Текст книги "Виктор Петрович Астафьев. Первый период творчества (1951–1969)"

25. В. П. Астафьев как критик (первый период творчества)

Представленная публицистика относится к пермскому периоду творчества В. П. Астафьева 60-х гг. Уже здесь ясно обозначились взгляды писателя на ряд ключевых для него тем и проблем.

Ключевой темой очерков и эссе Астафьева является литература. В различных вариациях она встречается в большинстве публицистических выступлений писателя. Литература для него – дело жизни. Отсюда напряженность, полемичность, резкость стиля Астафьева. Предназначение литературы – раскрывать правду и красоту человека, мира, природы. В эссе «Нет, алмазы на дороге не валяются» (1962; Нет, алмазы на дороге не валяются // Посох памяти: сб. М.: Современник, 1980. С. 34–50) он сравнивает труд писателя с работой драги: «.. надо работать, много работать, копаться в самом главном русле жизни, а не рыскать около берегов. Туда алмазы заносит редко. Они тяжелы. Их несет сильным стрежневым потоком, и добраться до него нелегко!»

Настоящий писатель не должен бояться правды, даже если она трагическая, несущая боль, ставящая сложные вопросы. Астафьев не принимает «туристов» в литературе; писателей, которые смотрят на жизнь со стороны. Для него истинные таланты зачастую сами прошли тяжелую школу жизни: писатели-фронтовики (Константин Воробьев в эссе «Яростно и ярко» // Посох памяти. 1965. С. 254–257), поэт и учитель Астафьева Игнатий Рождественский (Родной голос // Собрание сочинений: в 15 т. Т. 12. С. 49–60). В этом ряду и сам Астафьев. В своих публикациях он постоянно обращается к личному жизненному опыту, рассказывая о нелегком детстве в Игарке, о войне, о послевоенном времени.

Настоящая литература всегда обращена к сложности жизни. Она не должна бояться ставить «проклятые» вопросы, отворачиваться от противоречий, неудобных тем: «.. современный писатель обязан проникнуть в глубь явления, зайти на него со всех сторон и семь раз отмерить, а потом уж отрезать» (О любимом жанре // Посох памяти. 1967. С. 51–61). Пороки современной литературы Астафьеву видятся в «упрощении», подражательстве, литературщине.

Высшим признанием для писателя становится любовь к его произведениям народа-труженика. Это также говорит о том, что верность жизни – главный критерий ценности литературы. Так, Астафьев с трепетом и гордостью вспоминает письмо дочери героя его рассказа «Сибиряк» Валентины Савинцевой (Письмо дочери погибшего друга // Собрание сочинений: в 15 т. Т. 12. С. 187–190). Благодарность Валентины за рассказ об отце-фронтовике, который читали всей деревней, – «счастье» для писателя. Другой пример – стихотворение Алексея Кольцова «Горькая доля» (1837), ставшее народной песней. Астафьев вспоминает, как вечерами его бабушка и родня пели эту печальную песню и «часто плакали в конце» (Соловьем залетным. О Кольцове // Собрание сочинений: в 15 т. Т. 12. С. 473–474).

Сам творец, по Астафьеву, тоже должен быть близок людям, соединять в себе простоту и талант. Такими предстают герои очерков Астафьева: актер кино Петр Глебов (На всю жизнь // Посох памяти. 1968. С. 129–132), актер Пермского драматического театра Вячеслав Расцветаев (Просто и впечатляюще // Посох памяти. 1967. С. 140–141), иллюстратор первого издания «Последнего поклона» художник Алексей Мотовилов (Русская мелодия // Собрание сочинений: в 15 т. Т. 12. С. 325–327).

Кроме литературы, в публицистических материалах 60-х гг. развивается важная для всего творчества Астафьева тема войны. Очевидна позиция писателя в трактовке этой темы: Астафьев выступает против романтизации и фальшивой героизации войны. Как пишет Астафьев в эссе «Нет, алмазы на дороге не валяются», «…вся война состоит из непостижимо тяжелой работы, порой непосильной, такой непосильной, что в другое время ее и не одолеть бы. Под выстрелами же и разрывами поднимешь и непосильный груз. И солдат был в этой работе всечасно…».

