Текст книги "Тусовки 6 «Б»"

– Тоже мне взрослые! – фыркнула Кристина.

– А ты, Бомбина, уведи нас отсюда, если нам здесь не подходят разговоры.

Кирилл с Кристиной прекрасно знали: не уведет ни за что! Ей самой очень нравится все это обсуждать. Любому интересно поговорить про любовь, про измены, про ревность. Кто утверждает, что безразличен к таким разговорам, тот, скорее всего, притворяется.

– Предупреждаю вас в последний раз – ведите себя прилично! Голоса не подавайте! – Гувернантка погрозила воспитанникам пальцем. А ее верный друг, самый умный Гриша, погрозил им кулаком. Они не испугались, но замолчали.

– Профессор, – кокетливо улыбнулась Бомбина, – а какое у меня будущее?

Самый умный Гриша заметил ее кокетство и уже почти обиделся на свою ненаглядную Бомбину:

– Нечего к нему приставать, будущее твое и так ясно.

Все хихикнули, Лидка бестактно сказала:

– Самый умный тоже иногда глупый.

Профессор заглянул в книгу:

– Твое будущее, Бомбина, в непроглядном тумане. Может быть, потому, что у тебя такое необычное имя. Но я все же кое-что вижу. Сейчас ты гувернантка, а потом будешь… – он замолчал, но шестой класс нетерпелив:

– Училкой! Ежу понятно!

– Любит воспитывать!

– И Гришу без конца одергивает! – это опять Лидка Князева.

– Никто меня не одергивает, – Гриша гордо расправил плечи, – Бомбина старше, вот я ее и слушаюсь.

Это тоже было бестактностью: кто же напоминает девушке про возраст? Тем более – Бомбине: для нее разница в возрасте между ней и Гришей – больное место. Многие видели, как недавно она сидела на скамейке и рыдала. Гриша подбежал: «Что случилось, что случилось, Бомбина? Скажи, кто тебя обидел, и он будет иметь дело со мной». Она протянула ему книгу, на обложке было написано: «Трагедия стареющей красавицы. Женский роман».

– Она была старше него, и он ушел к молоденькой! Ненавижу! – Бомбина опять зарыдала. Книга была закапана слезами.

– Бомбина! Не рыдай! Ты выглядишь гораздо моложе своих лет! Тебе не дашь шестнадцати! Ты совершенно юная, на вид тебе лет четырнадцать!

Гриша обнимал ее за плечи, вытирал ей ладонью слезы. Но она не унималась:

– Ты сам признаешь, что шестнадцать – это много! Но если много, то оставь меня и не будь со мной! Ты на целых четыре года моложе! Покинь меня, как Виктор из этой книги покинул Сусанну! Она тоже была на четыре года старше Виктора!

Пришлось самому умному в очередной раз давать клятвы: «Никогда не разлюблю», «Молодо выглядишь». И еще: «Я занимаюсь спортом, пою в группе „Пульс собаки“, учусь почти на все пятерки. От таких перегрузок я быстро состарюсь. А ты, Бомбиночка, целыми днями на бульваре с твоими воспитанниками, свежий воздух, цвет лица… И учишься средне, не переутомляешься. Ты не потеряешь свою свежесть и юный вид никогда!»

В тот раз самому умному Грише удалось успокоить свою подругу Бомбину. Но сегодня здесь, на Лунном бульваре, он допустил непростительный промах, Гриша сказал: «Бомбина старше, вот я ее и слушаюсь».

– Во дает! – завопила Лидка. – А я всегда говорила: не подходит тебе десятиклассница Бомбина! Она тебе в мамы годится! Девушка должна быть моложе года на два – тогда это пара.

– За «маму» получи! – Кирилл кинул в Лидку Князеву ледышкой и попал в лоб.

Лидка заверещала:

– Ребенка на меня натравила! Злишься, значит – правда! А правду многие не любят!

Оля наслаждалась спектаклем, глаза ее горели. Потом она спросила:

– А кем же все-таки будет Бомбина, когда вырастет? Училкой? Или завучем?

