Текст книги "Любовь дарующие: рассказы о любви, надежде и мурчащих котах"

– На вокзале.

– Как меня… – Света внимательнее посмотрела на Киру, которая водила пальцем по рисунку. – А ты рисовать умеешь, что ли?

– Ага. Художественную школу окончила.

– О как! Сашке понравится! Он-то нигде не учился, все сам.

– Ничего себе! – Кира удивленно подняла глаза. – А работа как у мастера.

– Вот ему об этом и расскажешь. Садись, нас ждут.

– Кто?

– Увидишь!

Света вела машину так, что Кира на поворотах закрывала глаза.

– Не гони так, Светланка, успеется! – Катерина усмехнулась, оглянувшись на Киру. – Это я привыкла, а ребенок еще с твоей манерой вождения не знаком.

– Вот и познакомится! – Светлана лихо затормозила у калитки большого дома. – Приехали!

Глядя на ребятню, которая высыпала встречать машину, Кира удивленно ахнула.

– Все мои, детка! – Катерина с трудом выбралась из машины. – Но ты не волнуйся. Я одна живу. Это они просто меня ждали. А так все рядышком, поэтому и дом мой всегда полон. Идем, не стесняйся!

Детвора загомонила, окружив тетю Катю. Большие руки прошлись по макушкам и щечкам.

– Мои хорошие!

С большой Катиной семьей Кира знакомилась почти неделю. Она никак не могла понять, кто кому и кем приходится, пока Света не привезла своего младшего сына, чтобы попросить Катерину присмотреть за ним, и, управившись с делами, не устроила Кире экскурсию и не рассказала, что и как.

– Вот смотри! – Света махнула рукой вдоль улицы. Тут трое из наших живут. Зина, Миша, Настена. Все с семьями уже, у всех дети. Да ты их видела, когда мы приехали. На соседней улице еще двое – Оля и Верочка. У Оли двое деток, а Верочку мы замуж месяц назад выдали. На другом конце станицы живу я с семьей и братом Сашкой и Нина. Это с которой мама в город ездила. У нее сын, Ярик, с пороком сердца родился. Вот, наблюдают его. Может, операцию сделают и тогда вообще хорошо все будет.

– Свет, я что-то запуталась немного.

– Ничего, распутаешься. Просто время нужно. Нас ведь много.

– Да уж. Тетя Катя настоящая героиня. Столько детей родить!

Света вдруг засмеялась.

– Да не рожала она нас. Мы все подкидыши, как и ты.

Кира споткнулась и остановилась:

– Как это?

– А вот так это. Ой, долгая это история. Пойдем!

Дом Светланы был небольшим, но очень уютным. Зайдя на кухню, Света шуганула кошку, вольготно развалившуюся на диванчике, и кивнула на него Кире:

– Располагайся. Я сейчас Ванечку уложу и приду.

Кира разглядывала чистенькую кухню. Видно было, что Светлана хозяйка хоть куда. Все на своих местах, на окнах белые занавески с вышитыми цветами. Кира потянула к себе ткань и удивилась. Каждая незабудка была вышита вручную.

– Любуешься? Это мои самые любимые. Викулины.

– Чьи?

– Дочки моей. Я, когда детей ждала, вот этим безобразием занималась, – Света сновала по кухне, готовя чай. – Меня со всеми тремя на сохранение отправляли. А я там дурела от скуки. Вот и вышивала. Викины с незабудками, Ванины с маками, а Лизины с ромашками.

– Очень красиво! – Кира провела пальцем по цветам.

– Мама научила. Я ведь ничегошеньки не умела, когда она меня к себе взяла.

– Как это взяла? – Кира обхватила ладонями чашку, которую поставила перед ней Света.

– А вот так. Как тебя. У меня родители запойные были. Это я сейчас так легко об этом говорить могу. А ведь детство я свое почти не помню. Мне мама говорила, что, когда человеку долго больно делают, он начинает забывать, что с ним было. Чтобы с ума не сойти.

– Диссоциативная амнезия.

– Что? – Света остановилась, чуть не выронив из рук чайник.

– Потеря памяти.

– А откуда ты знаешь, как это называется?

– На психолога учиться хотела. Много читала. Мне интересно.

– А что мешает?