Уже в этих эссе и очерках Астафьев ставит вопрос о цене победы. Особенно трагически эта тема звучит в эссе о Константине Воробьеве, где Астафьев обращается к «отверженной» критикой повести «Крик». Он высоко ценит смелость писателя-фронтовика, показавшего на страницах повести «судорожный бой в нелепом одиночестве под Москвой» роты кремлевских курсантов. Очевидно, что опыт войны стал определяющим в жизни и самого Астафьева: «Мы увезли с фронта не только груз потерь и утрат, тяжесть гнетущих окопных воспоминаний, а также и память о тех несправедливостях, которые не раз обрушивались прежде всего на солдатские головы, память о бесполезных потерях и тех лишениях, что переносили мы из-за чьего-то нерадения, равнодушия, а порой и преступного отношения к делам и нуждам фронта» («Нет, алмазы на дороге не валяются»).

Еще одна ключевая тема Астафьева – Сибирь. Сибирь – это, прежде всего, родина писателя. Отсюда и особое отношение к Сибири и сибирякам. Сибирь противопоставлена столичным городам. Это пространство настоящей жизни. Суровая и вместе с тем прекрасная земля сформировала особые черты характера сибиряков: «А уж чего-чего, но пустозвонства, словолейства, самолюбования сибиряки терпеть не могут <…>. Вот потому-то, наверное, и любят в Сибири сдержанные, без броской красивости <…> стихи Игнатия Рождественского» («Родной голос»).

Стоит отметить еще одну характерную для Астафьева черту – его несоответствие образу советского писателя. Астафьеву чужда навязываемая литературе тематика, идеологичность, штампы и стереотипы соцреалистической литературы. Показателен в этом плане резкий ответ Астафьева на вопрос читателей о том, почему в современной литературе нет Павки Корчагина (идеального героя соцреалистическо-го романа): «„Возможен ли нынче герой, подобный Павке Корчагину?“ – На мой взгляд, невозможен и, более того, не нужен» (Беседы о жизни // Собрание сочинений: в 15 т. Т. 12. С. 76–82). Не случайно Астафьев упоминает в ряду ориентиров для современных писателей опальных классиков – Бунина и Платонова. Свое время Астафьев называет «трагическим», «сложным», и надежду на будущее поддерживает не вера в «светлое будущее», а нравственные качества людей и вечные ценности русской литературы.

26. В. П. Астафьев как очеркист (начало творческой деятельности)

С 1951 по 1955 г. Виктор Петрович Астафьев жил в уральском городе Чусовом (Пермская область) и работал в местной газете «Чусовской рабочий». За это время им было создано более сотни корреспонденций в разных жанрах: статей, фельетонов, очерков, зарисовок, репортажей. Некоторые из них подписаны настоящим авторским именем, некоторые – псевдонимом В. Саянский.

События, о которых идет речь в этих публикациях, происходят в Чусовом и в его окрестностях: в близлежащих поселках, на лесопункте, на железнодорожных станциях и проч. Персонажами очерков и статей становились реальные люди, имена которых упоминаются в названиях: «Составитель Иван Игнашкин» (Чусовской рабочий. 1951.7 мая), «Впереди – смена Одинцова» (Чусовской рабочий. 1951.6 апр.), «По методу Щебликина» (Чусовской рабочий. 1952.12 янв.).

Тематика первых астафьевских текстов разнообразна и всегда связана с местным материалом. Спустя много лет, будучи уже известным писателем и живя в Красноярске, Виктор Петрович вспоминал: «Город Чусовой всегда отличался не только склонностью к пьянству, дракам и поножовщине, но и потребностью в созидательном труде на предприятиях металлургии, столь загазованных и вредных, что никакой безыдейный необразованный капиталистический труженик не стал бы на них работать, разнес бы в прах канцелярии заводские» (Город непризнанных гениев // Чусовской рабочий. 1998. 7 февр.). В 1950-е гг. Астафьев, по его собственному признанию, вынужден был изображать Чусовой в соответствии с идеологической установкой «Не верь глазам своим, а верь партийной совести» – как среднестатистический советский город, пусть не образцово-показательный, но и не самый отсталый.

