Текст книги "Узоры"

17

Роберт сидел во вращающемся кресле посреди лаборатории в полном одиночестве – пытался расслабиться. Он чувствовал, что мозгу необходим отдых, иначе может произойти «перегрузка». С ним такое уже случалось, и не раз: работал по двадцать часов в сутки, забывая о еде и сне.

Незадолго до его появления в институте отметили знаковое событие: была проведена виртуальная телепортация человека с одного полюса Земли на другой.

Перенос осуществлялся в виде светового луча с последующей разверткой трехмерной копии на местности. Связанная с матрицей голографическая копия человека могла существовать вполне автономно и выполнять целый ряд различных манипуляций. Виртуальный хроно-пространственный переброс позволял осуществлять разведывательные функции в труднодоступных местах планеты. Следующим шагом должен был стать хроно-пространственный переброс массы (ХПМ), но это считалось делом весьма отдаленного будущего.

С приходом в лабораторию Роберта Моллза работа заметно оживилась. Идея ХПМ вновь стала звучать актуально, началось строительство нового хроноускорителя. В настоящее время поиск велся в двух направлениях: создание информативно-транспортного скафандра и поиск хроно-пространственных туннелей.

Полюсы планет считались едва ли не единственными, хоть сколько-нибудь изученными транспортными узлами. Именно поэтому для проведения опытных работ был выбран определенный район Арктики.

«Решение проблемы где-то рядом, нужен лишь крохотный толчок! – не мог унять свои мысли Роберт. – Быть может, это единственная реальная возможность вернуться в свой мир, встретиться с Кейт.»

Кейт… Образ возлюбленной предстал перед глазами ясно, как никогда. Роберт сосредоточился на нем, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Постепенно образ Кейт превратился в яркую светящуюся точку.

Наступило странное состояние, которое он особенно ценил, – предощущение озарения. Боясь спугнуть собственные мысли, Роберт нажал кнопку пульта. По светло-голубому экрану лениво проплыли параболы, между ними столбики цифр. Роберт внес в нижнюю строку новые параметры. Красноватая и зеленая параболы приостановились, в замкнутых фигурах появились бреши, изогнутые линии с чудовищной быстротой стали менять свои контуры. Наконец, на экране запульсировали две прямые. Каждая из них превратилась в веер, составленный из красноватых и зеленых тонюсеньких линий.

«Которая из них – ариаднина нить?» – Роберт, словно надеясь на чудо, внимательно, как на какую-то подсказку, всматривался в каждую из представленных линий. Увы, все они были одинаковы по толщине, цвету, длине… Интуиция молчала. Остается единственный выход – усилить мыслительную деятельность искусственным интеллектом компьютера.

Роберт уселся в экспериментальное кресло, надел операторский шлем, присоединил к пальцам клеммы и с удесятеренной силой настроился на образ Кейт. Картинка на экране задрожала, одна за другой стали исчезать волоски-линии. Оставшиеся две прямые встали напротив друг друга и начали медленно сближаться. Вот между ними остался едва различимый разделительный отрезок… Немного «потанцевав» перед ним, линии столкнулись, стали сливаться в одну и укорачиваться, затем превратились в крохотный пунктир, потом в яркую светящуюся точку. Роберт успел подумать: «Вот она – путеводная звезда по имени Кейт!». Крохотная точка стала разрастаться, заполнила собой весь экран, голову Роберта. Он потерял ориентацию, перестал существовать.

Мощный поток света «затопил» мозг. Он растворил в себе все мысли и чувства. Роберт потерял ощущение времени и терпеливо ждал, чем все это кончится. Свет в голове стал менее ярким, через красноватую пелену проступила смутная картинка: устланный ковровой дорожкой коридор корабля. Внезапно видение исчезло. Роберт почувствовал, что он лежит в экспериментальном кресле.

«Обидно! Такое напряжение закончилось ничем, я ничего практически не видел. В последний момент мелькнула какая-то невыразительная картинка: длинный коридор. Скорее всего, эта одна из палуб „Полярной“. Хотя…» Роберт прикрыл глаза и сосредоточился: что-то там было не так, чего-то недоставало. Точно! На полу не было светящихся полос, а на матовом стекле двери было написано «Северная звезда»!

Роберт понял, что вольно или невольно он сделал для себя, а может, и для человечества колоссальное открытие: одна, если вообще не единственная, из возможностей достичь невозможного – объединить воедино чувства и знания.