– Ничего не мешало раньше. Но я болела сильно два последних года школы и пришлось поступать платно. Отец мне учебу оплачивал. Теперь не станет. А где еще денег взять, я пока не знаю.

– А чем болела?

– Проблемы были со спиной. Операцию делали. Сейчас все хорошо, только побаливает иногда.

– Ясно.

– Ты не отвлекайся, рассказывай! Мне же интересно!

– Ага. Ну вот… Меня мама лупила так, что я неделю могла отлеживаться.

– Почему тебя из семьи не забрали?

– А кому я нужна? Соседи жаловались, но все без толку. В общем, в тринадцать я из дома сбежала. Больше там жить нельзя было.

Кира ахнула.

– А куда?

– А в никуда! Подружек у меня почти не было. А те, что были… Там та же песня. К ним не пойдешь. Вот и пошла я на вокзал. В кармане денег на два пирожка и все. Там меня мама Катя и нашла. Она в город приезжала за чем-то. Сидела, ждала электричку. Увидела меня, накормила и привезла к себе.

– Прям как меня… – Кира улыбнулась.

– Ага. У нее талант просто находить вот таких, как мы. В общем, мама Катя меня нашла, потом долго билась, чтобы опеку оформить. Не получилось. Тогда она меня удочерила. Сначала меня, а потом Сашку. Его совсем маленьким забрали. Я уже с родителями не жила, когда он родился. Сколько мама Катя на него времени и здоровья потратила – не сосчитать! Зато теперь вон какой вымахал!

– Свет, а у тети Кати свои дети есть?

– Нет. Ты же ее видела. Знаешь, почему она такая?

– Нет. Думала, просто полная очень.

– Ага, и покушать любит, да? Нет, Кира. У мамы диабет. Причем давно. И сердце не очень-то здоровое. Она все свои диагнозы в тайне держала до поры до времени. Потому что детей не дали бы. Лечиться начала, когда уже совсем плохо стало. У нее сестра врач. Вот она ее по-домашнему держала, пока могла. Там сложно все, – Света задумалась. – Все равно узнаешь. Лучше я расскажу. Только маме ни-ни, поняла?

Кира кивнула.

– Она в молодости красивая была очень, – Света присела к столу, прикрыв дверь на кухню. – Женихи табунами ходили. А она учиться хотела, врачом стать. Училась в школе очень хорошо. Но с первого раза у нее не получилось. Конкурс был большой, и ей всего-то ничего не хватило для поступления. Чуть-чуть не дотянула. Решила на следующий год поступать. Вернулась домой и влюбилась. Он приезжий был. Не из местных. Закрутилось, расписались, и он ее увез. Что уж у них там было, мама Катя не рассказывала никогда. Только раз обмолвилась, когда мы в больнице были. Ей там кучу всяких обследований делали, и врач удивился, что переломов много старых. Ребра. А как потом выяснилось, еще и пальцы на руках. До сих пор в непогоду беспокоят сильно ее. Мама тогда коротко так бросила: «Муж». И больше объяснять ничего не стала. Это я потом от тети Вали, ее сестры, узнала, что муж мамин бывший отсидел за то, что так над ней измывался. А по мне, так этого мало.

Света вытерла глаза.

– Она от него сбежала. Приехала домой. За родителями доглядела. Они у нее рано ушли. И осталась совсем одна. Сестра ее далеко живет, только по праздникам видятся да созваниваются. Замуж не хотела. Детей иметь не могла после всего, что с ней было. Много нервничала. Начала болеть. А тут я нарисовалась. А потом Зина и остальные. Мама говорит, что никогда нас не искала, мы сами ее находили. Тут если про всех рассказывать, целую библиотеку романов написать можно. Но никому из нас она не отказала. И больше того. Всем помогла на ноги встать. Помогала с документами, с пособиями и жильем. Соседи все про нее знали. И если кто дом собирался продавать – шли сначала к маме.

– А откуда у нее такие деньги? – вырвалось у Киры.

– А ты умная, – Света одобрительно качнула головой. – Это очень интересная история. Что-то, конечно, государство выделяет. Мама ведь все о законах поразузнала, пока нас поднимала. У нее почти все под опекой, тогда жилье положено, если родителей родительских прав лишили. Сколько судов она прошла – впору самой юристом становиться. Но это малая часть, да и выбить что-то – целое дело. А основная помощь и деньги – это Пашенька.