На первом плане в его статьях и заметках – трудовые будни и подвиги жителей Чусового: «На дорожных трассах» (Чусовской рабочий. 1951.13 июня), «Стахановская вахта» (Чусовской рабочий. 1951.12 дек.), важные общественные мероприятия: выборы депутатов – «За почетную старость» (Чусовской рабочий. 1951.18 дек.), собрание медработников – «Без должной

принципиальности» (Чусовской рабочий. 1952.30 июля), «Смотр стенной печати чусовских железнодорожников» (Чусовской рабочий. 1951.23 мая), биографии интересных людей: «Простой советский человек» – о докторе Лидии Григорьевне Чватовой (Чусовской рабочий. 1953. 31 мая), «Земляки» – о Сергее Васильевиче Боярских (Чусовской рабочий. 1953.9 мая), слесаре электродепо, «Человек будет жить!» (Чусовской рабочий. 1952. 26 окт.) – о легендарном хирурге Александре Алексеевиче Колчанове, «Хозяин участка» (Чусовской рабочий. 1951. 5 авг.) – о путеобходчике Семене Михайловиче Желтовских, необычные происшествия, привлекшие внимание горожан (Небувайло свирепствует: фельетон // Чусовской рабочий. 1954. 7 июля; Большая помощь // Чусовской рабочий. 1954.13 июля; Шефы-странники: фельетон // Чусовской рабочий. 1954.3 февр.).

В соответствии с требованиями газетного жанра первые астафьевские тексты строятся на конкретных фактах и точной статистике. Авторская позиция выражается прямо и четко. Например: «<…> на некоторых предприятиях Чусовского отделения дороги работа стенной печати не поставлена на должную высоту, парторганизации недостаточно занимаются стенными газетами, а кое-где совсем не интересуются ими» («Смотр стенной печати чусовских железнодорожников»). Или: «Дороги в районе станции Чусовской нуждаются в ремонте, улицы в железнодорожных поселках неблагоустроенны, но руководителей Чусовского железнодорожного узла и политотдел это мало беспокоит. Они, очевидно, надеются, что кто-то приедет и наведет у них порядок. Самим нужно браться за дело, товарищи железнодорожники!» («На дорожных трассах»). Или: «Ребята уверенно вступают в новую жизнь. Перед ними много увлекательного и интересного. Они будут постепенно подниматься по лесенке знаний, все понятнее и шире будет для них окружающий мир. Желаем счастья и успеха, дорогие ребята!» (Начало… // Чусовской рабочий. 1951. 2 сент.).

Основные типы пафоса, встречающиеся в астафьевских статьях, романтический, героический и сатирический. Как правило, романтика и героика выходят на первый план там, где речь идет о рядовых тружениках и «передовиках производства» («Впереди – смена Одинцова», «По методу Щебликина», «Простой советский человек»), а сатира – в публикациях о недобросовестности начальства (Шефы-странники: фельетон // Чусовской рабочий. 1954. 3 февр.; Небувайло свирепствует: фельетон).

Критика и осуждение всегда адресны – автор не просто «бичует» недостатки, он называет виновников по именам: «Политодтдел во главе с товарищем Быковым ничего не предпринимает по организации воскресников по благоустройству дорог <…>. Секретарь парторганизации электродепо тов. Зеленовский так и заявил: „Политотдел никаких указаний не давал“» («На дорожных трассах»).

Язык ранних публикаций Астафьева еще мало оригинален. В них часто встречается профессиональная лексика, поскольку речь идет, как правило, о представителях узких специальностей: путеобходчиках, сцепщиках, машинистах, стрелочниках, раскряжевщиках, лебедчиках и др. Кроме того, речь автора изобилует советскими газетными штампами: «дело поставлено неудовлетворительно» (Больше внимания ремонту или использованию механизмов // Чусовской рабочий. 1953. 19 июня); «коллектив <…> трудится четко и слаженно» («По методу Щебликина»); «Окруженный заботой и вниманием вдохновенно трудится советский народ, строя коммунизм» (За почетную старость // Чусовской рабочий. 1951. 18 дек.); «Забота партии и правительства об отличном обслуживании советских людей помогла железнодорожникам ликвидировать недостатки в обслуживании пассажиров» (Дела и нужды коллектива Чусовского вокзала // Чусовский рабочий. 1953. 30 авг.).

