Текст книги "Прощаю себе. В 2 тт. Том 2"

Но человечество развивается. Интеллигентный человек говорит: «Да, я знаю, что должен простить, и я прощаю, но что это дает? Человека все равно не переделаешь». Прощением он сделал бы благо себе, но этого он не знает, ибо наукой это не доказано. Стать искренне сердечным и рассудительным ему мешает ум. Ум погубит умного, если тот не осознает, что в понимании жизни он ничем не отличается от пещерного человека.

С повышением уровня развития из-под гнета ума все чаще прорывается подсознание, давая знать хозяину, что законы развития от Бога и их необходимо соблюдать. Ход развития учит искать причину и следствие в самом себе.

Повышение качества жизни диктует необходимость и более совершенного отношения к прощению. Это означает, что нужно не прощать обидчика за то, что он причинил зло, а нужно просить у него прощения за то, что своими плохими мыслями Вы спровоцировали его сделать Вам плохо. Большинство преступлений рождается именно так. Преступнику нужно простить то, что у него отсутствует самоконтроль, отчего он среагировал на провокацию животными инстинктами. Он мог бы быть умнее и не делать этого. Простите и себя за то, что, в принципе, Вы – такой же, как и он.

Обидчика следует поблагодарить от всей души за то, что он раскрыл Вам глаза и дал возможность приступить к искуплению растущего долга кармы. Без его вмешательства Вы остались бы незрячим. И в завершение нужно попросить прощения у своего самого верного друга, пребывающего в терпеливом ожидании, – тела – за то, что своей глупостью причиняли ему страдания.

В ходе освобождения стрессов Вы мало-помалу начинаете постигать, что есть хорошо и что есть плохо, а по отдельности они не существуют. Начинаете понимать различие между благим поступком и благодеянием. Истинное благодеяние забывается быстро. А благо, творимое с тем расчетом, что когда-нибудь, когда я окажусь в беде, мне тоже помогут, запоминается и со временем требует все большей платы за услугу. Беда еще не нагрянула, а хороший человек жалуется, что он всегда всем делал добро, а ему никто добра не делает. Так хороший дающий превращается в плохого мздоимца, постоянно всем напоминающего, что они перед ним в долгу. А еще хуже, если ради своего доброго имени он держит претензии при себе.

Прощение, идущее от сердца, превращает несчастливое прошлое в счастливое будущее.

Об обучении и учебе

Все люди желают быть хорошими и творить добро. Все, что делается, является приобретением житейского опыта, т. е. учебой. Кто считает себя глупым либо верит тем, кто считает его глупым, тот старается проявить себя хорошим в учебе. Кто отучился и считает себя достаточно умным, тот делает доброе дело, обучая других. Родитель учит ребенка, и это естественно. Мы не спрашиваем, есть ли у родителя на это полномочия. Когда мы вверяем обучение ребенка взрослому, мы желаем быть уверенными в том, что у учителя есть соответствующий документ. А когда некий взрослый желает обучать других, то у него должны иметься уже особые документы. Мы, испуганные люди, верим бумажке, но не верим человеку. Бумага – это то, за что можно зацепиться, если мы намерены призвать другого к ответу. Вначале обязываем, затем призываем к ответу. Испуганный человек всегда норовит браться не с того конца.

Лучшим учителем для умного является глупый, у которого нет никаких бумаг, удостоверяющих его право на преподавание. Умный, который это сознает, становится рассудительнее, ибо он мог бы добиваться справедливости, однако отыскал жизненную истину и ее распознал. Так что все мы являемся учителями и учениками в большой школе жизни, одну часть которой составляют всевозможные учебные заведения. Становись мы все смелее, у нас отпала бы потребность в подобных учебных заведениях. Замена мрака страха на духовный свет открыла бы нам мудрость Всеединства в той мере, в какой мы способны эту мудрость использовать. К сожалению, наши страхи растут, поэтому учеба нам дается труднее.