– Кто?

– Пашенька. Он нашелся после Зины. Мама его подобрала посреди улицы в городе. Он из дома сбежал. Грязный был, страшно голодный, простывший. Люди от него шарахались. У него сложно все со здоровьем. Отклонения, – Света покрутила рукой вокруг головы. – Он сбежал и потерялся. На тот момент, как мама его нашла, он уже неделю на улице жил. Его искали, но он как-то умудрился не попасться на глаза никому из тех, кто его искал. Зато маму нашел сам. Взял за руку и не отпустил, пока они домой не приехали. Мама нашему участковому все рассказала. А на следующий день к нам приехали.

– Кто?

– Отец Пашеньки. Мы тогда чуть ума не лишились от страха. Представляешь, подъезжают черные машины, оттуда какие-то люди, люди… Как в плохом кино. А оказалось, что бояться нечего. Дядя Семен очень хороший. Пашеньку не бросил, в интернат не сдал. Любит его, хотя еще дети есть, и здоровые. Он очень богатый, дядя Семен-то. Фирма у него своя, даже не одна. Строительством занимается, перевозками, чем-то еще. Дом огромный. Целая усадьба. Мы в гости ездили. Пашенька живет там же, только в отдельном домике. За ним все время присматривают медсестра и охрана.

– А как же он сбежал?

– К врачу ездили в город. И охрана его как-то упустила. Он умеет быть очень тихим и незаметным. А может быть очень буйным. Не знаю почему, но мама Катя на него странно действует. Он успокаивается сразу почти и без лекарств. Дядя Семен ей чего только не предлагал, чтобы она к нему работать пошла и за Пашенькой смотреть. Но мама отказалась. Это ж надо было нас оставлять. А на это она была не согласна. Предложила дружбу. Как тот кот, что у меня на машине нарисован. Ездит часто, проведывает их. И сюда Пашеньку привозят, когда он просится. Жаль его… – Света помолчала, думая о чем-то своем, а потом продолжила: – А дядя Семен теперь нам помогает. И с деньгами, и со всем. Юристы у него хорошие, всегда подсказывают, как и что делать надо. Мама Катя шутит, что наконец нашелся и в ее жизни даже не принц, а король целый. Добрый и справедливый, прям как в сказке. Со своим, конечно, интересом, не без этого, но помощи от него в разы больше. Вот такая у нас тут Санта-Барбара, Кира. Поверила бы, если бы где услышала?

– Нет! Слишком уж все…

– Это точно. А мы вот живем. Мы все есть. И мама есть. А не было бы ее – и нас никого уже, может, и на свете-то не было. Откуда она нас всех в разное время вытащила, там даже ангелы бы не справились, наверное… – Света глянула на часы, висевшие на стене, и вскочила. – Ой! Заболталась я совсем. Сейчас Сашка обедать придет, и Руслан, муж мой, приедет.

– Я пойду…

– Куда это? – Света достала из холодильника кастрюлю с окрошкой. – Доставай тарелки. Вон они, на полке. Пообедаешь, тогда пойдешь. Мама сегодня у Зины, они там шьют что-то для детворы. Чего тебе одной дома болтаться?

Для Киры все, что происходило сейчас, было похоже на какой-то сон. Семья за столом… дети… смеющиеся, хоть и уставшие, мужчины, которые пришли вместе, синхронно чмокнули в щеки Светлану, за что получили в шутку полотенцем. Кира никогда не была за таким семейным столом. С отцом у них графики не совпадали, и даже по выходным они ели в разное время. А когда появилась Инна, Кира предпочитала есть или где-то вне дома, или у себя в комнате, чтобы не накалять лишний раз. И сейчас она понимала, что ей очень хочется вот так же, как у Светы. Чтобы дом, дети, любящие люди вокруг… Она не заметила, как слезы закапали в тарелку.

– Эй! Я окрошку солила! – Света обняла ее за плечи и потянулась за чистым полотенцем. – Ну-ка перестань! Все хорошо уже. Ты – дома! Никто тебя больше не обидит.

В тот день Кира впервые рассказала кому-то обо всем, что произошло. И про маму, и про отца, и про Инну. Не так, как тете Кате до этого, вкратце и без подробностей, а абсолютно все. Ей казалось, что с каждым словом уходит боль и ей становится все легче и легче. Света слушала внимательно, изредка задавая вопросы, но лишний раз стараясь не перебивать.