Однако отдельные пассажи (в основном лирические вступления описательного характера) уже напоминают зрелого Астафьева – особым взглядом на мир, который высказывается в неожиданно «живых», нештампованных сравнениях и эпитетах, в подчеркнутом внимании к мелким деталям: «Когда молодой рабочий Игнаткин работал первую смену на станции сцепщиком, то ему этот беспрестанный шум и грохот казались невообразимым хаосом. Сразу гудят несколько паровозов, и всяк свое, где тут разберешь голос своего паровоза и что обозначают эти мудреные трели? А паровоз, подчиняясь взмахам флажков стрелочников и составителей, деловито суетился на станционных путях: то вытягивал вперед вагоны, то разбрасывал их по одному, по два на разные пути, потом собирал их воедино, и они выстраивались, как солдаты в строю» («Составитель Иван Игнашкин»).

Позднее сам В. П. Астафьев отмечал, что «в саже, в копоти и в дыму» «заштатного городишки Чусового» он «завелся» как писатель. «Этот городок с крупной узловой станцией, стоящей среди великолепной природы при впадении в реку Чусовую двух красавец-сестер, рек Вильвы и Усьвы, где когда-то водилась рыба в изобилии и можно было пить из них воду, всегда отличало какое-то старомодное чувство бескорыстности, дружества и преданности друг другу – попавшего в беду на реке, в тайге человека здесь никто и никогда не бросал, сосед соседа почитал, здесь я впервые услышал местную поговорку „Не живи сусеками, а живи с соседями» («Город непризнанных гениев»). Именно здесь Астафьев, по его словам, впервые столкнулся с творческим коллективом, который «как ни пытались сделать подъяремным, партийным тяглом, вывертывался из гужей и порой норовил ускакать в число поле» (Чусовской рабочий – больная любовь моя // Чусовской рабочий. 1995. 30 июня).

27. «В страдную пору», рассказ

«В страдную пору» – один из ранних и редко издаваемых рассказов В. П. Астафьева. Впервые был опубликован в 1960 г. в сборнике «Стародуб» (В страдную пору // Стародуб: повесть и рассказы. Пермь: Пермское книжное изд-во, 1960). В дальнейшем рассказ был включен в собрание сочинений в 15 т. (Астафьев В. П. В страдную пору// Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997. Т. 1: Рассказы. Тают снега: роман. С. 189–203).

В названии рассказа В. П. Астафьев использовал устаревшее слово страда – это напряженная летняя работа в период косьбы, уборки урожая. Страдная пора символизирует время, когда каждый работает на пределе своих возможностей. В это время никто ни о чем другом не думает, никто ничего другого не делает. От этого периода зависит, сможет ли большое колхозное хозяйство пережить зиму.

Жанровая особенность произведения – случай из жизни. Повествование ведется от лица автора, который рассказывает о жизни простого сельского мужика Николая.

Координатор художественного пространства рассказа – трактор. Он является символом сельской жизни, незаменимой техникой при уборке урожая с полей. С работой тракториста в колхозе связана жизнь главного героя Николая до переезда в город и встречи с Зинаидой. Это дело, которое он любил и знал до мельчайших деталей. Работа на тракторе раскрепощала Николая, делала его внутренне свободным, заставляла его петь в буквальном и переносном смысле. К такой жизни он прикипел всей душой и подсознательно стремился к ней вернуться.

Художественное время в произведении – послевоенные годы. Оно не линейно: в фабуле наблюдаются вставки, отсылающие читателя к предыдущим событиям из жизни героев рассказа, которые позволяют более полно раскрыть их характеры и понять мотивы их поступков.

Главные герои – Николай, Зинаида (Зина) и тетка Васса. Николай – бывший рабочий машинно-тракторной станции. Человек, всем сердцем любящий родное село и деревенскую жизнь. Зинаида – невеста Николая, бухгалтер и городской житель, привыкшая к достатку и статусу в обществе. Тетка Васса – крестная Николая, которая взяла его на воспитание после гибели родителей.

