночной среде Аскари сохранил дар чистосердечия, у него не было секретов, не было предвзятости. Между ними была настоящая, искренняя дружба. Так же искренней теперь была боль Энцо.

Подавленный, как и большинство итальянских спортсменов, но вовлеченный, как немногие, в частные последствия этой трагедии, Феррари встретил тело друга-чемпиона на вокзале Милана. Смерть Аскари, которую он в частной беседе без раздумий назвал «кошмаром», глубоко потрясла его.

Если Энцо Феррари потерял друга и ясную точку отсчета, то для Джорджо Римини смерть Аскари, помимо человеческой трагедии, была и несомненной проблемой со спортивной точки зрения. Парадокс, но несмотря на то, что Феррари уже год как оставил гонки, лучшим выбором для замены миланского чемпиона мог бы стать именно он; в конце концов, такое уже было год назад, когда Энцо вызвали на Гран-при Европы вместо Джулио Мазетти. Но Лионское Отречение и все последующее были недвусмысленны, и Римини, даже если он думал об этом варианте, никогда не облекал его в предложение.

Однако ничто не мешало ему попросить совета у Феррари по поводу замены Аскари, и совет заключался в имени Тацио Нуволари, представителя «Альфа-Ромео» в Мантуе. Тацио был известен в первую очередь своими победами в мотогонках, но Энцо оценил его и в прошлом году, когда они соревновались в двух-трех автогонках. Римини инстинктивно доверял Феррари, и идея пришлась ему по душе. Отказался он от нее лишь после того, как Нуволари потерпел серьезную аварию – врезался в ограждение во время тестов на трассе Монцы.

Таким образом, Аскари совершенно неожиданно заменили неизвестным большой европейской публике американским гонщиком итальянского происхождения Питером Де Паоло, который в мае выиграл «500 миль Индианаполиса» за рулем «Дюзенберга».

В воскресенье, 6 сентября, «Альфа-Ромео» доминировала на Гран-при Италии со старта и до финиша. Автодром Монцы был переполнен. На протяжении всего уикенда ни в одной гостинице между Миланом и Монцей не было свободных номеров. В воскресенье на трибуне были наследник трона Италии Умберто с супругой и принцесса Иоланда. Не мог не присутствовать и Габриэле Д’Аннунцио[21]21
   Габриэле д’Аннунцио (1863–1938) – итальянский писатель, поэт, драматург и политик, носивший прозвище Пророк.


[Закрыть], который со свойственной ему экзальтацией обратился к организаторам приветственной телеграммой, в которой не только уведомил о своем посещении гонки, но и выразил уверенность в конечном результате: «Вручаю себя воле Богини Скорости зпт уверен победе тчк», – телеграфировал Пророк.

Энцо Феррари тоже не хотел пропустить эту гонку. Весь уикенд он провел в боксах «Альфа-Ромео», как в старые добрые времена, в гоночном костюме поверх цивильного. Теперь, когда не было уже ни Аскари, ни Сивоччи, Феррари и Кампари оставались последними представителями старой гвардии. И хотя сам Энцо не участвовал в гонках, он знал, что его присутствие рядом с Negher, который все еще был потрясен потерей Аскари и находился не в лучшей форме после вылета с трассы во время тестов, было так же важно, как и раньше, а то и важнее.

Лодиджанец, считающийся перед гонкой фаворитом, возглавил ее с самого начала. Затем на сцену вышел неожиданный герой – Гастоне Брилли Пери, на которого bookmaker до старта принимали ставки двадцать к одному. Брилли Пери захватил лидерство и удерживал его до самого финиша – пять часов четырнадцать минут. Вторым пришел Кампари, третьей была «Бугатти» Бартоломео Костантини, а «Дюзенберг» Томми Милтона – лишь четвертым.

«Альфа-Ромео» стала чемпионом мира.

Для Феррари и его дилерской фирмы успех «Альфа-Ромео» на трассах – к чему, как знали все, он приложил много усилий – означал увеличение продаж новых автомобилей и услуг по доводке тех машин, которые после покупки использовались в малоизвестных гонках некоторыми его клиентами.