Лидка вытирала лоб платочком, ее лицо выражало довольно сложную мысль: «Кинуть в человека ледышкой может любой обормот, а достать из кармана нежный кружевной платочек и вытереть лицо может только утонченная воспитанная барышня».

– Бомбина уже выросла, – ехидно заметила Князева, – взрослая тетя.

Но Юлий Цезаревич не обратил внимание на эти слова, он сказал, что хотел:

– Бомбина станет стюардессой на дальних авиалиниях: Москва – Канберра, Москва – Вашингтон, Москва – Новая Зеландия, какая там столица, забыл.

– Этого не может быть, – сказал Гриша, – Бомбина до полусмерти боится высоты. Ее родители из-за этого сменили квартиру, чтобы жить на первом этаже. Никто не хочет на первом, а им пришлось. Бомбина не могла жить на девятом – не спала, не ела, а уж уроки вообще не учила. Полеты на самолете исключены.

– Прокололся ты, Профессор Кислых щей, – радовался Леха. Он недолюбливал Юлия Цезаревича без всякой причины. Впрочем, причина, разумеется, была, но Леха скрывал ее от всех. И даже от самого себя таил, как случается иногда у сложных людей с тонкой душевной организацией.

31. Тайна почти раскрыта

Юна шла по Лунному бульвару и тихо улыбалась: «Как красиво кругом – голые березы, наглые воробьи, серое небо. Но все зависит от настроения: хорошее настроение – и сразу во всем видишь красоту: и в серых тучах, и в обнаженных черных ветках, и в мокрых дорожках. А уж воробьи – вообще украшение аллеи Умных разговоров», – так рассуждала про себя девочка с необыкновенным именем Юна.

Она подтолкнула ногой ледышку, которая полетела вдоль дорожки, потом села на скамейку и включила плеер. Группа «Свистулька» запела песню про загадку:

 
Ты девочка-загадка,
Всегда неуловимая,
Я не нашел отгадки,
Со мной играешь в прятки,
Но все равно любимая.
 

Песня кончилась, она сняла наушники и услышала разговор, который ее заинтересовал:

– Красивые девушки не бывают счастливыми, – сказала старуха Кутузовна. – Лично я сделала такое жизненное наблюдение.

– Почему это? – Суворовна не поверила сестре. – Красота, наоборот, привлекает. Их больше любят, этих красоток.

– В этом-то и беда: сначала их любят, от них восторг и восхищение, а потом счастья нет. А почему? Я много об этом думала и нашла ответ. – Кутузовна говорила громко, она была уверена в своей правоте. – Красивой с детства твердят: «Ты у нас красавица, ты лучше всех». И она имеет большое самомнение. И ждет принца, а его нет, и она обижена, вечно недовольна, обычный человек ее раздражает. Начинаются ссоры, упреки, требования. Вот семья и разваливается.

– А если очень умная? – Суворовна не спорила, она тоже рассуждала. – С ней ему интересно, любой разговор поддержит, гостей развлечет беседой. Умным-то, как думаешь, везет в любви, Кутузовна?

– Да тоже не везет! Умная своим умом подчеркивает его дурость. Разве это понравится мужику? Ты что? У них же гордость! От умной он сам убежит! И от красивой – бегом, как можно дальше.

Юна расстроилась. Получается, что красивой быть плохо, и никакого счастья у красивых не бывает. А мама говорит, что красота спасет мир. И еще мама говорит, что красота – это страшная сила. Получается, что Кутузовна утверждает свое, а мама – свое. Кто врет?

Юна достала из кармана курточки зеркальце: может быть не такая уж она и красивая? Долго разглядывала свое отражение – нежный румянец, небольшой прямой нос, глаза притворяются грустными, а сами хранят какую-то веселую тайну. Губы розовые, и никакой косметики. Лицо свежее, брови тонкие, ресницы темные, пушистые. Нет, все-таки красивая. Придется с этим смириться. Юна вздохнула, в глазах заиграли хулиганские искорки. Она убрала зеркало.

– Скажите, пожалуйста, а у страшненьких всегда бывает счастье? Без проблем? Кутузовна, вы такая умная, я от ваших слов балдею.