Это странное, не передаваемое никакими словами ощущение он только что испытал на себе и теперь должен зафиксировать его с помощью конкретных цифр и знаков на языке компа. По силам ли ему такая задача?

Не снимая шлема, Роберт торопливо внес в расчеты несколько новых данных. Не задумываясь, ввел в них новые значки – иероглифы, их написание всплыло само собой.

Задав работу компьютеру, Робби снял с себя все причиндалы, с трудом поднялся с кресла. Вынул из холодильника бутылку воды и осушил ее залпом.

Его размышления прервал Дмитрий Аникин:

– Я был уверен, что застану тебя здесь!

Увидев недовольное лицо шефа, молодой человек извинился и попятился:

– Прости, если помешал. Я могу зайти попозже.

– Пустяки, что там у тебя? – ободряюще улыбнулся Роберт.

– Видишь ли, здесь, на корабле, дочь известного американского ученого Гарри Уилксона. Досточтимый Артем Семенович рассказывал о наших научных достижениях, ты был упомянут как особо одаренный и продвинутый ученый. Оказалось, что последние работы профессора Уилксона велись в этом же направлении. Короче, мисс выразила желание поговорить с тобой.

Роберт пожал плечами. Он лично не был знаком с профессором Уилксоном, но труды его знал и глубоко уважал ученого.

– А кто его дочь? Тоже ученая?

– Нет, актриса, ее имя… э… Нет, не могу вспомнить. Но полагаю, тебе нужно с ней встретиться: невежливо пренебрегать желанием дамы.

– Я должен ей позвонить?

– Лучше передай записку через стюарда. Насколько я знаю, большинство пассажиров, желающих завести знакомство, поступают именно так. Эпистолярный жанр снова в моде.

18

Роберт пришел в бар раньше назначенного времени. Сидя на высоком стуле, он потягивал из высокого стакана витаминный напиток и поглядывал на входную дверь. Ровно в пять часов в зал вошла девушка. Ее фигура, манера двигаться показались до боли знакомыми!

– Джейн! – изумился Роберт.

– Роберт, ты! – увидев спешащего навстречу друга, выдохнула Джейн. Ей хотелось броситься к нему в объятия, но кругом были люди, к тому же она заметила в зале Дональда Палмера: «Нарочно он сюда, что ли, явился?».

Пришлось ограничиться дежурным рукопожатием. Роберт, чувствуя порыв и волнение девушки, наклонился к ее руке и поцеловал пальцы.

Провожаемые внимательным взглядом режиссера друзья сели за маленький столик на двоих.

– Роберт, где ты был все это время, куда запропастился? – торопливо спрашивала Джейн.

– Если помнишь, Александр еще тогда, в госпитале, пообещал вызвать меня к себе и сдержал свое слово.

– Стало быть, теперь ты житель Королевства? Поздравляю! Слышала, ты стал знаменитостью, обласкан вниманием принца… Ты часто видишься с Александром? Он когда-нибудь спрашивал обо мне?

– Один раз спросил, знаю ли я твои координаты.

– Только-то, – горько усмехнулась Джейн.

– Для него и это много, ты же знаешь сохалинцев: сдержанность их мужчин – притча во языцех.

– Огненный темперамент при внешней холодности – сумасшедший коктейль для женщин. Жаль, что этим могут насладиться только избранные. Сохалинцам возбраняется жениться на иностранках?

– Это не совсем верно, скорее, не рекомендуется. Этнос Сохи – результат слияния двух наций, русской и японской; браки между ними не только разрешены, но и приветствуются, ведь Российская империя вобрала в себя столько народностей! Генофонд Сохи теперь неисчерпаемо разнообразен, нет необходимости в приливе «новой крови»… Но полно, поговорим о вас с Александром. Наверное, ему следует узнать, что ты здесь, рядом.

– Ни в коем случае!

– Почему?

– Потому… потому что мне трудно будет скрыть от него правду. Я жду от него ребенка.

– Т-а-а-к, – почесал подбородок Роберт.

– Поклянись, что не скажешь об этом никому.

– Клянусь. Но, откровенно говоря, мне непонятно, почему ты не хочешь сказать ему о ребенке. Ты не веришь ему?

– Я не стала бы этого делать, даже будь Александр простым смертным. Если бы я была ему хоть чуточку дорога, он мог бы меня найти.