Сюжет рассказа заключается в следующем: Николай со своей спутницей, приезжает в сельскую местность, в места, где он провел свое детство и юность. Все радует глаз и слух главного героя: уши улавливали привычное тарахтение, а глаза забегали вперед, туда, за картофельное поле, за щетинистый перелесок, к Сычевке. Однако возращение в родные места Николая ни в коей мере не радовало его подругу Зинаиду. Главный герой выступает для нее не в роли любимого человека и спутника жизни, а в роли последнего шанса выйти замуж, выпавшего уже немолодой женщине: шла она с таким видом, точно хотела сказать: убирать картофель приехала только потому, что так нужно. Николай решает проведать свою тетку Вассу, у которой, по слухам, очень ухудшилось здоровье за последнее время. В дом к тетке Николай идет вместе с Зиной. При всем радушии Вассы в доме у тети Зине некомфортно: она чувствовала себя здесь чужой, ей было неловко и скучно. Не перенеся мысли о том, что, выйдя замуж за Николая, она породнится с его крестной, станет сельчанкой и будет жить в небогатом доме, Зинаида сбегает: К крестной в деревню? Вот ты куда меня тянешь! Что же ты мне, друг любезный, прикажешь бросить место в городе, размотать барахлишко, мать побоку – и все это ради старой избенки да тетушки твоей?

В данном произведении В. П. Астафьева прослеживаются мотивы: жизненного пути главного героя Николая; быта сельского человека, характерные для многих произведений писателя: Сентябрь! Бабье лето! Время; полное забот, трудов и осенних радостей, время уборки урожая; любви и почитания родного человека: Не поверишь – крестная да дом свой последнее время снятся… Это у меня единственная родня на свете, с десяти лет воспитывался у нее.

Идея произведения в красоте жизни на селе, любви к малой родине человека широкой души и открытого сердца: С поля к реке спускался трактор, кренясь на правый бок. «Тимошкин трактор», – узнал Николай. Ветер ударил в лицо, Николай протер глаза рукавом косоворотки, а когда оглянулся, машин уже не было, только перепаханное поле с островками картофельных куч виднелось вдали. Трещал трактор уже за яром на косе, радио выплескивало музыку на притухшую деревню.

См.: «Стародуб», сборник.

28. «Васюткино озеро», рассказ

Рассказ был опубликован в 1955 г. в сборнике «Огоньки» (Астафьев В. П. Васюткино озеро // Огоньки: сб. Молотов: Книжное изд-во, 1955). Неоднократно переиздавался. Включен в 15-томное собрание сочинений (Астафьев В. П. Васюткино озеро // Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997. Т. 1: Рассказы. Тают снега: роман. С. 111–128). Переведен на коми-пермяцкий (1963) и молдавский (1978) языки.

Рассказ автобиографичен: «Летом я заблудился в заполярной тайге между станками Карасино и Полорем… я поблуждал по страшному Заполярью и уцелел и свое сочинение так бесхитростно, прямолинейно назвал: „Жив!“ (В. П. Астафьев. Поводя итоги // Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997. Т. 1. С. 20–21). Однако повествование в нем ведется от третьего лица, хотя чаще всего в автобиографических произведениях употребляется первое лицо. Выбор писателя определяется художественной задачей. По мнению А. Б. Есина, употребление третьего лица «дает автору большую свободу в ведении рассказа… это как бы эстетически нейтральная сама по себе форма, которая может быть применена в разных целях» (Есин А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: учеб, пособие. М., 1998. С. 122). В рассказе «Васюткино озеро» автору, с одной стороны, необходимо дистанцироваться от своего героя, чтобы разграничить повествователя и персонажа, с другой – это помогает придать персонажу обобщенные, типологические черты. Герой рассказа, тринадцатилетний мальчик Васютка, один из многих жителей тайги. В рассказе он окружен родственными связями: мать, отец, дед работают в рыболовецкой таежной бригаде. Поэтому он воспринимается как человек, вобравший в себя опыт многих поколений своих предков, являющийся наследником традиционного уклада их жизни.

Картина мира таежного человека складывается из той информации, которую сообщает повествователь, из прямой и несобственно-прямой речи других героев, особенно Васютки, а также реализуется в выборе художественных средств.