– Она от своих слов и сама балдеет, – хихикнула Суворовна, – умная она, как же!

Старушки стали ссориться, как шестиклассницы:

– Много на себя берешь, Кутузовна!

– Выставляешься, Суворовна!

– Ума палата, держите меня!

– Если ты такая распрекрасная, куда девался твой кудрявый Витя? А?

Юна шла по бульвару и думала: «Вот я иду по бульвару. Походка легкая, спина гордая, лицо красивое. И необыкновенное имя. Если честно – походок легких много, прямых спин тоже не так мало на Лунном бульваре. Хорошеньких девчонок сто или двести. А вот имя – это да! Ни у кого такого нет. Сплошные Насти, Кати, Ани, Даши. Ни одной Юны на весь Лунный бульвар, а может быть, на весь Тихонький административный округ. Уникальное имя! Спасибо тому, кто его придумал».

И тут навстречу ей выехал Леха на велосипеде. Он лихо объезжал сугробы, разбрызгивал лужи, загадочно улыбался. Юна отпрыгнула, чтобы грязная вода не попала на курточку, и закричала:

– Кто зимой катается на велосипеде? Ну кто?

– Я! – прокричал Леха и промчался мимо. А ей хотелось, чтобы он спрыгнул со своей лихой машины и остался здесь. Он бы ей грубил, обзывал бы ее жабой или обезьяной, проявлял бы полное безразличие к ее красоте. Это было бы прекрасно и вселяло бы светлые надежды. Но Леха умчался, рассекая лужи, как теплоход реку. На прощание он, правда, обернулся и показал язык. Юна повеселела и тут же сделала грустное лицо.

Подошла Лидка Князева:

– Стоит одна, как сыч, – поддела Юну Лидка, – а красивая девчонка.

– Не в красоте счастье, – вздохнула Юна. – А в чем оно? Никто не знает.

– В красоте точно нет счастья, – твердо сказала Лидка Князева, – один мужик в журнале «Клава» давал умные советы: «Не внушайте девочке, что она красивая. От этого она станет слишком уверенной в себе, будет надеяться на особенную судьбу. И всю жизнь будет считать себя обиженной и жить в грусти, потому что ей все время будет казаться, что она достойна лучшего». Красивые редко счастливые.

– Кутузовна только что так же говорила! – засмеялась Юна. – Может, она тоже читает твой журнал «Клава»?

– Как она может его читать? – Лидка не понимает шуток. Когда рядом нет Салата, Лидка резко глупеет. – Кутузовна не знает журнала «Клава», журнал дорогой, а она пенсионерка.

А в это время на своей скамейке старушки продолжали беседу:

– Меня в детстве не хвалили, – загрустила Суворовна, – а я все равно высокого мнения лично о себе. А почему? Потому что меня хвалит зеркало. Красивая. И умная само собой, каждому понятно. Ты, Кутузовна, мой интеллект не ценишь. Глупый человек чужой ум презирает.

– Всегда ты тоску нагоняешь, Кутузовна. Не расстраивай меня, прошу по-хорошему. Возьмем к примеру меня. Всю жизнь я верила в свое обаяние и теперь верю.

– А старость, Суворовна? Опомнись!

– Любой возраст для женщины выигрышный. И тем более – поздние сумерки.

– Поздние сумерки! Красиво! – Кутузовна мечтательно смотрела на облака. – Ранние сумерки – это шестьдесят-семьдесят лет. А дальше – поздние.

– Как у нас с тобой, Кутузовна, – Суворовна вздохнула, – красота проходит. Но видны следы былой красоты.

– Красивым счастья нет! – твердо припечатала Кутузовна.

А Лидка Князева тем временем продолжала разговор с Юной. Лидка достала из сумки глянцевый журнал, они сели на скамейку:

– Юна, послушай, что я тебе прочитаю.

«Деньги я начал зарабатывать из-за женщин – очень хотелось произвести впечатление. Но я старался не из-за сварливых и жадных теток, которых хоть в шампанском купай, все равно им кажется, что я где-то припрятал миллион, или слишком много отдыхаю вместо того, чтобы еще больше зарабатывать. Нет, такие на мою жизнь не повлияли. Хищные и глупые, их раскусить не так трудно. Произошла со мной другая история.