Кто старается проявить себя в учебе с хорошей стороны, тот учится для родителей и учителей. Возможно, он так никогда и не догадывается, что явился на свет учиться для себя и удовлетворять собственные потребности. Даже если искренне сожалеет о своей невежественности.

Всякий ребенок, рождающийся на свет, прежде всего является учителем. Он приходит научить неуравновешенных от страхов взрослых тому, как стать уравновешенными.

Родители умнее ребенка.

Ребенок рассудительнее родителей.

Родители должны научить ребенка уму.

Ребенку нужно научить родителей рассудительности.

Ребенок учится у родителей.

Родители не учатся у ребенка, ибо считают рассудительность глупостью.

Поэтому ребенок сразу же превращается в ученика. Сперва для умных родителей, затем для умных учителей. От учителей ребенка зависит, каким учителем будет когда-нибудь сам ребенок. Это означает, что качество преподавания важнее содержания самого урока. Все бывают учениками и становятся учителями. Поэтому важно, чтобы учитель был уравновешенным. Уравновешенный учитель способен научить учеников уравновешенности.

Совершенная уравновешенность являет собой идеал. Каждый день своей жизни максимально приближаться к точке равновесия, и идти дальше вблизи от нее – вот к чему следовало бы стремиться. Кто старается делать добро в мыслях, словом либо на деле, тот проживает день счастливо и спит спокойно, восстанавливая за ночь физические силы. Мы же, преследуемые страхами, к сожалению, пролетаем мимо точки равновесия и не понимаем, отчего страдаем то от плохого, то от хорошего.

Человечество не умеет в законах природы видеть учителя. Иными словами, не умеет следовать в направлении, указанном рукой учителя, и опираясь на эту руку. Зато мы умеем превращать возвышающую помощь в унизительный приказ. С нашим умом мы научились шарахаться из стороны в сторону, словно в темном лесу, а в учителя себе выбираем столкновение с препятствиями.

Словом, вместо того, чтобы приближать к идеалу с верой, надеждой и любовью, обучение все более лишается равновесия, и его все более заносит то в одну, то в другую крайность. Возникает опасная для человечества ситуация – ученики протестуют против учебы, причем любой учебы.

Обучение достигло кризиса. Помимо всеобщего принуждения, оно еще и оказалось в половой зависимости.

Учителя-мужчины – это отец, дедушка, брат, муж и все мужчины. Учительница – это мать, бабушка, сестра, жена и все женщины. Женский и мужской стили преподавания различны. Здесь мне хотелось бы подчеркнуть роль школы, ибо школа – это то место, где исправляют ошибки домашнего воспитания, но никак не исправят. Это проблема мирового масштаба.

Учитель-мужчина предоставляет ребенку свободу. Учительница лишает ребенка свободы. Стремление мужчин к свободе как к возможности уцелеть приводит к тому, что мужчины уходят из школы. Не выдерживая пресса феминизации, они освобождают детей от себя и оставляют должность учителя, порабощающего детей. Пока мы сообща не осознаем необходимость изменения качества преподавания, мужчины не будут задерживаться в школе и мальчики будут лишены необходимого учения. Но если учителя, особенно учителя-мужчины, вынуждены в условиях безработицы мириться с работой учителя, то в школе поселяется жестокость. Насилие над собой, диктуемое обстоятельствами, делает человека жестоким.

Женщина боится оказаться плохим учителем. Страх оказаться виноватой рождает сверхтребовательность к себе и к ученикам. Учитель-женщина взывает к чувству долга, к совести. Она увещевает, нажимает, уговаривает, убеждает, подчеркивает первостепенное значение своего предмета и не понимает, что, перегибая палку, допускает ошибку. Она всех оценивает по себе и не задумывается о том, что бы стало, если бы все люди выучились лишь одному предмету. Такие же перегибы характерны для учителя-мужчины с женской эмоциональностью.