– Говорю же тебе, он делал отчаянные попытки найти тебя. Но никто не знал ни твоего настоящего имени, ни адреса. Вот что, на завтрашний день запланирован большой концерт…

– Знаю, мне предлагали выступить, но я отказалась.

– Напрасно.

– К чему это? Все говорят, принц здесь со своей невестой, Сессил, кажется?

– Это только слухи. Девушка, похоже, не прочь стать его женой, а он сам не очень-то спешит связать себя узами Гименея. Не упрямься, Джейн, покажись на сцене! Спой несколько песен из тех, что напевала нам там, в госпитале. Он может не узнать тебя по внешнему виду, ведь видел он тебя совсем недолго, когда пытался сорвать с глаз повязку. Но твой голос он вспомнит, сразу вспомнит! Вот увидишь!

19

Сняв очки, Бронсон тяжело вздохнул и отложил книгу. В последнее время он пристрастился к чтению, любимым его чтивом были мемуары знаменитостей, историческая литература. Лежа с закрытыми глазами, Билл размышлял: «Да, все в истории повторяется. Почему мы упрямо не хотим это помнить, почему человечество снова и снова наступает на одни и те же грабли? Опыт предыдущих поколений нам не указ! А зря. Опираясь на него, любой неглупый человек может с большей или меньшей вероятностью предсказать будущее страны. У Америки оно вполне очевидно. Согласно историческим закономерностям, вслед за любой революцией следует относительно короткий период анархии, перераспределения собственности. Как только новые хозяева жизни поделят пирог, все и вся будут стремиться к стабильности, наступит полоса устойчивого консерватизма. В цене снова будет все настоящее, здоровое, коренное: хорошее воспитание, основательное образование, благородное происхождение, фамильные драгоценности и прочее в этом же роде».

Бронсон извлек из ящика тумбочки фотографию Джейн, внимательно всмотрелся в изображение…

Сколько раз он подкалывал ее, напоминая об «отнюдь не юном возрасте». Сам-то он знал, что с годами Джейн будет только хорошеть. Небольшие пометки времени с помощью современных, доступных теперь и американцам средств дают возможность не только сберечь красоту до конца своих дней, но и приумножить ее.

Налив в стакан виски, Билл нетерпеливо выпил содержимое в два глотка. Поток мыслей заметно убыстрился: «Из абстрактных исторических аналогий можно извлечь весьма конкретные дивиденды: завести дружбу с нужными людьми, грамотно вложить сбережения, выгодно жениться – вообще, рационально спланировать свою жизнь.

Джейн… Она подобна драгоценному камню из старых сокровищниц. Этот бриллиант слегка запорошен пылью, он не имеет достойной огранки, но стоит его слегка протереть… Блеск его граней способен украсить жизнь любого человека, он заставит с уважением относиться к обладателю такого сокровища».

Билл хотел глотнуть из бутылки, но вовремя остановился: свою норму алкоголя на сегодня он выпил, а к своему здоровью Билл относился трепетно. Досадливо крякнув, он снова завалился на диван, думы о Джейн не покидали его.

До сих пор все его старания пропадали даром: девушка умела охладить его пыл острым словцом, насмешливым взглядом. Но Бронсон верил, что придет и его время! Он видел: Джейн заболевает от окружающего хамства, бедности, безысходности.

«Надолго ее не хватит. Должна же она понять, что шансы выйти замуж за нувориша или сделать карьеру суперзвезды с каждым годом уменьшаются. Волей-неволей девочка смирится с окружающими реалиями! Мое время не за горами, главное, не упустить его!»

В дверь постучали, послышался голос Джейн. Билл торопливо запрятал фотографию под подушку, пригладил волосы и недовольным голосом сказал:

– Входи.

Джейн была в каком-то новом платье, выглядела она чертовски привлекательно!

Глядя куда-то поверх головы шефа, Джейн предложила:

– Я подумала и решила, что ты прав: на этом концерте стоит выступить.

– Это наш единственный шанс, пойми, детка! – встрепенулся Билл. – Нужно немедленно привести тебя в порядок. Ты что-то бледновата, вон морщинки у рта. Немедленно маску, массаж… что там в вашем арсенале. Сейчас я позову массажистку и парикмахера.