В то время я еще не был богатым, о миллионах не мечтал. Средний служащий. И поступила к нам в контору на крошечную должность девчонка. Она отличалась от других семнадцатилетним возрастом и красотой. Жила в пригороде, на работу ездила на электричке. И еще у нее были обкусанные ногти. Ну и однажды, в первый день нового года мы с ней оказались дежурными – работали, когда все были на каникулах. Я пригласил ее пообедать вместе. Это был ресторан. Не роскошный, но все же. Она сидела на краешке стула, каменная. А у меня прекрасное настроение, я болтаю, рассказываю ей, как выгонять пузырьки из шампанского, смеюсь. Я раскован. Она вдруг посмотрела исподлобья и говорит: „Я впервые в жизни в ресторане“. Ни до, ни после не было у меня такой барышни, которая в первый раз в жизни в ресторане. Я сразу почувствовал ответственность, она тяжелая, но и радостная.

А потом шли дни, я показал ей, что такое боулинг, ипподром, Большой театр. Она ко мне привязалась, всему радовалась, радовалась той светской жизни, которую я выдал ей за свою – картинные галереи, театры, встречи, показы…

Когда у меня дела пошли в гору, девочки уже не было в моей жизни. Странно, она умная, красивая, а богатство и тусовочная жизнь оказались ей не нужны. Это не ее.

Встретил ее недавно – вышла замуж за пригородного ботаника. Выглядит посредственно: более чем скромный наряд и по-прежнему неухоженные руки. Единственное мое желание – отвести ее в приличный салон и купить нормальную одежду.

Но каждый новый ноль в моих деньгах посвящен тому взгляду исподлобья и ее словам про ресторан. Только из-за нее я стал серьезно работать и приобрел все, что имею. А тратить деньги меня научила совсем другая дама. Это труднее, чем зарабатывать, если тратить с толком и со вкусом. Она мне втолковала, что я всегда должен выглядеть безупречно. А это и костюмы, и марка машины, и вилла – все лучшее, дорогое, престижное. Может быть, для такой роли женщине необходим не ум, не красота, а особый характер?»

Лидка закрыла журнал.

Юна сказала:

– В двух словах: не люби хорошую, а выбирай стерву. Так?

– Понимать надо в комплексе, – непонятно ответила Лидка, – но в общем, да. Красивая, умная, хорошая девочка не удержала любовь.

Они еще посидели и разошлись.

На следующий день Юна уже не случайно оказалась на аллее Главных тусовок.

Задушевный разговор был в разгаре:

– Сейчас красное никто не носит.

– А черное?

– Тем более никто не носит.

– Агата, откуда ты-то знаешь? Ставишь из себя модель!

– Мамина подруга Настя – самая стильная женщина в их редакции.

– И какой цвет носят? Что говорит стильная Настя?

– Любой, но чтобы все было открыто – голые плечи, голые колени.

Девчонки завертелись, оглядывали Агату. Белая курточка, из кармана торчит синяя шапка. Брючки синие, сапоги белые. Все подходит, но не в стиле маминой подруги.

– А что же ты отстаешь, Агата? Другим лекции читаешь, а сама?

– Маму не переубедить, разве она даст мне носить такие одежки?

Пришел Профессор кислых щей, сел на скамейку. Агата сразу подсела к нему:

– Юлий Цезаревич, срочно предскажи мне ближайшее будущее! Меня интересует этот четверг, Профессор! Только не темни, скажи ясно и понятно. Хорошо? – и ласково заглянула ему в глаза.

Он стал листать толстую книгу, на обложке золотая надпись «Имялогия». Он склонился над книгой, углубился в чтение, никого не слышал и не видел. В это время шестой «Б» продолжал разговоры.

– Так вот почему Ленка-ашница ходит по школе в джемпере, одно плечо голое, как будто нечаянно. Сползла кофточка, что делать бедной Ленке?