В фирме под названием «Кав. Энцо Феррари – эксклюзивный представитель “Альфа-Ромео“ по продажам в Эмилии и Романье» у самого 27-летнего Энцо, управляющего двумя офисами – на улице Эмилия Эст, дом 5 в Модене и на улице Монтеграппа, дом 6 в Болонье – работы было навалом. Бизнес шел хорошо. За год с небольшим после ухода из гонок Энцо смог отогнать призраки прошлого и придать импульс своей предпринимательской деятельности. И все это – вращаясь в сфере коммерческой дирекции и команды «Альфа-Ромео».

Но что-то внезапно произошло в отлаженном механизме «Альфа-Ромео», чемпиона мира. 21 октября 1925 года, спустя шесть недель после триумфа в Монце, совет директоров миланской компании решил закрыть гоночное подразделение, предпочтя вложить средства, ранее выделенные на соревнования, в разработку и производство серийных автомобилей.

Вскоре Никола Ромео был вынужден отойти от дел. Следующая волна увольнений также смыла Джорджо Римини, наставника Энцо в Портелло и архитектора этого чудесного мира, которым долгое время было гоночное подразделение компании. Затем пришла очередь Мерози. Из старой команды менеджеров задержались только Яно и Бацци.

Энцо Феррари провел 1926 год в Модене и в большинстве случаев – вдалеке от соревнований. Теперь, когда «Альфа-Ромео» уже не участвовала в гонках, его поездки в Милан стали редкими и почти всегда были связаны исключительно с коммерческими вопросами. Вместо этого он стал чаще ездить в Болонью и вскоре стал директором представительства «Альфа-Ромео» в Эмилии, Романье и Марке.

Таким образом, эпицентром его жизни снова стала Модена, где он не упускал случая участвовать или появляться на многих мероприятиях – как правило, спортивных, но иногда и далеких от мира автогонок. Его можно было увидеть на футбольных матчах, велогонках и даже зимой на соревнованиях по горнолыжному спорту в Апеннинах. В Модене никто не забыл о его блестящем прошлом гонщика, и поэтому время от времени его приглашали в качестве почетного starter на городские авто– или даже мотогонки.

После Лиона Феррари умело выстраивал отношения с людьми, имевшими вес, теми, которые могли оказаться полезными в его деятельности. Урок банкротства «Эмильянского кузовного ателье» никогда не будет забыт. И среди тех людей, с которыми он упрочил контакты, был Леандро Арпинати, выдающийся деятель фашистского режима в Эмилии-Романье, который впоследствии был назначен главой всего итальянского спорта.

Феррари, который никогда не был фашистом и не получал от фашизма привилегий, в дружбе с Арпинати всегда был последователен и имел мужество не отказаться от нее и в дальнейшем.

НО ФЕРРАРИ БЫЛ ГОНЩИКОМ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПО ДУХУ, И В МОМЕНТ, КОГДА ОН НАЧАЛ ОСМЫСЛИВАТЬ ГИБЕЛЬ АНТОНИО АСКАРИ, В НЕМ СНОВА ПОЯВИЛОСЬ ЖЕЛАНИЕ НЕ УДАЛЯТЬСЯ ОТ МИРА СОРЕВНОВАНИЙ НАВСЕГДА – ОН ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ЭТО У НЕГО В КРОВИ. ЕМУ ПРИШЛОСЬ ДОГОВАРИВАТЬСЯ СНАЧАЛА С САМИМ СОБОЙ, А УЖЕ ЗАТЕМ – С ЖЕНОЙ. НО ВОТ НАСТАЛА ВЕСНА 1927 ГОДА, И ОН ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ ВЕРНУТЬСЯ К ГОНКАМ, ХОТЯ И НЕ В ТОМ ВИДЕ И НЕ В ТЕХ КЛАССАХ, В КОТОРЫХ ОН ДЕЛАЛ СЕБЕ ИМЯ С 1919 ПО 1924 ГОДЫ.

Его возвращению наверняка способствовал и успех, добытый 27 марта в первой гонке «Милле Милья». То, что стало главной гонкой Италии, было не просто новой гонкой – это был новый способ восприятия гонок. «Милле Милья» была не для автомобилей «Гран-при», как «P2», а для машин классов Sport и GT – то есть более близких к серийным машинам, которые можно было купить в любом автосалоне, в том числе и в автосалоне, которым управлял Энцо Феррари, в доме номер пять по улице Эмилия Эст в Модене. Или к тем, которые были открыты тут и там по всей Эмилии, Романье и Марке и принадлежали филиалу «Альфа-Ромео», которым он руководил из здания номер шесть по улице Монтеграппа в Болонье.