– Ясно… – сказала она, когда Кира замолчала. – Знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– Ты на отца сердца не держи. Все-таки он столько лет тебя растил, как дочку принял. А то, что сейчас он так… Не все с радостью справляться умеют правильно. Он ведь, как я понимаю, много лет думал, что детей иметь не может?

Кира молча кивнула.

– Ну вот. А теперь от счастья на небо готов влезть. И, дай-ка догадаюсь, тест на отцовство он уже сделал?

– Откуда ты знаешь?

– Да деловой он у тебя. И то, что это опасно для ребенка нерожденного, его не остановило. Значит, сильно деловой. А такого с места трудно сдвинуть. Как чурбан. Только то, что сам считает нужным, то и будет делать. Ой, прости, что я так про твоего папу…

– Свет, а почему ты сказала, что с радостью не все умеют правильно справляться?

Света вздохнула и поставила на сушилку очередную вымытую тарелку.

– Иногда радость бывает такая большая, что человеку просто не под силу оказывается, и он начинает творить что попало. Вот, как Нина наша. Когда дядя Семен ей помог дом купить, она совсем с катушек слетела от радости. Отмечала так, что пух и перья летели. Мама Катя ее урезонить пыталась, да все без толку. Дальше – больше. Ее муж, Сережа, тоже с ней пить стал. А потом она узнала, что беременна. Яриком… Пить-то бросила. Мы заставили. Заперли ее на месяц под присмотр. Ночевали с ней по очереди. Сережа сам бросил. Протрезвел и понял, что наделали. До сих пор на праздниках рюмку рукой накрывает и ни капли.

– А Нина?

– А Нина билась, орала, что не хочет рожать. Много всего было. Но вытащили ее. Только Ярику досталось… Там много чего из диагнозов было. Сейчас вот сердце осталось, и непонятно, можно что-то с этим сделать или нет. Врачи говорят, что операция нужна.

– А как же… Почему она? Зачем?

– Не избавилась? А не дала. Она, как в себя пришла, так никого к себе не подпускала. Врачей по рукам хлопала, чтобы не сделали чего ненароком. Она же Маугли у нас. Дикая совсем иногда становится.

– Как это?

– А так. В будке с собаками прожила до четырех лет. Пока маме кто-то из соседей не рассказал, что в соседнем поселке есть такая девочка. Как она ее забирала – это отдельная песня. Там Найда еще была.

– Кто?

– Собака. С которой Нина жила. Вот мама Катя их вместе и забрала. По-другому было никак. Найда к Ниночке никого не подпускала. А маме далась.

Дверь на кухню распахнулась, и Света вздрогнула.

– Теть Свет! Там за Кирой приехали! Бабушка сказала, чтобы домой шла!

Девочка, стоявшая в дверях, вдруг охнула и умоляюще посмотрела на Свету:

– Разбудила? Я забыла, прости…

– Да нет, Иринка. Он не спит. С папой в комнате. Иди к ним, если хочешь! Спасибо!

Ира ускакала, а Света кивнула на закрывшуюся дверь.

– Нины старшая. Хорошая девчонка. Ты иди, Кирюша. Или проводить тебя?

– Не надо. Я сама, – Кира неожиданно для самой себя подошла к Свете и обняла ее. – Спасибо!

– Да мне-то за что? – Света обняла ее в ответ. – Ты, главное, не теряйся. И помни! У тебя здесь дом есть. Будет плохо – знаешь куда идти.

– Это очень странно, Свет… Столько людей, все неродные, а живут как семья…

– Ничего странного, – Света погладила Киру по волосам и отпустила. – Семья – это не только родня по крови. Это еще и другое. По душе. Поняла меня? И что крепче – кто еще скажет…

Отец, который приехал за Кирой, не знал, куда прятать глаза. Девушка, конечно, не знала, что Катерина ездила в город, нашла ее отца и долго говорила с ним. Результат этого разговора стоял сейчас перед Кирой и просил простить и вернуться домой.

– Нет, пап. Прости. Но я не хочу. Мешать вам не хочу. Так лучше будет.

– Давай я квартиру тебе сниму.