– А еще Ленка сказала, что она носит настоящий лифчик, – Лидка даже покраснела от возмущения, – ну кто ей поверит?

Но тут Анюта балетная сказала:

– Я хожу в бассейн «Уточка», и Ленка туда ходит. Девочки, про лифчик – правда. Я сама видела.

Все помолчали – переживали новость.

Профессор захлопнул свою огромную книгу:

– Агата! Ты спрашивала у меня, что будет с тобой в четверг? Все в четверг исполнится. Именно в четверг в семь часов. Кого хочешь встретить – встретишь. Кого не хочешь видеть – не увидишь. Все срастется, как в мечте!

– Ура! – вырвалось у Агаты.

Леха почувствовал тревогу:

– Да с кем она встретится? Что ты, Профессор, напускаешь туману?

– Это ее дело, – буркнул Юлий Цезаревич.

– Это мое дело, – хмыкнула Агата.

«Сейчас будет скандал, – обрадовалась Лидка Князева, – а может быть, даже драка».

Но тут Оля затронула щекотливую тему:

– Профессор, а почему ты ничего не предсказываешь Юне? Ей, наверное, тоже хочется знать свое ближайшее будущее. Правда, Юна?

– Профессор не сможет ничего мне предсказать, – ответила Юна и ослепительно улыбнулась.

Агата загляделась на нее – ровные белые зубы, ямочки на щеках, глаза блестят. «Какая красивая», – подумала Агата, но заметила, что Леха тоже любуется Юной, и подумала: «Ну и страшная же, хуже Князевой, хуже Ленки-ашницы».

– Он по именам предсказывает. А мое имя совсем не Юна. Имя Юна я придумала для красоты.

– У!

– А!

– Э!

Так реагировал шестой «Б» на эту новость. И еще так:

– Выдумала имя!

– А зачем?

– Скрывалась под чужим именем! Как преступный элемент!

– А как тебя зовут на самом деле?

– Да! Фишка в том – как тебя зовут по-настоящему?

– Галя, – тихо сказала она.

– Галя! Всего лишь Галя!

– Галка-Палка-Зажигалка! – крикнул Барбосов.

– Не идиотничай! – сказал Юлий Цезаревич.

– Зато Барбосик разрядил обстановку, – Надя-Сфинкс снова на стороне Барбосова.

– Теперь предсказывай, – Юна требовательно смотрела на Юлия Цезаревича, – никаких отговорок. Ты знаешь мое настоящее имя. Я Галя. Гале можешь предсказать, Профессор?

Он смущенно улыбался. Потом открыл книгу и долго в нее смотрел, потом подумал и сказал:

– Галя! Ты скоро сыграешь самую важную роль, исполнится твоя заветная мечта. Ты довольна?

– А когда? Главную роль – когда? – весело допытывалась Юна. – Не хочу ждать сто лет или даже один год. Когда же я ее сыграю?

Он потом признался:

– Точную дату не знаю.

– У-у! – разочарованно загудели все. – Э-эх!

– Так неточно и я мог предсказать, – кричал Леха, – безо всякой науки, безо всякой книги.

На Леху Юлий Цезаревич не обратил внимания. Но тут бывшая Юна сказала:

– Хочу знать – когда получу то, о чем мечтаю – главную роль! Скажи!

– В пятницу! – раздался голос из куста. И к ним вышел пес Степа.

– Степа! Откуда ты знаешь?

– Интуиция, – Степа важно оглядел их. Потом он улегся под лавку и оттуда сообщил: – Вадимыча видел на аллее Случайных встреч.

– Спектакль!

– В пятницу!

– У меня главная роль! – наперебой кричали все.

У кого главная роль на самом деле? Этого не знал никто.

32. Салат вернулся

Лидка Князева брела по бульвару. Она увидела Олю с Артемом. Потом встретила Сергея с Варварой: шли рядышком, слушали песню, у нее один наушник, у него – другой. Еще ей попался Леха, он все время оглядывался, искал Юну, то есть Галку. Лидка совсем расстроилась: «Ну почему все с мальчишками, а я одна? Это несправедливо, Юна, то есть Галка, ничем не лучше меня. У меня обаяния не меньше. Правда, оно уменьшается, когда Салатика нет рядом».