Бронсон уже больше часа вертелся около Джейн. Добиваясь только ему видимой степени «платиновости» волос актрисы, он изводил стилиста упреками:

– Что это за фуфло? Почему ты не приобрела нормальную краску, а пользуешься этой дрянью, дешевой американской подделкой?! Неужели я и за этим должен следить?!

Покрасневшая, как вареный рак, мастерица попыталась что-то ответить.

Отмахнувшись от нее, Бронсон раскрыл створки шкафа и начал перебирать гардероб Джейн. Для выступления было выбрано красное декольтированное платье. Джейн хотела возразить, но Билл так взглянул на нее, что она умолкла.

– Не забудь нацепить лучшие побрякушки: на сегодняшней вечеринке будет принц со своим двором, а значит, в зале будет вся эта братия репортеров. Надо, чтобы тебя заметили, – Билл говорил холодным деловитым тоном.

– Хорошо, если Александр пригласит тебя потанцевать… – перебирая драгоценности, проговорила Келли. – Но это вряд ли: он танцует только с этой дылдой Сессил. Правда, я слышала, что эта девица – всего лишь ширма для соблюдения приличий. Говорят, что принц на дух не выносит женщин и ни с кем не спит.

– Видали мы таких чистюль, – грязно усмехнулся Билл. – Как же! Ангел с крылышками! А на деле окажется, что он выписывает себе во дворец дешевых потаскух или спит со своим тренером по теннису.

Джейн только поморщилась.

Окинув ее взглядом, Бронсон резким тоном заявил:

– Чтобы к девяти часам ты была в полном порядке! До твоего выступления мы с тобой вряд ли увидимся.

И уже в дверях бросил через плечо:

– Я загляну к тебе в каюту после концерта, не вздумай запираться!

Бронсон вышел из каюты, чувствуя себя победителем. Поспешившая за ним Келли не преминула отметить:

– Бедняжка Джейн, мне ее даже жалко: она ненавидит это красное платье. Наверняка спит и видит, как режет его в лапшу! Видел, как она сверкнула своими глазищами?!

Бронсон молча кивнул головой. Он был чрезвычайно взвинчен, но доволен: ему удалось вывести из равновесия Джейн, разозлить ее. Это уже кое-что: если от любви до ненависти один шаг, то возможно и обратное.

– В этом платье Джейн так аппетитна! Я уверен, ее заметят, запомнят, захотят связаться с ней, то есть со мной, – рассеянно бросил он.

Келли что-то возразила, но Билл не услышал: перед глазами, как застывшая картина, стоял образ Джейн. Осунувшееся бледное лицо, вымученная улыбка, устремленный внутрь себя взгляд… О чем она думает, чего хочет, к чему стремится? Ему никогда не узнать этого, даже стань она трижды миссис Бронсон. На душе стало горько до слез. Он обожал и восхищался Джейн, порой ненавидел и боялся ее… он ее боготворил!

20

Работа над фильмом шла без сучка и задоринки. Декораторам не пришлось много менять в тщательно продуманном интерьере корабля. Небольшие изменения, привнесенные ими, придали лишь больше шика и респектабельности.

По условиям договора состав артистов и всей съемочной группы был наполовину американским, наполовину русским. Поначалу киношники были настроены весьма настороженно по отношению друг к другу. Потом появилась заинтересованность, вслед за этим – искреннее уважение. Художники и стилисты из группы Рейна без конца удивлялись высокому профессионализму своих русских коллег.

Очень скоро между ними воцарилась атмосфера искреннего товарищества. Невольное соперничество не портило их отношений, но лишь подстегивало фантазию обеих сторон. Вместе радовались интересным находкам, так же откровенно говорили о неудачных решениях.

Художники работали не покладая рук. Мэг тоже не теряла времени зря. Вскоре появилась возможность открыть целую выставку картин.

Друзья уже больше часа ходили по просторному холлу, рассматривая новые работы художников, в том числе и непрофессиональных. Работы Мэг располагались в конце зала.

– Ого, сколько ты наработала!

– Впервые видим твои последние работы собранными вместе! – радовались подруги.

– Да, они как-то быстро разошлись, зачастую работы забирались даже не совсем законченными, прямо с мольберта, – шутливо сетовала Мэген. – Впрочем, глядя на них, в лишний раз убеждаюсь: в незаконченности, недосказанности полотен есть какое-то особое очарование.