Кира глянула на Катерину и кивнула.

– Я буду очень благодарна, если ты мне поможешь на первых порах. Я устроюсь на работу, только мне нужно перевестись на заочное и начать хоть что-то зарабатывать.

– Не нужно. Я все решу.

– Нет, папа. Это я все решила. Пора мне уже брать свою жизнь в свои руки.

– Потому что мне не доверяешь больше? – отец Киры помрачнел.

Кира покачала головой.

– Нет. Потому что так правильно. Ты же сам всегда учил меня, что надо рассчитывать только на себя. А сейчас что? Я просто применяю твои уроки на практике.

Отец оплатит учебу Кире. Она окончит университет и станет одним из лучших детских психологов в городе. Запись к ней на прием будет расписана на недели вперед. Инна родит мальчика, и Кира от души порадуется за семью отца, но общаться с ним будет очень редко. И не потому, что затаит обиду, нет. Просто семья, которая появилась у нее после встречи с Катериной, станет ей гораздо ближе. И когда Катерина, которую Кира, как и все остальные, будет звать матерью, сляжет, девушка бросит все и уедет в станицу, чтобы ухаживать за ней. Полгода, которые пройдут после инсульта, разбившего Катерину, станут для Киры самыми тяжелыми и, как ни странно, самыми счастливыми в жизни. Вокруг будут люди, которым она нужна. Которые ее примут такой, какая она есть. И Кира поймет, о чем говорила ей Света.

Семья сделает все возможное и невозможное, и Катерина все-таки встанет. Правда, далеко ходить ей будет теперь сложно и речь станет не совсем внятной. Но Саша с Русланом смастерят отличную лавочку, поставят у ворот дома, и Катерина будет проводить там много времени, со смехом отмахиваясь от реверансов, которые будут отвешивать ей в шутку дети:

– Как вам трон? А? Отличный! Ваше величество, не желаете ли чайку?

И детвора будет носиться возле бабушки, призывая ее судить в играх и поминутно приставая:

– Ба, а ты видела? Как я высоко раскачался! А Федька гол забил! Первый раз! Такой красивый! Хоть сейчас в сборную! Наши бы тогда всех-всех обыгрывали!

Кира вернется в город только тогда, когда убедится, что с Катериной все в порядке, насколько это возможно.

И спустя еще полгода первой на свою свадьбу она пригласит именно ее.

– Мама Катя, ты будешь рядом?

– Всегда, девочка моя, всегда…

Мачеха

– Я не понимаю, что ей нужно! Сыта, одета, обута, все есть! Так почему она так себя ведет? Почему такое отношение? – Жанна швырнула недоглаженную рубашку на диван, села рядом с мужем и взяла его за руку. – Олег, с этим нужно что-то делать. Я не могу разорваться. У меня Антон. И все время, которое я трачу на Полинины выходки, я могла бы провести с ним! Помоги мне!

– Чем? Чем мне тебе помочь? Я детей почти не вижу. И поменять график, ты сама знаешь, не могу. Только увольняться. Но в этом случае, пока я не найду другую работу, не будет возможности дать Антону то, что нужно.

– Нет! Это не выход! Сам знаешь, что если сейчас остановиться, то все пойдет прахом. И толку тогда от этих трех лет, которые мы потратили? Все вернется. Осталось всего ничего, и он будет почти нормальный.

– Он нормальный! – Олег отбросил руку жены и встал. – Чтобы я этого больше не слышал!

– Да-да, прости! Я хотела сказать… – Жанна уткнулась лицом в рубашку мужа и все-таки разревелась.

– Не плачь, не надо, – Олег поднял жену на ноги и обнял. – Я поговорю с Полиной. Но и ты мне кое-что пообещай.

– Что?

– Не придирайся к ней сильно. Я понимаю, что она тебе не родная, но ведь именно ты ее растила столько лет. Неужели ничего не дергает? Ты очень хорошо постаралась. Грех жаловаться. Поля хорошо воспитана и все такое. Может, просто возраст такой? Говорят, что все подростки немного того. Может, просто дать ей время?

– Тогда я стану «того»… Олег, я стараюсь, но у меня уже совсем сил нет.