Лидка сама не заметила, как позвала вслух:

– Салат, вернись!

– А я как раз вернулся! – Салат, самый настоящий, в новых джинсах и в кожаной куртке шел ей навстречу.

– Салатик! Какое счастье! – Она кинулась к нему, расцеловала его круглое лицо и сразу стала ругаться:

– Не звонил! Сто лет не присылал ни одной эсэмэски!

Лидка забыла все, о чем говорили умные женщины на собраниях бывших обиженных. Все вылетело из головы у Лидки. А вспомнить было бы полезно.

Как-то редакторша стала рассказывать про своего мужа:

– Он такой необязательный. Никак не приучу его к ответственности. Вот, например, вчера ушел прогуляться и сказал: «Вернусь к ужину». Я жду. На часах семь, восемь, а его нет. И не звонит. В одиннадцать явился. Я, конечно, устроила скандал: «Где ты был? Я вся испереживалась! Ты меня до инфаркта доведешь!» И ведь я права, а он обиделся, есть не стал, ушел к себе в комнату. У мужчин это принято: сам обидел, сам же обиделся. Какие они все черствые! Не умеют признать свою вину, а уж об извинениях и речи нет!

Редакторша надеялась, что ее здесь, в клубе, поймут и поддержат. И все поддержали:

– Мой тоже такой! Совсем обо мне не думает!

– Я с ума схожу, когда он задерживается где-то. Мало ли несчастных случаев? И такие страшные картины представляются, пока его ждешь!

– Мой дорогой муж тоже нервы мне мотает. Еще как! – Сиреневая вздохнула, а Сильная сказала:

– Нельзя сразу налетать с упреками. А то ему не захочется возвращаться домой, он еще дольше будет где-то слоняться. Там, где его не пилят.

– Но ведь наболело! – воскликнула редакторша.

Лидка помнила этот разговор. Главное в нем помнила: не налетай сразу на человека, не встречай его с порога упреками и требованиями о гуманном отношении к тебе. Помнила Лидка, а сейчас забыла.

Тот разговор в клубе вообще был очень нужным и взрослым, и девочкам. Сильная повторила:

– Никогда не набрасывайся на него с упреками сразу. Сначала покажи, что ты рада его видеть. Потом накорми, потом дай ему спокойно и молча посидеть и подумать о своем. И вообще – нельзя мстить человеку за свои волнения.

После этого монолога Сильная некоторое время сидела молча, прикрыв глаза. Она, наверное, грустила о том, что все про жизнь понимала правильно, а жила совсем по-другому. И в итоге осталась одна. А раньше, когда у нее был муж, она во всех неурядицах винила только его.

Лидка тогда даже в тетрадку записала: «Не пили, а накорми». В этом была вся суть. Но Лидка забыла умные советы умной женщины и набросилась на Салата:

– Как ты мог? Ни звонка, ничего! А я жду! Все меня доводят, смеются, что я одна мотаюсь по Лунному бульвару.

– Лида! Но ты же не одна! Я вот он!

Она держала своего Салата за руку, радостно смотрела на него, но все равно ворчала:

– Сюрпризы еще какие-то! Одни обиды от них!

– Ну что ты, Лида! Сюрприз – это классно. Особенно сюрпризы кулинаров. Один француз изобрел омлет «Сюрприз». Знаешь какой? Подают к столу горячий омлет, а внутри у омлета мороженое, холодное и нисколько не подтаявшее. Представляешь?

– Это бред, – не поверила Лидка. – В горячем мороженое растает. Оно даже в руке тает. А ты нарочно врешь, хитрый ты, Салат. Но и я не дурочка.

– А вот и не вру, – смеялся он, – весь секрет в скорости! Омлет «Сюрприз» жарят мгновенно, мороженое не успевает даже почувствовать тепло. Раз! И готов сюрприз! Пожалуйста, угощайтесь.

Лидка поверила и притихла.

– Лида, приглашаю тебя в кафе «Тройка». Отметим мое возвращение. Пошли?