Типичная учительница не дает детям возможности выбора. От сверхтребовательности души детей рвутся на части, и если они не начинали бы протестовать, то оказались бы лишенными того, ради чего явились на свет в нынешней жизни. Чересчур послушный ребенок становится пешкой на шахматной доске жизни. В школе его называют хорошим, а в дальнейшей жизни будут называть плохим, никчемным, пассивным, глупым либо всем, вместе взятым. Покорных рабов, неспособных мыслить самостоятельно, не любили и во времена рабовладения, а ныне и подавно.

Все современные дети являются рабами в той мере, в какой они позволяют порабощать себя из страха перед взрослыми. Затем они становятся взрослыми и, избрав профессию учителя, в свою очередь, взваливают на плечи учеников груз своей сверхтребовательности. Такой учитель сам ощущает, что только так и надо, и такого же отношения добивается от учеников. Так истребляется потребность в учебе, остается осознание, что учиться надо.

Если Вы желаете возразить мне, будто положение столь скверно только у нас, поскольку советская власть вбила в нас дух повиновения, то Вы ошибаетесь. Истина жизни в том, что чем выше материальное благополучие, тем сильнее душевное рабство. Советская власть была внешне суровой. Плохое, что не скрывает своего плохого, легче поддается разумению и исправлению. Человек, страдающий от навязываемого плохого, принимает меры для улучшения своей жизни и исправляет плохое сообразно своим способностям. Это плохое обогатило его житейской мудростью, раскрыло то хорошее, что таилось в плохом.

Внешняя благость капиталистического общества пришпоривает так, что притупляются все чувства, и человек, хоть и по своей воле явившийся выучить урок потруднее, перестает соображать. Его жизненный урок так и останется непройденным, если он ничего не предпримет ради собственного спасения. Таким спасителем оказывается истерия, которая заставляет человека панически метаться. Такого рода больной интеллект по законам, принимаемым большинством, именуется утонченным поведением, поэтому истеричный человек вправе считать себя лучше остальных мужланов. Трагизм его жизни проявляется позже. Я достаточно много занималась иностранцами, чтобы сказать: «Дорогие эстоноземельцы! Научитесь дорожить своей родиной и согражданами. Научитесь постигать свои потребности, из-за которых местом рождения вы выбрали эту землю и этот народ. Научитесь быть довольными собой, тогда вы будете довольны и своей родиной. Научившись помогать себе, вы поможете и ей».

Наша страна не лучше и не хуже других. Она – наш дом. Ребенка, которому дома привили любовь к отчизне и родному языку, уже не приходится учить этому в школе. Но если дома не обучают азам, то школе приходится выступать в роли пожарного. К сожалению, школа все более уподобляется пожарному, который тушит горящие потребности, чтобы самому не получить ожоги от жгучей злобы. Обвинения в адрес учителей вынуждают пожарного идти в огонь. Семьи, в которых во всем винят только учителей, а своих ошибок не видят, превращают для ребенка школу в заклятого врага. Исторически укоренившееся представление, что врага нужно уничтожать, вызывает пожар в школе при посредничестве ребенка. Нет никого и ничего, кто бы не пострадал от этого пожара прямо или косвенно.

Мать и отец дают начало росту ребенка, который сравним с растением. Учитель является тем солнечным лучом, который освещает мрак, чтобы из скудных корней развился сильный побег. Солнечный луч не принуждает, по нему выстраивают жизнь. Он не заставляет приурочивать дела на дневное время, но мы приурочиваем, ибо так выгоднее для нас самих.

Если бы матери и учителя-женщины осознавали это и, соответственно, держались бы с чувством собственного достоинства, то матери стали бы прямолинейными, как солнечный луч, учительницами. А учительницы были бы одновременно нежными матерями, дарящими тепло, подобно солнечному лучу. Особенно легко стало бы жить детям с наиболее безрадостным детством. Т. е. детям самих учителей.