– Не кажется ли вам, что картины, обретя своего хозяина, немного изменились, словно приспособились к его собственному видению? – высказал предположение Михаил.

– Почему нет? – пожала плечами Мэген. – Все вы – люди яркие, творческие, чуткие к искусству. Каждый из вас выбрал ту картину, которая в наибольшей степени подходит, соответствует вашей индивидуальности. С полным правом можно сказать: вы стали соавторами моих работ.

– В искусстве это вполне распространенное явление, – заметил Ральф. – Недаром многие музыканты, артисты, певцы утверждают, что удачное выступление – всегда результат совместной работы артистов и талантливых зрителей, и называют этот феномен сотворчеством…

После просмотра картин Михаил предложил:

– Ну что, до обеда еще час; может, выйдем на палубу, подышим свежим воздухом?

– Пойдем, пойдем, если подумать, нам осталось не так много времени, чтобы налюбоваться этой красотой, – поддержала его Мэг. – Кто знает, получится ли у нас когда-нибудь еще оказаться в этих краях?!

Некоторое время друзья молча любовались раскинувшимся перед ними простором. Они почти физически ощущали нисходящие с неба потоки некой благодатной силы.

– Удивительно, но при кажущемся однообразии пейзажа он всегда воспринимается по-разному, он всегда неповторим! – с восхищением произнесла Мэг.

– В твоих картинах прочувствована, схвачена эта Божественная неповторимость момента, – сделал ей комплимент главный оператор фильма Эд Вартек.

– Ну что такого в этих льдах? Почему Север так влечет к себе людей, делает их навечно своими данниками, стремящимися снова и снова увидеть и ощутить это «белое безмолвие»? – в тысячный раз вопрошал Михаил. Величественная красота будоражила его воображение. Он ни на минуту не расставался с ручкой и блокнотом: в голове постоянно зарождались новые идеи, способные украсить, обогатить сценарий.

– По-видимому, людей привлекает не только статичная красота Севера, но и нечто другое, ощущаемое не только зрительно, но и каждой клеткой тела, – особая энергетика, гармонизирующая пространство вокруг и внутри самого человека, – предположила Кейт.

– Север позволяет понять, насколько иллюзорно представление людей о собственной силе, о подчинении себе природы, – высказал свое мнение Дэн.

– Согласен, – кивнул головой Эд. – Похоже, человек еще не осознал своего истинного места на Земле.

– Мы лишь гости на этой планете, – подхватила Элси. – Нам дали возможность с комфортом пожить здесь, но в любой момент хозяйка может выразить недовольство поведением своих гостей или вовсе заставить покинуть этот дом.

Ральф молча закивал головой. Все последнее время он пребывал в состоянии творческой лихорадки. Ральф Бонеман сразу же принял предложение написать музыку к новой картине: работать в одной компании с такими людьми – сплошное удовольствие, но он не мог предположить, что путешествие и сам сюжет фильма захватят его до такой степени! Музыкальные темы толпились в голове, он едва успевал продумать и записать одну тему, а уже рождалась другая.

Новые впечатления складывались в яркие музыкальные образы, где-то внутри тихо начинала звучать музыка севера. Ральф понимал, что намечается нечто новое, отдельное от фильма, более значительное. Пока же ему виделись только общие очертания музыкального полотна. Его охватило непреодолимое желание сейчас же приступить к работе.

– До вечера, – махнул он рукой. – Надеюсь, принесу что-то новенькое.

– До вечера, – ответили ему друзья.

С первых дней путешествия вечерние посиделки с чаепитием стали неотъемлемой частью жизни на корабле. Как правило, собирались в каюте Маргарет и Дэна: им были предоставлены самые обширные апартаменты.

Образовалось нечто вроде чайного клуба, хозяевами которого стали Мэген и Дэн. Постоянным посетителям клуба даже выдавалась членская карта, дающая право без приглашения приходить на вечеринки. Кроме того, на чаепития всегда приглашался кто-нибудь из гостей. Совместные беседы приносили ни с чем не сравнимое удовольствие.

Художники приносили эскизы декораций, рисунки с натуры, музыканты проигрывали новые фрагменты будущего фильма… Здесь все понимали, что дружеское общение – это самая большая роскошь, и заранее огорчались неизбежности расставания.

Сегодняшнее чаепитие было, как никогда, коротким, потому что всем не терпелось услышать русского ученого: его выступление назначено на восемь вечера.