– Конечно.

Он ждал, что они, взявшись за руки, дружно зашагают в сторону «Тройки», где любят собираться не только троечники, но и разные отличники и даже золотые медалисты. Но Лидка стояла на месте, опустив голову.

– О чем ты задумалась, Лида?

– Не будешь надо мной смеяться? Дай честное слово специалиста по холодным закускам!

– Честное слово? Хоть два, – веселился он. Как ему нравится Лида, такая непосредственная и свободная.

– Слушай, Салат. Мне очень хочется пройтись с тобой по главной аллее Лунного бульвара. А потом – по дорожке Сложных отношений, по площадке Случайных встреч. Ну и еще прошли бы по тропе Счастливых совпадений.

– Лида, объясни, зачем нам ходить кругами по всему бульвару? Пошли сразу в кафе, посидим, поговорим, посмотрим друг на друга. Закажем что-нибудь вкусное.

Она ловко перевела разговор на другую тему:

– А ты, Салат, так и не ответил, почему ты появился внезапно. Не позвонил, не предупредил.

– Я же объясняю – кулинары любят сюрпризы, я хотел явиться внезапно и встретить тебя на Лунном бульваре. И чтобы ты удивилась, обрадовалась и закричала: «Салат вернулся!» Я об этом мечтал в Париже и в самолете, когда летел домой. Глупо, да?

– Ничего глупого, – Лидка с нежностью прижалась к нему. – Ты еще вырос, Салатик, – мурлыкала Лидка. Она взяла его под руку и повела по всем дорожкам, площадкам и аллеям бульвара.

– Я так рад тебя видеть, Лида. Только не пойму, зачем ты выгуливаешь меня по всему бульвару.

– Ты давно здесь не был, – Лидка заговаривала ему зубы. – Одно дело какой-то Париж, а совсем другое – наш родной бульвар. Вон сидят старушки, Суворовна и Кутузовна. А вон идет красавица колли Лейла и ее хозяйка – не красавица.

Он смотрел по сторонам, вежливо кивнул старушкам.

– Перевоспитали его за границей, – Суворовна забыла, что Салатик и раньше был довольно вежливым. А Кутузовна врубила плеер. В наушниках звучала песня:

 
А я доверчивая, привязчивая и глупая,
Хожу за тобой, как пес.
И ты мне верен и предан,
Ты тоже доверчивый дурачок.
Мы – самые умные люди на свете.
 

Лидка спросила:

– А у вас там, в этом Париже, был конкурс? Какое место ты занял, Салат?

– Первое место, – гордо сказал он, но тут же скромно добавил: – Среди юниоров.

– Кто такие юниоры? Самые лучшие?

– Самые молодые, – честно ответил он, – до восемнадцати лет. А в жюри сидели самые опытные кулинары из разных стран. И мой салат признали самым лучшим.

– Здорово! Пошли дальше, – Лидка потянула Салата за собой. Тут она догадалась, о чем он хочет говорить и попросила: – Расскажи про свой салат, ну пожалуйста.

И он стал рассказывать.

– Значит так. Берем яблоко, несколько листиков свежей капусты. Горстку изюма, три киви, вареное яйцо, две веточки укропа, банан и очищенный лимон. Измельчаем все на доске, выкладываем в миску.

– Дальше не говори, – радостно перебила Лидка, – заправляем майонезом «Провансаль»!

– А вот и нет! Не люблю майонез, он всему придает одинаковый вкус. Заправку изобрел я сам. Сметана, ложечка горчицы, сахар по вкусу, лимонный сок. Заправили, салат готов!

– Даже слушать вкусно! – Лидка опять поцеловала его в щеку.

– Долго еще мы будем прогуливаться? Честно говоря, хочется поскорее в «Тройку».

– Скоро, скоро, Салатик. Расскажи мне еще про какую-нибудь необычную холодную закуску. Или, хочешь, я тебе расскажу? Стихотворение, слушай:

 
Возьмите сто граммов селедки и перца, и кваса,
Зеленый горошек и ломтик холодного мяса,
Нарежьте морковки, лука, укропа с иссопом,
Смешайте затем, апельсиновым сбрызните соком —
Весь секрет. Готов винегрет!
 