К сожалению, большинство женщин-педагогов являются рабами своей профессии. Они не способны выйти из роли учителя и стать просто человеком – настолько в них укоренилось убеждение в том, что они лучше других, умнее, образованнее, ценнее. Желание воспитать своих детей, к которым относятся и ученики, самыми умными на свете, становится все более роковым как для детей, так и учителей. Протест против учителей вызывает протест против учебы.

Сверхтребовательность женщины-педагога вынуждает ее заниматься каждым ребенком индивидуально, а также выстраивать детей по умственным способностям, что вызывает в ученической среде злобное соперничество. Женщина-педагог стремится проникнуть в мысли каждого ребенка, чтобы направить их в верное русло. А верное русло – это, увы, то, как она мыслит сама. Она не замечает, что все больше говорит одно, думает другое, а делает третье – и полагает, что никто этого не замечает. А если кто и видит, то виновным всегда оказывается кто-то третий, хотя бы государство.

Дети помладше позволяют собой помыкать, а те, кто постарше, начинают протестовать, поэтому манипулировать ими труднее. Ребенок, который старается во всем угодить учителю, может так и остаться прямодушным простачком, чьей наивностью злоупотребляют. Такая опасность особенно угрожает ребенку, чьи родители занимают высокое положение в обществе. Страх автоматически порождает у человека зависть к тому, кто лучше его. А зависть – наиболее жестокое оружие.

Сверхтребовательная учительница к концу урока устает, да и дети становятся вялыми. Другому учителю несладко приходится с этим классом на следующем уроке, ибо дети отупелые, несообразительные, равнодушные, апатичные, глупые. Встречаются дети, которые не смиряются с подобным ограничением свободы. Обычно это мальчишки, которые мешают вести урок и озорничают без устали как в начале, так и в конце урока. Если бы учительница хоть раз за урок рассмеялась шутке озорника, то миссия мальчишки была бы выполнена – он пробудил бы класс к жизни. Тогда обучение не губило бы детей духом крепостничества. К сожалению, таких детей порицают.

Учителя не желают, а затюканные одноклассники не способны видеть того, что из озорников вырастают наиболее предприимчивые люди, ибо они не позволяют истребить свою самобытность. Один незлобивый нарушитель дисциплины превращает жесткий порядок в гибкий порядок, который придает классу живость и свободу. Это сплачивает класс в единый коллектив единомышленников. Дети, свободные душой, плохими не становятся. Но если они оказываются в плену у жесткого порядка, то становятся.

Чем меньше это осознается учителями, тем сильнее они наказывают нарушителей дисциплины и тем сильнее разрушают классный коллектив. В результате у всех детей крепнет протест против принуждения. Вместо того чтобы побеседовать с сорванцом по душам, пытаясь его понять, от неприятного ребенка стараются избавиться. И частенько избавляются, но общая враждебность от этого не уменьшается, поскольку борцов за свободу любят. Особенно любят те, кто сами боятся бороться за свою свободу и изображают из себя хороших детей.

Мне, как, видимо, и Вам, доводилось знавать женщин-педагогов, которые отличаются от типичного учителя тем, что они с любовью относятся к задиристым сорванцам и тем самым навлекают на себя недовольство коллег. Таким учителям живется трудно, так как внешне они потворствуют беспорядку. Масло в огонь подливает превратное понимание в среде учеников, и злонамеренные ученики в оправдание своих выходок начинают придираться, мол, почему одному можно, а другому нет. Добродушный весельчак и недоброжелательный насмешник, произнося одни и те же слова, оказывают на слушателей прямо противоположное воздействие. Лишь учитель, обладающий чувством собственного достоинства, понимает различие, и его веское слово становится законом, который уважают как дети, так и взрослые.