– Я понял…

Полина слышала, как говорили родители в гостиной, но слов было не разобрать. Она молча складывала детальки от конструктора перед братом и думала о том, что Жанна снова нажаловалась на нее отцу. А это значит, что вместо того, чтобы провести пару часов за разговорами обо всем, что скопилось за эту неделю, придется выслушивать очередную лекцию о поведении и ответственности. Отец будет расстроен, а потом снова уедет в рейс. И так и не получится ему рассказать о Матвее. О том, что он ее провожал, и о том, что девчонки на нее за это взъелись. Полина вздохнула. Отец точно посоветовал бы что-то дельное. Он всегда ее понимал. А с тех пор как уехала Оксанка, так и вовсе остался единственным, с кем можно было поговорить. Кроме Оксаны подруг у Полины не было. Она усмехнулась, вспомнив, как они познакомились.

– Что, самая крутая здесь?

– А то!

– Забыла об этом и уступила место!

– Тапки уронить?

Свидетелем этой сцены был весь класс. Полина тогда не поняла сначала, почему новенькая, которая пришла в начале года, вдруг решила проверить границы. Это потом Оксанка объяснила ей, что двум красивым тесно на одной площади. И выхода только два. Либо драться, либо дружить. Они выбрали второе.

Полина и правда была очень красивой девочкой. Яркая внешность досталась ей от матери. Глядя на фотографии мамы, Поля представляла, как они смотрелись бы вместе сейчас. Как две сестры, наверное. И это было бы здорово… Но мамы не стало, когда Полине исполнилось всего три года. Слишком мало времени, слишком мало мамы рядом… Это страшно бесило Полю, ведь она мать почти не помнила. А стоило напрячь память, чтобы хотя бы попытаться поймать за кончик любое воспоминание о маме, как тут же в голове начинал звучать голос Жанны. Ее интонации, ее манера. И ничего от матери…

Жанна воспитывала ее с тех пор, как Полине исполнилось четыре. Отец, всего полгода спустя после ухода матери Полины, познакомился с молодой, симпатичной медсестрой из детской поликлиники. И именно Полина их и познакомила, сама того не желая. Жанна пришла к температурящей девочке по поручению участкового педиатра.

– Там отец один девочку поднимает. И помочь некому. Я уколы назначила. Как бы до воспаления не допрыгались.

Жанна пришла. И осталась. Сначала на ночь с Полиной, потому что температура не спадала, а потом и насовсем.

Полина подвинула ближе коробку с инструкцией и протянула брату спрятавшуюся за ее учебником детальку.

– Держи!

Антон вскинул на нее такие же как у отца карие, как любимый горький шоколад, глаза и спросил:

– Ты чего такая грустная?

– Да так. Настроение плохое.

– Что сделать, чтобы было хорошее? Хочешь, я спою?

– Ой, не надо! – Полина невольно рассмеялась.

Певец из Антона был так себе. Какие-то медведи с очень большими мягкими лапами проходили мимо, когда он решил появиться на свет. И хотя они хорошо поработали, петь Антон почему-то любил больше всего на свете. И Полине ничего не оставалось, как покорно слушать и восхищаться, когда брат был помладше. На ее счастье, Антошка рос не вредным и очень быстро понял, что его вокальные упражнения доставляют мало удовольствия сестре. Концерты, которые он раньше тщательно готовил и «давал» с удивительной для его возраста регулярностью, прекратились. И теперь он лишь изредка подначивал сестру, спрашивая, не хочет ли она послушать очередную арию, только когда видел, что настроения у Полины нет.

– По Оксанке скучаешь?

– Ага. И не только.

– Мама опять наругала?

– Антон!

– Что?! Я просто слышал.

– Почему не спал?

– Выспался уже к тому времени. А вы говорили громко. Что опять не поделили?

– Ничего.

Полина отвернулась, стараясь, чтобы брат не увидел, как блеснули непрошеные слезы. Ну вот почему так? Она же ничего плохого не сделала! Просто сказала Жанне, что завтра контрольная по физике. И ей нужно готовиться. А посуда может и подождать. Ерунда какая! Устраивать бурю в стакане воды из-за такой глупости! Да, может быть, она слишком резко ответила Жанне, но та тоже хороша! Антон ей, значит, сын, а она… Полина закусила губу. Почему она одна? Почему мама так рано… Если бы Антон был маминым ребенком, то она бы никогда не разделяла их с Полиной. Как можно делить детей на любимых и не очень? Хотя как раз это Оксанка ей когда-то объясняла.