– Ну Лида! Какой рецепт! Да в стихах! Неужели сама сочинила?

– Списала из журнала, – призналась она, – и выучила наизусть к твоему приезду, Салатик.

Он обнял ее и расцеловал. И снова Лидка и Салат шагали по бульвару.

Они встретили литераторшу Курицу и математичку Клизму. Учительницы шли и негромко разговаривали.

– Наши училки, – шепнула Салату Лидка и выпустила его руку, – перетирают нашу успеваемость и, конечно, дисциплину. О чем еще им говорить-то?

Но учительницы разговаривали вовсе не о шестом классе «Б». Они говорили не об оценках, не о контрольных. Не о педсоветах. Они говорили о коте Рыжике.

– Он такой возвышенный! Так тонко чувствует оттенки слов. – Клизма очень умная, у нее железная логика. Но, когда речь заходит о котике Рыжике, она теряет большую часть своего интеллекта. – Он абсолютно точно улавливает настроение!

– Ваше? – простодушно спросила Курица.

– Свое! – ответила Клизма. Не уловила иронии, любовь к Рыжику опять лишила Клизму проницательности.

Лидка услышала разговор учительниц, толкнула Салата в бок и тихонько засмеялась, прикрываясь шарфиком.

– Наша математичка без ума от своего кота, – шепнула Лидка Салату, – а литераторша Курица, слышишь, ехидничает. Пошли теперь сюда, к кондитерской палатке, – он покорно двинулся за ней.

Лидка знала, что девчонок они там обязательно встретят.

– Пошли к палатке, мне так хочется сладкого! – по дороге уговаривала она.

Он, наконец, догадался, зачем она водит его по бульвару и засмеялся:

– Лида! Мне уже пятнадцать лет, я давно живу на свете. Я лауреат Международного конкурса салатов! Не пытайся меня перехитрить. Я догадался, кого мы ищем.

– Никого мы не ищем, Салатик. Просто гуляем, я хочу, чтобы ты прошелся по нашему Лунному бульвару, посмотрел на его деревья, собак, прохожих.

– И на тусовки зловредных девчонок, – весело добавил он, – которые достают тебя своими ехидными замечаниями.

Она собралась было отпираться, но тут они вышли к палатке «Тянучка» и увидели Агату, Олю, Сфинкса и Варвару, как всегда с тонной косметики на лице. Девочки обсуждали спектакль и ссорились:

– Главную роль Вадимыч обещал мне, – Агата нарочно их дразнит, а никто ей ничего не обещал.

Но они попались:

– Почему обязательно тебе? Я сыграю лучше! – Оля считает себя самой красивой, а кому же должна принадлежать главная роль? Конечно, красавице.

– Ты сыграешь лучше, – хихикает Сфинкс, – репку. Или мышку. А Царевну-лягушку буду играть я.

– Почему это – ты? – Варвара без Сергея бывает скандалисткой. При нем, серьезном и спокойном, скандалить неудобно. – Кто ты такая, Надя-Сфинкс? Что в тебе напоминает Царевну?

– Ну как же? У меня большой рот, как у настоящей лягушки. И у меня зеленые глаза.

– Вот придумала! Глаза у лягушек не зеленые!

– А какие?

– Болотного цвета!

Девчонки ругались до хрипоты. Но вдруг замолчали, забыв о ссоре. Они увидели Лидку Князеву. И они увидели Салата. Лидка и Салат медленно прошли мимо, он обнимал ее за плечи, заглядывал ей в лицо, что-то тихо говорил. А она тихо отвечала.

– Лида! – окликнула ее Агата. – Кого ты хочешь играть в спектакле? Майского жука? Или птичку-синичку?

– Лида будет играть главную роль, – ответил им Салат и помахал на прощание рукой.

А Лидка сказала:

– Мы спешим в кафе «Тройка». Салат получил первую премию на конкурсе салатов в Париже. Вот так!

И они ушли. А девчонки остались с раскрытыми ртами. Так сбылась мечта Лидки Князевой.