Испуганный учитель не владеет этим искусством, хоть и является хорошим специалистом в своей дисциплине. Многие из таких учителей уходят поэтому из школы. Они боятся насилия и своим страхом провоцируют рост насилия по отношению к себе и другим, подобным себе. В интересах общего спокойствия агрессивным ученикам делаются поблажки, однако страх вызывает еще большее насилие.

Возрастание ученического насилия во всем мире указывает на рост злобы, причиной которой является принуждение. Ребенок – это зеркальное отражение семьи, выразитель лицемерия взрослых. Взлет детской агрессивности говорит о том, что пусть лучше ребенок недополучит образования, чем принуждать его к учебе. Хотя впоследствии недоучка и винит в своей глупости родителей, школу либо общество, однако его злоба выражается в простом праве кулака. Своей глупой головой он не способен выдумать месть получше. А если этот же ребенок, загоревшись желанием превзойти других, приобретает техническое образование, то он начинает вынашивать в душе необъяснимое желание мести, и его умный мозг изобретает оружие массового уничтожения. Тогда уже поздно будет размахивать перед ним духовными ценностями.

Ребенок, познающий духовные ценности с первых лет жизни, душою тянется к знаниям. Обретя высшее техническое образование, он также может изобретать сложнейшие машины, однако он не становится разрушителем. Его уравновешенный дух свободен. Его духовность и вдохновенность продвигают жизнь вперед. Но и эти дети растут не в вакууме. За их воспитание несут ответственность – в порядке очередности – прежде всего родители, затем учителя и далее уже более широкий круг людей, т. е. общество, а не в обратном порядке. Время диктует потребность в высококвалифицированных специалистах в области общения. Увы, подобные специалисты выходят не из стен вузов. Они появляются чаще всего на духовном поприще, где занимаются поисками и обретением себя.

Мы рождаемся, чтобы постичь сущность жизни. Поскольку основная часть информации поступает к нам посредством зрительного восприятия, то необходимо, чтобы учителем был человек, который видит жизнь лучше. Кто же это такой? Мужчина. Именно он обладает совершенным видением и способен видеть значимость вещей. О катастрофическом дефиците учителей мужского пола ведется много разговоров, однако если потребность в них не будет осмыслена, то одни разговоры ничего не изменят. Мужчины вынуждены покидать школу из-за ее феминизации, из-за женского засилья. Большинство учителей составляют женщины, и поэтому в школах царит женское видение мира, которое не годится для воспитания из мальчиков мужчин.

Каков же учитель-мужчина? Возьмем, к примеру, тип учителя, о котором создано больше всего анекдотов. Замухрышка-очкарик, лысый и старый, столь же старый, как и видавшее виды само здание школы. Но какое значение имеет возраст их обоих?! Важно то, что ни школу без него, ни его без школы представить невозможно. Пережив все времена и не переставая учить детей, он воплощает собой местную историю. Он знает все, о нем же не известно ничего. Его жена – отзывчивый человек с небольшим кругом общения, а его дети незаметно стали взрослыми и, как слышно, выбились где-то в люди.

Сам же он приходит каждый день на каждый урок со сверхточной пунктуальностью, словно в святилище, и заканчивает урок минута в минуту, проявляя тем самым уважение к своим ученикам. У детей нет такого чувства, словно они никчемные, из-за которых учителю приходится тратить свое драгоценное время. Такой учитель смолоду уважительно относится к учебным программам, но всегда привносит что-то свое без ущерба для программ. В самом начале урока он объясняет своим мальчишкам, какая прекрасная возможность получения новых знаний им сейчас откроется. Он тысячи раз произносит одно и то же, но разным детям – поэтому его восторженность всегда различна, хотя никто, кроме него самого, этого не понимает.

Лишь тот, кому приходится выступать перед разными аудиториями, знает, что точного повторения никогда не бывает. Повторяться может лишь принципиально одинаковое. Мальчики воодушевляются, с рвением берутся за дело, и тут старый учитель как бы мимоходом роняет, что ему необходимо на время отлучиться. Он напоминает мальчикам, чтобы к концу урока задания были выполнены, и исчезает. Мальчишки чувствуют, что приказ – закон, но не принуждение.