Повествователь в рассказе хорошо знаком с законами тайги, знает людей. Он размышляет об их жизни, делится с читателем наблюдениями, делает философские обобщения. В некоторых случаях его голос отражает восприятие рыбаков. Говоря о том, что жизнь их полностью зависит от погоды, сезона, повествователь смотрит на мир их глазами (частые осенние дожди вспучили реку, холодная изморось, темные волны на реке нагоняли тоску). В других случаях он наблюдает за ними со стороны, и в этих наблюдениях представлено его отношение – симпатия, сочувствие, иногда ирония: рыбаки приуныли, рассолодели от безделья, шутить перестали; но подул с юга теплый ветер и точно разгладил лица людей. Он отмечает такие черты, как азарт, лихость… трудовое веселье… которое так и рвется наружу. Немаловажную роль в портрете героев играет любовь к слову. Несмотря на тяжелый дневной труд, они до ночи рассказывали были и небылицы; результат же их словесной деятельности – толстый слой ореховой скорлупы на полу. В эпизоде, когда Васютка идет по тайге знакомой дорогой, думая о затесях, повествователь отмечает его «склонность к пространным рассуждениям, как у всякого таежника»; делает обобщения: Трепет перед драгоценным припасом (так называют сибирские охотники порох и дробь) крепко вбит в сибиряков отроду.

Чтобы читатель мог проникнуть в мир персонажей, повествователь вводит особую лексику. Это названия рыб (ерши, пескари, омуль, стерлядь, осетр, таймень, налим, которого в шутку называют «поселенец», щука, сорога, окунь, пелядь, чир, сиг); названия птиц (утки, утки-свиязи, кулики, куропатки, кедровка, желна, синички, сойка, гагара); названия орудий труда (снасть: паромы, переметы, невода, плавные сети, спаренные сети – паромы, якорницы, лодки, боты); названия действий (чинили невода, конопатили лодки, вязали, смолили).

Из речи персонажей выявляются ценностные ориентации героев. Жизнь рыбаков зависит от случая, удачи: «Нету нам нынче фарту», – ворчал Васюткин дедушка.

Основные заповеди таежной жизни автор воплощает в речи матери Васютки. Здесь В. П. Астафьев отходит от реальных событий своей жизни (известно, что мать писателя погибла, когда ему было семь лет). Для писателя мать – хранительница традиций, в ней воплощаются мудрость и опыт, непоколебимость таежных законов: Ты от затесей далеко не отходи – сгинешь; Хлеба взял ли с собой?; Спокон веку так заведено, мал еще таежные законы переиначивать. Ее слова воспринимаются Васюткой как непреложная истина: Тут уж с матерью не поспоришь. Таков старинный порядок: идешь в лес – бери еду, бери спички.

Наиболее остро и драматично восприятие мира персонажа раскрывается в сценах, описывающих блуждания

Васютки в лесу. Поскольку его речь в это время не ориентирована на собеседника, прямая и несобственно-прямая речь сливаются в один монолог. Наблюдается разная тональность в частях, где дается описание внутреннего состояния героя до и после того, как он заблудился в лесу. Представление о чувствах мальчика читатель получает не только из авторских описаний, но и при соотнесении его внешней и внутренней речи во время блужданий.

В начале его похода в лес несобственно-прямая речь свидетельствует о том, что герой всего лишь озорной ребенок (поспешил исчезнуть с глаз матери, а то еще придерется к чему-нибудь). В эпизоде встречи с кедровкой используются слова из лексикона Васютки: ему уже не раз драли уши за попусту сожженные патроны; птица орала во все горло; Васютка не любил этих нахальных птиц досадно было парню, что не может он долбануть птицу.

Причиной того, что мальчик заблудился в лесу, стала охота на глухаря. Она полностью захватила героя, вызвала азарт, заставила его потерять осторожность. В его радости победы смешаны и прагматическое отношение к добыче (Килограммов пять будет, а то и полпуда), и эстетическое (Васютка с довольной улыбкой гладил глухаря, любуясь черными с голубоватым отливом перьями).