– Забей! Даже с родными детьми такое сплошь и рядом. Вон у меня мать сестру младшую любит без памяти, а я так… Погулять вышла. И что? Мне теперь из-за этого рыдать? Ага, разбежалась! А ты загоняешь, я точно говорю. У вас хоть понятно все. Ты – здоровая, брат – больной. И все правильно. Ему внимание, а с тебя спроса больше.

– А мне внимания не надо? – Полина обиженно сопела, глядя на подругу. Вот уж кто бы должен был понять, а и тут облом и лекции о пользе семейных отношений!

– И тебе надо. Только Жаннка твоя тоже не железная. Ей бы с одним справиться. А ты хочешь, чтобы она еще и вокруг тебя танцы с бубнами сплясала. И давай начистоту – она что, злобная мачеха, которая тебя в лес за подснежниками отправляет каждый день?

– Нет…

– Вот и не возникай! Подумаешь, проблема, с пацаном погулять или за хлебом сбегать.

– Да ты вообще не поняла, о чем я! – Полина злилась.

– Все я поняла. Пожалеть надо? У тебя есть я для этого. А Жанна… Поль, она и не должна тебя любить. Понимаешь? – голос Оксаны менялся. – Не каждая может чужого ребенка принять как своего. Да еще если свой больной.

– Как думаешь, она злится на меня за то, что я здоровая? – Полина выдавала то, о чем думала все время, но чем поделиться ни с кем не решалась.

– Не знаю. Может, и есть такое. А может, и нет. В голову же не заглянешь? Одно могу тебе сказать точно. Она не самый худший вариант.

– Почему так думаешь?

– А вот поэтому! – Оксана легонько касалась пальцем новеньких золотых сережек в ушах Полины.

Сережки были подарком отца и Жанны ко дню рождения. Полина давно мечтала о них, но даже не заикалась, зная, сколько они стоят. Только раз, проходя мимо ювелирного магазина в торговом центре, она запнулась и несколько секунд разглядывала их на витрине.

– Нравятся? – Жанна, проскочив вперед, вернулась, толкая перед собой коляску с Антоном.

– Нет! – Полина, резко отвернувшись от витрины, зашагала дальше, не заметив, как мачеха покачала головой ей вслед.

Красную коробочку в форме сердечка Полина нашла возле подушки рано утром в день своего рождения. Она долго сидела, держа ее в руках и не решаясь открыть. Все еще спали, и только Антошка беспокойно посапывал, пытаясь одолеть кого-то во сне. А потом он завозился, открыл глаза и тут же повернулся в сторону сестры.

– Уже посмотрела? – ревниво прищурился он.

– Нет еще.

– Так открывай! Я уже проснулся.

Улыбнувшись на такое бесхитростное замечание, Полина открыла коробочку и ахнула. Это были те самые сережки, которые так ей понравились.

– Танцующие… забыл, как называются. Ну, камешки вот эти.

– Бриллианты.

– Да! Нравятся? – Антон подтянулся на руках и сел.

– Очень… – Полина вдруг почувствовала, как защипало в носу.

– Эй! Ты что?! Плакать собралась? Нельзя! У тебя же днюха! – Антон дернулся было к сестре, но тут же упал обратно на подушку. – А мы с мамой старались…

– Ну что ты! – Полина сжала коробочку и вскочила с кровати. – Я не плачу! Даже не думала! Подожди, вот сейчас примерю, и ты мне скажешь, красиво или нет.

Полина не знала, откуда отец с Жанной взяли столько денег, чтобы сделать ей такой дорогой подарок. Но факт оставался фактом – маленькие блестящие камешки теперь «танцевали» на ее ушах. Так что Оксанка была в чем-то права.

Полина вздрогнула, когда отец открыл дверь в детскую.

– Поля, можно тебя на минутку?

Антон оглянулся на отца и тут же взял за руку Полину.

– Плакать не будешь?

Поля покачала головой и вышла вслед за отцом из комнаты.

Они сидели на кухне молча, глядя, как над чашками с чаем поднимается такой уютный парок. Но почему-то Полине было вовсе не уютно сейчас. Ей хотелось просто сбежать куда подальше, чтобы не сидеть вот так, не находя ни слов, ни желания говорить, рядом с единственным человеком, который, может быть, понял бы, что с ней творится.