Мальчишкам известно, каким сверхважным делом время от времени занимается их учитель, и они заговорщически прыскают в кулак. Они знают, что за углом находится маленькая уютная забегаловка, откуда мужчины выходят с блеском в глазах. Не иначе как за блеском он туда и отправляется. Никто из них скорее всего не понимает, что между делом учитель учил их даже правильному употреблению алкоголя.

Перед концом урока учитель снова на месте, и у всех задачи уже решены. У каждого они решены по-своему, поскольку всем была дана свобода выбора. Один умный мальчик, знающий предмет, решил рациональнее, быстрее всех. Другой пошел более длинным путем, так как в его знаниях были пробелы. Третий изрядно поломал голову, но все же решил и счастлив безмерно. Четвертый списал начало у первого, но дальше тот не позволил, и пришлось выкручиваться самому. Кое-что он все-таки сделал. Пятый и шестой ударились в спор, отстаивая каждый свою правоту, но в конце и они достигли соглашения. Седьмой взял ответ неизвестно откуда, во всяком случае не с помощью рациональных рассуждений, однако и не списывая. Ответ пришел сам. И так далее.

До конца урока осталось еще достаточно времени, чтобы обсудить мировые проблемы. Оказавшись без учителя, эти маленькие мужчины не шумели, как малыши, поскольку удовлетворение собой делало их взрослее и мужественнее по сравнению с их ровесниками. С возвращением учителя они спокойно заняли свои места. Учитель не стал расхваливать первого, а спросил, хватает ли у него интереса к другим предметам. Второму он дал понять, что любые знания когда-нибудь пригождаются. Третьему улыбнулся одобрительно, а к четвертому обратился с пословицей: «Как поработаешь, так и полопаешь». Пятого и шестого сравнил с черным и белым козликами на мостках, и им оставалось лишь гадать, кто из них черный, а кто белый. Проверяя работу седьмого, он перевел глаза за окно, в задумчивости глядя на облака. Затем обратил взгляд на мальчика и долго, проникновенно смотрел ему в глаза, и они оба ощутили необъяснимое чувство единения. Учитель знал, что этот мальчик взлетит выше всех, чего никому не докажешь. Учитель знал, что все эти мальчишки вырастут отличными мужчинами.

Мальчики, которых учат учителя-мужчины, не пасуют перед жизнью. Даже если учитель суровый либо привередливый. Мужчины лучше понимают друг друга, так как они умеют видеть суть дела. Мальчики не могут понять, почему женщины мыслят нелогично и вынуждают других следовать их глупым желаниям. Они не способны понять жизненные тяготы женщин. По той же причине учителям-мужчинам трудно учить девочек. Женщины – существа непредсказуемые, даже если постичь их природу. Они подобны самой таинственной жизни, что в своем течении движется вперед, не сознавая, что означает «вперед».

Обучение – это передача знаний.

Нет большей ценности, чем добровольно усвоенное знание.

Учеба – это получение знаний.

Получение того, ради чего мы явились на свет. На современном уровне развития учитель имеет право и обязанность учить, а ученик имеет право и обязанность учиться. По-иному жизнь вперед не движется. В своем неумении мы должны учиться с тем, чтобы когда-нибудь позже понять, что мы в этом нуждаемся.

Сложность учебного процесса состоит в том, чтобы научиться чувствовать приобретаемые знания.

В противном случае выученное останется безжизненным непригодным знанием. И ценность лишается всякой ценности. Эта проблема сегодня актуальнее, чем когда-либо, ибо мудрость человечества превосходит границы разумного, и это может оказаться роковым для человечества.

Мудрость есть знание, потребность есть прочувствование.

Знание есть правда, потребность есть истина.

Совершенная истина есть Бог.