Во время блужданий по тайге внутреннее состояние Васютки изображается с помощью сопоставления прямой и несобственно-прямой речи. В конструкциях с прямой речью используются обращения, глаголы повелительного наклонения, направленные на себя. Герой пытается заглушить чувство страха, сохранить присутствие духа: Ладно, не робей. Найдем избушку. На юг надо идти… Ну вот, все в порядке, а ты, чудак, боялся!.. Шагом арш! Эть, два! Внутреннее напряжение в прямой речи Васютки передается также короткими предложениями, как бы отражающими учащенное сердцебиение: Найдем избушку. Надо идти в одну сторону. На юг надо идти… В авторской (несобственно-прямой) речи находит выражение истинное состояние героя: С замирающим сердцем бежал он к дереву; Тук-тук-тук, Тук-тук-тук… – билось сердце; Между деревьями зашарахались тени…

Особенность восприятия мира героем рассказа заключается в метафорическом характере его мышления. Это находит отражение в использовании художественных средств в рассказе. Метафоры и сравнения показывают образ мыслей героя: Лесные тропинки извилистые, что морщинки на лбу дедушки Афанасия; Шишки… напоминали комочки сотов; в отверстиях шишек, как пчелки, торчали орехи; кедровка… орала во все горло; упрятались выводки смолистых шишек.

Развернутая (скрытая) метафора изображает психологическое состояние героя: Где-то слышалось жужжание. Вот оно замерло и через секунду снова донеслось, как гудение далекого самолета. Васютка нагнулся и увидел у ног своих истлевшую тушку птицы. Опытный охотник – паук – растянул над мертвой птичкой паутину. Паука уже нет – убрался, должно быть, зимовать в какое-нибудь дупло, а ловушку бросил. Попалась в нее сытая, крупная муха-плевок и бьется, бьется, жужжит слабеющими крыльями. Что-то начало беспокоить Васютку при виде беспомощной мухи, влипшей в тенета. И тут его будто стукнуло: да ведь он заблудился!; Голос его пролетел немного над тайгой и упал невесомо – кедровой шишкой в мох.

Важное значение для характеристики картины мира таежного человека имеет антропоцентрический характер его восприятия: Охотники рассказывали, что глухарь, сидя на дереве, с любопытством смотрит вниз, на заливающуюся лаем собаку… а порой и передразнивает ее; Глухарь замер, с любопытством наблюдая эту интересную картину.

Метафорический характер мировосприятия Васютки находит отражение и в пейзажных зарисовках. Пейзаж в рассказе служит для выражения психологического состояния персонажа до и после того, как он заблудился в лесу.

В начале похода в тайгу знакомая дорога, ощущение себя в тайге как в собственном доме, осознание нужности выполняемого им дела (запасти орехов для рыбаков) вызывает воодушевление у Васютки, и это наполняет пейзаж философским смыслом. Здесь возникает тема затесей, глубинный смысл которой особенно дорог В. П. Астафьеву и воплощен в названии цикла рассказов: Весело насвистывая, шел он по тайге, следил за пометками на деревьях и думал о том, что, наверное, всякая таежная дорога начинается с затесей. Сделает человек зарубку на одном дереве, отойдет немного, еще топором тюкнет, потом еще. За этим человеком пойдут другие люди; собьют каблуками мох с валежин, притопчут траву, ягодники, отпечатают следы в грязи – и получится тропинка.

После происшествия описание пейзажа наполняется зловещим смыслом: Деревья ничем не отличались от тех, на которых были сделаны зарубки. Лес стоял неподвижнотихий, в своей унылой задумчивости, такой же редкий, полуголый, сплошь хвойный… Да, лес был такой же. И все же от него веяло чем-то чужим; Тайга, тайга… Без конца и края тянулась она во все стороны, молчаливая, равнодушная… С высоты она казалась огромным, темным морем; ему хотя бы выбраться из лесу, который загораживает свет и давит своей угрюмостью…

Многовековые наблюдения человека над жизнью тайги принимают форму афоризмов, которые выражают его взгляд на мир. В рассказе афоризмы принадлежат главным образом дедушке Афанасию, представителю старшего поколения и хранителю традиционных ценностей: Тайга, наша кормилица, хлипких не любит; Вызвездило – к холоду; Погасла звездочка – значит, жизнь чья-то оборвалась.

Таким образом, с помощью художественных средств автору удается запечатлеть неповторимость жизни своих героев, уникальность их мироощущения.

См.: «Теплый дождь», сборник. «Весенний остров», сборник. «Огоньки», сборник. «След человека», сборник. В. П. Астафьев как детский писатель. «Таежный закон» в ранних произведениях В. П. Астафьева.