– Поля… – Олег поднял голову, но тут же осекся. Почему-то ему на мгновение показалось, что это вовсе не Полина, а ее мать сидит сейчас напротив, боясь поднять глаза. Когда его девочка успела так вырасти? И почему он раньше не замечал, как она похожа на свою мать, Марину…

Их знакомство до свадьбы было таким коротким, а совместной жизни отмерено было всего ничего. Тоненькую, стройную девчонку, поскользнувшуюся на скользком пирсе, он на руках нес через весь пляж к скорой.

– А ты сильный! Спасибо! – улыбнулась ему Марина, и голова у Олега закружилась непонятно почему.

Глядя вслед отъезжающей скорой, он вдруг спохватился, что не взял у девчонки ни телефона, ни адреса. И уже через полчаса бегал по коридорам местной больницы, разыскивая незнакомку.

– Долго ты! – звонкий голос остановил его посреди коридора, и он, уставившись на белый сапожок гипса на ноге своей будущей жены, впервые в жизни растерял все слова.

Поженились они спустя полгода. Марина прилетела к нему, оставив в родном городе маму и бабушку.

– Теперь моя семья – это ты.

Короткая семейная жизнь, рождение дочки и такой нелепый, несправедливый и страшный в своей простоте уход Марины что-то сломали в нем. Олег до сих пор помнил, как его догнал на трассе знакомый дальнобойщик.

– Что с рацией у тебя?!

– Да пес его знает. Барахлит что-то.

– Возвращайся. Я сменщика тебе привез. Домой тебе надо. Хорошо, что недалеко ты успел…

А потом Олег сидел на лавочке у подъезда, качая на руках дочку, которую передала ему соседка, и без конца повторял:

– Она же никогда не жаловалась на сердце…

Полинка сонно жмурилась, еще не зная, что ее жизнь только что разделилась на до и после.

– Поля… – Олег протянул руку и поймал тонкие пальцы дочери.

– Что, пап? Ругаться будешь?

– Нет, – Олег вдруг понял, что сил на выяснение отношений у него совершенно нет. – Спросить хотел…

– Что? – Полина настороженно нахмурилась.

– Как дела, что ли…

Глядя, как ревет его такая взрослая дочь, Олег понимал, что еще немного – и разревется он сам. Он не понимал, как себя вести с Полиной, что ей сказать или как помочь. Он только чувствовал, что выбирать между женой и дочерью он не сможет. А это значит, что нужно как-то налаживать отношения между ними, если это еще возможно.

– Пап… – Полина вытерла наконец глаза и посмотрела на отца. – Ты прости меня. Я постараюсь!

– Ладно. Ты это… Давай. Расскажи мне лучше, как дела у тебя в школе? И Оксанка как? Пишет? Что там ее бабушка? Лучше? Когда подруга твоя вернется-то?

– Не скоро. Там совсем все печально, пап. И Оксанка там, похоже, застряла надолго. Мать сказала, что бабушка – это Оксанкин крест. Она ее растила, вот теперь Оксанке и досматривать.

– А Оксана что?

– А ничего. Молодец она. Не то что я, – Полина грустно усмехнулась. – Умудряется и учиться, и горшки выносить. Фырчит, конечно, но больше для порядка. И скучает…

– А ты?

– Я тоже скучаю… Пап, почему так? Почему от меня уходят все, кого я люблю?

Олег почувствовал, как дернуло судорогой пальцы, которые сжимали кружку.

– Поля! Это не так!

– А как, пап? Мама, Оксанка… Кто следующий?

– Никто, все будем рядом, – Олег в упор смотрел на дочь. – Даже думать не смей на эту тему, поняла меня?

Полина кивнула, но Олег видел, что мысли эти никуда от нее не ушли. Не зная, как отогнать то, что мрачной дымкой повисло в воздухе, он оглянулся на дверь и шепнул:

– А что там у тебя с этим… Как его? Матвей?

Глядя, как покраснела Полина, Олег чуть улыбнулся. Вот, кажется, найдена нужная тема. Увидев такой знакомый жест, которым Полина отмахнулась от его расспросов, Олег чуть расслабился и откинулся на стуле: